Так оно и случилось. Герцог выстроил свою армию в назначенный день, но от анжуйца не было ни слова. Позже узнали, что тот в спешке развернул свои войска и теперь маршировал по направлению к дому, надёжно укрепив арьергард. Граф был первым из многих, кто предпочёл бесславное бегство встрече с армией герцога Нормандского.
Участь Домфрона была решена. Услышав об отступлении врага, Вильгельм зло ухмыльнулся и усилил осаду замка. Теперь, когда от Мартелла больше не исходило угрозы, герцог действовал быстро и решительно. Оставив в Домфроне небольшой отряд, он повёл остальных на Алансон. На его пути лежали замки Менендин и Пойнтел. Вильгельм быстро и жестоко расправился с ними и отправился дальше. Рыцари порой не выдерживали столь молниеносной скачки. Некоторые оставались лежать на дороге, упав с загнанных коней. Но основная часть, стиснув зубы, послушно следовала за герцогом, твёрдо решив не опозориться перед неутомимым вождём, ведшим их в атаку.
Алансон предстал перед воинами с первыми лучами солнца. Грязные и потные, люди смотрели на город, раскинувшийся на другом берегу реки, ещё окутанной утренним туманом. Сам город не был укреплён, но замок, к которому вёл мост через Сарту, прикрывал к нему подход. Над зубчатой стеной замка развевалось знамя графства Анжу.
- Не будь я Вильгельмом Нормандским, если мы не сдёрнем этот флаг, - поклялся герцог.
Он тут же спешился и, опустившись на колени, начал читать молитву. Герцог никогда не забывал, что Господь помогает ему в бою. Воины последовали его примеру. Через несколько минут он снова поднялся, умылся в реке и, нахмурясь, посмотрел на сторожевую башню, охранявшую мост. Пока он думал о чём-то известном только ему самому, жители Алансона с любопытством рассматривали его армию. На противоположном берегу реки собралась толпа, оживлённо что-то обсуждавшая.
Часовые на сторожевой башне оценили силу армии герцога и, видя, что он не привёз с собой осадных орудий, успокоились. Чувство безопасности придало им самонадеянности. Считая себя уже победителями, алансонцы выкрикивали оскорбительные слова в адрес герцога и делали красноречивые знаки руками.
Герцог видел всё это и мрачнел с каждой минутой всё больше. Наконец он отдал короткий приказ, и его люди выстроились в боевом порядке. Немного в стороне герцог отдавал последние распоряжения своим военачальникам. Как всегда, видя перед собой трудноразрешимую задачу, он покусывал ремешок кнута и осматривал расположение города, замечая малейшие детали.
Часовые на сторожевой башне продолжали насмехаться над неприятелем и однажды, разойдясь не на шутку, своей остротой задели гордость герцога. По строю пронеслось разгневанное ворчание, люди схватились за мечи, а их капитаны забегали, отдавая команды.
Гилберт, стоявший позади Рауля, зашипел:
- Мы вам покажем, паршивые псы!
Рауль смотрел, как на зубчатых стенах замка размешивают шкуры и мех зверей. Когда же он увидел, что шкуры выбивают мечами, до него дошёл смысл насмешки.
- Какая дерзость! - вскричал он вне себя от гнева.
- Привет дубильщику! Привет благородному дубильщику кож из Фалейса! - кричали часовые на башне. - Как, ты здесь, нормандский выродок? Бойко идёт торговля мехами?
Услышав это, Вильгельм вскинул голову. Взнуздав коня, он промчался мимо Нила де Сент-Совера, который с радостью скрыл бы от герцога происходящее. Теперь Вильгельм был на виду у людей, стоявших у моста. Его рука, сжимавшая рукоять меча, побелела, а на скулах заиграли желваки. Он сидел на коне как влитой, лицо его казалось ледяным, но под ледяной маской горел огонь.
Армия герцога замерла. Когда он наконец заговорил, его голос словно молнией пронизал воздух и заставил всех содрогнуться.
- Клянусь Господом, этих мошенников постигнет та же участь, что и дерево, чьи ветви отрубают специальным ножом!
Вильгельм поднял коня на дыбы. Его охватила ярость. В атаку! На штурм! Сторожевая башня должна быть взята, сожжена дотла, а часовые должны увидеть его месть. Вильгельма пытались вразумить, но тщетно: он поклялся сровнять город с землёй. Иначе он никогда больше не поведёт в бой своих рыцарей.
Большая часть его людей пошла за Вильгельмом. Лишь более опытные и старые воины, страшась поражения, бормотали что-то о стратегии. Отбросив все волнения, вынув из ножен меч, Вильгельм прогремел:
- Кто со мной? Говорите!
Ответом ему был громоподобный гул голосов. Вильгельм улыбнулся, и Рауль увидел, как стиснуты были его зубы. Об отчаянной схватке на мосту у Рауля остались лишь смутные воспоминания. На нападавших градом сыпались камни. Люди Вильгельма предпринимали вылазки и дрались врукопашную, когда щиты цеплялись друг за друга и люди с воплями отчаяния падали в реку. С башни летели дротики. Шлем Рауля был пробит одним из них, и, контуженный, юноша упал, всё ещё сжимая в потной руке меч. Об него спотыкались и на него наступали. С огромным трудом Рауль пытался подняться, расталкивая своих же товарищей. Наконец ему это удалось. Избитый и потрясённый случившимся, он стоял на мосту, качаясь от натиска людей со всех сторон. Прежде чем Рауль смог что-либо понять, воины герцога были уже у башни. Через мост бежали люди с тараном, наспех сооружённым из поваленного дерева. Его обхватывали мускулистые руки десятка солдат. Послышался глухой удар тарана о дверь башни, ведущей в замок. Однако дверь держалась. Люди, несущие это орудие, были мокрые от пота и тяжело дышали. То один, то другой из них падал под ударами дротиков, которые метали с башни. Наконец дверь поддалась, и, обезумев от ярости, заражённые азартом сражения, люди, перескакивая через тела погибших, рванулись наверх, где были часовые.
Всего на улицу было вытянуто тридцать человек. Всех их ждала месть герцога. Башню подожгли, и жители города в ужасе разбежались по домам. Те немногие, что остались на стенах замка, не отрывая глаз смотрели на языки пламени и чёрный столб дыма, поднимавшийся всё выше.
К этому времени к Алансону подошла с имуществом свита герцога, и люди стали разбивать палатки, намереваясь расположиться лагерем у стен города. Герцог стоял на мосту и с искажённым от ярости лицом наблюдал за приближением конвоя с пленными. Позади него стояли военачальники, охваченные тем же настроением, что и их вождь. Руки герцога, готовые выхватить меч, были в крови. Взглянув на меч, Вильгельм передал его Раулю быстрым нетерпеливым движением. Юноша бережно вытер лезвие и взял меч за рукоять, ожидая распоряжений герцога.
К герцогу подвели всех, кто уцелел в башне.
- Будь с ними суров, милорд! - воскликнул Фиц-Осберн. - Господи, неужели люди, осмелившиеся нанести такое оскорбление, имеют право жить?
- Они будут жить, - проговорил Вильгельм, - но по-своему.
Рауль, вытиравший окровавленный меч, взглянул на герцога и нахмурился.
- Как деревья, чьи ветви отрезаны садовником, - продолжил Вильгельм. - Они останутся без рук и ног и будут живыми свидетелями моей мести, вселяя ужас в остальных!
По строю пронёсся одобрительный гул. Один из пленников завизжал от ужаса и упал в грязь к ногам герцога.
Рауль дотронулся до руки Вильгельма.
- Милорд, вы не можете сделать этого! - тихо проговорил он. - Любой другой на вашем месте, но не вы! Не отрубайте им одновременно и руки и ноги! Вы не можете их искалечить так жестоко!
- Я сделаю это! - возразил Вильгельм.
- Люди узнают вас по-настоящему и будут страшиться вашего гнева! - восторженно вскричал Фиц-Осберн.
Рауль крепче сжал рукоять тяжёлого меча. Он обвёл взглядом пленников: одни дерзко смотрели герцогу в лицо, другие стояли на коленях, третьи молили о пощаде.
- Ваша справедливость, ваше милосердие... Что стало с ними? - снова спросил Рауль.
- Молчи, дурак! - прошептал ему на ухо Гилберт.
- Позволь нам умереть! Мы просим лишь смерти! - стонал один из пленников, протягивая руки к Вильгельму.
Рауль сбросил руку Гилберта со своего плеча.
- Отнеситесь к ним со справедливостью! Такой, как вы, милорд, не может быть настолько жестоким!
- У нашего "хранителя" сердце в пятки ушло при мысли о том, что кому-то пустят кровь! - презрительно воскликнули в толпе.
Рауль резко обернулся:
- Я с радостью пущу твою, Ральф де Тени!
- Держи себя в руках, Рауль! - гневно осадил юношу герцог. - Я сделаю то, что поклялся сделать! Ни ты, никто другой не переубедят меня.
Вильгельм сделал знак людям, охранявшим пленников. Снова раздался крик отчаяния и мольба о пощаде. Сопротивлявшегося пленника привязали к бревну, лежавшему на земле. Топор взлетел и опустился с глухим ударом. Воздух пронзил мучительный крик. Позади Рауля Гилберт удовлетворённо хмыкнул.
Не в силах выносить эту сцену, Рауль стал пробираться сквозь толпу зевак, вытягивавших головы, чтобы лучше увидеть мерзкую работу палача. Войдя в палатку герцога, он обратил внимание, что его рука всё ещё сжимает меч Вильгельма. Посмотрев на него какое-то мгновение, он вдруг отбросил оружие от себя, да с такой силой, что меч со звоном отлетел в угол палатки.
С улицы донёсся ещё один крик. Отвращение переполняло Рауля, его чуть не стошнило. Медленно опустившись на стул, юноша закрыл лицо руками.
В ушах его всё раздавались то крики, то стоны. Перед закрытыми глазами корчились искалеченные тела, а память вновь возвращалась к горящим взглядам толпы.
Прошло много времени, прежде чем смолкли леденящие душу звуки. Теперь были слышны лишь обычные голоса и шаги.
В палатку тихо прокрался Галет и сел у ног Рауля.
- Братец, братец! - прошептал он и дотронулся до рукава Рауля.
Юноша поднял глаза:
- Ты видел это?
- Да, это кровавая месть, - ответил шут. - Но неужели твоё сердце разбито из-за горстки анжуйских свиней?
- Ты думаешь, я горюю о них? - горько спросил Рауль. - Если моё сердце и разбито, то лишь потому, что не смогло вынести позора Вильгельма.
Рауль погладил рукоять своего меча и вынул его из ножен.
- "Грядут иные времена", - прочитал он. - Господи, помоги!
- Что ты имеешь в виду, говоря о позоре Вильгельма? - обеспокоенно спросил Галет.
- Я спрашиваю себя: когда забудется то, что произошло сегодня? Пройдут многие годы, а люди будут помнить эту месть и называть герцога тираном. На его щите пятно позора, которое не смоет ни справедливый поступок, ни боевой подвиг.
- Он суров в гневе, братец, но ты видел его милосердие, - всё ещё не понимал Галет.
- Я видел, как дьявола выпустили на свободу, - усмехнулся Рауль.
- В нём сидит дьявол, как и во всех его предках, но шесть дней из семи он взаперти.
- Но седьмой день будет жить в памяти людей.
Вложив меч в ножны, Рауль вышел из палатки, оставив шута наедине с раздумьями.
Прошло несколько часов. В ужасе от увиденного, гарнизон замка выдвинул условия сдачи. Людям обещали свободу и неприкосновенность. Кровь пролилась в последний раз. Замок был взят без единого выстрела. Не было ни мародёрства, ни насилий. Страсть герцога была снова обуздана, и люди ещё раз увидели его справедливость.
Под вечер к Раулю прискакал посыльный от герцога с требованием явиться. Юноша медленно вошёл в огромную палатку. Герцог был один. Тускло горела свеча. Вильгельм указал на меч, всё ещё валявшийся в углу.
- Подними мой меч! - велел он, глядя на Рауля исподлобья.
Не говоря ни слова, юноша протянул меч Вильгельму.
- Завтра я возвращаюсь в Домфрон, - проговорил герцог. - Ты знаешь Роджера де Бигода - юнца с каменным лицом? - вдруг спросил он.
Рауль моргнул от неожиданности и ответил:
- Если не ошибаюсь, он вассал графа Мортена, милорд.
- По глупости он сболтнул о готовящемся заговоре. Воинственный граф намеревается разбить меня, а мой доблестный дядя из Аркеса снял осаду Домфрона через час после моего отъезда.
- Боже мой! Аркес? - опешил Рауль. - Что вы намерены предпринять, сеньор?
- Я отправил в Аркес отряд, который проконтролирует действия дяди. Мой гонец скачет в Мортен к графу с требованием приехать ко мне. Я вышлю его из страны, ибо, пока я живу, мир в Нормандии не должен быть нарушен восстанием, подобным тому, что мы усмирили при Вал-ес-Дюне.
Вильгельм замолчал и посмотрел на Рауля слишком серьёзно:
- Послать тебя в Мортен или ты поедешь со мной в Домфрон?
- Почему вы спрашиваете меня об этом, милорд?
- Если я слишком суров для тебя, уходи! - проговорил герцог. - Подумай, прежде чем ответить. Я не изменю своих решений, даже если ты будешь умолять меня.
- Я ваш слуга, - ответил Рауль. - Сейчас и всегда. Так я поклялся, когда мы бежали из Валоньеза. Я вернусь в Домфрон с вами, сеньор.
Этим всё было сказано. На следующий день, оставив в Алансоне гарнизон, герцог повёл войско к Домфрону. В страхе перед возвращением Вильгельма замок сдался. Условия сдачи были крайне невыгодны, но гарнизон Домфрона решил, что счастливо отделался. Расставив в некоторых укреплениях графа Майена свои гарнизоны, герцог поехал дальше в Амбре, укрепил там замок и снова вернулся в Нормандию, по пути передвинув границу в глубь Майена. Так анжуец расплатился за свою опрометчивость.
В далёкой Франции король Генрих узнал обо всём и побледнел. Он слушал, пощипывая бородку, и стоящие рядом с ним видели, как король, не заметив, выдернул из бороды три волоска.
Часть вторая (1051-1053)
ГРУБОЕ СВАТОВСТВО
Человек, рискнувший прийти во
дворец моего отца и ударить меня,
должен обладать огромным мужеством
и гордостью.
Матильда Фландрская.
Глава 1
Корабль то поднимался на гребне волны, то нырял между волнами. Один из пленных застонал и свернулся калачиком. Рауль стоял у фальшборта и смотрел на море. Бледный свет луны серебрил воду. То здесь, то там волна пенилась, и казалось, что с неба упала звезда. На мачтах висели фонари, которые, словно маяки, предупреждали суда о приближении корабля герцога. На корме была наспех сооружена каюта. Вместо двери висела кожаная занавесь. Иногда она приоткрывалась от ветра, и сквозь щель пробивался жёлтый свет. Прямо на палубе под навесом лежали заложники. Пламя факела освещало три фигуры, скорчившиеся на шкурах. Наверху ветер трепал паруса. Время от времени был слышен хлопок паруса и скрип канатов.
Снова застонал самый молодой из заложников. Рауль обернулся, и на губах его заиграло подобие улыбки - мальчик был таким юным и несчастным. Человек, державший ребёнка на коленях, поднял голову, и его холодные голубые глаза встретились с глазами Рауля. Затем он снова склонился над белокурой головкой, лежащей у него на коленях.
Мгновение Рауль колебался, но затем стал решительно пробираться к навесу, стараясь не наступить на спящих. Голубоглазый мужчина взглянул на него, но выражение его лица не изменилось. Коверкая саксонские слова, Рауль, на котором лежала ответственность за состояние и удобство заложников, попытался заговорить с ним. Пленник улыбнулся и проговорил:
- Я знаю ваш язык. Моя мать была нормандкой, родом из Ко. Что вы хотите от меня?
- Я рад, что вы знаете нормандский, - ответил Рауль. - Давно хотел с вами побеседовать, но я плохо говорю по-вашему. - Рауль перевёл взгляд на юного пленника. - Мальчик болен? - спросил он. - Я принесу ему вина. Он станет пить?
- Очень любезно с вашей стороны, - ответил мужчина, которого звали Эдгар. Саксонец разговаривал так учтиво, что, казалось, он пытается отдалиться от собеседника. Затем он наклонился над мальчиком и спросил его о чём-то на своём языке. Ребёнок - Хакон, сын Свена, внук Годвина - лишь простонал в ответ и спрятал бледное, измождённое лицо в полах плаща Эдгара. - Милорд никогда не был на море, - сухо объяснил Эдгар слёзы Хакона.
Третий пленник, Улноф, младший сын Годвина, был немного старше Хакона. Проснувшись от голосов, он присел, стал оглядываться и тереть глаза. Эдгар что-то сказал ему. Мальчик с интересом взглянул на Рауля и улыбнулся с царственной снисходительностью.
Когда Рауль вернулся на палубу с бокалом вина, Хакон лежал неподвижно, измученный очередным приступом дурноты. К его губам поднесли бокал, он пару раз глотнул сквозь рыдания и поднял опухшие от слёз глаза на Рауля. Тот улыбнулся, но мальчик, робкий, а может быть, и враждебно настроенный, лишь крепче прижался к Эдгару. Выпив вина, он почувствовал себя лучше и заснул. Эдгар укутал его в меха и проговорил:
- Благодарю, норманн.
- Меня зовут Рауль де Харкорт, - ответил Рауль, решивший до конца проявить дружелюбие к этим людям. - Мальчик слишком молод, чтобы покидать отцовский дом. Через день-два он почувствует себя лучше.
Эдгар ничего не ответил. Его молчаливость была скорее признаком сдержанности, чем грубости, но от этого Эдгар отнюдь не становился приятным собеседником.
- Он будет теперь спать, - проговорил Рауль. - Позовите меня, если вам что-нибудь понадобится.
В ответ Эдгар лишь слегка наклонил голову. Когда Рауль ушёл, Улноф спросил:
- Кто этот человек, Эдгар? Что он говорил?
- Это тот, кого мы видели скачущим рядом с герцогом Вильгельмом. Он сказал, что его зовут Рауль де Харкорт.
- Мне он понравился, - решительно сказал Улноф. - Он хорошо отнёсся к Хакону. Хакон ещё глуп. Плачет, потому что ему плохо. Он не хочет плыть в Нормандию, - продолжал Улноф. - А я так даже рад, что плыву туда. Герцог Вильгельм обещал подарить мне боевого коня лучших кровей, чтобы я не скучал. Я буду участвовать в турнирах, охотиться на оленей в лесах Кьювиля, и герцог Вильгельм пожалует мне титул рыцаря.
Немного помолчав и не услышав в ответ ничего, мальчик раздражённо сказал:
- Подозреваю, тебе тоже не нравится эта затея, как и Хакону. Наверное, ты бы даже согласился быть признанным вне закона вместе с моими братьями?
Эдгар неотрывно смотрел на серебряную воду, отделявшую корабль от удалявшегося берега Англии. Пожав плечами, Улноф отвернулся и вскоре опять задремал.
Эдгар поглаживал голову Хакона. Последние слова Улнофа задели его за живое. Он действительно скорее бы согласился оказаться сейчас в Ирландии с ярлом Гарольдом, чем здесь с герцогом Нормандским. Когда с елейной улыбкой на губах король Эдуард объявил Эдгару, что тот едет в Нормандию, Эдгар понял, что ненавидит глупого короля. Если бы не запрет отца, он был бы на стороне Гарольда. Горько усмехнувшись, Эдгар подумал, что короткое изгнание с ярлом пришлось бы больше по душе отцу, чем эта длинная ссылка, которая может затянуться на многие годы, полные кошмара.
Герцог приехал в Англию несколько недель назад и жестоко усмирил волнение, поднятое другим иностранцем. Тот, другой, к норманнам не имел никакого отношения. Виновником беспорядков в Дувре стал граф Юстас Булонский. Он приезжал в Англию также по приглашению короля Эдуарда, но после отъезда графа его люди оскорбили жителей Дувра. Дело кончилось кровавой стычкой. Граф Юстас тайно вернулся в Лондон и пожаловался королю.