- Кардинал Мазарини очень любил есть жареных куропаток. Ну, так вот, когда он стал досаждать Людовику XIV, что тот неверен своей жене, Людовик пригласил его к себе и накормил его жареными куропатками, на другой день - тем же, на третий - тоже, на четвертый, и так далее… Через две недели кардинал взмолился: "Я, дескать, очень люблю жареных куропаток, но позвольте же и мне от них отдых!" - Жанна прислушалась и проговорила: - Кажется, дук вернулся. Как будто карета подъехала…
- Очень может быть, - сказала княгиня.
- Так вы думаете поехать в Летний сад для разнообразия?
- Ну, да, конечно. Не все же серые куропатки!.. А мне этот рассказ нравится… Может быть, и вы со мной поедете в Летний сад?
- Отчего же? С удовольствием. Самое лучшее, по-моему, ехать туда к двум часам - не так жарко будет…
- Отлично! Я пойду одеваться, - и княгиня Мария, вдруг просияв, весело улыбнулась Жанне и направилась к себе.
Такой удачи Жанна, по правде сказать, даже не ожидала. Она вчера назначила свидание Саше Николаичу от лица якобы ему известной особы, чтобы раздразнить его еще больше, а тут вдруг вышло, что сама княгиня Мария напросилась ехать в Летний сад к двум часам. Жанне надо было не упустить этого случая, благоприятного для ее расчетов, и использовать его не только в отношении княгини, но и самого дука.
Жанна не ошиблась. Это был действительно дук, подъехавший в своей карете. Он, обыкновенно ровный, спокойный и вполне бесстрастный, по крайней мере, с виду, на этот раз прошел в свой кабинет быстро, несомненно взволнованный, и заперся там.
Оставшись один, он в полном изнеможении сел в кресло, руки его бессильно упали вдоль туловища, и глаза закрылись. Его лицо, и без того бледное, побелело еще больше. Он находился в состоянии, близком к обмороку.
С ним это бывало и раньше, когда он запирался вот так один в своем кабинете, но никто не знал о минутах его физической слабости. Дук скрывал это от всех, и от своей жены, в особенности…
Никто не знал, что этому бодрому на вид, подвижному, черноволосому и статному, стройному дуку, казавшемуся не молодым, правда, но и далеко еще не старым человеком, на самом деле был уже семьдесят один год, и что черные волосы его - великолепно сделанный парик, а его бодрый вид достигается целым рядом лекарств и снадобий, известных, может быть, ему одному и близких к таинственному эликсиру молодости, столь страстно отыскиваемому алхимиками средневековья.
Никто не знал даже, что у дука дель Асидо, князя Сан-Мартино нет огромного, несметного богатства, как думали все, но что у него нет даже более или менее определенного состояния. Те средства, которые он проживал, могли бы сами по себе составить довольно недурное состояние для средней руки человека, но для дука их не хватало и на такое время, на которое другой бы прожил лишь на проценты.
Сегодня для дука в некоторой степени был критический день. Он взял последнюю тысячу рублей, бывшую на его счету в конторе банка, и надеялся, что ему окажут в конторе кредит, но контора потребовала у него ручательства таких подписей, что это равнялось тому, что дук сразу же мог дискредитировать себя в обществе.
Этой последней тысячи рублей должно было хватить ненадолго. Надо было уплатить кое-какие текущие расходы по дому, выдать определенное жалованье бывшему графу Савищеву, действовавшему под именем Люсли, и хорошо еще, что княгиня Мария не требует для себя чего-нибудь…
Из Парижа деньги могли прийти от центрального отделения общества нескоро, да и так слишком много было забрано оттуда, а между тем в Петербурге еще не сделано никакого дела.
Главная надежда была на то, что Николаев заплатит деньги по довольно, в сущности, эфемерной расписке своего отца. Правда, этот Николаев был обставлен с психологической стороны так, что не должен был уклониться от платежа, но наверняка рассчитывать на него нельзя было, пока деньги не находились в их руках. Значит, надо было во что бы то ни стало поторопить Николаева.
Затем могла предстоять хорошая прибыль от наследства маркизы Турневиль и Косунского, если найти молитвенник и медальон.
Двух этих дел было бы достаточно, чтобы сразу же возвести на блестящую ступень положение общества "Восстановления прав обездоленных" в Петербурге. Зато при малейшей неудаче грозил полный крах. Риск был огромный и его сознавал дук дель Асидо. Но он именно любил риск и всю свою жизнь провел в том, что шел как бы по краю пропасти, избегая опасности.
Упадок сил у дука продолжался всего несколько минут, после чего он мало-помалу стал приходить в себя. Он глубоко вздохнул, поднял руку, провел по лбу и открыл глаза, как человек, который просыпается от сна.
Затем он еще раз забрал в себя воздух, взял со стола приготовленный заранее стакан с водой, достал из жилетного кармана маленький плоский пузырек, капнул из него в воду несколько капель и выпил залпом. После этого почти сразу стал опять бодр и силен, твердым уверенным шагом подошел к двери, отпер ее и пошел искать жену.
- Где княгиня? - спросил он на ходу у лакея, сходя по парадной лестнице вниз.
- Они прошли в сад! - ответил лакей, думая, что дук спрашивает про старшую княгиню, то есть про Жанну.
В то время княгиня Мария пошла переодеваться, Жанна спустилась в сад в надежде встретить дука Иосифа.
Они действительно сошлись в саду, и Жанна, завидев дука, поспешно направилась к нему с той необычайной женственной грацией, какая была только у женщин именно ее времени, времени расцвета двора королевы Марии Антуанетты.
Жанна взяла дука под руку и, нежно заглядывая ему в глаза, тихо проговорила:
- Везде и всегда один…
Дук сразу понял, что она этим хотела сказать. В том настроении, в каком он находился, ему именно хотелось ласкового участия. Только, разумеется, не от госпожи Ламот хотел он его!
- Ну да!.. Я один! - проговорил он. - Потому что не могу найти себе помощника.
- Да! - вздохнула Жанна. - Вы сами виноваты!.. Вы предпочли для себя красавицу-жену, не способную быть вам помощницей, забыв, что красота хороша в женщине при мимолетных увлечениях, а в жене нужны главным образом такт и ум, которые облегчили бы жизненную задачу мужчины. Молодая же и красивая жена для делового мужа может оказаться помехой, потому что будет отвлекать его и не даст сосредоточиться, заставит думать о себе и почти всегда вынудит ревновать себя… Нет такого старого мужа, который, имея молодую жену, не имел бы случая приревновать ее.
Дук слушал Жанну, не особенно внимательно следя за ее словами, потому что был занят собственными мыслями, но все же многое доходило и до его сознания.
- Вот хотя бы княгиня Мария! - продолжала Жанна. - Конечно, она вне всяких упреков, но… возьмите хотя бы ее… Уж она совершенно чиста и невинна, а между тем и про нее злые языки говорят всякий вздор…
- Что же говорят? - спросил дук.
- Пустяки!.. Всякий вздор, который я, конечно, повторять не стану…
- Однако я желал бы знать это и не из простого любопытства!..
- Да нет же… Это так нелепо, что и повторять-то смешно… Ну разве не глупо подозревать княгиню в каких-то сношениях с господином Николаевым, и только потому, что он чаще других бывает у нее, и она идет гулять в Летний сад, где может встретиться с ним?
- А где княгиня? - спросил дук.
- Она, кажется, у себя, одевается.
- Собирается куда-то пойти?
- Право, не знаю, кажется… она звала меня поехать куда-то, но… может быть, уже и раздумала!.. Ведь молодые женщины необыкновенно капризны, в особенности, если их чересчур балуют…
- Мне нужно видеть ее! - сказал дук. - Вы простите меня, я пойду к ней!
- Пожалуйста!.. Пожалуйста!.. Это ваше полное право как мужа! - усмехнулась Жанна и, оставив руку дука, дала ему дорогу.
Глава XXXVIII
Отсрочка платежа
Дук нашел княгиню Марию наверху, в ее маленькой гостиной, совсем готовой к выезду. На ней было легкое летнее платье с голыми до плеч руками, по локоть прикрытыми кружевными митенками, как носили тогда. На кушаке у нее висел веер, в руках был зонтик, а на голове большая соломенная шляпа с большими красными маками.
- Куда это вы собрались? - несколько недовольным тоном спросил дук.
- Я еду в Летний сад! - решительным тоном, не допускавшим возражения, произнесла княгиня Мария.
Дуку не понравился этот ее тон и почему-то в особенности не понравилось, что она едет в Летний сад. Он опустился в кресло и произнес:
- Мне нужно поговорить…
- Но я еду! - возразила княгиня Мария.
Дук взял ее за руку, притянул к себе и сказал:
- Ты знаешь, Мария, начинают замечать, что ты слишком часто видишься с господином Николаевым.
Мария слегка отстранилась от мужа и, как бы удивившись, произнесла:
- Но ведь вы же сами хотели этого.
- Да, я хотел, потому что на этом был основан мой расчет, что он скорее отдаст деньги.
- Ну, вот видите! И я исполняла вашу волю…
- Отчего же ты мне говоришь "вы"? Разве ты сердишься на меня?
- Ах, не все ли равно! Дело не в этом!
- А в чем же?
- Ах, да вот в том, что мне нужно ехать…
- А мне как раз хотелось бы, чтобы ты осталась; во-первых, мне бы хотелось посидеть дома с тобой, а, во-вторых, мне нужно поговорить…
Мария сделала вид, что не слышала первой половины того, что сказал дук, и спросила:
- Разве это так длинно, то о чем нужно поговорить?.. В чем дело?
Она отвечала мужу и вела разговор совсем не так, как хотелось ему, и в его душе начинало появляться злобное раздражение против Марии.
- Дело все в том же! - проговорил он. - Надо как можно быстрее кончать с этим Николаевым…
- В каком смысле? - спросила княгиня.
- Во всех смыслах. Надо, чтобы он как можно скорее отдал деньги, и затем мы простимся с ним…
- Простимся?
- Ну да, потому что он компрометирует вас, и я не хочу, чтобы он бывал у нас.
- Но это только после того, как он отдаст деньги?
- Ну, разумеется.
Княгиня Мария закусила губу и долго молчала.
- Мне кажется неловким, - сказала она, наконец, - отказывать от дома человеку, который делает в отношении нас такой безупречно чистый поступок.
- То есть отдает то, что должен по расписке своего отца? Что же тут особенного?
- Но ведь он имел полную возможность затянуть дело!
- И тогда был бы неправ, по-моему. А теперь он лишь исполнит обязанность свою, и тогда, разумеется, выгонять его из дома я не стану, но сделаю так, что он перестанет бывать у нас; да, вернее всего, он и не останется в Петербурге, а уедет куда-нибудь…
- Это все, что вы хотели сказать?
- Сказать - да!.. Но я вообще хотел бы поговорить…
- Ну, тогда до свидания… поговорить мы успеем, а мне пора ехать!..
Мария взглянула на стоявшие на камине фарфоровые часы и поспешно вышла из комнаты.
Дук остался сидеть в своем кресле, как бы в некотором недоумении.
Еще никогда Мария не говорила с ним так, и никогда еще ее речь так не раздражала его, как сегодня… Правда, сегодня он был особенно дурно настроен, благодаря несносным денежным обстоятельствам. Он не мог найти должное душевное равновесие и был недоволен собой и главным образом своею, нравственною слабостью, явившейся в его душе как бы последствием слабости физической.
Он услышал стук удаляющегося экипажа, прошел в гостиную, выглянул в окно, выходившее на Фонтанку, и посмотрел вслед удаляющейся коляске, в которой сидели княгиня Мария с Жанной и, весело и беззаботно смеясь, говорили что-то… Ей, значит, было безразлично, в каком состоянии находится он. И это удивило и обидело дука.
"Они поехали в Летний сад и будут там веселиться и смеяться, - решил он, - а я тут везде и всегда один!.."
Он, сам того не замечая, повторил мысленно слова, сказанные ему Жанной.
Но он не хотел оставаться один, он желал, чтобы и ему было так же весело и, спросив себе шляпу и трость, тоже направился в Летний сад.
Саша Николаич был у статуи Венеры ровно в два часа и, вместо того чтобы стоять тут с равнодушным видом, как будто бы он стоит там для собственного удовольствия, он оглядывался по сторонам, беспрестанно справлялся с часами и вел себя так, что всякому, на него взглянувшему, было ясно, что Саша Николаич стоит здесь неспроста, он, несомненно, ждет кого-то.
Бывший тут же случайно рыжий Люсли в синих очках завидел его еще издали и стал наблюдать. И каково же было его удивление, когда он увидел, что на дорожке сада через некоторое время появилась княгиня дель Асидо, жена дука, в сопровождении невестки.
Саша Николаич сорвался со своего места и направился к ним. Он был настолько неопытен в такого рода делах, что делал это так явно, что у Люсли не было уже сомнения, кого он тут ждал…
Жанна, завидев Люсли, отделилась от княгини Марии, к которой подошел Николаев и, сделав несколько шагов в сторону, подозвала к себе Люсли и быстро спросила его:
- Могу я рассчитывать на вашу помощь, если мне понадобится?
- Помощь в чем?
- Вы знаете ведь, что мне поручено дело о драгоценностях Кончини?.. Я работаю для общества…
- В деле общества я всегда готов помогать вам! - сказал Люсли.
Жанна продолжала разговаривать с ним, видимо, желая дать время княгине Марии для разговора наедине с Николаевым.
Княгине же Марии нужно было сказать несколько слов Николаеву без свидетелей и она была рада, что случай, как она думала, дал ей возможность сделать это.
Как только Николаев подошел к ней, и Жанна оставила ее, княгиня Мария обернулась к нему и быстро проговорила:
- Денег по этой расписке не выдавайте моему мужу до тех пор, пока я сама не скажу вам сделать это… Вы ведь сумеете протянуть отдачу?..
- Не знаю!.. Я не думал и не справлялся об этом.
- Тогда справьтесь и узнайте!
- Но зачем вам это?
- Это не ваше дело! Мне так нужно!
- Нужно? Вам?..
- Да. Сделайте все возможное, чтобы оттянуть отдачу денег… Я так хочу!
Николаев подумал с минуту и не без сомнения произнес:
- Я сделаю, княгиня, так, как вы говорите, но только при одном условии!
- Я желаю, чтобы мне повиновались без всяких условий, - возразила Мария.
- Хорошо, но это условие, это будет просьба… Я прошу вас дать мне ваше слово в том, что вы это делаете не из снисхождения ко мне, словом, не от того, что вам жаль меня?..
- О нет, не беспокойтесь! - рассмеялась Мария. - Нет, я это делаю не столько ради вас, сколько ради себя… Если бы вы знали все обстоятельства, то вот эти мои слова, должны были бы страшно обрадовать вас!
Пока между княгиней и Сашей Николаичем шел этот разговор, дук Иосиф большими шагами направлялся в Летний сад. По мере того как он продвигался вперед, общая атмосфера недовольства, создавшаяся вокруг него после разговора с женой, как будто стала проникать ему в душу и поднимала издавна таившуюся в этой душе муть. Жанна точно толкнула его, и он покатился от этого толчка по наклонной плоскости, направленный, как шпорами, некоторыми словами ее, и не в силах был удержаться. Он ясно вспомнил теперь, что действительно его жена знала этого Николаева до своего замужества, и, кто знает, какие чувства таятся, сплетаются и живут в сердце женщины с другими такими же или даже, может быть, противоположными чувствами.
Дук как-то совсем упустил из виду это давнишнее знакомство их, когда поручал княгине Марии, чтобы она "обвела" этого Николаева, скрутив с ним дело как можно быстрее. Ему надо было торопиться, потому что деньги у него были на исходе и он был так уверен в своей жене, что ему тогда показалось бы смешным всякое предположение о ревности.
Но теперь, теперь обстоятельства как будто менялись. Эта полная небрежность к нему (ему уже казалось, что в отношении жены к нему полная небрежность), этот Летний сад…
Но если только он, придя в Летний сад, застанет там княгиню Марию с Николаевым, тогда… что тогда, дук Иосиф и сам не знал и потому не ответил себе на этот вопрос.
В Летнем саду он издали увидел направлявшегося к нему и, видимо, заметившего его Люсли.
Последний был очень серьезен, шел, размахивая руками, со строго сдвинутыми бровями.
- Дук! - сказал он, сильно встревоженный и взволнованный, даже раздосадованный. - Я сейчас видел отвратительную сцену, которая может помешать нашей репутации.
"Так и есть!" - мысленно произнес дук Иосиф, предчувствуя и как бы заранее зная, что ему сейчас скажет Люсли.
- Этот Николаев, - продолжал Люсли, - не только позволяет себе слишком многое, но ведет себя совсем неосмотрительно… Я видел сам, как он, стоя у статуи Венеры, поглядывал на часы и озирался вокруг, словно ждал кого-то, и, затем, увидев вашу супругу, так кинулся к ней, что это вышло неприлично, на манер скандала… По-моему, даже вовсе произошел скандал!..
- Он ждал ее, вы говорите?.. Они тут вместе? - тяжело дыша, переспросил дук и, не говоря ни слова больше, как будто боясь растратить в этих словах свою вспышку, направился к княгине Марии, схватил ее за руку, стиснул и, поклонившись Саше Николаичу, увел жену, резко сказав ей: - Извольте отправиться домой!
Глава XXXIX
Глава, в которой происходит то, что гораздо более важно, чем кажется сначала
Между дуком и женой, по их возвращении домой, произошла сцена, после которой княгиня Мария осталась у себя в спальне, а дук прошел к себе в кабинет и заперся в нем на ключ.
В своем раздражении он дошел до того, что топнул на жену ногой и крикнул ей, чтобы она с этих пор не смела никуда выезжать иначе, как только с ним, и никого не принимать у себя иначе, как в назначенный день, когда он будет дома.
По мере того как горячился дук, княгиня Мария становилась все спокойнее и спокойнее. Она даже почти не изменилась в лице. Только нижние веки ее дрожали и губы стали совсем тонкими и белыми.
Когда дук ушел от нее, хлопнув дверью, княгиня посмотрела ему вслед и чуть слышно проговорила:
- Ты ответишь мне за эту скверную сцену!..
Кучер догадался вернуться за Жанной в Летний сад. Приехав домой, она спросила прежде всего у прислуги, где дук? И, узнав, что он заперся у себя в кабинете, а княгиня Мария в спальне, торжествующе улыбнулась, очень довольная всем происшедшим.
Было несомненно, что дук Иосиф ревновал, а, следовательно, его слабая струна была найдена; найдя же эту струну, Жанне будет легко управлять им.
Жанна была бы не прочь сейчас же пойти и поговорить с дуком, но это было неисполнимо, потому что, когда дук запирался у себя в кабинете, никто к нему проникнуть не мог.
Жанна пошла к княгине Марии. Ей было все равно, с какого конца продолжать начатую работу. А княгиня Мария только и ждала ее.
- Что такое случилось, моя милая?.. - стала расспрашивать самым сочувственным образом Жанна.
- Что?.. Где случилось? - переспросила княгиня, широко раскрытыми глазами всматриваясь в Жанну.
"Браво! - одобрила та. - Она отлично собой владеет!" - и ответила вслух:
- Мне показалось, что между вами и дуком Иосифом произошло что-то?
- Дук был недоволен, что я поехала с вами в Летний сад, когда он хотел разговаривать со мной, вот и все! - пояснила княгиня Мария с таким спокойствием и выдержкой, что Жанна должна была убедиться, что сбить ее с толку нелегко.
- Но вы, я надеюсь, уже успели помириться? - участливо осведомилась Жанна.