Панин нажимал, Каскарт отчаянно сопротивлялся, сам нанося колкие ответные удары. Граф Никита Иванович настаивал, чтобы Англия поддержала русскую эскадру своим флотом, как и положено настоящему союзнику. Услыша это, посол сразу же замахал руками:
– Что вы, что вы! Господин президент и не представляет, как нам трудно. Британия переживает сегодня нелучшие времена. Волнения в Америке, голод в Ост-Индии, трон подвергается сильнейшим нападкам со стороны палаты лордов и парламента, а палата общин вызывает ненависть народа. За десять последних лет у нас сменилось семь министерств!
– Хорошо! – остановил посла Панин. – Все это я знаю. Меня интересует сейчас иное – на что мы можем твердо рассчитывать?
– Новая война сегодня Британии не по силам, – гнул свое Каскарт, – но мы готовы оказать вашей эскадре всемерную помощь. Мы предоставим вам свои гавани и доки, обеспечим продовольствием и материалами, снабдим морскими картами и дадим хороших лоцманов. Ведь вашей эскадрой интересуется сам Георг Третий…
Теперь уже английский посол, перейдя в наступление, выгадывал своей стране все новые и новые уступки в торговле. Буквально впившись в Панина глазами, он загибал один за другим пальцы, подсчитывая трудности английских купцов. Наконец Панину надоело.
– Торгуетесь, как лавочник! – рявкнул он по-русски и уже на английском добавил: – Все! Больше ничего уступать не будем! Решайте, лорд, да или нет! И Каскарт, поморщив лоб, ответил: -Да.
В своем послании министру иностранных дел Англии Рочфорду лорд Каскарт написал следующее: "Честолюбие императрицы сделать Россию морской державой весьма сильно; в настоящую минуту ничто не занимает до такой степени ее мысли… как стремление довести до значительных размеров морские силы России, о чем я вовсе не сожалею,…невозможно, чтобы Россия сделалась соперником, способным внушить нам зависть как военно-морская держава, и я всегда рассматривал подобные виды России весьма для нас счастливыми, ибо до тех пор, пока это будет выполнено, она должна будет зависеть от нас и держаться за нас…" Касаясь выгод, которые Англия могла бы извлечь для себя от похода русской эскадры в Средиземное море, английский посол писал: "В случае ее успеха успех этот лишь увеличит нашу силу, а в случае неуспеха – мы утратим лишь то, что не могли иметь".
Вскоре из Лондона был получен положительный ответ британского правительства на возможность прохода русских эскадр мимо английских берегов. Сразу же после этого в Петербурге начались переговоры, которые велись весьма интенсивно. Григорий Орлов, однако, от непосредственного участия в них был отстранен Екатериной II, ввиду полного отсутствия дипломатических способностей. На переговорах русскую сторону представлял Н. И. Панин, английскую – лорд Каскарт. Обстановка на переговорах складывалась весьма непросто. В бумагах Панина, относящихся к тем дням, то и дело встречаются такие записи: "торгуются как невоспитанные лавочники", "торгаши", "ведут дело по-торгашески" и т.д.
Английская позиция была следующей: получить при минимуме затрат и забот о русских эскадрах максимум выгод от их пребывания в Средиземном море. При этом Каскарт, отвергая требования русской стороны о союзнической помощи, ссылался то на трудности британской экономики в связи с последствиями Семилетней войны и непопулярности палаты общин в народе, то на волнения в американских колониях и голод в Индии. Для лучшего понимания тона и духа переговоров весьма характерно письмо Каскарта министру Рочфорду от 30 июня 1769 года: "Я сказал ему (Панину. – В. Ш.) с той откровенностью, на которую меня вызвали его выражения (?), что Ее Величество имеет более оснований считать себя обязанной относительно Англии, чем ей самой о том известно(?!); затем я пояснил причину, побудившую к высылке эскадры в Архипелаг, опасения, возникшие в Англии касательно возможного оборота тамошних дел и намерения ее, в последствии которого, в случае если бы один из флотов встретил неприятеля в лице нейтральной державы (под "нейтральной державой" имелась ввиду Франция. – В.Ш.) и был действительно атакован в присутствии нашей эскадры, то последняя не осталась бы праздной зрительницей подобного нарушения нейтралитета… Речь эта достигла желаемого действия. Он (Панин. – В. Ш.) сказал, что передаст мои слова императрице…"
В конце концов договоренность в переговорах была достигнута. Лорд Каскарт, подводя итог принятому соглашению, не без самодовольства доносил в Лондон: "Кажется ничто не произвело такого сильного и приятного впечатления, как согласие короля с мнением императрицы относительно ее флота и той формы, в которой это соглашение было согласовано".
Сообщения за август – сентябрь 1768 года из Первой наступательной армии генерала Голицына под Хотином:
"22 августа. Утром по мосту у селения Алай-бей переправилось до четырех тысяч турок, которые немедленно были обращены в бегство стремительным штыковым ударом. Неприятель потерял при этом более 500 человек. У нас же убито 18.
29 августа. С рассветом неприятель начал по мосту переходить на нашу сторону реки и выстраиваться для генеральной атаки. В седьмом часу турки открыли пальбу и атаковали конницей, но были отбиты артиллерией полковника Мелисино и бежали так стремительно, что опрокинули стоявшую позади пехоту. В конце 8-го часа неприятель атаковал вновь, завладел двумя нашими пушками и окружил полки Санкт-Петербургский и 4-й гренадерский. Но генерал Салтыков, собрав разрозненные отряды, отбил турок и освободил оба полка. Несмотря на ярость, неприятель всякий раз был отражаем. Атакованный нашей кавалерией, он растерялся и потом, осознав свое бессилие, бросился врозь, спасаясь кто где может. Кавалерия наша преследовала неприятеля и тем еще более довершила его совершенное поражение.
6 сентября. Отряды полковников Кашкина, Сухотина, Игельстрема, Кречетникова и Вейсмана атаковали турецкое предмостное укрепление у крепости Хотин и выбили неприятеля оттуда штыковым ударом. Урон турок – в несколько тысяч человек. Наши потери – 94 человека.
Все решила энергичная деятельность Алексея Орлова, и прежде всего его особое положение в отличие от других, гораздо менее влиятельных эмиссаров. Следует отметить, что письма с наиболее своими смелыми "прожектами" Орлов слал на имя своего брата-фаворита, чтобы уже через него влиять на решения императрицы. Помимо этого Алексей Орлов в донесениях не скупился на обещания, так в одном из своих первых писем из Италии он с уверенностью заявлял: "Труд сей будет для нас очень мало стоить, чтоб повести греков против турчан и чтоб они у меня в послушании были. К весне будем иметь войско в сорок тысяч".
В другом письме на имя брата Григория Алексей Орлов рисует еще более захватывающую перспективу: "Если ехать, так уж ехать до Константинополя и освободить всех православных и благочестивых из-под ига тяжкого… Вы ступайте с одного конца, а я с другого зачал". Подобные письма были для Екатерины II как нельзя кстати, и она обращает самое пристальное внимание именно на Грецию. О принятии своего решения она незамедлительно сообщает Алексею Орлову: "Мы сами уже… помышляли о учинении неприятелю чувствительной диверсии со стороны Греции, как на твердой земле, так и на островах Архипелага (имелись ввиду острова Эгейского моря. – В. Ш.), а теперь и тем более…"
По изначальному плану прежде всего предполагалось согласовать время прибытия эскадры в Средиземное море с началом восстания маниотов и сфационов.
Самой эскадре предлагалось первоначально сосредоточиться у мыса Матапан, островов Кандия и Цериго, а затем, установив связь с повстанцами, следовать в Эгейское море.
Первый, самый внезапный и решительный, удар предполагалось нанести высадкой десанта на Коринфский перешеек, отделяющий полуостров Морею от материковой Греции. Этим предполагалось обеспечить прежде всего быстрое освобождение Морей, а также невозможность проникновения туда турецких войск. Для этого безымянный автор предполагал занять Коринфскую крепость, а затем, усилив ее артиллерией и укрепив дополнительно, удерживать от неприятельских нападений любой ценой.
Второй, еще более ошеломляющий удар, по мысли автора, должен был быть нанесен по Салоникам. Отряд русских судов с большим десантом на борту должен был, действуя аналогично "Коринфской операции", высадить десант у Фермопил, чтобы затем, укрепясь там, наглухо перекрыть туркам доступ в Грецию и тем самым обеспечить там полный успех восстания.
Изложенный проект поражает своей стремительностью, смелостью и масштабностью и, безусловно, при его хотя бы даже частичном выполнении туркам наносился бы удар такой силы, от которого они не скоро могли бы опомниться.
Однако события повернулись иначе, и от столь дерзкого плана пришлось отказаться.
Граф Чернышев не вошел, а вбежал в залу, отбросил в кресло шляпу и трость. Гордо вскинув голову, он оглядел собравшихся:
– Господа адмиралы и кавалеры, в связи с войной турецкой велено государыней возродить флотилию для действия на море Азовском, а после завоевания оного и на море Черном!
Речь Чернышева вызвала всеобщее ликование. Адмиралы кричали "виват", жали друг другу руки.
Иван Чернышев политик тонкий: чтобы до времени не будоражить необычной средиземноморской першпективой адмиралов, начал он заседание с того, что было давно уже на уме у каждого, оставляя главный вопрос на потом. Когда первые восторги улеглись, прикинули члены коллегии сроки приготовления флотилии. Затем решали голосованием, кому доверить пост командующего. Хитрый Чернышев сразу же предложил кандидатуру Сенявина, не забыв прибавить, что тот рекомендован на сей пост самой государыней. Гидрограф Нагаев лишь пожал плечами:
– Уж коли матушка решила, чего тут обсуждать. Лешка Сенявин кандидатур подходящий!
Голосовали единогласно. Лишь старый Льюис, склонившись к уху рядом сидевшего Нагаева, прошипел ядовито:
– Двинули кверху этого проходимца, а за какие, спрашивается, заслуги? Но Нагаев не поддержал, отмахнулся:
– Будет тебе, как порешили, так и порешили. Алексей Сенявин, сухощавый и подтянутый, встал во весь рост. О своем предполагаемом назначении на новую должность он уже знал, так как третьего дня имел секретную беседу с императрицей. Заявил контр-адмирал без лишних слов, что костьми ляжет, а через три года выйдет с новостроенным флотом в море Азовское, а там и далее двинет*.
Слыша речи такие смелые, покачал напудренными буклями отставной адмирал Милославский, бурча недоверчиво:
– Вот ведь как нынче такие дела решаются. Раньше бы уж точно с полгода заседали, а тут раз – и флот строить в полчаса. Да возможно ли такое? В конце концов было решено следующее:
"1. Употребить оной коллегии всевозможное старание примыслить род вооруженных военных судов…
2. К рассуждению и сочинению в силу сего указа призвать вице-адмирала Спиридова и контр-адмирала Сенявина, ибо первый в нужных местах сам был, а второму действовать…"
После этого председательствующий на заседании Семен Мордвинов объявил перерыв.
Алексей Сенявин принимал поздравления, как вынужденные, так и искренние. Подошел поздравить своего помощника со столь почетным назначением и Григорий Спиридов. Пожал руку.
– Григорий Андреевич, у меня к вам просьба, – негромко, почти шепотом, произнес Сенявин. – Давай! – улыбнулся вице-адмирал.
– Поднатаскали бы вы меня по особливостям тамошним, вам ведь в тех краях, почитай, все знакомо.
– Хорошо, душа моя, за этим дело не станет, лишь бы на пользу пошло!
Отобедали в соседней зале. Выпили по маленькой для аппетита. Неторопливо похлебали ухи стерляжьей, затем похлебку из рябцов с пармезаном и каштанами. На каштаны особо налегал Мордвинов.
– Эка жалость, что в наших краях сей фрукт не произрастает! – говорил, сожалея.
Не зря, видно, шесть лет на французском флоте практиковался по молодости лет.
После каштанов подали к столу печенку, в меду размоченную, да цыплят обжаренных. Водку пили по-стариковски, корочками хлебными закусывали. Поев, набили трубки…
После перерыва вновь председательствовал Мордвинов. Адмиралы дружно утвердили штаты новой флотилии, прикинули, сколько денег и припасов потребуется на всю экспедицию.
Когда со всем этим покончили, слово попросил Чернышев. Дельно и коротко изложил он свои мысли на плавание к берегам эллинским.
– Цель сей экспедиции, – сказал, – в том, чтоб произвести диверсию и беспокоить турок в той части их владений, где они менее всего могут опасаться нападения.
Страсти разгорелись мгновенно. Взбудоражились члены адмиралтейств-коллегий: шуточное ли дело, куда замахнулись.
– Не осилим мы плавания к агарянам до моря Мидитерранского!* – кричал, раскрасневшись, толстый Льюис. – Многие за моря покушались, да не многие ворочались!
Надрывая жилы, ярился сенатор Милославский, кулаками по столу грохоча: – Красен посул, да тощ, вилами по воде писан! Взвешивая все за и против, хмурил кустистые брови гидрограф Нагаев:
– В теориях-то оно все хорошо, а вот что практик покажет?
За плавание горой встали Мордвинов, Спиридов да азовский командующий Алексей Сенявин. Особенно ж злился на чересчур осторожных соратников всегда спокойный и сдержанный Мордвинов. Дальнее плавание было давней мечтой этого сгорбленного болезнями адмирала. Когда-то, более двадцати лет назад, счастье едва не улыбнулось ему, но поход тот отменили, и мечта навеки осталась мечтой*. Конечно же, адмирал Семен Мордвинов и сердцем и душой был за! Вслух он изъяснялся так:
– Сие путеплавание есть дело многотрудное, но верное, а потому кто супротив оного выступает, того изменником почитать надлежит! Перекричав всех, попросил атенции Иван Чернышев:
– Эскадру, ежели мы к согласию придем, велено государыней изготовлять к плаванию немедля. Что решать будем?
Большинством голосов члены коллегии проголосовали отправить в Средиземное море и далее, в греческие и архипелагские воды, эскадру крепкую с деташаментом сухопутного войска, с парком артиллерии и другими военными снарядами.
– Теперь надлежит решить, кого во главу предприятия сего ставить будем, – не давая опомниться адмиралам, напирал Чернышев.
Члены коллегии приумолкли. Думали сосредоточенно.
Поразмыслив немного, поинтересовались у графа, какие даны будут флагману полномочия и не приберет ли всю власть фаворитов брат Алесей Орлов, что сейчас на берегах италийских "болезни лечит".
Чернышев пожал плечами, ответить он ничего не мог. Льюис, большой и грузный, вытирал ладонью вспотевший от треволнений лоб:
– Старые мы на такое. Кабы пораньше дело было, и я бы решился, а сейчас какой с меня флагман, дышу едва…
– Предлагаю вице-адмирала Спиридова, – подался вперед розовощекий Нагаев, – и не стар еще, и опыт немалый! Нагаева поддержали остальные:
– Во, во! Лучше Григория Андреевича на сей пост у нас поставить некого.
Чернышев с Мордвиновым кивали одобрительно. Но Спиридов отказался наотрез:
– Не пойду! Не хочу на побегушках у Орловых состоять.
– А ежели свобода полная в действиях государыней будет дана? – уныло поинтересовался Чернышев, раздосадованный таким поворотом дела.
– А вот когда будет дана, тогда и разговор будет! – встал из-за стола Спиридов.
– Ладно, Гриша, не кипятись, мы еще с государыней все обсудим, – остановил его Мордвинов, – а пока ж мой тебе ордер таков: осмотреть и отобрать суда, в плавание годные, а далее поглядим.
В Кронштадт Спиридов возвращался вместе с Иваном Синдом, которого он пригласил на пару дней погостить. Расположившись в кормовой каюте, пили друзья шартрез, годы юные вспоминая. Когда-то, в самом начале сороковых годов, бегали они мичманами глазеть на знаменитого Витуса Беринга. В то время и посчастливилось Ивану попасть в новую экспедицию командора. Чего только не пережил на своем веку бравый беринговец Ваня Синд: кораблекрушения и землетрясения, голодные зимовки на необитаемых островах и смерть друзей, но были еще и неповторимые мгновения открытий. И ради этого стоило жить. Лишь недавно завершил он очередное плавание к американским берегам, открыл остров, назвав его именем Святого Матвея, и сейчас привез в Санкт-Петербург отчеты об экспедиции, журналы и карты. Отчитается – и снова туда, к себе, на самый край России, где дрожит земля и вздымаются волны Великого океана.
– Значит, скоро дороги наши разбегутся вновь: ты к берегам восточным, а я к средиземноморским. – Спиридов был грустен и задумчив.
– Да ну? – Синд чуть не выронил трубку изо рта. – Тебя уже и с флагманом поздравить можно?
– Рано, да и не знаю, радоваться мне назначению сему или печалиться?
– Что ты, Гриша, ведь о плавании таком мечтать только можно, это же на века!
– Знаю, потому и сомневаюсь, – Спиридов вздохнул, – а душа на простор, Ваня, ой как просится!
И, подсев ближе, он обнял друга. Впереди прямо из воды вздымались форты Кронштадта. Еще ничего не было решено, все еще только начиналось…
16 декабря 1768 года Екатериной II был подписан секретный высочайший указ адмиралтейств-коллегий, гласивший: "Из адмиралтейской коллегии немедленно подать рапорт: 1-е, сколько она к будущей весне кораблей и прочих судов надежно в море нарядить может, какой бы вояж ни был предписан; 2-е, заложенные здесь и у города Архангельского 4 корабля поспеют ли к будущей кампании, и буде не поспеют, то зачем именно". Именно 16 декабря 1768 года можно считать датой начала подготовки Первой Архипелагской экспедиции русского флота. А 24 января 1769 года в своем рескрипте об этом решении императрица уведомила А. Г. Орлова: "Сверх всего сего имеем мы еще в виду по предложению брата вашего генерал-фальдцейхмейстера (Г. Г. Орлова. – В. Ш.), отправление эскадры нашей в средиземное море, ежели только возможность к тому представится…"
Итак вопрос об организации Архипелагской экспедиции был решен положительно.
Тогда же об окончательном решении организации морской экспедиции был оповещен пребывающий в Италии Алексей Орлов – автор сего необычайного для россиян проекта.
Сообщения за сентябрь – октябрь 1768 года от Первой наступательной армии генерала Голицына под Хотином:
9 сентября. Посланные вплавь ни правый берег Днестра казаки донесли, что турки отступили от крепости. Переправившись к Хотину, мы нашли крепость со всех сторон запертой, влезли на стену и водрузили знамя на главном бастионе. Крепость была пуста. Причиной столь внезапного бегства было возмущение войска постоянно претерпеваемыми поражениями.
21 сентября. Отрядом арнаут подполковника Каразина изгнаны турки из Бухареста, там же захвачен господарь Валахии князь Григорий Гику. При Галаце пленен господарь Молдавии Маврокордато.
29 сентября. На рассвете шеститысячный отряд турок атаковал наш форпост при деревне Шербешти и окружил его. Гарнизон форпоста штыками пробил себе дорогу и вышел из окружения, а соединившись с гренадерским батальоном и гусарами, обратил неприятеля в бегство. Турки приписывают победу себе. Абды-паша – начальник турецких войск в Брангове – получил за это дело звание сераскира Молдавии и множество орденов. С нашей стороны за одержанную победу награжден орденом Св.Георгия полковник Фабрициан.