Некоторое время трубка хранила молчание, лишь слышался далекий перестук машинки. Потом трубка снова ожила.
- Вы слушаете? - прозвучал голос секретарши.
- Да.
- Товарищ Ведерников занят. Он не может взять трубки.
- Вот тебе, - недовольно проворчал Виктор. - Сам писал, чтобы я позвонил ему, а теперь и трубки не хочет взять…
- Да вы, собственно, кто такой? - с любопытством спросил женский голос в трубке.
- Писатель Волков, - сказал сердито Виктор. - Из Ростова.
- А-а, - обрадованно вскричала девушка. - Писатель Волков!.. Да вы так бы и сказали сразу… А то Волков. Да мало на свете Волковых… А писатель Волков - это другое дело… Ведь это ж я и отправляла письмо Валерьяна Ильича… Сейчас, товарищ Волков, минуточку… Пойду доложу товарищу Ведерникову.
Усмехнувшись, Виктор покачал головой: "Значит, она еще и не докладывала". Через мгновение в трубке прозвенел голосок секретарши.
- Товарищ Волков, соединяю вас с Валерьяном Ильичом.
- Здравствуйте, товарищ Волков, - прогудел в трубке бархатистый густой баритон. - С приездом вас!
- Спасибо, Валерьян Ильич.
- Значит, прибыли к нам в Москву.
- Да. Конференция прозаиков проходит сейчас здесь.
- Ну что же, товарищ Волков, надо вам встретиться. Вы когда будете свободны?
- Я бываю занят днем от десяти до четырех. А вечером от семи до десяти.
- Когда уезжаете из Москвы?
- Дня через три.
- Послезавтра вечером вы не выкроите время побывать у меня?
- Постараюсь, Валерьян Ильич.
- Так вот послезавтра… Это у нас, значит, будет пятница, кажется?.. Да, пятница. Так вот в девять вечера милости прошу ко мне… Вы где остановились?
- В гостинице Балчуг.
- Номер?
- Тридцать первый.
- Хорошо, - сказал Ведерников. - Будьте у себя в номере в девять вечера в пятницу. За вами приедут… До свидания!
- До свидания!
В пятницу Виктор с восьми вечера ждал машину. Без десяти девять в дверь номера постучали.
- Войдите!
Вошел молодой парень.
- Вы товарищ Волков? - спросил он.
- Да.
- Я шофер. Приехал за вами от товарища Ведерникова.
- Я готов. Поедемте.
* * *
Валерьяну Ильичу Ведерникову было уже за пятьдесят. Плотный, чуть ниже среднего роста, краснолицый, с пышными генеральскими усами, он призводил впечатление крепкого здоровяка. Сам он уроженец Донской области. Прекрасно знал казачество и его историю. В гражданскую войну командовал крупным военным соединением во второй конной армии Миронова, с которым очень дружил.
Встретил Валерьян Ильич Виктора весьма радушно, провел его в кабинет.
- Так вот вы какой? - рассматривал он Виктора. - Вы, оказывается, совсем молодой… А я-то думал, что вы такой это грузный, плечистый, с бородой и лампасами… Ха-ха!.. Шурочка! - крикнул он в дверь.
Вошла молодая женщина лет тридцати, миловидная, с ласковыми выразительными синими глазами.
- Шурочка, - сказал Ведерников, смеясь. - Вот он какой красавец-то, этот писатель Волков. Никак на волка не похож… Знакомьтесь. Это моя супруга, Александра Кондратьевна, замечательная хозяйка и скверная певица… Ну-ну, Шурочка, чур не обижаться. Я же шучу… Она ведь артистка у меня, - пояснил он.
- Очень приятно, - певуче сказала Александра Кондратьевна, крепко пожимая руку Виктора. - Вам, наверно, уже говорил муж, какое чудесное впечатление на нас произвела ваша книга… Мне очень понравилась…
- Ну ладно, Шурочка, - сказал Ведерников. - Мы об этом еще поговорим… А сейчас ты, голубушка, сообрази-ка насчет ужина… Как вас зовут-то, товарищ Волков?.. Виктор-то знаю, а вот как по отчеству?
- Георгиевич.
- Ага, Виктор Георгиевич… Курите?.. Вот папиросы.
Виктор закурил.
Валерьян Ильич прикрыл дверь и подсел на диван к Виктору.
- Ваш роман, Виктор Георгиевич, - сказал он тихо и таинственно, читал Сталин… Да-да, читал и расхвалил… Только это между нами… Я не хочу, чтобы это вышло от меня. Об этом, конечно, будет скоро известно всем… Как-то мне довелось пойти к Сталину с докладом. У Сталина в это время сидел Кувшинов. Сталин держал в руках какую-то книжку… "Вот, говорит, книжка так книжка. Не читали?" - спросил он у меня и у Кувшинова. Посмотрел я книжку. "Казачья новь" Волкова. "Нет, не читал, говорю Иосиф Виссарионович". Кувшинов тоже сказал, что не читал. "Жаль, что не читали, - говорит Сталин. - Я считаю, что этот роман молодого писателя Волкова заслуживает внимания. Хороший роман, полезный и нужный". Стыдновато мне стало после такого разговора, послал я разыскать вашу книжку. Прочитал ее, и, действительно, книга замечательная…
Вошла Александра Кондратьевна.
- К вам можно?
- Конечно, - ответил Ведерников. - Секретов у нас от тебя нет никаких…
- Пойдемте в столовую, - сказала хозяйка. - Ужин подан.
Оба встали с дивана и пошли в столовую.
X
О высокой оценке, высказанной Сталиным по поводу Викторова романа, сразу же стало известно всей литературной Москве. В этом отношении Ведерников был прав. Виктору посыпались предложения от разных московских издательств заключить с ним договора на переиздание первой и издание второй книги романа, над которой он еще работал.
Все это, конечно, было приятно и соблазнительно, но по совету Яновского Виктор воздерживался от заключения таких договоров. Он пока заключил только договор с издательством "Товарищество писателей" на издание в одном томе двух книг романа "Казачья новь" и по настойчивой просьбе редактора толстого литературно-художественного ежемесячника "Зарево октября" Курганова на опубликование в этом журнале своей второй книги.
Всюду, в какое бы издательство, редакцию журнала или газеты Москвы ни приходил Виктор, его встречали с подчеркнутой любезностью и радушием. Везде его просили сотрудничать.
Другие на месте Виктора, как это часто и случается, стали зазнаваться, вообразили бы себя гениями. Но Виктору слава не кружила головы. Он оставался таким же, каким был и прежде.
…Однажды, будучи в Москве, Виктор зашел в Союз писателей. В вестибюле его встретил Словский, который в то время возглавлял Союз.
- Здорово, Виктор, - сказал он. - А ты мне, брат, очень нужен… Даже телеграмму тебе послал, чтобы приехал в Москву. На днях я был в ЦК, разговор о тебе там был…
- По какому же поводу?
- Чего же мы с тобой тут будем говорить. Пойдем ко мне в кабинет, там поговорим…
Они зашли в кабинет Словского, уселись в кресла.
- Закуривай, - сказал Словский, угощая Виктора папиросой. Понимаешь, в чем дело, мы намерены перевести тебя жить в Москву…
- В Мо-оскву? - изумленно протянул Виктор.
- А что?.. Не хочешь?..
- Предложение-то уж неожиданное, - проговорил Виктор. - Это сразу трудно решить… Надо с женой посоветоваться…
- Ну вот и поезжай домой, посоветуйся, а потом срочно сообщи мне… В ЦК о тебе самого хорошего мнения… - Приглушая голос, словно боясь, что его кто-нибудь услышит, Словский сказал: - Сталин мне говорил о тебе похвально… А это, брат, что-нибудь да значит…
Виктор задумался.
- А какая цель моего перевода в Москву? - спросил он.
- Цель двоякая. Во-первых, мы хотим, чтобы наш талантливый, хороший писатель жил в Москве, а во-вторых, есть намерение назначить тебя редактором одного журнала… Опыт ведь журналистской работы у тебе предостаточный.
- А какого журнала?
- Ну, об этом мы после будем говорить.
Когда Виктор приехал домой и рассказал Марине о предложении Словского, она от восторга запрыгала.
- Ой, как замечательно!.. Какой умница этот Словский. Он правильно делает… Такому писателю, как ты, нужно жить только в столице.
- Ну, это ты брось, Марина, - нахмурился Виктор. - Ты меня, пожалуйста, не возвеличивай… А притом, я думаю, что хорошему писателю необязательно жить в Москве. Хороший писатель независимо от места жительства будет хорошим… Лев Николаевич Толстой всю жизнь почти прожил в Ясной Поляне, однако он признанный гений…
- Тогда было время другое, - возразила Марина. - Мне кажется, не один Толстой жил в провинции. Жили и другие классики - Лесков, Григорович, Короленко… Тогда действительно не имело никакого значения, где жил писатель - в провинции или в столице… А сейчас, скажем, живет какой-нибудь талантливый писатель в областном городе, пишет хорошие книги. Если он не вырвется в Москву, так он и будет вечно считаться областным писателем…
- Подожди, Марина, - прервал ее Виктор. - А я?.. Я ведь в областном городе живу, а вот ведь видишь…
- Ну что ты, - вскипятилась Марина. - Это хорошо, что на твою книгу обратил внимание Сталин, а то и ты сидел бы незамеченным… Разве может Сталин все книги, какие у нас в Союзе выпускаются, прочитать?.. Возьми вот, к примеру, Словского. У нас здесь он был посредственный писатель. Стоило ему переехать в Москву, как он уже стал греметь на всю страну… Или Куцерман. Здесь он бегал в начинающих мальчиках, а в Москве он сейчас бог… И таких примеров, к сожалению, много.
Виктор задумчиво слушал жену.
- Да, Марина, ты, пожалуй, права, - вздохнул он. - Что же делать, поедем в Москву. Пойду сейчас на телеграф, дам телеграмму Словскому…
XI
Каждый раз, когда Воробьев приходил к Мушкетовым заниматься с Лидой, он чувствовал смущение, боясь, что надоел им своим хождением. Вел себя сдержанно, больше все помалкивал. Но потом, видя, что вся семья Мушкетовых относится к нему всегда приветливо, дружелюбно и как будто даже каждый раз рада его приходу, он стал привыкать к ним, проникся уважением к профессору и его жене. Аристарх Федорович часто беседовал с ним, рассказывал о себе, расспрашивал и Воробьева о его прежней жизни.
Теперь Воробьев многое знал о Мушкетовых, да и они о нем знали немало. Знали, например, что когда-то служил у Константина адъютантом, встречался с ним в Париже и что Воробьев амнистирован Советской властью, работал на заводе и у него трагически умерла жена…
Воробьев понял, почему Надежда Васильевна страшно смутилась и покраснела в тот раз, когда профессор Мушкетов заговорил при нем о сувенире Шарля Льенара. Русский этот, конечно, был не кто иной, как Константин Ермаков, который, по всей вероятности, будучи в Москве, встречался со своей сестрой, и она встречу держала в большой тайне.
"Ну и бог с ней, - думал Воробьев. - Я-то ее тайну не буду открывать. Мне это совершенно не нужно".
* * *
Однажды в воскресный день Лида, занимаясь с Воробьевым, пожаловалась на головную боль.
- Может быть, на сегодня на этом и закончим? - спросил он.
- Пожалуй что давайте на этом и кончим, - согласилась она. - В следующий раз наверстаем… Голова разболелась.
- Тогда я пойду, - встал Воробьев.
- Я вас провожу… Посижу в скверике.
Они вышли вместе, прошли в маленький скверик, весь пронизанный солнечными лучами. У цветочных клумб шумно играли дети. Приглядывая за ними, мамаши и няни сидели на скамьях, вели неторопливые беседы.
Здесь был такой благословенный уголок, казалось, затерянный в этом шумном городе, куда едва уловимо проникал уличный грохот, звон и лязг трамвая, гудки автомобилей.
Цветы на клумбах благоухали терпко-сладкими запахами. Над ними золотыми шариками кружились бог знает откуда взявшиеся здесь пчелы, как хлопья снега, порхали в воздухе крупные белые бабочки.
Воробьев и Лида, отыскав свободную скамью, долго сидели молча. Они с интересом наблюдали за тем, как крупные пестрые бабочки сновали над яркими чашечками, источающими аромат цветов, сновали, припадая жалом то к одной, то к другой чашечке. И с какой радостью, казалось, каждый цветок отдавался такому нежному легкому прикосновению.
На мгновение бабочка замирала над душистым цветком, опьяняясь нектаром, а потом как бы с большой неохотой отрывалась от чашечки, стремительно трепеща крылышками, уносилась прочь…
Лида испытывала непонятное тревожное чувство. В своей короткой жизни девушка еще никого не любила. Бывали, конечно, случаи, когда ей нравились мальчики, с которыми она училась в средней школе, а затем в университете. Но увлечение ее было не долговременно, оно быстро проходило. А вот сейчас она не знала, что происходит с ней. Ей нравился Воробьев. Да так нравился, что думы о нем, как неотвязная тень, не оставляли ее ни на минуту.
"Что это такое? - спрашивала она сама себя. - Может быть, это и есть Любовь?.. Но разве я могу его полюбить? - взглядывала она на него. - Ведь он старше меня чуть ли не вдвое…"
Но она понимала, что такие доводы не убедительны.
Отец ее также значительно старше мачехи, и вот, однако, разница в возрасте не мешает им любить друг друга… Или вот великий немецкий ученый Роберт Кох в пятидесятилетнем возрасте полюбил двадцатилетнюю актрису и женился на ней. Нет, тут дело не в этом. Помеха в чем-то другом…
"Но в чем же?" - пыталась выяснить Лида причину, по которой она не могла любить Воробьева. Но причины такой не находилось.
"Да, видимо, я его полюбила, - уныло думала она. - Хорошо это или плохо?.."
И вдруг она похолодела от мысли, что вот она-то полюбила Воробьева, а он ее не любит.
"Ну, конечно, он меня не любит… Он даже и не смотрит на меня"…
Девушка вздохнула и поднялась.
- Вы, что же, уходите? - спросил Воробьев.
- Да, - грустно сказала она. - Пойду.
- А может быть, вы еще бы немного посидели со мной. Мне так приятно с вами быть.
- Да? - просияла Лида, глаза ее заблестели. - Вы серьезно говорите?..
- Что приятно с вами быть?.. Конечно, серьезно.
- Хорошо, - спокойно согласилась девушка. - Я посижу с вами еще немного… Но вы ведь молчите. Вам, наверно, со мной скучно?
- Что вы! - воскликнул он живо. - Разве мне с вами скучно? Конечно, нет… Я просто такой молчаливый человек… Давайте, Лида, говорить… О чем только?
- Расскажите мне что-нибудь о Париже. Я всегда с волнением думаю об этом городе. Как мне хочется побывать в нем!.. Я завидую всем, кто был в Париже. Наверно, прекрасный город, да?..
- Город красивый, - согласился Воробьев. - Ну, я вам сейчас расскажу о Лувре. Хотите?
- Хочу.
- В Париже есть площадь Карусель, около которой разбит огромный сад Тюильри и расположился дворец Лувр, - начал рассказывать Воробьев. - Много веков Лувр был резиденцией королей. В конце девятнадцатого века конвент постановил превратить Лувр с его сокровищами в национальный музей. С тех пор дворец этот стал хранилищем шедевров живописи и скульптуры. Он является одним из самых богатых музеев мира…
- Ванюша! - вдруг вскрикнула девушка высокому юноше лет двадцати двух с всклокоченной шапкой русых полос, проходившему мимо.
Юноша изумленно остановился и, узнав Лиду, улыбаясь, подбежал к ней.
- Лидочка! Здравствуй!.. А я только что от вас… Чемодан оставил.
- Ты что, только с поезда, что ли?
- Да.
- Что это ты, Ванюша, вздумал приехать в Москву среди лета?.. Недавно ведь ты уехал отсюда…
- Да приехал я домой на каникулы, а там, в станице, такое идет, ажно дым коромыслом стоит. Молодежь наша станицу задумала благоустраивать… Улицу главную камнем замостили, электричество провели, огромный Дворец культуры отстроили… Осталось раскрасить его. Ну и говорит мне председатель колхоза, Сазон Миронович: "Ты говорит, Иван, художник. Ну-ка, помоги нам раскрашивать Дом культуры… Посоветуй, что и как делать. Пойдем посмотрим, а ты на все составь смету"… Ну, посмотрели мы дворец, составил я список - каких материалов и красок надо достать, чтобы привести его в надлежащий вид… Подсчитали мы, во сколько все это обойдется… Дали мне денег и проводили меня в Москву за материалами… Вот и иду я сейчас закупать…
- А когда домой поедешь?
- Если сегодня управлюсь с покупками, то завтра уеду.
- Возьми меня с собой, Ванюша, - сказала Лида. - Мне так у вас понравилось, когда я к вам приезжала… У вас в нынешнем году так же хорошо, как и в прошлом?
- Очень хорошо, Лидочка! - воскликнул юноша. - Поедем!
- Ну что ты, Ванюша! - отмахнулась девушка. - Ведь я пошутила… Я не могу ехать, занята очень.
- Если вы, Лида, из-за меня, - сказал Воробьев, - то ради бога не стесняйте себя. Поезжайте, пожалуйста. Я пока позанимаюсь один, да и могу другого репетитора найти…
- О нет! - покачала головой девушка. - Я дала обязательство комсомолу подготовить вас к экзаменам так, чтобы ни в коем случае не провалились… Как же я могу ехать? Хотя, по правде сказать, поехать хочется… Там же так хорошо теперь.
- Поезжайте на недельку, - сказал Воробьев. - Я подожду вас… Отдохните… Там ведь речка есть - покупаетесь… Подумайте, Лида.
- Это правда, - сказал Ванюша. - У нас речка теперь стала глубокая. Плотину насыпали. Купаться стало красота… Да и рыбу можно поудить… Поедем, Лида.
- Ну что там за неделю сделаешь? - дрогнул голос у девушки. Ее, видимо, очень соблазнила эта поездка, но она все еще продолжала слабо сопротивляться. Вот если б недельки на две…
- Поезжайте и на две, - великодушно сказал Воробьев. - Подожду и две…
- А ведь, Лидочка, в самом деле поедем, - продолжал настаивать и Ванюша. - Ты очень нужна в станице. Понимаешь, в чем дело… Как только раскрасим и разрисуем свой дворец, а это дело недолгое, подсохнет он, так сейчас устраиваем в нем концерт Лени… Концерт-то устраиваем, а аккомпаниатора-то и нет… Так вот, поедем, будешь ему аккомпанировать. У вас это ловко с ним выходит…
Девушка растерянно поглядела то на Ваню, то на Воробьева, молчала. Ей очень хотелось бы поехать в станицу, но она не в силах была покинуть Воробьева. Вот если бы с ней туда поехал он, - это было бы чудесно. Но как это сделать… Ведь неудобно же ей предлагать ехать с ней? И вот этот Ваня - ах, какой же он замечательный парень! - он как бы все, все понял, все учел. Он сказал Воробьеву:
- А может быть, и вы бы поехали с нами, да? Простите, пожалуйста, я с вами не знаком и не совсем понимаю, о каких занятиях у вас идет речь?
- Извини, дорогой Ванечка, - воскликнула осчастливленная девушка тем, что он догадался пригласить Воробьева поехать в станицу. - Познакомьтесь. Это Ваня. Ваня, ну кем ты мне доводишься?.. Ну, родня какой-то. А вот какой, я не знаю…
- Я дядя твой родной, - представился юноша, смеясь.
- Нет, не дядя, - досадливо отмахнулась Лида. - Больно многого ты захотел… Это племянник моей мачехи…
- Да я уж понял, - улыбнулся Воробьев.
- Ну, а это Воробьев Ефим Харитонович, - указала Лида. - Мой ученик. Поступает к нам в университет… Все понятно?
- Все, - кивнул головой юноша. - Вот у нас в станице-то и позанимаетесь. Там еще лучше можно подготовиться… Поехали! Я вас приглашаю. Жить у нас будете, дом большой… Насчет питания тоже не проблема. Батя наш прокормит. Единственное, что я не в состоянии для вас сделать, - с комическими ужимками развел руками Ваня, - это выписать вам командировочные…