Лицо царевича дергалось, он смотрел на Маркова расширенными, безумными глазами. Егор ужаснулся. Ему хотелось выскочить из кабинета, убежать куда глаза глядит от этого страшного разговора. Но он продолжал стоять как вкопанный.
- А тех, кто мне покорен и верен, возвеличу… вознесу!.. Подойди ко мне! Стань на колени. Присягай в верности!..
Егор отшатнулся:
- Ваше высочество! Опомнитесь!
- Не бойся! Будешь моей правой рукой. За это я требую немного: слушай, смотри, выведывай, все доноси мне! Мне нужны уши и глаза в батюшкином дворце, где даже стены меня ненавидят!
Голос царевича сорвался на судорожный вопль.
- Ваше высочество! Опомнитесь! Испейте водички… Где вода-то?! - в ужасе бормотал Егор, мечась по кабинету.
Найдя кувшин, он наполнил стакан, впопыхах перелил через край и подал царевичу. Тот машинально выпил, немного успокоился.
- Согласен? - хрипло спросил царевич.
- Нет! - твердо ответил Марков, и густые брови его сдвинулись над переносьем, лоб нахмурился. - Распрю между отцом и сыном пусть судит бог, а я промежду вами становиться не могу. Маленький я человек, страшные эти дела для меня погибель. Тебе ли, царевич, отцу ли твоему пальцем шевельнуть - и нет Егора Маркова.
- Вот ты какой… трус! - с презрением сказал Алексей Петрович.
- Не от трусости говорю. Изменником не буду!..
- Дурак! - сказал Алексей. - Пойми: батюшкиной жизни, может, на один год не осталось.
- Как божья воля будет! В животе и смерти один господь властен.
Царевич пришел в себя, встал с кресла:
- Вижу, крепкий ты человек. Батюшку любишь премного больше, чем кое-кто из вельмож. Хвалю!
- Позволите идти, ваше высочество? - робко спросил Егор.
- Иди! Смотри - об этом разговоре ни-ни!
- Ваше высочество!
- Помни: до розыска дойдет, знать ничего не знаю! Ты на дыбу пойдешь! Ступай, холоп!
Егор ни жив ни мертв выбрался из кабинета.
В приемной к нему метнулся Василий Дедюхин, офицер из личной свиты царевича. Марков и Дедюхин были в приятельских отношениях и не раз вместе покучивали в гербергах.
- О чем, Егор, так долго с царевичем разговаривал?
- Так… О токарных заказах для дворца.
- Царевич, видно, тебя приветил, - насмешливо сказал Дедюхин, глядя на бледное, взволнованное лицо Егора.
- Некогда мне! - воскликнул Марков и выскочил из приемной.
Мысли Егора были безотрадны.
"Попал, как зернышко меж двух жерновов, - думал молодой токарь. - Ох, измелют меня в муку!.. С одной стороны - страх, с другой стороны - страх… Рассказать царю? Мне поверит али сыну? Что я? Мошка, пылинка! А супротив меня наследник российского престола!"
Марков решил молчать.
Велико было беспокойство и волнение Маркова, когда его назавтра опять вызвали к царевичу.
Алексей Петрович был совершенно трезв, смотрел хмуро, озабоченно.
- Слушай, Егор, я вчера много наболтал?
- Было, ваше высочество, - замялся Егор.
- Это не я говорил, а хмель. Мы вчера изрядно воздали дань Бахусу… Ты батюшке ничего не говорил?
- Ничего, ваше высочество!
- Добро! Знай: пьяный человек за свои речи не отвечает. Вот тебе за скромность!
Он протянул Егору золотой. Тот вежливо, но решительно отказался. Царевич удивился, однако браниться не стал и отпустил Егора.
* * *
Двумя свиданиями дело не окончилось. Убедившись, что Марков не донес на него царю, Алексей решил сделать его своим соглядатаем.
Маркова призывали к Алексею несколько раз. Царевич грозил, расточал обещания. Егор твердо стоял на своем:
- Шпигом никогда не был и не буду!
Вызовы Маркова к царевичу не остались без внимания царской челяди. К нему приставали, выпытывали. Особенно был привязчив молодой Сашка Бутурлин. Он даже поил Маркова на свой счет, чтобы выведать от него тайну.
- Егорша, зачем ходил к царевичу?
- Он хочет сделать особенную мебель по заграничному маниру и советуется со мной…
- Врешь, ой врешь, Егорша!
- Вру, так не слушай! Спроси у царевича.
- Дурак я - к царевичу лезть. Выпьем, Егорка!
- Выпьем, Сашка!
- Так какие же у вас с царевичем дела?
- Дюжина кресел с точеными ножками, три дюжины стульев… - начинал перечислять Егор.
Тайну Марков хранил крепко.
Глава XIX
КОВАРНЫЙ ЗАМЫСЕЛ
Пришла дождливая, тоскливая петербургская осень. Улицы раскисли, топкое болото подходило к каждому дому, заливало дворы, просачивалось сквозь деревянные мостовые, затопляло их. Ходить можно было только в высоких сапогах, да и то не по всем улицам.
В домах стены покрывались зеленой плесенью. Плесень расползалась по мебели, по одежде, склеивала страницы книг, бумаги в канцеляриях.
Царевич жил с женой в двухэтажном доме на левом берегу Невы, невдалеке от Литейного двора. Дом был тесен и неудобен, с дырявой крышей, но Алексей жалел денег на перестройку.
Царевич держался замкнуто, принимал только ближайших друзей, а таких было немного. В доме царевича не устраивалось ни пышных пиров, ни придворных забав. А когда молодая принцесса выражала мужу недовольство, тот молчал и насмешливо фыркал.
- Навязали мне жену-чертовку! - пожаловался раз пьяный царевич своему камердинеру Ивану Афанасьеву Большому. - Как к ней ни приду, все сердитует. Быть Головкина да Трубецкого головам на колах: это они к батюшке писали, чтоб меня на ней, еретичке, женить.
- Царевич-батюшка, не кричи, - прошептал камердинер. - Не ровен час, услышат, донесут, беда будет…
- Плюю на всех! - задорно возразил Алексей. - Придет время без батюшки, я шепну архиереям, а те - священникам, а священники - прихожанам, тогда нехотя меня владетелем поставят… Ты чего, старый дурак, задумался?
- Что же, государь царевич, говорить-то?
Утром Алексей спохватился, спросил камердинера:
- Не говорил я вчера лишнего?
- Было говорено немало… - Иван пересказал.
Царевич Алексеи с досадой потер узкий высокий лоб:
- Вот беда! Ну, да кто пьян не живет? Я пьяный много лишних слов говорю и о том после очень тужу. Ты смотри этих моих слов не пересказывай!
- Помилуй, государь, разве я таков?
- То-то! Если скажешь, я ведь запрусь, а тебя пытать станут. Кому поверят: тебе, лакею, или мне, царевичу?
- Воля твоя, государь, а я не доносчик.
* * *
12 октября 1715 года принцесса Шарлотта родила сына, названного Петром. Мало радости принесло царевичу Алексею Петровичу рождение сына. Он хмуро принял поздравления придворных и заперся у себя в кабинете.
"Сын… Мой сын может отнять у меня престол… Батюшка не лишал меня наследства только потому, что плохой наследник лучше никакого… Но теперь… теперь иное дело! Внук будет любезней сына…"
Алексей опасался не напрасно. Еще накануне царь написал ему письмо, где решительно ставил перед сыном вопрос: с ним он или против него? Если с ним, пусть бросит бесплодное сопротивление и твердо возьмется за государственные дела. Если против, пусть заявит решительно. Пора перестать играть в прятки, уклончиво скрываться в тени.
Отцовское чувство заставило царя колебаться, раздумывать… Шестнадцать дней лежало письмо неотправленным среди секретнейших бумаг Петра.
В это время произошло новое событие.
После родов принцесса почувствовала себя плохо.
22 октября 1715 года она умерла. В день ее похорон царевичу вручили отцовское письмо, написанное за полмесяца перед тем.
Отец требовал решительного ответа; трудно стало дальше увертываться, хитрить. Не успел еще царевич опомниться, не успел как следует подумать над письмом, как его постиг новый и самый тяжкий удар: у Петра родился сын!
Царевич получил отцовское письмо 27 октября; через день, 29 октября 1715 года, Екатерина Алексеевна родила сына, которого назвали в честь отца Петром.
Это был соперник страшней собственного сына. Брат… Хоть и от брака, почти не признанного церковью… Но царь Петр не считается с мнением церкви!
У царевича окончательно созрело решение, раньше лишь изредка смутно приходившее ему в голову: убежать от отца за границу!
Убежать, затаиться под кровом могущественного свояка - австрийского цесаря и сидеть, как мышь в норке, до тех пор, пока не представится случай открыто выступить против отца и лишить его престола. Если же такой возможности не будет… что же - царь Петр Алексеевич не вечен. А когда его не станет, он, Алексей, явится, решительный и властный, и займет престол при поддержке духовенства, не считаясь с тем, кого сделает отец наследником Российской державы.
Глава XX
БОЛЕЗНЬ ЦАРЯ ПЕТРА
Царь Петр теперь все чаще болел, иной раз по целым месяцам.
Кое-как он перемогался. В конце ноября на пиру у адмирала Апраксина Петр много пил, шутил, смеялся. Ему стало душно - он открыл окно, полной грудью вдыхая сырой и холодный ноябрьский воздух. Ветер дул с моря.
- Мой ветер! - сказал Петр. - Сразу легче стало, как подышал им. Мне последнее время нехорошо было… Теперь, видно, поправлюсь…
С этими словами он тяжело опустился на скамью; палата с ее свечами, с пирующими гостями поплыла перед его глазами.
Петра немедленно свезли домой, уложили в постель, вызвали придворного медика Арескина. Тот пустил царю кровь, поставил пиявки… Лицо царя было багровое, взор мутен, он никого не узнавал.
По городу мигом разнеслась весть об опасной болезни Петра.
- Что-то с нами будет! - тяжело вздыхали люди из партии Меншикова и Екатерины.
Они предвидели свою участь в случае смерти царя. Ссылка с лишением имущества - это еще хорошо. Будет другое - позорная, мучительная казнь.
Сторонники Алексея приняли событие радостно.
- Не все коту масленица, придет и великий пост! - говорили они. - Бегай не бегай, а быть бычку на веревочке.
Смерть стояла у царского изголовья. Первым почувствовал это Алексей.
Улица перед домом царевича Алексея заполнилась каретами: вельможи один за другим являлись свидетельствовать почтение царевичу.
Алексей принимал посетителей с видом наружного равнодушия, но все в нем клокотало.
"Пришли на поклон! - думал он с яростью. - Ах, волки ненасытные, думаете лестью задобрить… Ужо будет вам!"
Высшим торжеством наполнилась душа царевича Алексея, когда перед его домом остановилась карета Меншикова.
Александр Данилыч, чуть отяжелевший, но еще стройный и ловкий, легко выпрыгнул из кареты и вошел к царевичу.
- Здравствуй, ваше высочество! - Князь низко поклонился, слегка хмурясь, чтобы скрыть смущение. - Заехал посмотреть, как у вас учебные занятия идут…
Это была явная выдумка. Давно уже ни Петр и никто из "высших" совершенно не интересовались занятиями царевича, и они прекратились сами собой. Но князь не особенно заботился о предлогах: он знал, что всякий предлог будет хорош, так как царевич прекрасно понимает, в чем дело.
- Мои занятия идут, как следует быть, - небрежно бросил в ответ Алексей Петрович и тотчас перевел разговор на самую интересную для него тему: - Как здоровье батюшки?
- Чем дальше, тем хуже! - Лицо Меншикова выразило непритворную скорбь. - Нынче ночью доктора опасались за его жизнь. Его величество удостоился принятия святых тайн…
"Вон куда зашло! - подумал Алексей и не мог сдержать радостную дрожь. - Причащался… Стало быть, и впрямь плох!"
- Батюшка крепок, - сказал вслух царевич, из приличия делая грустное лицо. - Бог даст, поправится.
- Только этой надеждой и живем, ваше высочество! Но нас утешает мысль, что ежели случится несчастье, то в вашей высокой персоне узрим достойного отцова преемника, украшенного проницательным умом и всеми добродетелями.
Снова поклон, такой низкий, что шляпа князя, которую он держал в руке, подмела пол.
"Вишь разливается, лисица! - думал Алексей. - Пришло мое время!"
У него даже голова закружилась от сознания высоты, на которую его возносит судьба.
А Меншиков продолжал:
- Льщу себя надеждой, что не лишусь вашей милости. Вы знаете, я всегда был благожелателем вашего высочества.
- Коемуждо воздается по делам его, - ответил царевич словами из Евангелия.
И Меншиков задрожал. Как опытный царедворец, он скрыл страх и распрощался с бесконечными уверениями в глубочайшей преданности.
Царевич остался один.
Вдруг его поразила ужасная мысль. Она пришла в голову внезапно, но показалась такой верной, неоспоримой, что он без сил опустился в кресло.
"Что, если батюшка притворяется? Да, да, это бессомненно… Теперь у него два наследника, помимо меня: сын и внук. Отец решил погубить меня. Я был осторожен… не давался в руки… Это раздражило его. Он подстроил мне ловушку. Батюшка ждет от меня опрометчивых поступков. Потом встанет… и - гибель! Монашеский клобук… быть может, плаха!"
Царевич вспомнил Ивана Грозного. И тот лежал на смертном одре, и у его постели бушевали страсти. Но как потом жестоко расправился царь с теми, кто ждал его смерти!
"Как я не догадался раньше? Притворство! Одно притворство… Меншиков приезжал выпытывать… выведывать мои чувства… Я себя выдал! Зачем я сказал эти евангельские слова?"
Холодея от страха, Алексей позвонил. Вошел лакей.
- Позвать дежурного офицера!
- Слушаю, ваше высочество!
Через несколько минут явился Василий Дедюхин.
- Поедешь к батюшке во дворец. Ежели допустят, явишься к самому. Ежели нет, то к государыне или к князю Меншикову. Скажешь: "Царевич справляется о здоровье батюшки-государя и желает скорого ему выздоровления". Скажешь: "Царевич дал обет сходить пешком в Новый Иерусалим и целый год не есть скоромного, ежели государь выздоровеет". Скажешь… Да ты сам знаешь, что сказать!
- Точно так, ваше высочество!
Черные глаза Дедюхина улыбались, по его лицу видно было, что он прекрасно все понимает.
- Иди… Стой! Тебе, кажется, Егор Марков приятель?
- Друг, ваше высочество!
- Увидишь его… Только без большого шума. Передай: "Царевич приказал немедленно явиться".
- Слушаю, ваше высочество!
Дедюхин ушел.
Поручение он выполнил в точности. К царю его не допустили, но он добился приема у Екатерины и пересказал ей слова царевича.
Екатерина отвечала, что ей приятно слышать о сыновних чувствах царевича Алексея Петровича и что она передаст его пожелания государю. С этим Дедюхин был отпущен.
Он разыскал Егора Маркова и передал приказ царевича.
Егор был ошеломлен. В последний месяц его ни разу не вызывали к царевичу. Казалось, тот забыл о нем, оставил мысль сделать его своим шпигом. И вот снова!
- Приду, - сказал Марков.
- Едем со мной, - отвечал офицер.
Пришлось переодеться в парадное платье и ехать.
Царевич Алексей встретил Егора Маркова приветливо.
- Я очень обеспокоен болезнью батюшки, - начал он. - Неужто он так сильно страдает, как говорят?
Царевич говорил, по-видимому, искренне, на лице была скорбь. Марков попался на удочку.
- Государь болен весьма опасно. Медик Арескин который день не отходит от его постели. Меншиков, Апраксин и другие вельможи ночуют во дворце. Государыня очень встревожена…
"Значит, правда!" - пронеслась радостная мысль в голове Алексея, но он тут же уныло промолвил:
- Горе какое! Я каждый день служу молебны за батюшкино здоровье. Рано, ах как рано ему умирать!
Алексей прекрасно понял, что от царского токаря угрозами ничего не добиться. Но лаской и выражением сочувствия к постигшей отца беде можно выведать от Егора точные сведения о том, что делается во дворце.
- Я сердился на батюшку, - продолжал царевич. - Каюсь в том, ведь человек грешен. Но как он заболел, у меня одно желание ему добра.
Егор слушал, верил, радовался за царевича. Тот незаметно выпытывал, что надо было ему знать.
- Иди, Егор, - наконец сказал он. (Марков низко поклонился.) - Надеюсь, будешь каждодневно мне докладывать о батюшкином здоровье… Я так беспокоюсь!
Егор возвратился домой. Вызов к царевичу не остался незамеченным. Лишь только токарь вошел во дворец, его обступили денщики:
- Зачем к царевичу ходил?
- Как он? Каково себя чувствует?
- Небось радехонек?
Марков не отвечал на вопросы назойливых товарищей. Особенно усердствовал Сашка Бутурлин.
- Зазнался, Егор! - упрекнул он токаря при одобрении прочих денщиков. - Знамо, хорошо тебе - приближенная персона у царевича!
- Он переносчик, братцы! - догадался кто-то.
Егор похолодел: если это предположение утвердится во дворце, ему, Маркову, конец.
- Что вы ко мне пристали! - со слезами в голосе выкрикнул он. - Ну, спрашивал царевич о болезни государя, да разве я тому причина? Не своей волей ходил к нему! Сами знаете, офицер вызывал. Могу я ослушаться?
- И правда, братцы, - заступился за Маркова один из товарищей, рассудительней других. - Наш брат - мелкая птица, куда приказано, туда и лети. Скажись-ка ты, Егор, на это время больным, а то царевичевы вызовы тебя до добра не доведут. Ежели за тобой придут, мы в один голос уверим, что тебе зело нездоровится…
Егор просиял:
- Спасибо, братцы!
Денщики разошлись. Егор отправился домой и лег в постель.
На другой день царевич, не дождавшись Маркова, послал за ним Василия Дедюхина. Офицер явился во дворец. Первый встреченный им денщик объявил, что токарь Марков опасно болен. То же сказал и второй, третий.
Дедюхин отправился в комнату Марковых. Егор лежал в постели, укрытый одеялом; около него на столике были расставлены аптечные снадобья.
- Ты что, Егорша? - вскричал Дедюхин.
- Болею, - слабым голосом ответил Егор. - Лихоманка треплет. Вчера от царевича вернулся еле жив.