- Ты, верно, любитель механической работы? - догадался Леонтий Филиппович. (Егор не понял.) - Умеешь, говорю, разные вещи делать? Ящики, наприклад?
- Могу, могу! - заторопился Егор.
- Так… Сделаешь ты мне ящики для школьных коллекций?
Глаза Егора заблестели от счастья, и Леонтий Филиппович ласково потрепал его по плечу:
- Вижу, рад! Приходи после занятий.
Голова у Егора кружилась от радости, когда он вышел из кабинета.
Магницкий думал:
"Вот в таковых юношах вижу надежду русскую. Сказать по правде, вельможные ученики мало проку показывают. Ленивы, своенравны… А от сих, из простого народа, великую пользу мню…"
Егор все свободное время проводил в небольшой комнате за кабинетом Магницкого, которая служила мастерской. Марков сделал прочные и красивые ящики, украсил их резьбой. Леонтий Филиппович дал ему новое поручение: поправить некоторые приборы. Егор справился и с этой работой. Парень поражал учителей своей сообразительностью. Он осматривал, разбирал и вновь собирал незнакомую машину, и устройство ее становилось Егору ясным.
В кабинете Магницкого испортились часы с музыкой.
- Я исправлю, Леонтий Филиппыч!
- Испортишь.
- Не испорчу, будьте покойны!
Егор возился с часами целую неделю. Они пошли и заиграли по-прежнему.
- Да ты чудодей! - восхитился Магницкий.
Теперь Егор возвращался домой только поздним вечером.
- Убьют тебя ночью на улице, - загоревали мать и бабушка.
- Не убьют! - сказал Егор и гордо вытащил из-за пазухи огромный пистолет.
- Батюшки светы! - ахнули женщины. - Откуда взял?
- Леонтий Филиппыч дал. Попорченный был, а я исправил. Хотите, стрелю?
Женщины в страхе отшатнулись от Егора.
* * *
За два года, что прошли со времени поступления в Навигацкую школу, Егор сильно вырос. Ему шел пятнадцатый год. С годами юноша стал больше походить на бабушку: темные брови над переносьем сомкнулись и придавали лицу вид решительный и немного хмурый. Мягкие темно-русые волосы, ровно подрезанные спереди, падали на большой выпуклый лоб; живые серые глаза горели умом. Опрятный, ловкий, Егор был не суетлив, но быстр в движениях. К школьной форме Егор привык; в ней он чувствовал себя совершенно свободно.
- Подрастает парень, - задумчиво говорила мать.
- Скоро женить пора, - поддакивала бабушка Ульяна.
Магницкий разрешил Егору брать книги из обширной школьной библиотеки. Там были сочинения латинских и греческих классиков, история, политика. Все это мало прельщало Егора. Он стремился к технике. Раскрыв техническую книгу, изданную за границей, он с жадностью вглядывался в подписи к чертежам и рисункам.
- Надобно тебе иностранному языку обучиться, - сказал Егору Магницкий.
И Егор начал изучать немецкий язык.
Глава XIV
БЕГСТВО
Тучи ползли с моря непрерывной чередой. На землю сыпался надоедливый осенний дождик. Солнышка не видно было по неделям. Ветер нагонял с моря огромные валы, с шипеньем и плеском штурмовавшие низменные острова. Земляные бастионы, возведенные летом, оплывали, их беспрестанно приходилось подновлять.
Плохо было в новом городе Петербурге. Трудно пришлось строившим его работным людям. Насильно согнанные в петровский "парадиз", оторванные от дома и семьи, вчерашние крестьяне, беглые солдаты, ремесленники ютились по баракам да землянкам. Землянки заливало грязной жижей. Напрасно обитатели их все выше и выше громоздили нары - вода настигала их, будила ночью, сгоняла с постелей, устланных еловыми лапами и листвой.
Петр приказал прокапывать глубокие канавы для стока воды - это мало помогало. Почва вся была пропитана водой, как губка. Вода сверху, вода снизу, вода вокруг…
Приказчики да десятники богатели на народной нужде - кормили строителей впроголодь: покупали гнилое мясо, затхлую муку, а в отчетах продукты писались первосортными, приобретенными за высокую цену. Кнут надсмотрщика заставлял землекопов, каменщиков и плотников работать по восемнадцати часов в сутки, и работник только тогда освобождался от выполнения своего "урока", когда падал без сознания.
Измученные непосильным трудом и тяжкими условиями жизни, строители заболевали горячкой, тифом; болезни быстро сводили их в могилу.
Царю еженедельно подавались сведения об убыли строительных рабочих Петербурга. Царь сердито надувал полные щеки и писал приказы:
"Пополнить число убитых новым набором по городам и губерниям, не считаясь с отговорками помещиков о неимении людей…"
* * *
Артель Акинфия Куликова потерпела жестокий урон: умер дед Трофим Божидень; башкир Пахлай, доведенный до отчаяния ежедневными порками, решил убежать и утонул, когда в кандалах переплывал Неву.
Самого Акинфия свалила горячка. С лицом, пылающим от жара, он бился в бреду на нарах, соскакивая с постели, куда-то рвался.
Илья чуть не силком притащил к товарищу лекаря. Тот пощупал у больного пульс, приподнял веки, заглянул в мутные, воспаленные глаза.
- Не выживет, - равнодушно буркнул он и ушел.
Илья не отступил перед бедой. Он сидел у постели друга целыми ночами, насильно вталкивал ему в рот разжеванный хлеб, клал на голову холодные примочки. Несмотря на угрозы надсмотрщиков и наказания, Илья и днем отрывался от работы - поухаживать за больным. Впервые Илья понял, как дорог стал ему верный товарищ долгих скитаний, как страшно было бы потерять его.
Родного отца Марков лишился в раннем детстве, когда не мог еще осмыслить всей тяжести утраты. Но теперь… Теперь Акинфий стал ему отцом, и парень во время болезни друга впервые назвал его батей.
Признательная улыбка тронула обострившиеся черты больного.
- Илюша… сынок… - прошептал он и впал в беспамятство.
Железная натура Акинфия взяла верх над болезнью.
- Батя! Слышь, батя! Пора убегать из этого адова места, - шепнул однажды ночью Илья только что поправившемуся товарищу.
- Бежать?.. - раздумчиво повторил Акинфий. - Бежать мне не впервой, да только крепко подумать надо. Пахлай-то вон покончился. Может, еще и здесь выдюжим?..
- Нет, батя, - настаивал на своем Марков, найдя в темноте руку Акинфия и крепко сжимая ее, - не выдюжить нам… Сил не хватит! Я давно собирался с тобой речь вести, только ждал, чтобы ты выздоровел.
- Я крепок теперь.
- Коли крепок, так время спасаться. Лучше от пули погибнуть, чем в проклятом болоте сгнить, на царя да на бояр работамши. У соседей сегодня из землянки троих вынесли… Знал ты Сидора Пузырева, что на том краю, у заливчика?
- Такой здоровяк? Чуть пониже царя ростом?
- Он самый! Схоронили здоровяка.
Акинфий высвободил руку, перекрестился:
- Дай ему, господи, царствие небесное!.. Значит, Илюша, ты не согласен остаться?
- Без тебя, батя, не утеку, сам ведаешь… - Илья нахмурил густые, черные, как у бабки Ульяны, брови. - А только на погибель останемся!
- Ладно, сынок, побежим! На погибель али на счастье - вместе!
Вечером Илья и Акинфий приглядели полуразбитый, брошенный на берегу челнок, раздобыли доски вместо весел. Друзья увязали в торбы скудный запас сухарей, заткнули за пояс топоры, надели новые лапти.
Ночь была темная. Беглецы выбрались из землянки и поползли, то и дело ложась пластом, прислушиваясь. Двигаться мешали кандалы на ногах. По острову ходили часовые, шаги их глухо шлепали по разбухшей земле.
Акинфий и Илья избежали нескольких встреч, потом их чуть не постигла беда. Один солдат споткнулся о протянутые ноги Ильи. Это был молодой, неопытный новобранец. Вместо того чтобы выстрелить, поднять тревогу, он решил рассмотреть, что такое валяется на земле. Нагнувшись, часовой рассмотрел человека.
- Ты что тут… - начал он.
Илья вскинулся, как пружина, и ударил солдата кулаком по голове. Тот тихо упал, даже не охнув.
- Батя!.. - прошипел Марков.
Акинфий уже был возле него.
Мужик взял фузею, пороховницу, стащил с бесчувственного солдата шинель.
- Жаль тебя, сердешный, да что ж делать! - молвил Акинфий.
Беглецы добрались до берега, спихнули челнок на воду, и Нева понесла их прочь от крепости.
Чтобы поскорее миновать острова, Илья греб, стараясь не шуметь. Вода с журчанием вливалась через щели бортов, Акинфий вычерпывал ее шапкой. При каждом всплеске выброшенной воды беглецы испуганно замирали: не услышал бы плавучий дозор.
Невдалеке послышались удары весел. Шел сторожевой баркас. Сердца беглецов тревожно застучали: у караульных были зоркие глаза, и вряд ли они пропустят плывущий мимо челнок.
- Ложись! - приказал Акинфий товарищу.
Они свалились прямо в холодную воду, колыхавшуюся на дне челнока. Ловкий маневр был проделан вовремя.
- Кто там? - раздался окрик.
Заскрипели весла в уключинах, баркас приближался к лодчонке. Голоса караула были ясно слышны в ночной тишине.
- Снесло водой… Пустой…
- Нешто подобрать? На шкалик дадут… Зацепляй, Фома!
- Ну его к бесу! Все равно затонет…
Беглецы слушали затаив дыхание.
- Поехали, ребята, на тот берег!
Голоса удалялись. Илья поднялся, помог Акинфию.
Закостеневшие от холода, беглецы снова принялись грести и вскоре согрелись. Они держали путь к левому берегу. На сушу выбрались, когда начало светать.
Илья и Акинфий оттолкнули челнок от берега, чтобы не оставить за собой следа. "Утеклецы" сбили кандалы и начали пробираться в безлюдную чащу, сулившую им надежное убежище.
Глава XV
ДЕРГУНЧИКИ
Иван Ракитин старался в учении не отставать от товарища. В первый же день, как только Егора перевели в цифирную школу, он дождался его у ворот и потребовал:
- Показывай цифирь!
Егор рассмеялся:
- Думаешь, я в один день все вытвердил? Повремени немного.
- Все повремени да повремени! - ворчал Ваня.
Ему волей-неволей пришлось ждать. Зато потом он с огромным усердием накинулся на арифметику. По целым дням сидел Иван над аспидной доской и скрипел грифелем, решая заданные товарищем задачи.
У Егора оставалось мало времени заниматься с другом. Но Иван ухитрялся подкараулить его поздним вечером или ранним утром. Залучив на минутку "учителя", Иван забрасывал его вопросами и затем снова принимался за учение.
* * *
Летом 1704 года по Москве пошла повальная хворь. Целые семьи лежали в жару, в бреду; некому было даже подать больным пить.
У Марковых умерла бабушка Ульяна. За ней чуть не сошла в могилу здоровая, круглолицая Аграфена. Егор отпросился у Магницкого и заботливо ухаживал за матерью.
Много раз на дню бегал парень во двор Ракитиных. Там слегли все: Семен, даже в бреду говоривший прибаутками, жена его, кроткая Домна, Иван и шестилетняя Машутка.
Егор подливал воды в глиняные жбаны, поил больных, давал им есть. Скоро Аграфена поправилась. С желтым, точно восковым, лицом, шатаясь, она выходила на завалинку и часами сидела на улице, слабым голосом перекликаясь с Ракитиными, которые вяло бродили по двору.
В один из жарких июльских дней в избу Ракитиных вошел человек в поношенном кафтане и ветхой треуголке, с лицом, усыпанным огненно-красными веснушками. В руке его была зажата свернутая в трубку бумага.
Покрестившись на образа, вошедший громко спросил:
- Кто здесь будет хозяин?
- Я хозяин, - отозвался Семен с кровати.
- Сапожник Семен Ракитин, по повелению ратуши на тебя наложены повинности… - приказный посмотрел в бумагу, которая оказалась списком налогоплательщиков, - …два рубли двадцать три алтына.
Сапожник в волнении поднялся с постели, расстегивая ворот рубахи, который вдруг начал душить его.
- Помилуй, господин писарь! Не может того быть. Николи столько не плачивал… А теперь и вовсе не могу: второй месяц не работаю…
- Нас сие не касаемо, - равнодушно ответил приказный. - В государеву казну деньги требуются. Все кругом обложены, не ты один. И платить надо обязательно.
Домна заголосила, охватив лицо ладонями:
- Да откуда же экую прорву денег взять!.. Пропали наши бедные головушки!..
- Замолчи, жена! - перебил ее Семен. - Господин писарь, войдите в положение…
- Ничего не могу сделать. - Писарь пожал плечами. - Завтрашний день неси деньги. Не уплатишь, добро твое на казну опишем и с торгу продадим.
- Господин писарь! - взмолился Ракитин. - Нельзя ли хоть отсрочить!
С этими словами он вытащил из кармана два медяка и сунул в руку приказного. Огненно-красная физиономия писаря заулыбалась, и он проворно спустил дар в привязанный у пояса кошель.
- Отсрочить в нашей воле, для хорошего человека не жалко…
- Будь отцом родным! - Семен низко поклонился приказному. - Хоть бы недельку…
- Это мы можем, - бормотал повеселевший писарь. - Ждите через неделю. - И он ушел.
Ракитин искал деньги три дня, и с каждым днем все ниже и ниже опускалась его голова.
- Видно, придется распрощаться с домом… - глухо признался он в своем бессилии, когда рухнула последняя надежда. - Выгонят голыми и босыми…
Домна завыла, как по покойнику. За ней заголосила, забилась маленькая Машутка. Беда нависла над домом Ракитиных.
- Тятька, - молвил смирно сидевший в углу Иван, - тятька… я боярину в кабалу продамся… Коли на два года - три рубли дадут…
- Эх, сынок, сынок! - надрывно прошептал старый Семен. - В кабале люди гибнут… Раз запродался - век не вырвешься…
Иван был упрям. Он вбил себе в голову, что спасти отца от разорения можно только закабалившись, и переубедить его было невозможно.
Поздним вечером он пошел попрощаться с товарищем и рассказать о своем решении. Егорка долго сидел задумавшись, потом сразу оживился:
- Ваня! Ты погоди запродаваться! Сдается мне, что можно извернуться…
- Как? - недоверчиво спросил Иван.
- Хочу одну игрушку сделать. Давно об ней думаю. Спать сегодня не буду, стану мастерить.
Егорка собрал инструменты, выпросил у Семена гвоздей, пару березовых чурбаков и принялся за работу. Иван неотступно сидел около него и подавал то нож, то гвозди, то молоток.
Прошли сутки, и забавная игрушка была готова.
На круглом основании стояли два дергунчика: русский и немец. Русский в длинной поддевке, в шапке, с бородой. Немец в кургузом кафтанчике, в парике, со шпажонкой на боку. Поза у немца задорная, вызывающая, длинный нос вздернут кверху. Русский стоит скромно, будто о чем-то просит.
Но вот дергают за нитки, и картина совершенно меняется. Русский поднимает кулаки и начинает дубасить немца. Напрасно тот бестолково машет руками, пытается защититься - удары приходятся ему по щекам, по макушке… Нос у немца опускается, паричок слетает, обнажая лысую шишковатую голову.
Егор достал красок и раскрасил дергунчиков.
Он показал действие своей игрушки в избе Ракитиных. Семен пришел в восторг:
- Как он его… По мордасам! По мордасам! Ну и выдумщик ты, Егорка! С этой затеей денег собрать, я чаю, можно…
- Дергунчиков показывать пойду я! - сказал Иван.
Спорить с парнем никто не стал. Семен сочинил подходящие стихи, и Иван отправился на Красную площадь.
Остановившись перед обжорным рядом, Иван привел дергунчиков в действие и бойко закричал:
Полюбуйся, народ,
Русский немчина бьет!
Лупит немчуру по мордасам:
Вот тебе московский пирог с квасом!
Вокруг Ивана мигом собралась огромная толпа. Задние не видели, в чем дело, спрашивали у передних. Те, хватаясь за животы от хохота, выкрикивали:
- Ой, уморушка!
- Русский немчуру колошматит!
- Эх, братцы, вот потеха так потеха!
- Нет, паря, кабы так всамделе…
- Умирать бы не надо!
Иван скинул шапку, и в нее полетели копейки и алтыны.
До вечера ходил Иван по рынкам. Его сопровождала огромная толпа зевак. Домой он вернулся с пригоршней медяков. Такого неслыханного успеха никто не ожидал.
На другой день Иван опять пошел по Москве. Сбор был уже не так велик, как в первый день.
На Лубянке к парню подошел Магницкий. Он долго смотрел на забавную драку русского с немцем, бросил пятак и спросил:
- Чья работа?
- Егора Маркова.
- Какого Маркова? Того, что в Навигацкой?
- Того самого.
- Продай игрушку!
- Сколько дашь?
- Полтину.
Иван сообразил, что для уплаты налога не хватает как раз полтины, а Егорка может сделать новых дергунчиков, и согласился. Игрушка, купленная Магницким, заняла почетное место в его кабинете.
В назначенный срок налог был уплачен сполна. Семен Ракитин не знал, как и благодарить Егора.
Глава XVI
НОВАЯ ПРОФЕССИЯ
В декабре 1704 года Петр болел лихорадкой. Но и лежа в постели, в жару, с пересохшими, растрескавшимися губами, царь не оставлял государственных дел. Он вызвал к себе Магницкого.
Магницкий, в парадном костюме, в парике, скромно вошел в спальню Петра, поклонился.
- Садись, - подозвал его Петр. - Сказывай, как Навигацкая школа?
Этим своим детищем, первым высшим учебным заведением России, царь гордился и всегда интересовался. Магницкий сделал подробный доклад, перечислил нужды школы.
- Все?
- Не все, государь! Учится у нас один паренек из посадских детей. И сей паренек на науку и на всякое мастерство оказался остроты необычной…
Петр заинтересовался, приподнялся на локте, нетерпеливо пробормотал:
- К какому мастерству он способен?
- Ко всякому, ваше величество. В бытность свою до школы арбалеты изрядного боя делал. Теперь мне и учителям помощь оказывает: приборы всякие чинит и в любом механизме сразу толк берет.
- Обязательно на сего паренька своими глазами погляжу, - сказал Петр, - и, коли правду говоришь, дела ему много дам. Как его прозвание? Егор Марков? Запомню. Когда поправлюсь, приеду к вам в школу.
Царь откинулся на подушки, закрыл глаза, и Магницкий тихонько вышел.
Через несколько дней Петр без предупреждения явился в Навигацкую школу, как не раз делал и прежде.
Начальство забегало, засуетилось, но царь приказал продолжать занятия. Он ходил по классам, спрашивал учеников, рассматривал учебники, тут же на полях делал заметки, что надо исправить в следующем издании.
Наконец он вошел в кабинет Магницкого.
Из необыкновенной памяти Петра не изглаживался ни один разговор, он не забывал ни об одном человеке, достойном внимания.
Царь сел в кожаное кресло и, поглядывая искоса круглым глазом на чучела птиц, расставленные по шкафам, и точно боясь их спугнуть, спросил приглушенным баском:
- Где у тебя искусник Егор Марков, о коем ты мне докладывал?
Леонтий Филиппович приоткрыл дверь в заднюю комнату и крикнул:
- Марков! Ступай сюда, тебя государь требует!