Федоров приятным тихим тенорком пропел несколько казачьих песен. Пел он по-народному, со всеми завываниями, с прибавлениями: "Ой да!.. Эй да!" и т. п. Получалось у него неплохо.
Виктор выбрал три песенки. Федоров обещал их переписать и принести Виктору вместе с другим материалом, который был нужен ему. Потом он попрощался и ушел.
После этого Федоров заходил к Виктору еще раза два, а потом исчез.
…Как-то встретившись с Сиволобовым, Виктор спросил у него о Федорове.
- А ты разве не знаешь? - удивился тот. - Этот твой друг Федоров арестован. Он оказался врагом народа…
- Почему он "мой друг", а не твой? - пожал плечами Виктор. По-моему, ты его мне рекомендовал.
- Мало ли кого я тебе мог рекомендовать, - усмехнулся тот. - Но я-то с ним не дружил. А с тобой он подружился крепко, - подчеркнул он. - Он мне сам об этом говорил.
"Какой же он провокатор, - ужаснулся Виктор. - Страшный человек. Надо от него подальше быть… В беду легко попасть…"
…В связи с арестом Федорова было арестовано и еще несколько человек, в том числе и профессор Карташов.
XVI
Однажды Прохору позвонил адъютант командующего.
- Вас просит командующий к себе.
- Сейчас приду, - сказал Прохор, кладя телефонную трубку.
Ничего, конечно, не было неожиданного в том, что командующий вызвал к себе Прохора. Такое часто бывало и раньше. Прохор каждую минуту мог понадобиться начальству по тому или другому вопросу. Все это так, но вот… сердце что-то неспокойно…
Прохор вошел в кабинет командующего.
- Можно?
- А-а… Прохор Васильевич, - сказал командующий. - Прошу, - указал он на кресло, - садитесь.
По тому необычно оживленному, а в то же время смущенному тону командующего Прохор понял, что сердце его не обмануло, предстоял разговор серьезный:
- Я вас слушаю, Евдоким Карпович.
- Закуривайте.
- Спасибо, - поблагодарил Прохор и взял из портсигара командующего папиросу.
Оба закурили.
- Прохор Васильевич, - взглянул командующий на Ермакова. - Вы знаете, что я к вам отношусь хорошо. Даже, можно сказать, со всей сердечностью… В этом вы можете не сомневаться… Я ценю ваши заслуги перед революцией… Ценю как честного человека, настоящего коммуниста…
- К чему вы это все, товарищ командующий? - тоскливо сказал Прохор, предчувствуя под этими словами что-то недоброе. - Говорите прямо, я все выдержу.
- Поймите, дорогой, - развел руками командующий. - Я все время за вас боролся. До поры до времени мне как будто удавалось отвести от вас все нападки… Но сейчас я уже ничего не могу сделать… Приходится подчиняться…
- Увольняете в запас? - упавшим голосом спросил Прохор.
- Да, - кивнул командующий. - Придется идти в запас. Есть приказ Ворошилова.
Удар был неожиданный и тяжелый. Несколько секунд Прохор сидел молчаливый, понурив голову. Потом он встал.
- Кому прикажете, товарищ командующий, сдать дела? - спросил он.
- Сдайте Коршунову.
- Слушаюсь, - прищелкнул каблуком Прохор. - До свидания, товарищ командующий.
- До свидания, Прохор Васильевич… - Командующий хотел еще что-то сказать, но запнулся и махнул лишь молча рукой.
* * *
В этот же день к Волковым пришла взволнованная, с покрасневшими от слез глазами Зина.
- Прошу с работы сняли! - зарыдала она.
- Как сняли? - спросил Виктор. - За что?
- Сказали, увольняют в запас, - причитала Зина. - Все это проделки Коршунова… Что теперь будет делать Прохор?.. Ведь он же никакой профессии не знает… Еще и из партии могут исключить…
- Ну за что же?
- Найдут за что. Скажут, отец кулак сосланный. Ты б, Виктор, как-нибудь помог ему…
- Чем же я могу ему помочь, Зина? Человек я маленький. Надо Прохору на работу устраиваться, вот в этом я, пожалуй, помогу.
И действительно, Виктору удалось устроить своего двоюродного брата заместителем директора инженерно-строительного института по хозяйственной части.
XVII
Воробьева привезли в краевой город и посадили в "одиночку" дома предварительного заключения при управлении НКВД.
"За что меня арестовали? - с горечью думал он. - Я же ни в чем не виноват… Неужели за прошлое?.. Так я же во всем чистосердечно покаялся… Ведь меня простили… Это, наверное, за то, что я скрыл генерала Ермакова… Он был в Советском Союзе, а я не рассказал… Да, именно за это… Боже мой, и надо же случиться беде в такой момент, когда меня ждало огромное счастье!.. Милая Лида, как ты все это перенесешь?.."
Воробьев решил, что как только его вызовет следователь на допрос, повиниться ему в своей ошибке.
В полночь у "одиночки" загремел замок, надзиратель велел Воробьеву собираться на допрос.
- Живо! - прикрикнул он.
- А я готов, - содрогаясь от волнения, проговорил Воробьев, выходя из камеры.
Его ввели в большую комфортабельно обставленную комнату. За столом, нагнувшись над какой-то бумагой, сидел мужчина в военной гимнастерке с тремя "кирпичами" в малиновых петлицах.
Он медленно поднял голову, и Воробьев даже содрогнулся от изумления. Неужели Яковлев, тот самый Яковлев, Михаил Михайлович, который в Париже руководил подготовкой шпионов и диверсантов, засылаемых в СССР?
"Нет, не может быть, - подумал Воробьев. - Это я обознался. Этот человек просто очень похож на Яковлева."
- Иди! - кивнул сотрудник НКВД вахтеру, приведшему Воробьева.
Когда вахтер вышел из комнаты, он озлобленно взглянул на Воробьева.
- Садись, - приказал следователь, указывая на стул, стоявший посреди комнаты. Воробьев покорно сел. Следователь встал из-за стола, засунул руки в карманы, прошелся по комнате.
- Ты что же, шпионить остался у нас, а? - спросил он, круто останавливаясь перед Воробьевым.
- Я остался потому, гражданин следователь, что считаю лучше жить на своей родине и заниматься честным трудом, чем околачиваться на чужбине.
- Врешь! Все вы, гады, притворились честными.
Воробьев присматривался к следователю. Яковлев это или нет? Пожалуй, что не Яковлев. Тот был ниже ростом и поплотнее. Да и рябин на лице этого человека нет. Но как разительно он похож на парижского Яковлева.
- Между прочим, гражданин следователь, вы очень похожи на одного моего знакомого.
- Догадываюсь, о ком ты говоришь, - зло усмехнулся следователь. - Ты же сам, в Париже-то, якшался с моим братом-белогвардейцем.
- Значит, вы тоже Яковлев?
- Да, но к это к делу не относится.
Следователь подошел вплотную к Воробьеву.
- Говори начистоту, - сказал он сурово. - Понимаешь, начистоту. Шпионишь, а?
- Простите, как вас зовут? - снова спросил Воробьев у следователя.
- Ну, Иван Михайлович, а что?
- Иван Михайлович, - прикладывая руку к сердцу, со всей искренностью сказал Воробьев. - Да поймите же, ради бога, я не враг. Нет!.. Я остался в Советском Союзе для того, чтобы жить среди своих русских людей, на своей родине… Мне хочется жить честно, трудиться.
- Не крути хвостом! - грубо оборвал его следователь. - Не ври. Говори правду. Ты ведь был послан для шпионажа в Советский Союз, и ты шпионил.
- Нет! - горячо возразил Воробьев. - Я не шпион, я честный человек.
- Ты с белогвардейским генералом Ермаковым, когда он сюда приезжал, встречался?
- Да.
- Если так, как говоришь, честно раскаялся о своем прошлом, так почему об этом не сообщил органам?
- Это моя ошибка, - вздохнул Воробьев. - Я считал, что Константин Ермаков, приезжавший сюда поднять восстание казачества, потерпел здесь фиаско. Беды он Советской власти никакой не принес. Я думал, пусть вернется в Париж и расскажет белоэмигрантам, что трудовые казаки крепко стоят за Советскую власть и не пойдут за ними…
- Ух ты, политик какой! - скривился Яковлев. - Скажи, а Ермаков знал, что ты хочешь остаться в Советском Союзе?
- Конечно, знал.
- А кого он видел здесь из своих родственников и не родственников?
- Предполагаю, что сестру в Москве. Но не уверен в этом.
- Кто такая?
- Мушкетова Надежда Васильевна.
- Так, - записал Яковлев. - А еще кого?
- Больше никого не знаю.
Спохватившись, что напрасно, видимо, сказал про Надю, он проговорил.
- Нет, насчет Надежды Васильевны я ничего не знаю… Это я так, только подумал. Вычеркните…
- Но это мы проверим.
- Товарищ Яковлев! - с дрожью выкрикнул Воробьев, вставая. - Я честный советский человек! Понимаете, честный! С прошлым своим я давно порвал. Возврата к нему не может быть… Это ошибка молодости моей. Товарищ Яковлев, вы, наверное, думаете, что в душе своей я враг родины, своего народа… Ей-богу же, нет. Товарищ Яковлев, поверьте мне, я честный, преданный Советской власти человек.
- Сядь, гад! - в бешенстве выкрикнул Яковлев. - Честный, говоришь?.. Тогда пиши!
- Что писать?
- Я буду диктовать. Садись к столу, вон бумага, ручка.
Воробьев подсел к столу, омокнул ручку в чернильницу.
- Пиши: уполномоченному НКВД по Азово-черноморскому краю. Написал?.. Я, такой-то… Становлюсь на колени перед Советской властью и прошу пощады… Я прислан из-за границы с шпионско-диверсантскими целями… Со мной вместе был заслан в СССР белогвардейский генерал Ермаков К. В., который впоследствии выбрался снова за границу.
Яковлев прошелся по комнате, обдумывая, взял со стола какую-то бумажку.
- Пиши дальше, - сказал он. - В Советском Союзе мы с генералом Ермаковым завербовали в свою шпионско-диверсионно-вредительскую организацию Ермакова Прохора Васильевича, Волкова Виктора Георгиевича, читал он по бумажке. - Потом эту, как ты сказал?.. Ага, Мушкетову Надежду Васильевну…
Воробьев уже не писал, а широко открытыми изумленными глазами смотрел на Яковлева.
- Что вы говорите? - в ужасе сказал он. - Это же неправда!.. Никого мы не вербовали. Эти ложь!.. Эти люди ни в чем не виновны…
- Не будешь писать?
- Нет!
В комнату вошел высоченный широкоплечий и широкогрудный молодой сотрудник с копной вьющихся белокурых волос. Воробьев заметил в его петлицах тоже по три шпалы. Значит, это тоже был большой начальник.
- Ну, что? - спросил он, кивая на Воробьева. - Раскололся, нет?
- Нет еще, товарищ Щавелев, - хихикнул Яковлев. - Крепится еще орешек… Я ею заставлю расколоться…
Щавелев, подойдя к Воробьеву, расставил толстые свои ноги, уставился на него из-под нависших на глаза волос.
- Ну, ты что?.. Сопротивляешься еще?.. Хочешь, наверно, резиновых палок отведать, а?
- Товарищ Щавелев, - торопливо выдохнул Воробьев, боясь, что ему Яковлев не даст говорить. - У него брат белогвардеец!.. Брат его в Париже руководит в РОВСе шпионами и диверсантами… А вот он хочет, чтобы я клеветал на честных советских людей…
Щавелев и Яковлев переглянулись и весело захохотали.
- Вот, понимаешь, сволочь-то, - сказал, смеясь, Яковлев. - Какая у них, врагов народа, тактика… Если бы меня не знал лично Николай Иванович Ежов, то, может быть, можно бы ему и поверить… Хе-хе!..
- Ах ты, гадина! - рассвирепел Щавелев, размахиваясь своим огромным, как дыня, кулаком. - Ты что чернишь советских чекистов? - Он с такой силой двинул кулаком по щеке Воробьева, что тот, как перышко, легко слетел со стула на пол…
XVIII
…Однажды утром к Волковым прибежала взволнованная, с покрасневшими распухшими глазами Зина Ермакова.
- Прохора арестовали! - выкрикнула она и зарыдала.
- Как арестовали? - побледнел Виктор. - За что его могли арестовать?
- А разве они говорят, за что?.. Пришли под утро, предъявили ордер на арест, обыскали и увели…
Если до этого Виктор еще верил в то, что арестовывают правильно, за преступления, то сейчас вера эта поколебалась. Брата своего Прохора он знал, как себя. Прохор был кристально чистый коммунист, без единого пятнышка.
- Это что-то не так, - покачал он головой. - Прохор ни в чем не виноват… Это ошибка… Его выпустят, я в этом убежден.
- Не будь наивным, - сказала Марина. - Вот уже сколько арестовали людей, хоть одного из них выпустили? Я что-то не слышала…
- И командующего тоже арестовали, - всхлипнула Зина.
- Ну, командующий-то в чем, может, и виноват, - сказал Виктор. - Это я не знаю, но а вот в Прохоре-то я убежден…
- Витя, ты человек авторитетный, - сказала Зина. - Может, узнал бы что про Прошу, помог бы ему в чем…
- Ну уж нет, в этом отношении я ничего не буду делать… Мне неудобно. Брат ведь… Разберутся сами… Вот посмотришь, не нынче завтра вернется он домой…
Говорил это он так убежденно, что Зина поверила и заулыбалась.
Но прошло несколько дней, а Прохор не возвращался…
* * *
Но вот наконец и телеграмма из Москвы! Сколько ее ждали. Словский писал, чтобы Виктор срочно приезжал в Москву оформить ордер на получение квартиры. Виктор выехал.
В Москве его ждало много приятного. Во-первых, он получил ордер на квартиру из трех просторных чудесных комнат на Ленинградском шоссе. Можно было вселяться.
В Союзе писателей он встретил Смокова.
- О, старина! - обрадовался ему Виктор. - Пойдем обедать в ресторан. Угощаю, обмоем, так сказать, мою квартиру московскую…
- Ладно, - согласился тот. - Только подожди минуточку. Мне надо повидать Нонну Львовну Краснолуцкую… Мы сейчас договорились с ней здесь встретиться… Я не задержусь.
- Это критик, что ли?
- Вот именно. Я тебя познакомлю с ней.
- Да это необязательно, - отмахнулся Виктор.
Они сели в вестибюле на диване и закурили. Но Смоков тотчас же вскочил и бросился навстречу немного располневшей яркой брюнетке средних лет.
- Здравствуйте, здравствуйте, уважаемая Нонна Львовна! - раскланялся Смоков и поцеловал ей руку. - Какая вы божественная, - шепнул он и, оборачиваясь к Виктору, представил: - Познакомьтесь, Нонна Львовна. Это наш модный писатель, мой приятель и друг Виктор Георгиевич Волков.
- Волков?! - радостно изумилась Краснолуцкая. - Какая неожиданность. А я только что закончила рецензию о вашем романе. В "Правде" будет печататься… Мне бы очень хотелось ее вам почитать. Я казачий быт плохо знаю, могу ошибиться… Вы бы подсказали. Куда вы, товарищи, собрались идти?..
- Да, откровенно говоря, хотели пойти пообедать, - сказал Смоков. Может быть, и вы с нами…
- Нет, поедемте лучше ко мне обедать, - сказала Краснолуцкая. - Я совершенно одна. Все мои на даче. Едемте!.. Вот, кстати, и почитаем статью…
- Ну как, Виктор, а? - нерешительно посмотрел на него Смоков.
Виктора разбирало любопытство ознакомиться со статьей Краснолуцкой. Интересно, что она там написала о романе?
- Ладно, поедем, - сказал он.
И они поехали.
Пока домработница разогревала обед, Краснолуцкая зачитала рецензию, которую она подготовила для "Правды".
- Хотя это я и преждевременно делаю, - сказала она. - Да ничего. Статья-то уже принята. На днях должна быть опубликована.
В своей статье Краснолуцкая книгу Виктора вознесла до небес.
- Ну, знаете ли, Нонна Львовна, - смущенно проговорил Виктор. - Вы, наверно, перехвалили меня.
- Нет, - сказала она. - Книга этого вполне заслуживает. Прекрасная книга…
Смоков как-то сразу погрустнел, сидел за столом скучноватый. Виктор понял причину. Иван Евстратьевич завидовал ему.
Пообедав у Краснолуцкой, Виктор, сославшись на дела, распрощался и ушел.
* * *
Виктор с Мариной решили не медлить с переездом в Москву. Они стали запаковывать багаж. Виктор даже уже снялся с партийного учета.
В то время, когда они увязывали багаж, зазвенел телефон. Виктор взял трубку.
- Алло! Слушаю.
Здравствуй, классик, - продребезжал в трубке голос Сиволобова. Когда уезжаешь?
- Послезавтра. А тебя почему это интересует?
А как же. Ведь я все-таки квартиру-то твою почти отвоевал. Ты смотри никому ее не передавай.
- Я ключи сдам управдому.
- Вот это правильно, - согласился Сиволобов. - Сдай ему… А я у него возьму. - И как бы между прочим - это на всю жизнь запомнилось Виктору спросил: - Ты дома эти дни будешь?
- Как то есть дома?
- Никуда не отлучаешься?
- Нет. А что?
- Да так просто спросил. Ну всего хорошего!
"Нет, это он неспроста, - думал Виктор. - Что-то не так. Какое его дело, дома ли я буду или где?"
Только уже значительно позже Виктор понял, почему его об этом спрашивал Сиволобов…
Накануне отъезда Виктор допоздна возился с увязыванием багажа. Потом долго не мог уснуть. Сердце было какое-то неспокойное. Оно щемило в смутном предчувствии.
Чтобы не разбудить жену, он осторожно поднялся с постели, пошел в столовую, полежал там на диване. Но сердце не успокаивалось, оно билось тревожно.
Нет, сон не шел.
Виктор пошел в детскую комнату. Призрачный свет луны тускло сочился по комнате, освещая две кроватки. Дети крепко и беззаботно спали. Виктор подсел к кровати Ольгуни, внимательно осмотрел милое детское личико.
"Она очень похожа на Марину", - подумал отец. Потом он подсел к кровати сына. Мальчик дышал ровно, глубоко, чему-то улыбаясь во сне.
"Боже мой! - подумал Виктор. - А все же как тяжело на сердце".
Проглотив таблетку снотворного, Виктор снова прилег подле спавшей жены. Но заснуть по-прежнему не мог. Было уже около трех утра. Он лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к неугомонному сверчку, затеявшему свою тоскливую песнь на кухне… Потом Виктор задремал. Но спал он совсем недолго. Он очнулся от громкого стука в дверь.
- Стучат! - просыпаясь, прошептала Марина.
Виктор, всунув ноги в шлепанцы, вышел в переднюю.
- Кто стучит? - спросил он, чувствуя, как сердце его, точно птица в клетке, трепещет порывисто и тревожно.
- Это дворник, - ответил знакомый голос. - Откройте, пожалуйста. У меня девочка заболела… Соды надо, дайте, пожалуйста…
Виктор удивился странной просьбе дворника: почему это вдруг больной девочке потребовалась сода? Но он не стал об этом размышлять.
- Не открывай, Витя, - предупредила Марина. - Это воры.
- Да это дворник, - сказал Виктор. - Я же его узнал по голосу… Ему соды надо.
Он пошел на кухню, отыскал там баночку с содой, отсыпал из нее в бумажку, завернул, а потом, открыв дверь, протянул сверточек дворнику:
- Возьмите.
Отпихивая его, в переднюю вбежали двое.
- Кто это? - испуганно вскрикнул Виктор.
- Сотрудники НКВД, - ответил один из них. - Зажгите свет.
Виктор включил свет. Перед ним стояли в штатском двое: один блондин лет сорока, другой чернявый парень лет двадцати. Лица у них были суровые, хмурые.
- Вот ордер на обыск и арест, - протянул бумажку Виктору блондин. Но Виктор так был взволнован, буквы прыгали в его глазах, двоились, и он ничего не мог прочитать.
- Возьмите, - сказал он покорно, возвращая бумажку блондину.
- Оружие есть? - спросил блондин.
- В письменном столе.