Постепенно волнение у Анисима улеглось. Он вместе с пушкарями выкатил из крепости пушку, сбегал с молодым пушкарём и набрал камней в корзину. Ещё куда-то слетал и принёс куски старых холстин. Вскоре Анисим прибежал к Михаилу и сказал:
- Батюшка-воевода, у нас всё готово.
Михаил согласно кивнул головой: дескать, всё понял - и тронул за плечо сотского Никанора, с которым вёл разговор.
- Идём, Никанор, может, диво увидим.
- Анисим, что ли, придумал?
- Он, сын Воробушкин, - улыбнулся Шеин.
Сам в этот миг подумал: "Ой, как опростоволосимся, сраму не оберём!"
Пушка была поставлена в тридцати саженях от склона оврага, на котором закрепили колышками холсты. Анисим сбегал от пушки до холстов и обратно, сказал старшему пушкарю Варламу:
- Батька, давай откатим пушку ещё сажен на десять.
- Нужды в том не вижу, - ответил как отрубил Варлам.
"Ладно, тридцать сажен тоже хорошо, лишь бы долетели ядрышки", - подумал Анисим и принялся укладывать круглые камни на холстину. Считал до двадцати пяти. Потом увязал в холстину, шар получился как ядро, только с гребнем. "Так гребень-то впереди будет, он не помеха", - отметил Анисим и примерил "ядро" в ствол пушки. Туговато входило, но Анисим поворошил камни и "ядро" шло плотно. Он обрадовался, вытащил "ядро" и крикнул:
- Варлам, давай заряд на место! - Анисим был возбуждён и знал отчего. Коль не выйдет из его затеи ничего, то позора не оберётся да и в опалу от воеводы попадёт. Ой как боялся он опалы и пострига монашеского! Да ведь не жил без риска. Голова у него будоражная была.
И вот уже всё сделано. Пушкари нацелили пушку на холстину. Анисим чуть ли не перед стволом суетится, готов был бежать следом за "ядром". А куда оно полетит, одному Богу ведомо. Сам-то Анисим лишь в голове воображал, что "ядро" полетит в цель.
- Давай, Варлам, пали! - крикнул Анисим.
Твёрдая рука Варлама поднесла фитиль к лунке, где чернели крупинки пороха. Раздался выстрел, и дым клубом взметнулся вверх. Все замерли, словно остолбенели, смотрели с напряжением туда, где на склоне холма висели закреплённые холсты. Их не было, они лежали у подножия склона. Анисим первым бросился к ним, хватал их, разворачивал, рассматривал. И вдруг начал прыгать от радости, принялся считать дыры на холстах. Когда подошли Михаил, Варлам и Никанор, Анисим закричал:
- Семнадцать! Семнадцать дыр!
Михаил не поверил, пересчитал.
- Да, семнадцать, - подтвердил он, едва сдерживаясь, чтобы не закричать, как Анисим.
Михаил понял, что значит такая стрельба при обороне крепости. Каждый выстрел пушки найдёт себе десятки целей в рядах врага. Теперь оставалось узнать убойную силу выстрела, на какую глубину в склон оврага ушли камни. Михаил сломал ивовую ветку, подошёл к склону и стал искать пробоины. Он вскоре обнаружил пробоину, и прут ушёл в неё чуть ли не на аршин. Рядом с Шеиным принялись искать пробоины Анисим и Варлам. Стременной каждый раз кричал благим голосом: "Нашёл! Нашёл!"
- Велика сила у этих ядрышек! - важно сказал Варлам. - Теперь можно и пушку подальше отставить.
Он уже догадался, что ему морочили голову, когда говорили, как чистить ствол пушки. Старый пушкарь подумал, что отныне ближний ордынец ему не страшен: как косой косить будет. И велел Варлам пушкарям откатить орудие от склона оврага ещё на пятнадцать сажен.
Той порой Анисим уложил в холстину уже тридцать камней, но меньшего размера. Выстрелили. На этот раз оказалось девятнадцать попаданий, а "ядрышки" ушли в землю почти так же.
- Ну, батюшка-воевода, хвала тебе и твоему Анисиму. Да мы теперь... - важно оглаживая бороду, продолжал восхищаться Варлам.
Был выстрел и в третий раз - для укрепления веры в новинку. На холстах и живого места не осталось. Уходя от пушкарей, Михаил сказал Варламу и Анисиму воеводским тоном:
- Волю вам даю донести новинку до всех пушкарей, показать им, какие камни собирать, как заряжать пушки. - Дал Шеин задание и сотскому: - А ты, Никанор, пошли своих ратников камни искать и тоже покажи им, какие. И кучу за храмом переберите.
Незаметно приблизился Покров Пресвятой Богородицы, праздник, на который было назначено венчание Артемия и Анастасии. Горожане знали об этом событии в семье Селезнёвых, и с утра сотни их собрались на площади близ храма Николая Чудотворца. Кто-то догадался принести соломы и устлать путь до паперти храма. Два старших брата Селезнёвы несли свою сестрицу к храму высоко на руках. Пожилые горожане осуждали молодёжь: эк невидаль выдумали. А молодым потеха: красавицу невесту всем видно.
Жених шёл в окружении воинов, рядом с ним выступали "бояре" жениха Михаил и Никанор. А перед ними кружились, пели "боярки" - девицы-подружки невесты. Вот и врата храма, братья поставили невесту на паперть, жених поднялся к ней и, взяв за руку, повёл в храм к венцу.
В этот час прискакал из Рязани гонец. Открыли ему ворота, он спросил, где найти воеводу Шеина, как узнал, помчал к храму. Гонца россияне всегда угадывали и даже могли сказать по виду, с какими вестями он примчал. Как глянули пронские жёны на гонца, так и поняли, что привёз он недобрые вести. Он же кричал:
- Дорогу, дорогу! Где воевода Шеин?
Крик гонца достиг ушей Михаила. Он понял, что гонец неспроста к нему рвётся: важные вести привёз. И Михаил сказал Артемию:
- Иди, брат, в храм. Пусть ваш обряд идёт своим чередом. Я же скоро приду.
- Понял тебя, побратим. Всё так и будет, как присудили.
Артемий скрылся с Анастасией за вратами храма. А Михаил подошёл к гонцу.
- Что случилось, служилый? - спросил он.
- Грамота тебе, воевода, срочная.
Гонец достал с груди из-под кафтана свиток. Михаил взял его, проверил печать, сорвал её и развернул грамоту. Прочитал и стиснул зубы, потому как захотелось ему выругаться с досады. Грамота была краткой и жёсткой. В ней говорилось, чтобы он, воевода сторожевого полка Михаил Шеин, по воле царя Бориса Годунова взял в Пронске две сотни конных, с которыми пришёл из Москвы, и следовал в день получения грамоты в Мценск воеводой передового полка, не добиваясь опалы. Указывалось в грамоте, что вторым воеводой идёт стольник и воевода Борис Михайлович Вельяминов. Находился Вельяминов в эту пору в городке Михайлове.
Осмотревшись, Михаил увидел неподалёку Анисима, кликнул его.
- Сбегай в полк, позови сотских Никанора и Глеба к дому воеводы Селезнёва. Да не мешкай и им не давай.
- Исполню мигом, воевода, - ответил Анисим и убежал.
А Михаил Шеин задумался: что могло случиться под Мценском, если его так спешно перебрасывают? Но гонец ещё был рядом, и он, похоже, выложил не всё. Михаил спросил его:
- Что ещё у тебя, служилый?
- Фролом меня зовут. А сказать я тебе, батюшка-воевода должен вот что. Как провожал меня дьяк Вылузгин, велел передать тебе добрые вести. Твои в Суздале здравствуют. Голод их не поразил. И семеюшка твоя разрешилась, принесла дочь.
- Что ж ты, Фрол, до сих пор молчал! - воскликнул Михаил. - Доченьку-то как назвали? Крестили?
- Всё путём, воевода. А назвали её Катей - так твоя жена захотела. У Измайловых тоже всё по-божески. А большего я не знаю.
- Ну спасибо тебе, славный Фрол. То-то радость принёс! Елизару поклон от меня. А пока ты отдохни у нас, сейчас трапеза великая свадебная будет. Мне же в путь пора собираться. По какой причине, не ведаешь?
- Не ведаю, воевода. Да дьяку Вылузгину ты любезен.
- Выходит, и впрямь по царской воле меня отсылают с насиженного места.
Первое, что пришло Михаилу в голову, была мысль о чьих-то происках. Едва он приготовил крепость к обороне, как его гонят неведомо куда. Но появилось и другое. Михаил знал, что Мценск совсем близко от Польши. "Вот и разгадка: поди, поляки с разбоем лезут. Им и мир не помеха, лишь бы разорить соседа", - решил он.
Шеин и до дома Селезнёвых не успел дойти, как его догнали сотские Никанор и Глеб. Когда сошлись они, Шеин сказал:
- Идём в поход, други. Вам до полудня завершить сборы, накормить людей и в путь. Да не забудьте харчи взять. Идти нам не меньше семи дней.
Увидев Анисима, Михаил велел ему:
- И ты собирай всё в путь. А я до храма схожу.
Но, когда Шеин подходил к храму, венчанные Артемий и Анастасия выходили из него. Михаил подошёл к ним.
- Поздравляю вас, мои славные. - И добавил: - А мне и погулять некогда на вашей свадьбе. Артемий, принимай от меня полк, а я во Мценск ухожу.
Так всё и было. К полудню мимо дома Селезнёвых прошли две сотни ратников. Возле крыльца стояли две бочки браги, и дворянин Селезнёв со своими сыновьями угощали воинов хмельным, желая им удачи. Когда все воины прошли, из дома вынесли поднос с кубками и поднесли сотским Никанору, Глебу и самому воеводе Михаилу. Он взял кубок, поднял его и сказал Артемию и Анастасии:
- Пью за ваше здравие. Дай Бог вам счастья.
Михаил выпил медовуху, обнял Артемия, прикоснулся губами к щеке Анастасии, поклонился всем Селезнёвым. И вот уже он взметнулся в седло. С Артемием и Анастасией ему довелось увидеться только через несколько лет.
Поспешный отъезд из Пронска воеводы Шеина не остался незамеченным для всех ратников полка, с которым он простоял на рубеже "дикого поля" больше года. Воины полка пришли проводить Шеина и тех, кто уходил с ним. И две конные сотни прощались более чем с тремя тысячами воинов, которые выстроились вдоль обочины дороги до самого моста через речку Кердь.
Глава десятая
ВСТРЕЧА С ШАЛИМАНОМ
Дьяку Елизару Вылузгину, второму главе Разрядного приказа, Михаил Шеин и впрямь был любезен, и перебрасывали воеводу в Мценск не по воле или прихоти дьяка. Была в эту пору в Разрядном приказе хорошая служба лазутчиков. Они-то и приносили в приказ вести, которые заставляли его служилых людей перемещать полки и сотни с одного участка обороны южных рубежей Руси на другой. В Разрядном приказе служил тогда известный лазутчик Лука Паули. Правда, он служил, ещё и патриарху Иову. Но его хватало на обе службы.
Когда и под видом кого побывал Паули в Пронске, никто того не ведал. Может быть, он являлся в Пронск под видом посыльного от князя Тимофея Трубецкого, и было позже доложено дьяку Вылузгину о том, что Пронская крепость благодаря усилиям Михаила Шеина приготовлена к обороне лучше, чем многие другие крепости на юге Руси.
- Взять тот же Мценск, - докладывал Паули Вылузгину, - по нерадению князя Черкасского - лакомый кусочек для любого князька, имеющего под рукой две тысячи ордынцев.
- Значит, ты считаешь, что Мценску что-то угрожает? - спросил дьяк Елизар Вылузгин.
- Как пить дать, летом его разорят ордынцы, - ответил Лука Паули.
Он был потомком итальянского зодчего, который служил среди итальянских мастеров на Руси во времена великого князя Ивана III. Лука Паули не стал зодчим, он любил странствия, приключения и нашёл себе занятие по душе - слыл лучшим лазутчиком. В эту пору ему было уже за сорок лет, но чуть смуглый, с чёрными волосами, жгучими и умными глазами, сухощавый, подвижный, он выглядел лет на десять моложе.
Выслушав Паули, Вылузгин не сделал при нём никаких выводов. У него была встреча с царём Борисом Фёдоровичем. Правда, царь был мрачен и недомогал. Вся Московская земля и многие северные земли были поражены небывалым голодом, который длился уже второй год. Два лета подряд земля не дала урожая ни зерновых, ни овощей. Голод уносил многие тысячи россиян. Царь Борис роздал всю свою казну на покупку хлеба для москвитян и всех, кто в это тяжёлое время добирался до стольного града в поисках спасения от голода.
Царь встретил Вылузгина сухо.
- Ну, что у тебя? - спросил он.
Дьяк изложил суть своего появления коротко и ясно:
- Во Мценске бедствие. Князь Димитрий Черкасский за год ничего не сделал, чтобы укрепить город.
- И что делать теперь? Орда уже подходит к нашим рубежам. Найди разумного воеводу. Как там, в Пронске, Шеин?
- Он славно исполнил свой долг. Крепость способна стоять против сильного врага.
- Выходит, Шеин и Мценск может поднять?
- Да, государь.
- Воля моя в согласии с тобой. Шли гонца моим именем, - ответил царь Борис и подумал, что, знать, судьбе угодно постоянно сталкивать между собой боярина Шеина и князя Черкасского.
Так решилась судьба Михаила Шеина, и он с двумя сотнями ратников, преодолевая многие версты, шёл из Пронска во Мценск через Рязанскую, Тульскую и Орловскую земли. Тяжким был этот переход. Мучили проливные дожди, приходилось идти по бездорожью от селения к селению, все на запад, на запад. На пятый день пути к дорожным трудностям прибавились другие: кончились запасы пищи. Взяли из Пронска недостаточно, надеясь покупать съестное в торговых сёлах. Но торговля хлебом, мясом, овощами всюду была скупой, а цены недоступными: сказывался голод в Москве и её окрестностях. Пришлось утолять голод орехами, которых из Пронска прихватили вдоволь. Воины, а вместе с ними и воевода Шеин могли только гадать, как их встретит Мценск.
Однако город не думал их встречать. У горожан было полно своих забот. А две тысячи ратников, составлявших гарнизон крепости, собирались отправиться по домам, потому как им обещали смену. Но обещание исходило от князя Черкасского. Это он взбаламутил жизнь ратников, сказав им, что скоро отведёт их в Москву на Ходынское поле.
Появление Михаила Шеина и двухсот воинов и было встречено ратниками Мценска как сигнал уезжать: было же, когда по осени воинов отправляли с "береговой службы" по домам. Не успел Шеин спешиться и дать команду своим ратникам, как воины князя Черкасского заполонили площадь перед палатами воеводы, загудели обеспокоенно: "Домой пора! Веди нас, князь, в Москву!"
- Я воевода Шеин! - сказал ближним ратникам Михаил и спросил: - А где ваш князь, имя его?
Из толпы вышел крепкий рослый воин лет тридцати.
- Меня Кузьмой зовут, а князя нашего - Димитрий Черкасский. Но его в крепости нет, он в Каменке, там днюет и ночует.
- Почему?
- Не моё это дело, но скажу, - ответил Кузьма, - жёнка у него там... А большего я не знаю.
- Где ваши тысяцкие, сотские? - спросил Шеин. В душе у него уже бушевал гнев на князя Черкасского: как смел оставить ратников ради какой-то жёнки? - Ну что ты молчишь, Кузьма?
- Тысяцких у нас нет, а сотские... Так ты их позови, воевода, и спроси.
- Есть тут сотские? - крикнул Михаил. - Выходите все на свет Божий.
И вскоре двадцать сотских собрались близ Шеина. Он вначале руку поднял, сказал громко:
- Слушайте, ратники! Нет нам воли царской идти в Москву. Там смертный голод второй год гуляет. И некому идти на смену вам. Потому стоять нам здесь, рубежи защищая.
- Кто же там наши семьи кормит?
- Царь печётся, как может. Сами перебиваются посильно. А вы сейчас там не кормильцы, обуза только. Чем вы тут занимаетесь?
- Штаны протираем, воевода, - ответил за всех воин Кузьма.
- А вот это плохо. Если вчера ордынцы не нагрянули, то не сегодня-завтра обязательно прихлынут. А хороша ли ваша крепость, выстоит ли против врага?
Сотские дружно молчали. Вид у них был удручённый. И вновь Михаил подумал о князе Черкасском: "Ишь ты, подобрал каких, словно бессловесная скотина стоят". Он пришёл к мысли, что настал миг все дела в Мценске брать в свои руки, и сказал:
- Ну вот что, други. Вы служите не князю Черкасскому, а Руси, и потому отныне будем жить по-иному. Главная наша забота в том, чтобы ордынцы не застали нас врасплох. Будем укреплять крепость. Думаю, что в городе есть старожилы, которые помнят, каким был Мценск при воеводе Адашеве.
Михаил не ошибся. Среди горожан были ещё престарелые сподвижники воеводы Адашева, и многие из них, увидев, что в крепость прибыли новые ратники, вышли из домов, потянулись на площадь. Нашлись и такие, которые сочли нужным подойти к воеводе Шеину, молвить ему своё слово. Самым решительным оказался бывший лазутчик Адашева, старец Фадей. Подойдя к Шеину, он громко произнёс:
- Ты, воевода, послушай нас, старых жильцов. Мы эту крепость сорок лет назад от ногаев и крымчаков обороняли. И стоял с нами воеводой Данила Адашев, светлая память ему. Ежели бы не он, было бы здесь голое место. Вот ты и возьми его в пример, не как Мамстрюк, который о гульбе только думал. А мы тебе поможем, всё покажем, как сделать.
- Согрел ты меня словом, отец, - ответил Шеин. - Ещё что скажешь? Слышу, тебя Фадеем зовут и ты лазутчиком был.
- То быльём поросло. Я о другом. Крепость обновлять нужно. Ты на Адашева похож, вот и возьмись за дело рьяно.
- Спасибо, Фадей. Так и будет.
Осмотр стен крепости и всего хозяйства полка привёл Михаила в уныние. Он не знал, за что взяться. Леностью страдали прежние воеводы, и князь Черкасский жил по их примеру.
Вскоре жизнь в Мценске потекла по новому руслу. У Михаила Шеина появился второй воевода - Борис Вельяминов, стольник из Михайлова. Он прибыл на пять дней позже Шеина и объяснил это тем, что гонец из Рязани заблудился.
- Ну, забудем об этом, - сказал Шеин. - Всё обошлось, а теперь давай к делу примеряться.
Присмотревшись к Вельяминову, Шеин понял, что в нём нет военной жилки, но есть мирская обстоятельность, и потому решил поручить ему все хозяйственные дела в полку. Михаил так и сказал:
- В полку всё безобразно запущено. Впереди зима, а дров нет, постой у ратников плохой. Всё надо довести до ума. Дел невпроворот. Ты уж возьмись, Михайлыч, за эту нелёгкую справу.
Похожий на сельского старосту Вельяминов принял сказанное Шеиным с пониманием и без каких-либо обид взялся вести хозяйство полка. И в этот второй для Руси голодный год на его плечи легла нелёгкая ноша. Но расторопности у него хватило. Уже через день он отправил три десятка пароконных повозок закупать в сёлах под Орлом пшеницу и другое зерно. Южнее Мценска, где начинались чернозёмы, было много хлебопашцев, у которых скапливались излишки зерна, и они охотно продавали его.
Много неотложных дел оказалось и у Михаила Шеина. Осмотрев крепость, он понял, что после Даниила Адашева, почти сорок лет, её стены не ремонтировали, не обновляли, и она была непригодна для обороны. "Козырьки" времён Адашева, которые так мешали врагам, когда они шли на приступ, сохранились лишь с северной стороны. Шеин понял их значение и решил восстановить. Были разобраны на топливо все деревянные туры, за которыми прятались пушкари: их тоже надо было делать заново. Во многих местах нужно было восстанавливать стены или ставить за ними срубы и заполнять их землёй. Плохим оказалось и боевое обеспечение. На двадцать четыре пушки оставалось семьдесят два ядра - по три на пушку. Таким "припасом" можно было только разъярить врага. Правда, был большой запас пороховых зарядов. Их привезли ещё летом. Это порадовало Шеина. Поразмыслив, он счёл за лучшее заготовить мелкие речные камни. Эту заботу он поручил своему стременному Анисиму, отдав в его распоряжение всех пушкарей.
- Но помни, что пушкари народ строптивый, ты им всё толком объясни. Им стрелять ядрами Анисима, - заметил ненароком Михаил.