В свое время Петр не только взирал, но и строил боевые суда в Голландии и Англии, восхищался мощью их флотов. Своими глазами видел, что приносит морская сила этим державам: прибыли от торговли, открытие и покорение новых земель и народов с их природными ресурсами, даровой рабочей силой. Отсюда и зажиточность населения морских держав по сравнению с Русью…
Нынче наконец-то явно просматривается выход к морям. В Азовском море крепнет морская мощь, ее десяток лет питают верфи Воронежа, Таврова, на Хоп-ре. Вскорости придет срок, можно померяться морской силой с султаном на Черном море. На Балтике, как ни крути, противостоять шведам на море в полную силу станет возможным лет через десяток, не ранее.
В мыслях Петр не раз обращается к воспоминаниям о своем вояже в Европу. Воскрешается в его памяти картина Ост-Индских верфей в Амстердаме, лондонских верфей в Дерпфорде. Там сооружались десятки, сотни судов и все, конечно, за деньги…
В начале осени, с первым листопадом Петр вызвал управителя Олонецкой верфи Федора Салтыкова. Много лет, со времен возвращения Федора из заграницы, опекал Петр одного из лучших кораблестроителей. Ему, Федору, первому в России присвоил царь звание "корабельного мастера". Кроме таланта корабельного строителя, выделялся отменным знанием немецкого, голландского, английского… Потому и остановил свой выбор на нем Петр.
Расспросив о делах на верфи, о здоровье отца, Петр без обиняков объявил:
- Собирайся, поедешь в Европу. Тебе там все знакомо. Высмотри, где, на каких верфях пригоже и подешевле сооружают линейные корабли и фрегаты. За одно вынюхивай, почем стоят готовые суда. Присмотрись в Голландии и Англии, побывай где во Франции и Гамбурге.
Петр испытующе смотрел на Федора Салтыкова. Тот поначалу опешил, но вскоре оправился, и в глазах его заплясали радостные искорки.
- Поедешь скрытно, - продолжал Петр, - по пашпорту датского дворянина на купеческом судне из Архангельска.
В душе Салтыкова вместе с радостью перемешалось чувство горечи: "А как же с любимым делом, строение кораблей?"
Петр словно заглянул ему в душу:
- Отечества для пользы силу морскую будем наверстывать борзо с двух сторон. Та половина не менее важная. Уразумел? По весне возвращайся и токмо ко мне.
Салтыков вздохнул и молча кивнул головой.
- Поспешай, бумаги выправишь у Головкина - и айда на Беломорье, поспевай, Двина бы не встала ранее срока.
1709 год начался беспокойно. Измена Мазепы поколебала зыбкий мир с турками. Великий визирь Али-паша и крымский хан Девлет-Гирей II убеждали султана Ахмеда III немедленно выступить против русского царя.
Крымский хан заверил Карла XII в готовности скакать "черной сакмой" - вековым путем набегов татарской конницы - на Московию. Из стана короля пошла бодрая депеша в Стокгольм: "Мы стоим на пути, по которому татары обычно ходят на Москву. Теперь они пойдут туда с нами". И опять обратился Петр к помощи флота, второй своей верной руке. В феврале он забрал с собой Апраксина, Скляева и Наума Сенявина в Воронеж. Апраксину объяснил причину:
- На Балтике мы нынче прочно укрепились, там потерпит. Надобно султана отвадить от шведских и мазепских замыслов. Слыхал, крымский хан старается Азов воевать и двинуться на Россию.
Откуда генерал-адмиралу Балтийского флота знать о полыхающих зарницах на юге?!
- Не ведаю, господин капитан-командор.
- То-то, теперь будешь знать. Пойдешь со мной к Азову. Примешь подтачало Азовский флот и оборону на суше. Ты у меня теперь единый начальник морской. В подмогу тебе Скляева и Наума по корабельным делам возьмем.
С воронежских стапелей сошел на воду последний корабль, пятидесятипушечный "Ластка". Спустил его строитель Федосей Скляев.
В последние годы он разрывался на части, захватила работа на Невской верфи, но не забывал, наезжал и в Воронеж, где строили корабли по его чертежам. Здесь заменял его частенько старый дружок по Плещееву озеру Михаил Собакин.
- Амба, - распорядился Петр, - отныне в Воронеже строить корабли не будем. Мелководье тут, большим кораблям нет хода. В Таврове, Таганроге соорудим верфи.
Как только окончательно сошел лед, вниз по Дону отправилась флотилия под флагом капитан-командора. 22 апреля Азов приветствовал пушечным выстрелом десятки кораблей под Андреевским флагом.
В тот день, когда войска Карла XII обложили крепость Полтаву, из устья Дона в море вышла флотилия русских кораблей.
На флагманском линейном корабле "Предистина-ция" развевался царский штандарт. Россия впервые демонстрировала морскую мощь на южных рубежах. Заговорили корабельные орудия. Раскаты залпов пушек докатились до Стамбула и Бахчисарая.
Первым из Бахчисарая, запыхавшись, примчался султанский посланник Капычи-паша.
- Великий государь, у нас мир с тобой, зачем
пушки стреляют? - укорял он царя.
- Чтобы жерла орудий плесенью не покрылись, прочищаем их порохом. А што у меня мир с султаном, то верно. В знак доброго расположения к нему я даже корабли свои изничтожаю, смотри. - Петр подмигнул Апраксину.
В Азове около десяти кораблей сгнили до основания и годятся только на дрова. Один из них приготовили для демонстрации, вывели в море и поставили на якорь. Предварительно сняли пушки, убрали мачты, такелаж и все железные поделки, снасти. Осталась одна древесина. На палубах рассыпали тонкими змейками порох.
Апраксин взмахнул шарфом. На палубах забегали матросы, поджигая порох. Задымились деки, в открытые порты повалил дым.
Через неделю прибыл посланник из Стамбула. С ним разговаривали по-другому:
- Клянусь Кораном и пророком Магомедом, что султан в мыслях не имеет воевать с русским государем, - кланяясь Петру, распинался гонец визиря.
- А ты поживи у нас денек-другой, а мы грамоту султану отпишем.
Пока писали грамоту, над морскими просторами гремели пушечные залпы. Апраксин отрабатывал маневры кораблей. Посланец оглох от оружейного грохота и молил поскорее отпустить его в Стамбул.
- Поезжай и передай султану, - напутствовал его перед отъездом Петр, - что ныне царское величество с Портою свято и нерушимо мир содержать будет, ежели султанское величество не начнет войны и не учинит помощи своим войском неприятелям его царского величества.
Посланец с поклоном принял грамоту:
- Великий султан беспременно подтвердит мирные статьи договора с тобой, великий государь.
В самом деле, не прошло и месяца, как в Стамбуле поняли, что у царя есть веские "морские" аргументы для диалога с султаном. Посол Петр Толстой сообщил из турецкой столицы радостную весть:
"Извольте быть безопасны от турок и татар,разве татары какие-нибудь малые сделают воровски. Уповаю, что вор Мазепа не может здесь ничего сделать к своей пользе. Султан наикрепчайшие указы в Крым и протчие подданные орды… дабы ни один за границу не был пропущен".
Все как раз сошлось ко времени. В конце мая Меншиков просил царя срочно прибыть к войскам.
Отдав последние распоряжения Апраксину, царь вызвал Наума Сенявина, Федосея Скляева, Михаила Собакина.
- Нынче я к войску отъезжаю, баталии генеральной со шведами, видимо, не миновать. - Петр испытующе ощупывал взглядом стоявших перед ним моряков. Двадцать лет минуло с тех пор, как он с юных лет познал этих ребят на Плещеевом озере, на кораблях в Балтийском море, бывал с ними в схватках с неприятелем. - Прежде привелось мне с вами бок о бок на морской стезе побывать, опора ваша флотская надежна. Потому поедете со мной. На море един за всех и все за единого.
Бывшие преображенцы просияли, переглянулись. "Не каждому генералу такое слыхать приходится". Наум нашелся- - ответил за всех:
- Чаем, господин капитан-командор, бомбардирские навыки не позабыли, да и шпагою владеть не разучились.
- Спасибо за службу. - Петр подошел, похлопал по плечу каждого, подмигнул Скляеву. - А насчет шпаги, Федосейка, чаю, не позабыл, как Федор Юрьич в Москве отчитывал тебя, годков десять тому назад…
Начало лета 1709 года в Малороссии выдалось обычное для этих мест. Знойная пора еще не наступила, но в полдень пекло нещадно. Изредка, раз в неделю, набегали тучи, гремела гроза, но вскоре небо прояснялось, и солнце вновь вступало в свои права, - палило пуще прежнего.
Для шведской армии, осадившей Полтаву, после суровой зимы, казалось, наступило благодатное время. Тем более, что король с нетерпением ждал помощи: из Крыма - татарской конницы, из Польши - войска своего ставленника короля Лещинского. Однако время шло, как миражи таяли посулы союзников, а стойкость защитников Полтавы возрастала. Двадцать штурмов отразили солдаты полковника Келина за два месяца.
Сразу по прибытии в армию царь собрал военный совет и, открывая его, сказал:
- Полтаве тяжело, ее выручать будем. Но надо шведа проучить генерально, на земле нашей.
Одним из первых высказался фельдмаршал Шереметев:
- Пехоту и кавалерию надобно немедленно переправлять через реку. Соорудить ретраншемент тыльной частью к реке Ворске и чинить диверсию. Ежели шведы сунутся, фланги ихние атаковать из-за реки.
Генерал Яков Брюс вел себя более осторожно:
- Полагаю, спасти Полтаву от капитуляции следует також ретраншементом, посадив в сию земляную крепость пехоту повыше города, на флангах конницу выстроить. Супротив Полтавы оборону занять с редутами. Следует ожидать нападения шведов на сии наши укрепления, после чего их атаковать.
Выступили и другие генералы. Кто-то предлагал выступать без промедления, пока шведы не опомнились, другие поговаривали, не отпустить ли шведов за Днепр.
Петр выслушал всех, поразмышлял, а через два дня прекратил все споры.
- Сия схватка с Карлом - главное дело кампании. Почнем пока разволакивать, потрошить шведов потихоньку, а в то время переправлять наши войска через реку, строить ретраншемент.
Расклад сил оказался на этот раз на стороне русских - сорок тысяч против тридцати тысяч, а пушек в два раза больше, чем у шведов. И шведские пушки к тому же были обречены на молчание: у пушкарей подмочило и так небольшие запасы пороха.
Три недели готовились противники к сражению.
Петр загадал шведам загадку: русские войска соорудили на своих позициях необычные искусные редуты.
За неделю до сражения шведам не повезло. Неугомонного короля подстрелили в ногу казаки. Пришлось ему командовать войсками полулежа на носилках. Но он не унывал, подбадривая накануне битвы своих изголодавшихся солдат:
- Не берите с собой еду, мы будем пировать в русском лагере. Царь приготовил нам много кушанья. - Генералов заранее пригласил на обед в шатре Петра.
Неприятная весть ожидала Петра. Утром 26 июня Шереметев доложил:
- Нынче ночью, государь, к шведам переметнулся один немчин, унтер из Семеновского полка.
Разгневанный Петр выругался:
- Сей паскуда много нового не скажет. Шведы сами не слепые, но нагадить сможет. Где у нас тонко? Рекруты-новобранцы. Вели новгородцам отдать свои мундиры рекрутам, а сами пускай в ихние серые переоденутся. Шведы и напорются на рожон.
Петр верно разгадал умысел изменника. Перебежчика-немца сразу привели к королю.
- Через два дня в русский лагерь придут под крепления.
Карл сосредоточенно рассматривал карту, а унтер продолжал:
- У царя самая слабина полк новобранцев, они одеты в серые мундиры.
Карл вскинул голову: "Здесь прореха русских, а наш успех". Задумавшись, "ходил до полутора часов безгласен, в размышлении, оттого наипаче болезнь в ноге умножилась".
Петр предполагал дать сражение 29 июня. Русская армия еще готовилась к сражению, заканчивая строить редуты, а Карл решил атаковать без промедления. Перед наступлением для ободрения войск короля с обнаженной шпагой пронесли на носилках перед строем.
В полночь 27 июня шведские колонны, рассчитывая застать неприятеля врасплох, двинулись на исходные позиции. Впереди пехота, за ней конница.
Но внезапное нападение не удалось. Еще накануне вечером Петр собрал военный совет, утвердил окончательно ордер предстоящей баталии, назначил место артиллерии. Затем с генералами объехал позиции, осмотрел редуты, подбадривал солдат: "Неприятель вполовину уже побежден, осталось малое - докончить войну".
Первыми заметили шведов передовые пикеты. Пистолетный выстрел поднял тревогу, забили барабаны, солдаты, на ходу одеваясь, разбегались по редутам, пушкари заряжали орудия.
Первый натиск шведов имел некоторый успех, но потом их отбросили, завязались ожесточенные схватки на редутах, сцепилась во встречных атаках кавалерия.
Когда солнце поднялось над лесом, Карл понял, что внезапный удар не удался, русские выстояли. На время бой затих, с обеих сторон на равнину выводили и строили полки для решающей схватки. Обе армии разделяло зеленое поле. В наступившей тишине кричали ротные командиры, фыркали кони.
В последние минуты перед боем Петр объезжал войска.
- Воины! - разносился окрест его громовой голос. - Вот пришел час, который решит судьбу отечества. И так не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру врученное, за отечество… Не должна вас также смущать слава неприятеля, будто бы непобедимого, которой ложь вы сами своими победами над ним неоднократно доказывали… А о Петре ведайте, что ему жизнь его не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и славе для благосостояния вашего!..
Томительное затишье разорвал грохот барабанов, призывно запели трубы. Солнце засияло на штыках и медных наконечниках пик. Две армии быстро сближались, земля сотрясалась от тяжелой, мерной поступи солдат. Когда первые ряды сошлись саженей на двадцать пять, обе стороны вскинули мушкеты, прогремел первый залп, пороховой дым скрыл на время колонны атакующих. В строю русских были и пушки, что сразу дало им перевес. "Первый залп учинен от войска царского величества так сильно, что в неприятельском войске от падших тел на землю и ружья из рук убиенных громкий звук учинился, который внушал, якобы огромные здания рушились".
Гвардия Карла ударила по "серым мундирам" новгородского полка. Но попала впросак. Вместо зеленых рекрутов их встретили стойкие бойцы, завязалась рукопашная. Шведы, правда, немного потеснили полк в центре. Это заметил Петр, пришпорил коня и сам повел в атаку батальон второй линии новгородцев. Шальная пуля прострелила шляпу царя, другую остановил нательный крест, оставив вмятину…
Минуты эти, пожалуй, были решающими. Шведы дрогнули. Полутора часов оказалось достаточно для перелома сражения в пользу русских. Драгуны Мен-шикова погнали неприятельскую конницу, охватили пехоту. Первым начал отходить правый фланг шведов, а за ним покатилась назад вся линия королевских войск.
Не давая опомниться неприятелю, стремительным натиском русская армия обратила в бегство шведов. Бежали стремглав к Днепру, кое-кто переплывал реку. Едва избежал плена раненый Карл со свитой.
На поле сражения осталось более девяти тысяч шведов, девятнадцать тысяч попали в плен. Потери русских оказались в шесть раз меньше.
Перед шатром Петра сложили полторы сотни шведских знамен и штандартов. В плену очутились главнокомандующий фельдмаршал Рейншильд, первый министр граф Пипер, генералитет, около двухсот офицеров, взята королевская казна.
На поле битвы состоялся смотр победителей и торжественный обед для всего войска.
В свой шатер Петр пригласил и шведов. Царь любезно встретил пленных генералов, вернул им шпаги и лукаво проговорил:
- Вчера мой брат Карл просил вас в сей день на обед в шатер мой, и хотя он не сдержал своего слова, но мы сие выполним и потому прошу вас со мной отобедать.
Среди других тостов Петр предложил выпить за здоровье учителей.
- Кто же эти учителя? - спросил Рейншильд.
- Вы, господа шведы, - ответил Петр.
- Хорошо же отблагодарили ученики своих учителей, - горестно усмехнулся фельдмаршал.
Российский генералитет по заслугам, как положено, воздал Петру. "В знак трудов своих, как в сиюпрославленную баталию, так и в прочих воинскихдействиях понесенных, изволили принять чин шаут-бенахта, и то подтвердилось общим всех генералитета, министров, офицеров и солдат поздравлением". Так Петр получил первое адмиральское звание.
В наступающих цепях преображенцев бились и флотские офицеры. Особо отметил царь отвагу раненного в руку Скляева, первым из кораблестроителей получил он морской чин капитана флота.
На другой день после похорон убитых Петр отправил его в Петербург. Не успели остыть пушки после Полтавской битвы, а мысли царя уже были обращены к флоту. Еще зимой в Воронеже вместе с Федо-сеем просиживал он над чертежами нового пятиде-сятичетырехпушечного линейного корабля для Балтики.
- "Мункер" лихо лавирует против ветра. Его пропорций будем придерживаться, - приступая к работе, высказался Петр.
- Думку таю, Петр Лексеич, заострить носовые обводы, так он круче и шибче пойдет по ветру и скорость прибавит, - советовал тогда Скляев.
Спускаясь по Дону и на Азовском море Петр продолжал рассчитывать и вычерчивать контуры кораблей… Теперь настала пора воплотить задуманное в жизнь.
- Нынче сам видишь, уже совершенно камень в основание Санкт-Питербурха положен. Поезжай на верфи, Федосей, захвати-ка мой чертежик, который с тобой мараковали на Азове. Готовь стапель. Изыскивай дуб для строения, а я буду к зиме, заложим наш первенец и обзовем его "Полтавой" в честь нашей виктории.
Скляев отправился не один. Вместе с ним ехал Собакин.
- Наш контр-адмирал, - смеясь сказал он Скляеву, - погоняет: "Езжай, мол, на свои верфи, там дело не терпит, бригантины и галеры скоро понадобятся, Выборг пойдем воевать…"
Петр в тот же день уезжал к Перевалочны, вдогонку шведам. Только что прискакал гонец от Меншикова с радостной вестью:
- У переправы через Днепр шведский генерал Левенгаупт сдался с войском в плен. Пленено тыщ пятнадцать, не менее.
Царь без промедления отправился к Меншикову, но не забыл и про Скляева:
- Вручишь от меня адмиралтейцу Колычеву и друзьям нашим Наю и Козенцу подарки в память о славной виктории. - Денщик приволок большой сверток: в шведскую палатку были завернуты три изящные офицерские шпаги шведов.
Друзей провожал Сенявин, царь пока не отпускал его от себя:
- Кланяйтесь братанам моим в Питербурхе. Везет вам. Поди, еще на взморье выскочите не раз под парусами, соленого ветра хлебнете, а здесь-то пресно.
- Не скажи, - возразил Скляев, - вон Алексашка еще за шведом гоняется, добивает Карла где-то на Днепре.
Собакин хитровато прищурился:
- Хаживал когда-то в былую пору Алексашкой, а нынче не чета, светлейший князь Ижорский Александр Данилович.
- Не подступись к нему, - поддержал его Федосей, - в фельдмаршалы метит.
- Ну, как сказать, други, - возразил Наум, - што ни говори, а своей шкурой все добывает, под пули лезет, а дела творит знатные, на общую викторию шведов разоряет. Да и чего греха таить, Бог его умом не обидел.
Одним из первых поле боя под Полтавой покинул король Карл XII. Впервые генералитет видел своего предводителя в подавленном состоянии.
Время еще отпустило шанс на спасение армии, и Левенгаупт, наблюдая, как король, болезненно морщась, взбирается через силу на коня, задал один вопрос:
- Ваше величество, как быть?