Вейден появлялся у них почти регулярно раза два в неделю, по вечерам, сообщал о том, что ему скучно одному, и сидел, даже не пытаясь завести разговор, время от времени отхлебывая из плоской фляжки крепкий доп. Петр поначалу тяготился этим: ведь надо было принимать гостя, оказывать ему внимание и как-то развлекать. Потом он понял, что это бесполезно и вовсе не нужно. Старик приходит из своей норы-хибарки просто посидеть и помолчать к людям, которые ему, по крайней мере, не противны.
Дядя Клаас, как звали его на руднике, был коренной бур. Когда-то он имел ферму, потом рудник, но там погибли в шахте два сына, он запил, опустился и бог его знает, чем кончил бы жизнь, если бы старый приятель Артур Бозе не дал ему работу и пристанище. Это Петру было известно не от Вейдена, сам о себе старик никогда ничего не рассказывал.
– Иди, Питер, читай свои книги, я посижу, – сказал дядя Клаас. Он прислушался к тихой непонятной песне: Дмитрий выводил "Лучинушку". – Скоро вы с ним расстанетесь.
– Как – расстанемся? Почему?
– Ты куда-то поедешь.
– Куда я поеду? Зачем?
– Не знаю, Питер, не знаю. Я маленький человек, просто слышал, что поедешь… куда-то. – Вейден неопределенно пошевелил пальцами над головой.
Петр внимательно посмотрел на него – старик был очень пьян.
2
И все-таки Клаас Вейден сказал правду…
Воскресное утро было ясное, чистое. Петр, сидя на крылечке, набивал патроны, Дмитрий чистил своего Гнедка. Из кухни доносился густой аромат жареного мяса – Каамо готовил завтрак.
– Какие трудолюбивые люди! – раздался вдруг голос Изабеллы; они и не слышали, как она появилась во дворе. – Наверное, опять собираетесь распугать всех антилоп в округе?
– И надеемся, что вы поможете нам в этом, – откликнулся Петр.
Дмитрий расплылся в улыбке.
– Сегодня – нет, – сказала Изабелла. – И вам, как я понимаю, придется отложить прогулку. – Она приняла шутливо-важную позу, руки уперла в бока. – Я прибыла к вам в качестве гонца от сиятельной персоны известного в здешних местах Артура Бозе и уполномочена передать официальное послание.
Изабелла протянула Петру клочок бумаги, на котором неровными, угловатыми каракулями было написано:
Питер и Дик прашу вас ни отказат от обедать ныньче в маем доме.
К сему А. Бозе.
Нада пагаварить о деле.
Обедать в доме Бозе им приходилось, но ни разу еще это не обставлялось столь церемонно.
– Как это понимать? – с растерянной улыбкой спросил Петр. – О каком деле речь?
Изабелла пожала плечами:
– Не знаю, Питер. – Глаза ее сделались лукавыми. – Может быть, отец хочет сообщить о том, что Якоб Мор просил моей руки, и посоветоваться с вами?
– А Якоб…
– Да, он сделал это вчера.
– Ты говоришь неправду, Белла? – выкрикнул Дмитрий.
Изабелла живо повернулась к нему:
– Что ты, Дик! Разве я могу взять такой грех на свою слабую душу? – В глазах ее по-прежнему плясали смешинки.
– Хочешь, я ему все кости переломаю? – совсем не шутливо сказал Дмитрий, комкая записку.
– О нет! Лишать отца лучшего надсмотрщика – это было бы жестоко, Дик. К тому же ведь еще неизвестно, какой ответ получит почтенный Якоб Мор… – Крутнувшись так, что юбка приподнялась колоколом, обнажив стройные загорелые ноги, Изабелла побежала к своему дому, крикнув: – Не опаздывайте!..
Они все же опоздали: Дмитрий не хотел идти, Петр еле уломал его.
В большой темноватой гостиной сидели хозяин и Якоб Мор. Бозе поднялся навстречу вошедшим:
– Я уж думал…
– Что вы! – с натянутой улыбкой возразил Петр. – После такого послания мы не могли не прийти.
Бозе ухмыльнулся в бороду:
– Значит, помогло. Специально написал, чтобы не отмахнулись от приглашения. Надо кое о чем поговорить.
Однако никакого особого разговора за обедом не произошло. Беседа вообще не вязалась, хотя Бозе, похоже, взволнованный чем-то, пытался расшевелить гостей потешными историями из своих охотничьих похождений.
Друзей сковывало присутствие неприятного для них человека. Якоб Мор всячески выказывал свое расположение Изабелле, старался ухаживать за ней, но та явно игнорировала его, изредка бросая смешливо-заговорщические взгляды на Дмитрия и Петра. Дмитрий угрюмо молчал. Ели вяло.
Подали кофе. Раскуривая трубку, Бозе сказал:
– Дочка, займись чем-нибудь, мы потолкуем о делах.
"Вот оно!" Петр обеспокоенно оглянулся на Дмитрия. Тот, ссутулившись, уставился в пол и, похоже, боялся шевельнуться.
– С господином Мором я уже советовался, – начал Бозе, – и рад, что мнения наши совпали. Последнее время дела на руднике, хвала богу, идут хорошо. – Бозе приветливо посмотрел на Петра. – Но я стреляная птица, и я не хочу быть в дураках. Один раз я уже чуть не вылетел в трубу из-за милейшего Сесиля Родса, когда он прибрал к рукам алмазные разработки. Чует мое сердце, на Витватерсранде скоро тоже что-то произойдет. У Родса длинные, загребущие руки, он силен, что-то больно уж нахальными становятся английские компании в Йоганнесбурге. – Бозе повернулся к Мору: – Вы извините, Якоб, надеюсь, эти слова не обижают вас.
Мор холодно улыбнулся:
– Я себя считаю больше голландцем, чем англичанином. И, кроме того, ваши интересы, Бозе, для меня неизмеримо выше чьих-либо.
– Спасибо, Якоб, я так это и понимал… Ну вот, повторяю, чтобы не оказаться в глупых, я решил… От верных людей мне стало известно о находках золота на Олифант-ривер, Слоновой реке, за Лиденбургом. Это северные отроги Драконовых гор. Надо хорошо понюхать и копнуть это местечко. Если и верно там есть металл, лучшего нам не надо. Область дикая, никто не помешает нам заложить рудничок и грести золото, если здесь начнут хозяйничать Родс и его акулы. Вам понятно, друзья?
Вопрос был обращен, прежде всего, к Петру и Дмитрию. Но ответа Бозе и не ждал: он продолжал говорить.
– То, что я сказал, должно остаться только между нами. Чтобы не пронюхал ни один шакал… Я думаю поручить все это Якобу, а в помощь ему пойдет Питер… Подожди, Дик. Ты останешься на руднике, вам с Вейденом придется поделить обязанности Якоба и Питера. А им выделим группу рабочих, и они надолго оставят нас. Путь сложный и длинный. Конечно, пригодится и железная дорога на восток. Можно доехать до Эрли или Махадодорпа, а оттуда…
– Это неосторожно, – прервал его Мор и недовольно пошевелил бровями. – И Эрли, и Махадодорп – паршивые маленькие местечки, и каждый баран обратит там на нас внимание.
– Пусть обращает, – весело усмехнулся Бозе. – Я надеюсь, вы не станете объяснять "каждому барану", куда и зачем вы держите путь. Давайте взглянем по карте…
К ночи обо всем договорились. Было решено, что экспедиция отправится из Претории железной дорогой до Миддельбурга. Цель – для любопытных – охота. А для большей предосторожности в Преторию выехать не всем сразу, а двумя группами, в различные дни. Вначале туда отправится Мор, там приобретет необходимое, потом к нему присоединится со второй группой Питер. Лошадей и воловьи упряжки они купят в Миддельбурге.
3
Приехав в Преторию, Петр остановился в одном из привокзальных постоялых дворов. Сопровождавших его негров расположили на дворе. Хозяин, рябой одноногий бур, спросил у Петра:
– Надолго?
– День, два.
Больше хозяина ничего не интересовало.
Позавтракав, Петр отправился к Мору.
Якоб Мор занимал громадную, обставленную с роскошью комнату в одной из гостиниц на главной, Церковной площади. Похоже, он разыгрывал из себя богатого путешественника, это льстило его натуре. С Петром Мор держался суховато, сразу дав почувствовать, что именно он возглавляет экспедицию. Он только спрашивал – Петр отвечал. Потом Мор отпустил его.
– Вы можете быть свободным до пяти вечера. В пять явитесь сюда, придет тот человек, который поведет отряд.
"Ну-ну, главнокомандующий!" – про себя ухмыльнулся Петр.
Он решил осмотреть город, но на это не понадобилось много времени. Столица Трансваальской республики, расположенная среди высоких голых холмов, по существу представляла собой большую деревню, зеленую и чистую. На город она походила лишь в центре, где были собор, банки, гостиницы, магазин и занимающий целый квартал дом правительства. На Церковной площади высилась гранитная глыба с плоским, выровненным верхом. Заинтересовавшись, Петр спросил у прохожего, зачем торчит этот камень. Тот глянул на Петра снисходительно:
– Приезжий?.. Это цоколь для памятника нашему дяде Полю, президенту.
Петр знал, как уважительно относятся буры к старому Павлу Крюгеру, и все же не мог не удивиться: живому готовят памятник. Он долго стоял у глыбы гранита, пытался представить, каким закаменеет на ней президент. Но для этого надо было знать хотя бы, каков он из себя. У Петра мелькнула озорная мысль – пойти в дом правительства; говорят, увидеть президента очень просто: он принимает любого, обходясь без всяких секретарей и адъютантов. Но с чего же это идти к нему? Просто так, из мальчишеского любопытства?
Петр двинулся в противоположную сторону.
От площади тянулись лишь две замощенные улицы, другие заросли травой, по ним бродили козы. Мрачноватые кирпичные особняки тонули в садах. Вдоль тротуаров журчала вода в аккуратных канавах: в Претории была искусственная оросительная сеть.
Петр миновал окраинные дома. Впереди буйно зеленел больничный парк. Солнце поднялось уже высоко, земля чуть парила, подсыхая после ночного ливня. Петр свернул с дороги и, бросив на траву куртку, прилег в тени баобаба.
В свои двадцать четыре года он уже немало побродил по земле, но всякий раз, оказываясь в новом месте, ощущал в душе тревожно-смутное предчувствие каких-то свершений, и радость познания, и необъятность мира, манившего его и ласково, и грозно. Вновь судьба сорвала его с обжитого места и вела теперь в незнаемую глубь континента, в дикую африканскую глухомань.
Он не страшился опасностей, только лучше было бы встречать их бок о бок с верным другом, нежели с этим злобным Якобом. Петр понимал, что жить с ним в мире ему едва ли удастся, тем более что и официальные их отношения были достаточно сложными. Формально во главе экспедиции стоял Мор, но за разведочные работы отвечал Петр. А ведь эти работы и составляли цель экспедиции.
Уже перед самым отъездом Бозе напутствовал Петра:
– Вся надежда, Питер, на вас. Вы понимаете толк в золотодобыче и разберетесь там, стоит ли игра свеч… Может быть, вы немножко обижены на меня: вот-де старый дурак Артур Бозе требует от меня найти ему золота, а начальствовать поручает Мору. Так вот что я скажу. Золота я не требую. Мне нужен только честный ответ понимающего в деле человека – есть смысл пускаться в эту авантюру или нет. А насчет Мора – что ж, он человек здешний, опыта у него побольше вашего, он знает край и знает, как надо обращаться с кафрами. Однако он начальник для всех, но не для вас. Вы отвечаете только передо мной. Это вам понятно?
– Мне-то понятно, – улыбнулся Петр, – важно, чтобы было понятно и Мору.
– Я с ним говорил. Он не дурак и знает, что без вас ему как без рук.
– А вы не скажете мне, – Петр замялся, – что он за человек?
Этот вопрос ему давно хотелось задать хозяину, но все считал, что не очень удобно делать это. А теперь стало необходимо.
Бозе внимательно посмотрел на собеседника и, уминая табак в трубке, задумчиво опустил голову.
– Любопытство естественное и деловое. Только не знаю, смогу ли я его удовлетворить полностью. Отец Мора был англичанин, мать, по его словам, бурская женщина. Родился Якоб в Капштадте. В молодые годы он служил там в полиции, потом перебрался в наш Трансвааль, и здесь парню не очень повезло. Пытался он грести алмазы, пробовал торговать, путался с английскими миссионерами и наконец прибился вот к моему руднику. Сейчас в Трансваале много таких людей, и не сразу скажешь, каковы они – честные или обманщики, подлые или благородные, – эти искатели счастья на чужой земле. – Бозе взглянул на Петра и, видимо, только тут сообразил, какую бестактность он допускает; неловко кашлянул. – У меня Якоб работает уже несколько лет, и сказать что-нибудь плохое о нем я не могу. Может быть, иногда он слишком суров с черными, ну, так ведь старается для дела… Я думаю, вы с ним поладите…
В пять Петр был у Мора. Почти следом за ним вошел высокий светловолосый бур в суконной куртке и кожаных штанах. Шею, несмотря на теплую погоду, обвивал вязаный шерстяной шарф.
– Ян Коуперс, – представился он.
Мор тотчас начал деловую беседу. Петр с интересом присматривался к будущему проводнику. Коуперс был молод, не старше тридцати лет, но держался с достоинством, речь его была свободна и грамотна. Он сразу располагал к себе – внимательным взглядом живых, умных глаз, спокойной улыбкой, красивой естественной осанкой. На красноватой обветренной коже белели выгоревшие на солнце брови, лицо чуть портил рваный шрам у губы на левой челюсти, но стоило Коуперсу улыбнуться, и неприятное впечатление от шрама исчезало.
Ян слушал Мора, отвечал на его расспросы и время от времени поглядывал на Петра, молчаливо сидящего в сторонке. Должно быть, они понравились друг другу.
В комнате сделалось темно: громоздкие тучи прикрыли небо. Хлынул дождь – обычный здесь свирепый толстоструйный ливень.
Петр, подойдя к окну, не сдержался:
– Ну хлещет! Вот она, Африка…
Коуперс с улыбкой покосился на него:
– Настоящая Африка начнется там. – Он махнул куда-то на северо-восток. – Все, друг, впереди.
В ИСТОКАХ СЛОНОВОЙ РЕКИ
1
Третий день караван золотоискателей шел на север от Миддельбурга. Размеренно поскрипывали колеса громадных крытых фур, покрикивали на волов конные вожатые, изредка раздавалось сухое хлопанье фоорслага – длинного кожаного бича. Негры были довольны: тяжелый груз тащили волы в повозках, на каждого чернокожего теперь приходилась кладь не больше сорока – пятидесяти фунтов . Только надо было идти кучно, не петь, не разговаривать – тогда баас Мор не сердился и его палке нечего было делать.
Впереди каравана шагал охотник-следопыт из местных бечуанов, Мангваэло, слуга и помощник Яна Коуперса. Рослый и сильный, несмотря на свои пятьдесят лет, он легко, чуть выпятив живот, нес свое тело, и леопардовый карос на его плече, накинутый скорее из тщеславия, чем для тепла, мягко переливался при каждом шаге. На бедрах Мангваэло был повязан кусок красной ткани, шею украшало ожерелье из хвостовых волос жирафа. Рядом, с гордостью поглядывая на нового приятеля, вышагивал Каамо. А Ян Коуперс с Петром Ковалевым рыскали на конях где-то впереди и по сторонам.
Влево уходила долина Олифант-ривер, Слоновой реки, немноговодной, быстрой, со множеством порогов и перекатов. Справа, в сухой знойной дымке, темнели северные отроги Драконовых гор. Над однообразной порослью кустарников вздымались купы деревьев.
Ускакав вперед, Ян и Петр пустили лошадей шагом и ехали, отдавшись ощущению простора и легкой неторопливой беседе. Они сдружились естественно и быстро, что-то общее было между ними, недаром Ян понравился Петру с первого взгляда.
Ян был прирожденным охотником. Его отец дважды участвовал в экспедициях Давида Ливингстона – в пустыню Калахари и на Замбези. Вернувшись из второй экспедиции, он осел на земле Бушвельда , женился и обзавелся детьми. Лишь однажды этот человек выстрелил неудачно, и это стоило ему жизни: африканские буйволы не прощают ран. Ян после смерти отца отказался от своей доли наследства, только выговорил себе кров на ферме старшего брата, и занялся охотой. Наверное, не сама она манила Яна. Он очень любил и превосходно знал природу и, может быть, сделался бы ученым, если бы не надо было из этой природы выколачивать деньги. В последние годы Ян водил сафари – охотничьи караваны.
– Я вольная птица, Питер. – Глаза Яна светились задором. – Меня не держат ни ферма, ни лавочка, ни рудник. Сам себе хозяин, и всюду мне хорошо.
– Тебе что, очень хотелось сопровождать нас? – небрежно, через плечо спросил Петр.
– Совсем не очень, да ведь деньги-то все же нужны.
Петр чуть придержал коня.
– Вот ты и противоречишь, Ян, сам себе. Какая же ты вольная птица, если зависишь от тех, у кого в кармане погуще, кто платит тебе! Ты так же служишь разным хозяевам, как я Артуру Бозе, а Мангваэло – тебе. Всех нас покупают и всех эксплуатируют.
Ян посмотрел на него с интересом:
– В чем-то ты, конечно, прав… Это что же, ты вычитал у своего… как ты его называл?
– Маркс. И у него вычитал, и свой котелок на плечах варить начинает.