Глава 31. Мезальянс
Ладья древлян с белым флагом и двадцатью посланниками Коростеня причалила у берега Днепра неподалеку от главных ворот.
Домаслав послал на переговоры не самых именитых, но достаточно смышленых мужей, способных донести до княгини и варяжской знати мысль о безнадежности сопротивления и необходимости замириться на условиях победителя. Иначе не миновать кровопролитной войны, которая более всего будет невыгодна именно Киеву.
Успех предприятия и сговорчивость княгини зависели от многих причин. Они казались Домаславу и его соратникам очевидным подспорьем в деле убеждения засевшей в Киеве власти о пользе капитуляции перед более сильным и многочисленным противником.
Объединив городища древлян под своим лидерством, Домаслав собрал немалую рать, превосходившую в несколько раз стоявшие под знаменем Рюрика разрозненные отряды. Варяги с убийством князя утратили единоначалие и растеряли в бесконечной череде неудачных баталий и явных поражений боеспособную дружину. Они распустили обученных ратному делу славянских ратников, будучи не в силах их содержать и наверняка опасаясь бунта с их стороны. А главное, у них не было союзников, только враги кругом: печенеги с дозволения Византии донимали с юга, на востоке того и гляди объявятся хазары, племя вятичей готово было выступить на стороне древлян в любое время и быстрым маршем достигнуть пределов Днепра. Да и известно было о разладе среди самих варягов, которые могли перегрызться даже при живом князе и за меньшее, а тут дело касалось будущности целого государства, да еще в момент, когда на троне восседает неразумное дитя под присмотром матери-христианки.
* * *
– С чем пожаловали? Вымаливать ли прощение за злодеяние свое пришли? За то, что руку подняли на князя и извели его в могилу? – спросила княгиня делегатов коростеньского князя, не заводя их в терем. Прямо во дворе и в присутствии своих воевод и бояр спросила… – От чьего имени молвить будете?
– Мы передаем поклон от князя нашего Мала и воеводы дружины нашей Домаслава, а также от союзников наших, вятичей. Пришли не каяться, убитого князя не вернуть. Нет раскаяния у древлян о содеянном: враг он был нашего народа, притеснял и грабил землю нашу, головы наших сынов рубил, как и лес наш, без сострадания. Заслужил он свою погибель! Но на тебя Мал обиды не держит и предлагает свое покровительство, чтоб остановить войну. К тому же не стар он еще летами и телом крепок! А сыну твоему, наследнику престола киевского, Мал надежным опекуном станет. Союз с Малом несокрушимым будет, никто не осмелится выступить против Киева, коль обретет он древлянскую поддержку. Не показного союза хочет князь наш, к коим привыкли варяги, а настоящего. С равными правами в суде и в быту для славян и варягов! Чтоб не смотрела верхушка варяжская на наших бояр свысока. Не получили мы равенство, когда присвоили нам имя новое "русичи", остались в душе древлянами. Не признания богов наших мы хотим, а брака династического, чтобы такие, как Свенельд-воевода, место свое знали.
– И где же место мое, смерды?! – повел бровью Свенельд, уже зная, что княгиня собралась наказать послов по справедливости за такую наглость, и только ожидая сигнала.
– В земле твое место! Кости твои истлеют, падалью твоей не соблазнится и стервятник! – осмелели древляне, приготовившись к геройской гибели. – Нам терять нечего! Мы с мечами к вам пришли и малым числом неспроста. Вождь наш Домаслав предупредил, что придется пострадать за племя наше в неравной схватке. Но как один поляжем, коль только так вам можно доказать, что трусости нет в древлянах. Придут за нас отомстить и весь род ваш истребят!
Свенельд стерпел, поглядывая на княгиню. А она все не давала знака. На то была договоренность с Асмудом. Несмотря на решимость покарать послов в назидание древлянам и тем самым объявить о готовности к войне, Ольга восприняла совет Асмуда усыпить бдительность окрепших и умноживших свое войско древлян, дабы нанести им внезапный удар.
В Киеве находилось немало соглядатаев, которые при любом раскладе, что бы ни случилось, должны были оповестить древлянских вождей. Знала Ольга и то, что ее отказ навлечет беду на плохо защищенный и раздробленный на враждующие кланы город. Целое полчище отборных воинов, пеших и на ладьях, встало в нескольких верстах, ожидая гонцов с вестями. Их стремительный набег мог спровоцировать смуту, да и предательство Свенельда в самый неподходящий момент Ольга не исключала.
– Не тебе, Свенельд, учить меня уму-разуму. Игоря моего не воскресить, а кроме него, никто не в силах защитить мое чадо! – смахнула она ухмылку с лица воеводы и, строго взглянув на посланников, продолжила: – Что ж не жалует меня, наследную царевну царства Болгарского и властительницу всей Руси, княгиню всех племен, ее населяющих, ваш князь, под сенью которого лишь одно племя да три городища с селениями, не проявил уважения правитель ваш Мал? Негоже присылать сватами простолюдинов. Пошлю гонца к нему и передам, что любо мне его слово, по сердцу пришлось предложение, только пусть шлет бояр княжьего рода, а то и сам пусть придет! Или боится будущей супруги своей?
– Не боится ничего наш князь. Видим, ты боишься, как бы от страха не погубила ты душу его с научения воевод своих свирепых… – ответил старейший из послов. – Но то, что встреча нужна с глазу на глаз вам, верно! Хорошо бы пойти тебе к Малу, самой, без войска, а знатных сватов Мал пришлет заложниками, как водится у вас. Для безопасности твоей и уверенности.
– Так тому и быть, и вы останетесь здесь тоже. Идите пока на свою ладью и ждите моего ответа. А я подожду сватов знатных.
С тем и ушли посланники. Ольга же выкроила себе время для совета с воеводами и обдумывания хитроумного плана мести. Решено было убедить Мала в благосклонности княгини, в том, что готова она на мезальянс ради сына своего и державы, чтоб простиралась она на все славянские земли, как и прежде, и чтоб обрела в деле сохранения Руси добровольных помощников.
Древляне ожидали подобного разворота, снарядив еще восьмерых смельчаков, теперь уже именитых и славных, и отправив их в логово русичей.
Тем временем княгиня вышла с немногочисленной свитой навстречу своей судьбе, приказав громогласно, чтоб не миновал стороной от ушей соглядатаев ее строгий наказ, встретить мужей древлянских, как подобает гостям знатным, представителям будущего ее мужа. Шутам и скоморохам, гуслярам и песенникам повелела веселить посланцев, слугам – затопить баню и накрыть стол на княжьем подворье с лучшими яствами и медом.
Все эти приготовления не скрылись от глаз шпионов. В Коростене все пребывали в приподнятом настроении. Домаслав хлопал по плечу своего тестя, уверенный в том, что его идея сработала и очень скоро наступит долгожданный мир:
– Что я говорил?! У них нет выхода! Гляди не влюбись! Со Святославом, Свенельдом и другими воеводами варяжскими, боярами – предателями славянского рода покончим после свадьбы…
Малуша не верила своим ушам: ее Домаслав, казалось, превращался в монстра… Как можно желать смерти беззащитному чаду? В ее чреве зрел младенец, даже мысль о том, что кто-то может причинить ему боль, пугала до дрожи. Но, вспоминая беснующегося воеводу Свенельда, она понимала, что не стоит вмешиваться в игры мужей. Им, наверное, виднее.
Она поглаживала свой животик, думая лишь о своем будущем чаде – плоде их с Домаславом любви, и отбрасывала от себя тревожные мысли. Память же не слушалась, то и дело проигрывая, словно навязчивую мелодию, губительное предзнаменование в виде черного аиста, что кружил над лесом и даже не собирался гнездиться на кровле их хижины…
Глава 32. Игра на янтарной доске
– Умеешь ли, княгиня, играть в тавлеи? – предложил Мал Ольге сыграть, придя к ней в походный шатер у древлянского леса после того, как славянских заложников встретили в Киеве.
Мал не стал настаивать, чтобы княгиня вошла в Коростень, ее опасения были объяснимы. Здесь, в вотчине древлян, она и так была зажата со всех сторон дремучим лесом, притоком великой реки, болотами и стенами древлянской столицы. На холмах стояли лучники, а из городища по первому зову Мала на выручку подоспел бы Домаслав с войском. Не побежит же она в лес! Там раздолье и укрытие для опытного зверолова, а не для изнеженной особы.
Когда-то на этом самом месте развернул свой лагерь регент Олег со своим соправителем, княжичем Игорем. Теперь здесь своей участи ожидала жена сатрапа Игоря, согласная на все ради сохранения жизни, быстротечной и изменчивой, как лесной ручей, и удержания в руках империи, зыбкой, как полуденная заря-денница.
Мал смаковал момент, упиваясь своим превосходством и предоставленной возможностью напомнить о былых, но минувших временах, когда варяги бесцеремонно нарушили их покой и надменно сочли, что окажутся при этом безнаказанными.
– Правила знаю, но игрок из меня не искусный… – призналась княгиня, но согласилась сыграть.
– Ну, хорошо, что знаешь правила, значит, легко будет играть, а захочешь, подскажу.
– Постараюсь обойтись без подсказки соперника.
– Тогда начнем. На чьей стороне хочешь играть?
– Конечно, на стороне князя.
– Не смущает, что защитников в два раза меньше, чем нападающих?
– Никак, у князя ведь четыре выхода. Каждый как месть.
– Хорошо, тогда мой ход первый.
Расставили шашки, вырезанные из костей разного цвета, на дорогой отшлифованной доске из балтийских янтарных камней.
Игра была долгой и интересной. Мал, не новичок в тавлеях, беспрерывно зажимал защитников, выбивая князя со всех проходов, но Ольга ускользала, то и дело возвращая князя на трон и неутомимо предпринимая все новые попытки подойти к спасительному углу… Пока играли, разговаривали.
– Примешь ли предложение выйти замуж за меня иль откажешь? – сделав первый ход черных фигур, древлянский правитель не стал оттягивать главный вопрос и блуждать вокруг да около.
– Как могу согласиться, не захоронив кости Игоря по греческому обряду, ведь я вдовствующая христианка. А не выйдет по-моему, то пусть унесет его прах погребальный костер, как водится у варягов, и пусть на кургане справят тризну по убиенному моему супругу, – напомнила Ольга.
– Раз христианка, к чему же тризна? Истинно ли ты обратилась в греческую веру? – засомневался Мал.
– Истинно и всем сердцем, но вынуждена угождать традициям жестокосердного своего народа. А ему по нраву тризна и ристалища на ней лучших воинов… – проникновенно ответила княгиня, и Мал отреагировал немедленно:
– Так справим тризну, устроим поединки и сожжем останки тотчас. Чего тянуть! А пройдет время скорби и печали, как там принято у христиан, справим свадьбу, но по нашим законам! Согласна?
– Спешишь ты, Мал, торопишь неминуемое, – уклончиво молвила Ольга, двусмысленно улыбнувшись.
– Хорошо, что понимаешь. Действительно неминуемое!
Он в приподнятом настроении выбежал из шатра и отдал распоряжение быстрее нести останки князя и готовить тризну, а следом созвать лучших людей из городища на пир и ристалища. Позволил также пропустить без препятствий несколько десятков варягов, готовых сразиться в честном бою один на один на потеху народа, ублажая взор князя и княгини. От трона отделяли его считаные дни, вот и мнил Мал себя уже великим князем. А князю соответствующие забавы по нутру.
Пусть бьются ненавистные варяги с древлянами, предавшими его любовь. Насмерть бьются на могиле поверженного врага!
Приготовления начались по слову Мала. Ольга же приготовила нечто иное, куда более зловещее, нежели языческая тризна. Но не подала вида, когда Мал вновь вернулся в шатер. Лишь спокойно сказала:
– Ты отвлекся от партии, а мы не доиграли…
– Чего толку, вижу, князь твой никак не угомонится, хоть и растерял половину защиты… – оценил обстановку на доске Мал. – Хорошо, доиграем.
– Но ведь в правилах игры князем тебе не быть, хоть и можешь ты убить белого князя… – сделала очередной ход княгиня.
– В тавлеях так, но в жизни все возможно, – многозначительно покачал головой Мал, предполагая, что загнал белые шашки в тупик.
– Сперва одолей в игре, потом толкуй о жизни, – не сдавалась княгиня и, зажав с двух сторон черную шашку, убрала с поля еще одну фигуру соперника.
– Вижу, ты дока в этой игре. Кто научил? Муж? На доске ведь легче воевать! – ехидно заметил древлянин.
– Муж научил любить. В тавлеях равных не было Вещему Олегу. – Княгиня сделала вид, что не заметила ехидства.
– И его прах развеял ветер, – заметил Мал, но, увидев очередной ход княгини, понял, что ее князь снова занял трон, а атакующие черные фигуры сгруппировались на одной стороне доски, открывая оставшемуся в одиночестве князю беспрепятственный путь к спасительному углу. – Ого, да ты, кажется, посадила на трон своего князя и вот-вот оторвешься от преследования…
– Я же предупреждала, что у князя четыре выхода, а четыре места – как четыре мести!
Ольга довела фигуру князя до угла, и Мал признал поражение, успокоив себя на мысли, что его в момент переполняли эмоции и он просто не смог сосредоточиться на второстепенном. К тому же с его стороны правильнее было бы поддаться слабой женщине, особенно в преддверии свадьбы… Как он сразу об этом не подумал!
Глава 33. Месть
Еще не закончилась партия в тавлеи, а у берегов Днепра разворачивалась драма с загодя расписанным сценарием. Первой местью княгини стала беспощадная казнь заложников-простолюдинов, что двумя днями раньше явились на княжий двор, с беспрецедентной наглостью требуя забыть Ольгу о постигшем горе и стать невестой убийцы мужа.
Варяги Свенельда подошли к ладье с поникшими головами, притворившись обиженными. Они заявили посланникам Домаслава, что княгиня в наказание за дерзость их бесцеремонного воеводы, за его неуважительное отношение к послам будущего ее супруга и соправителя велела нести древлян прямо в ладье к месту пира.
Так Ольга оказывала честь своим гостям. На то воля принимающей стороны. Раз так решила княгиня, так тому и быть!
Древляне переглянулись, но отнеслись к прихоти Ольги с пониманием и даже с радостью. На их глазах варяги были посрамлены. На своих плечах, в поте лица они несли тяжелую ношу с двадцатью послами на палубе. Донеся ладью до княжьего двора, где ждал гостей стол с яствами и медом, ладью поставили прямо перед ним на большой ковер с вышитым рукодельницами изображением колеса Перуна.
Но недолго держалась ладья на досках. Их вынули, и ладья рухнула на ковер, а следом и в вырытую рабами и смердами глубокую яму.
Свенельд злорадствовал. Склонившись к древлянам, он спросил:
– Хороша ли вам честь? Определили вы для меня землю как пристанище моего праха, так сгиньте в земле заживо!
По знаку воеводы рабы и варяги стали засыпать послов Домаслава землей. Те кричали:
– Братья отомстят за нас! Мы убили вашего князя жестоко, но вы, варяги, и вовсе нелюди!
Слышались и слезы молодых, мольбы о пощаде, но скоро наступила тишина. Так заживо похоронили по приказу Ольги заложников из простолюдинов.
С древлянскими боярами обошлись не менее жестоко. И эта месть за убийство мужа по счету была второй…
Перед праздничным пиром попросили почетных гостей не нарушать добрую традицию и омыться в бане. Заодно смыть прежние обиды и воссесть без злобы с бывшими врагами за общий стол.
Перед дверьми в избу, где затопили баню, встретили дорогих гостей хлебом и солью девушки в праздничных конопляных рубашках с оберегами. Две из них сняли веночки и рубахи и обнаженными вошли в избу первыми, зазывая древлянских бояр попариться вместе.
Столь теплый прием сладострастные бояре оценили задорным переглядом и без опаски вошли за красавицами. Но в бане от купальщиц и след простыл. Они вынырнули в окошко, и варяги захлопнули за ними ставни. Потом укрепили опорами двери, разбросали сухой овес по всему периметру избы и подожгли гостей. Вопли не трогали поджигателей, они жгли и христианские храмы. Что до убийства древлянской знати, то оно не вызывало сострадания варягов подавно.
Экзекуции в Киеве были лишь началом продуманного плана. Варяги совершили стремительный бросок на конях, но скакали не по береговой кромке, а срезали путь по лугам и лесным зарослям, чтобы оказаться в Полесье древлянском даже раньше, чем приступит княгиня к шашечной игре с Малом. Успели к началу тризны по Игорю.
И тогда пришло время третьей мести…
Пока Ольга горевала на насыпном кургане, оплакивая разорванные останки ее любимого, у подножия холма шли ристалища и лился мед. Древляне не чувствовали ни малейшей угрозы. Веселье славян и плач варяжской княгини переплелись в одной лебедке, которая должна была затянуться на шее беспечных, довольных собой убийц. Но им казалось, никто не в силах нарушить их праздник.
Источник угрозы был на виду и пребывал в подавленном состоянии, что гарантировало абсолютную безопасность пиршества на костях поверженного врага. А варягов, прибывших на поединки, было ничтожно мало. Мужи древлянские раздавили бы их, как клопов, не уменьем, так хотя бы числом.
Из леса ввысь поднялась целая птичья стая. Видно, зверь распугал. Перелетели птицы подальше от тревожного шороха. А люди не заметили. Мало ли, кабан или косуля, звери неуклюжие. Тушки подобных им крутились на вертеле и издавали приятный на запах дымок, раззадоривающий аппетит у хмельной братии, уже не способной воспринимать ни звуки, ни вопли, ни приказы. Варяги уже были здесь. Их разведчики расположились на верхушках и ждали.
Берсерки и княжеские гридни вдруг разом прервали поединки, ринулись к кургану и, окружив насыпь, перекололи и сбросили с него всю славянскую стражу.
– Защищать княгиню! – раздалась команда самого опытного из них.
Ольга же не прекратила молитву, вознося к небу свою печаль и не обращая внимания на скопившуюся у кургана массу вражеского народа. Варяги отбивались от очумевших от неожиданности древлян.
Мал почуял неладное, но, давно отстраненный от реального управления племенем, рыскал меж столпившихся соплеменников в поисках Домаслава, единственного вождя, кто способен был повлиять на расслабившихся в поминальном пиру, перешедшем в оргию, людей.
Домаслава нигде не было. Скорее всего, он не выходил из городища. Во всяком случае, он не был замечен на ритуале погребения князя Игоря и тризны в его честь. Проигнорировал похороны своего врага Домаслав сознательно, однако лучше бы для него было присутствовать, тогда, возможно, вылазка из леса варяжской дружины не явилась бы внезапной.
Варяги выскочили из леса, словно летний ливень, размывающий берега и обрушающий утесы. Они устремились на праздное скопище, зарубив тысячи, пока люди не опомнились и не обратились в паническое бегство к своему городищу. Трупы древлян, мужчин, женщин и даже детей, усеяли поле у кургана.
Ольга отводила глаза, ибо знала, что вина лежала на ней, но убеждала себя и сейчас, когда варяжский топор уже был занесен над целым народом, что иного пути она бы не сыскала. "Если не убьешь врага, все посчитают это слабостью. Коль не истребишь непокорных, их примеру последуют остальные данники и вассалы…" – повторяла она про себя совет Асмуда.
Не вняла она совету пророка, услышанному когда-то от старца Фотия: "Оставь свою месть, вложи ее в руки Господа, не окропляй руки свои кровью невинных, ибо противно сие Господу, Он сам накажет за тебя обидчиков твоих"…