Он решил, что перед казнью откроет господину все. И то, что Гэндзиро вступил с О-Куни в преступную связь, и то, что они задумали совершить четвертого числа будущего месяца на Накагаве. Он сразу успокоился и стал терпеливо ждать. Когда стемнело и зажглись огни, женские голоса вдруг закричали у дверей:
- Коскэ! Гэнскэ! Господин зовет!
А что произошло, вы узнаете позже.
Глава 12
Пока Томодзо разговаривал с привидениями, его жена О-Минэ, обливаясь потом и едва дыша, пряталась в шкафу, зарывшись в тряпье. Наконец О-Юнэ взяла О-Цую за руку, и они удалились, словно растворившись в тумане. Томодзо постучал по шкафу кулаком.
- Можешь выходить, О-Минэ! - крикнул он.
- А вдруг они еще здесь? - отозвалась жена.
- Ушли, ушли. Выходи.
- Ну как? - спросила О-Минэ, выбравшись из шкафа.
- В общем, я держался изо всех сил, - стал рассказывать Томодзо, - но все равно сразу протрезвел. Понимаешь, когда я пьяный, я даже самурая не испугаюсь, но тут, как подумал, что рядом со мной привидения, меня будто холодной водой окатили, весь хмель из головы вылетел, слова не могу выговорить…
- Я было в шкафу прислушалась, - сказала О-Минэ, - так голоса едва слышны были. А страшно до чего!
- Вот я и говорю привидениям, - продолжал Томодзо, - принесите, говорю, сто рё золотом. Если, говорю, с господином Хагиварой что случится, нам с женой жить не на что будет. А как только принесете деньги, мигом ярлык отдеру, говорю. Привидение говорит, деньги, говорит, мы завтра принесем, а ты отклей ярлык да еще, говорит, изловчись, выкради и выброси у господина Хагивары талисман "кайоннёрай", который он носит на шее, потому что, говорит, этот талисман тоже мешает нам войти к нему. А ты знаешь, что это за талисман? Он из чистого золота, больше четырех сунов в длину. Я его недавно видел, когда поднимали занавес перед статуей Будды. Один монах еще тогда что-то о нем рассказывал… Что же он рассказывал?.. Да говорил, что это, дескать, очень ценное изделие… Не украсть ли его, как думаешь?
- Это было бы неплохо! - согласилась О-Минэ. - Ну и везет нам, ничего не скажешь… Ведь его, наверное, продать где-нибудь можно…
- Только не здесь, не в Эдо. Продадим в провинции, где о нем не знают. Я думаю, на лом продать, и то можно взять сто или двести рё.
- Да что ты говоришь! Ну, если у нас будет двести рё, мы всю жизнь с тобой проживем припеваючи… Ты уж постарайся, сил не жалей!
- Само собой… Только вот в чем дело - он же висит у господина Хагивары на шее. Что бы тут придумать?
- Господин Хагивара давно уже не мылся, - сказала О-Минэ. - Он только и делает, что читает сутры под пологом от комаров. Скажи ему, что от него воняет потом и ему пора мыться… А пока я буду его мыть, ты потихоньку украдешь.
- Правильно! - воскликнул Томодзо. - Но ведь он ни за что не согласится выйти во двор…
- Я искупаю его прямо в покоях. Уберу циновки, и все будет в порядке.
На следующий день они нагрели воды, и Томодзо отправился к Хагиваре.
- Господин, - сказал он, - мы нагрели воды, можно искупаться. Мойтесь первым.
- Нет-нет, - испугался Хагивара, - мне нельзя мыться. По некоторым причинам купание мне сейчас противопоказано…
- В такую жару вредно не мыться. У вас ведь даже постель отсырела от пота. Ну хорошо, пока ясная погода, а как пойдут дожди, что тогда? Ведь все тело у вас сопреет…
- Купаются перед вечером, и надо выходить наружу, а я по некоторым причинам из дому выходить не могу. Нельзя мне, понимаешь?
- А зачем выходить? Поднять три циновки, и мойтесь на здоровье в покоях.
- Все равно нельзя. Придется раздеться догола, а раздеваться догола мне никак невозможно…
- Наш сосед физиогномист Хакуодо, - значительно произнес Томодзо, - часто говаривал, что грязь вызывает болезни и привлекает оборотней и привидения. Ежели содержать себя в чистоте, никакие привидения не приходят. А ежели быть неопрятным, изнутри вылезают всякие болезни, и еще к грязному человеку являются привидения.
- К грязному человеку являются привидения?
- И не одно, а сразу по двое, взявшись за руки.
- Вот беда, - озабоченно сказал Хагивара. - Придется и впрямь искупаться. Подними, пожалуйста, циновки…
"Дело сделано", - подумали супруги.
Томодзо крикнул жене:
- Тащи сюда кадку, неси горячую воду!
Они быстро приготовили все для купания. Хагивара разделся, снял с шеи талисман и протянул Томодзо.
- Этому талисману цены нет, - сказал он. - Положи его пока на божницу.
- Слушаюсь, - сказал Томодзо. - О-Минэ, помой господина. И смотри хорошенько мой, осторожно.
О-Минэ принялась за дело.
- Не поворачивайтесь, господин, стойте смирно, - приговаривала она, - голову склоните и шею вытяните… Еще больше склонитесь…
Она притворилась, будто моет ему шею, стараясь только, чтобы он не видел Томодзо, а тот тем временем развязал матерчатый кошелек и извлек из него ларец, покрытый черным матовым лаком. В ларце лежал "кайоннёрай" литого золота, завернутый плотно в черный шелк. Томодзо сунул талисман за пазуху, а на его место положил припасенную заранее глиняную фигурку бога Фудо того же примерно веса. Затем он положил кошелек на божницу и сказал:
- Ну что ты так копаешься, О-Минэ? Если долго мыться, у господина может голова заболеть… Может быть, довольно?
- Да, пожалуй, хватит, - сказал Хагивара.
Он вылез из кадки, обтерся и надел купальный халат.
- Хорошо-то как стало, - пробормотал он. Не будучи богом, не знал он, что купальный халат этот станет вскоре его саваном, а это купание было омовением мертвого тела. Чувствовал он себя прекрасно, позакрывал все двери и, забравшись за полог от комаров, снова принялся прилежно читать сутры "Убодарани".
Томодзо же с супругой, заполучив вещь, подобной которой они никогда не имели, возликовали и вернулись домой.
- Какая красивая штука! - сказала О-Минэ. - И дорогая, верно…
- Нам-то, конечно, не понять, - сказал Томодзо. - Но талисман этот могучий, если из-за него привидения в дом попасть не могут.
- Везет нам…
- Постой, однако, - встревожился Томодзо. - Ведь и к нам привидения, значит, войти не смогут из-за этого талисмана, когда принесут деньги! Как же быть?
- Выйдешь к ним и поговоришь с ними на улице…
- Дура, да я же помру со страха!
- Тогда отдай кому-нибудь на сохранение.
- Нельзя, у Томодзо таких вещей быть не может, это всякий знает. Начнут спрашивать, откуда это у меня, откроется, что я украл, вот мы и пропали… В заклад снести нельзя, дома оставить тоже нельзя. Привидения заберутся к господину Хагиваре через окошечко, с которого я сдеру ярлык, а затем заедят или как-либо по-иному расправятся с ним. Когда власти узнают об этом, начнется следствие. Сразу увидят, что талисмана на теле нет. Кто украл? Заподозрят скорее всего Хакуодо и меня. Хакуодо знают как честного старика, поэтому подозрение падет на меня. Обыщут наш дом, найдут талисман, что тогда? Вот что я сделаю. Положу талисман в коробку из-под пастилы и зарою на огороде, место замечу бамбуковой палкой, тогда все будет в порядке, пусть обыскивают. Потом мы на время скроемся, а через полгода или год, когда все успокоится, вернемся и откопаем. И все будет шито-крыто…
- Правильно, - сказала О-Минэ. - Только гляди, закапывай поглубже…
Не теряя времени, Томодзо уложил талисман в старую коробку из-под пастилы, вынес в огород и глубоко закопал. Сверху он воткнул для приметы бамбуковую палку и возвратился домой. Супруги заранее отпраздновали это событие, проведя остаток дня за водкой и болтовней. Когда стало смеркаться, О-Минэ опять забралась в шкаф, а Томодзо все сидел и ждал, подкрепляясь водкой. Но вот колокол у Синобуоки пробил четвертую стражу, и мир погрузился в тишину, словно и воды застыли, и травы заснули. Еле слышно и уныло запели сверчки на стенах, и тогда снова со стороны источника явственно донесся зловещий стук гэта. "Они", - подумал Томодзо, и волосы на его теле завились в колечки от страха. Он взглянул. Привидения приближались к живой изгороди. Он зажмурился, а когда открыл глаза, привидения были уже у веранды.
- Господин Томодзо! - позвала О-Юнэ.
Томодзо почувствовал, что язык ему не повинуется. Собрав все силы, он выговорил:
- Слушаю вас…
- Простите нас за назойливость, - сказала О-Юнэ. - Мы каждый вечер обращаемся к вам с одной и той же просьбой. Но ведь ярлык на окне у господина Хагивары все еще не отклеен. Отклейте, пожалуйста, барышня так хочет повидаться с господином Хагиварой. Она меня измучила, у меня нет больше сил. Прошу вас, сжальтесь надо мною, уберите ярлык!
- Уберу, - сказал Томодзо. - Сейчас уберу. Деньги вы принесли?
- Да, я принесла вам сто золотых. Но вы убрали талисман "кайоннёрай"?
- Конечно. Он у меня, и я припрятал его.
- Вот, возьмите ваши деньги, - произнесла О-Юнэ и протянула ему сверток.
Томодзо не очень верил, что это будут настоящие деньги, но когда руки его ощутили тяжесть золота, он понял, что теперь у него столько денег, сколько не было никогда в жизни. Он даже страх забыл и тут же, трясясь от волнения, спустился во двор.
- Идите за мной, - сказал он призракам, взял лестницу и направился к дому Хагивары. Он приставил лестницу к стене, вскарабкался на дрожащих ногах к окну и стал отдирать ярлык. Но руки его тряслись, и он никак не мог закончить дело. Наконец он вцепился в ярлык и рванул, в тот же миг лестница качнулась, он кувырком полетел на землю и выкатился в огород. Не в силах подняться, он остался лежать, сжимая в руке ярлык, и только бормотал про себя: "Наму Амида Буцу… Наму Амида Буцу…"
Привидения радостно переглянулись.
- Ну вот, барышня, - сказала О-Юнэ. - Сейчас вы увидите господина Хагивару и сможете высказать ему все свои обиды. Пойдемте же!
Она взяла О-Цую за руку, покосилась на Томодзо, все еще лежавшего на земле, заслонилась рукавом от ярлыка в его стиснутых пальцах и проплыла через окно в дом.
Глава 13
О-Куни злорадно думала о том, что настырный негодяй Коскэ, знавший о ее сговоре с Гэндзиро, нынче же ночью умрет от руки господина, как вдруг к ней вошел Иидзима и сказал:
- Куни, Куни, что я наделал! Правду говорят: "Семижды поищи у себя, а тогда только подозревай". Пропавшие деньги нашлись! Место, где прячешь дома деньги, надо время от времени менять, вот я и перепрятал их и совершенно забыл об этом. Очень сожалею, что переполошил всех. Но деньги нашлись, радуйся же!
- Ой, как хорошо! - воскликнула О-Куни. - От души поздравляю вас.
Про себя она считала, конечно, что поздравлять тут не с чем. Она была весьма встревожена и озадачена. В самом деле, как они могли найтись, эти пропавшие деньги?
- Зови сюда всю прислугу, - приказал Иидзима.
О-Куни позвала О-Такэ и О-Кими, и те, узнав, что произошло, тоже поздравили господина.
- Позвать сюда Коскэ и Гэнскэ, - распорядился Иидзима.
Служанки наперегонки побежали в людскую.
- Коскэ! - закричали они. - Гэнскэ! Господин зовет!
Услыхав это, Гэнскэ встрепенулся.
- Слушай, Коскэ, попроси прощения. Деньги, видно, ты не крал, да что поделаешь, кошелек-то нашли в твоем ящике, значит, такая уж у тебя судьба. Попроси прощения, ладно?
- Хорошо, хорошо, - проговорил Коскэ. - У меня есть что сказать господину, когда он занесет меч. И, думается мне, ты тоже обрадуешься, когда услышишь,
- Что уж мне радоваться, - вздохнул Гэнскэ. - Ну, пойдем, господин ждет нас.
Они вышли из людской и остановились перед верандой.
- Коскэ и Гэнскэ, - сказал Иидзима. - Подойдите ко мне.
- Господин, - торопливо сказал Гэнскэ, не трогаясь с места. - Я сейчас по-всякому говорил с Коскэ у нас в людской. Не воровал он, по-моему, господин. Вы, конечно, совершенно справедливо изволите гневаться на него, но позвольте покорнейше просить вас, господин, отложить казнь до следующего двадцать третьего числа…
- Погоди, Гэнскэ, - сказал Иидзима. - Коскэ, подойди сюда.
- Казнь будет в саду? - осведомился Коскэ. - Позвольте постелить рогожу, чтобы не залить все кровью.
- Поднимись на веранду.
- Слушаюсь… Значит, казнь будет на веранде. Это неслыханная честь. Благодарю вас, господин…
- Мне неприятно, Коскэ, что ты говоришь так, - сказал Иидзима. - Слушайте, ты, Гэнскэ, и ты, Коскэ. Я виноват перед вами. Деньги нашлись, я вспомнил, что перепрятал их в другое место. Радуйтесь же. И я рад, ведь не было бы мне прощения, если бы я заподозрил чужих людей, а не собственных слуг. Я прошу вас извинить меня.
- Так деньги нашлись, - радостно вскричал Коскэ. - Значит, я больше не вор? Меня больше не подозревают?
- Да, - сказал Иидзима. - Тебя никто не подозревает. Я совершил оплошность.
- Благодарю вас, господин! Я всегда был готов умереть от вашей руки, но каково идти на смерть с мыслью о том, что вы считаете меня вором! А теперь я чист от подозрений! Казните же меня!
- Я поступил опрометчиво, - возразил Иидзима. - И хорошо еще, что ты мой вассал. Будь на твоем месте кто-нибудь из моих друзей, мне пришлось бы вспороть себе живот… Даже этого, может быть, оказалось бы мало. Мне стыдно, что я так глупо обвинил своего верного вассала, - Иидзима низко склонился перед Коскэ, уперев руки в половицы. - Прошу твоего прощения.
- Не надо, господин, - проговорил Коскэ. - Я не заслуживаю этого… Какая радость, правда, Гэнскэ?
- Еще бы! - сказал Гэнскэ.
- Гэнскэ, - торжественно сказал Иидзима. - Ты же подозревал Коскэ и даже бил его! Проси у него, прощения!
- Конечно, - с готовностью сказал Гэнскэ. - Прости и меня, Коскэ, прошу тебя…
- И ты тоже хоть чуть-чуть, а подозревала Коскэ, не так ли, Такэ?
- Не то чтобы подозревала, - сказала О-Такэ, - а просто думала, что непохоже это на нашего Коскэ… Самую малость подозревала.
- Вот и проси прощения. И ты тоже, Кими!
Служанки извинились перед Коскэ и поздравили его. Тогда Иидзима повернулся к О-Куни.
- Слушай, Куни, - строго сказал он, - ты подозревала Коскэ сильнее всех. Ты пинала его и била. Проси у него прощения… Что же ты? Даже я извинялся, кланяясь ему до земли! Тебе же надлежит извиниться еще более учтиво!
О-Куни была вне себя от разочарования и злости. Ее замысел снова сорвался. Мало того что нашлись деньги, ее еще заставляют просить извинения у этого Коскэ! Обида была нестерпимой, однако делать было нечего.
- Прости, пожалуйста, Коскэ, - пробормотала она. - Я очень виновата перед тобой…
- Это все пустяки, - сказал, усмехаясь, Коскэ. - Деньги нашлись, и хорошо. Я-то думал рассказать кое-что господину перед смертью…
Иидзима поспешно перебил его:
- Не надо, Коскэ, ничего не рассказывай. Молчи, если любишь меня.
- Не буду, извините, господин, - сказал Коскэ. - Но вот какое дело. Если деньги нашлись, то как попал в мои вещи кошелек?
- Как! - воскликнул Иидзима. - Разве ты не помнишь? Ты как-то сказал, что тебе хотелось бы иметь какой-нибудь старый кошелек. Я тогда и подарил тебе этот…
- Да не говорил я…
- Ты сказал, что тебе нужен кошелек!
- Да на что мне, дзоритори, шелковый кошелек?
- У тебя скверная память, друг мой.
- У вас память еще хуже моей! Вы забыли даже, куда перепрятали сотню золотых…
- Это тоже справедливо. Одним словом, все кончилось хорошо, и пусть всех угостят чашкой гречневой лапши.
Иидзима не сомневался в верности Коскэ. Деньги действительно пропали, но он знал, что Коскэ не мог их украсть, и показал О-Куни другой сверток с золотом. Дело было таким образом улажено, и если Иидзима любил Коскэ, то Коскэ готов был пойти на смерть за господина в любой момент. Кончился месяц, наступило третье августа. Завтра господин свободен от службы и хочет отправиться с Гэндзиро ловить рыбу на Накагаву… Сегодня ночью Гэндзиро, разумеется, опять заберется к О-Куни. Коскэ был уже сам не свой от беспокойства. "Если мне не удастся уговорить господина отказаться от рыбной ловли, - думал он, - я подстерегу этого мерзавца Гэндзиро в коридоре у лестницы на второй этаж. Коридора ему не миновать, поскольку О-Куни спит на втором этаже. Я заколю его, затем кинусь наверх и прикончу О-Куни и там же, не сходя с места, вспорю себе живот. Тогда, конечно, не будет ни шума, ни огласки…" Так Коскэ хотел отблагодарить своего господина за все благодеяния, но прежде следовало попытаться отговорить его от завтрашней рыбной ловли.
- Господин, - сказал Коскэ, - вы все-таки собираетесь завтра на Накагаву?
- Да, - ответил Иидзима.
- Покорно прошу простить меня за настойчивость, но я опять беру на себя смелость просить вас отказаться от этого намерения. Ведь мы только что похоронили барышню…
- Слушай, Коскэ, - сказал Иидзима. - Я очень люблю рыбную ловлю, а других удовольствий у меня в жизни нет. Почему я должен отказываться от этого? Ты знаешь, как я устаю на службе.
- Нельзя вам развлекаться возле воды, - убеждал Коскэ. - Ведь вы не умеете плавать… Ну ладно, раз уж вы так твердо решили, позвольте мне завтра сопровождать вас. Возьмите меня с собой…
- Да ты же рыбную ловлю терпеть не можешь! Никуда я тебя с собой не возьму. И что за склонность портить мне удовольствие! Отстань от меня, пожалуйста.
- Тогда придется со всем сегодня покончить, - пробормотал Коскэ. - Благодарю вас за ваши милости, господин мой.
- Что-что?
- Простите, это я о своем… Я вот что хотел сказать вам, господин. С первого же дня, когда я пришел к вам, вы отличали меня своей благосклонностью на зависть всем другим, и этого я не забуду после смерти. Когда я умру, я стану призраком и буду охранять вас от всяких бед… И вот еще что. Прошу вас, кушайте поменьше водки. Без водки вы почти глаз не смыкаете, а когда выпьете, спите как убитый. Оно конечно, водка помогает рассеяться, поэтому кушайте понемногу на здоровье, но не напивайтесь допьяна, ведь как бы хорошо ни владели вы мечом, злодей вас в таком состоянии возьмет голыми руками… Вот о чем беспокоюсь я больше всего!
- Не смей говорить мне таких вещей, - сердито сказал Иидзима. - Поди прочь.
Коскэ поднялся и пошел из покоев, но при мысли о том, что он видел сейчас господина в последний раз, он остановился, не в силах уйти, и снова взглянул на Иидзиму. Глаза его были полны слез. Иидзиме это показалось странным. Он скрестил руки на груди и на некоторое время задумался, склонив голову. А Коскэ направился в прихожую, взял пику, висевшую над входом, и осмотрел ее, снявши чехол. Наконечник пики был весь красный от ржавчины. Коскэ спустился в сад, принес точило и принялся затачивать наконечник. За этим занятием его застал Иидзима.
- Что это, Коскэ? - с любопытством осведомился он. - Что ты делаешь?
- Это пика, - сказал Коскэ смущенно.
- Я спрашиваю: зачем ты точишь ее?