Можно было ехать домой, но, побывав на Кавказе, не увидеть Баку – это все равно что в Париже не увидеть Елисейских Полей. Паче того, по всей России уже блуждали слухи о миллионах, которые, выплескиваясь из земли, вскипали и лопались, как гнилые болотные пузыри. Появившись в Баку, он остановился в отеле "Европа", где его спрашивали:
– Вы, наверное, приехали по делам?
– Да нет, – уклончиво отвечал Нобель. – Просто мне любопытно взглянуть на древний храм огнепоклонников в Сураханах…
Нобель побывал в этом храме, где несли вроде дежурной вахты два старых индуса, которые, сотворив молитву, продавали гостям карамель ярко-красного цвета (с этих конфет они, кажется, и жили). Нобель, посасывая карамельку, возвращался в гостиницу, размышляя о том, что было бы глупо отказываться от доходов – даже в том случае, если они воняют керосином. В конце-то концов деньги не пахнут! Это еще в глубокой древности заметил император Веспасиан, обложивший налогом общественные уборные Рима, и деньги с этих поборов, действительно, не пахли желудочными отходами его верноподданных…
– Итак – смелее! – внушал себе Нобель, отъезжая на вокзал.
При этом решении Нобеля все "бесхвостые обезьяны" еще крепче вцепились в земной шар, который раскручивал их в мировом пространстве по тем извечным законам мироздания, в которых мне, как и вам, читатели, еще многое остается непонятным…
Мало того, многое заставляет сомневаться!
* * *
Подари ты мне девицу,
Шемаханскую царицу.
Эти строчки Пушкина памятны нам с детства, только мы не всегда представляем, где и когда было это Шемаханское царство…
С незапамятных времен Шемахан славился своими шелками и коврами, дикими нравами, убийствами и грабежами путников да еще богатейшим рынком, куда свозили для продажи похищенных женщин. Голландец Ян Стрейс, современник Стеньки Разина, писал, что в Шемахане русские обменивают олово, медь, юфть, соболей и другие товары, а лезгины и татары (азербайджанцы) "торгуют лошадьми, мужчинами, женщинами и детьми, краденными друг у друга, а большей частью у тех же русских". Немножко скажу о нравах: "В караван-сараях лежат блудницы, и каждая группа образует особый цех или корпорацию. Некоторые из них одаренные поэты, складывающие стихи в честь святого Хуссейна, а иные пляшут нагие… Они крайне бесстыдны и даже на улице охотно позволяют трогать их груди и то, что я не осмеливаюсь называть…" Оставим эту тему, а то критики опять скажут, что Валентин Пикуль рассматривает историю через замочную скважину.
Ныне Шемаха – районный центр Азербайджана; в руинах древней Шемахи много лет копаются дотошные археологи, которые скелеты своих достославных предков именуют не совсем-то почтительно "жмуриками". Присоединенная к России в 1805 году, Шемаха долго считалась губернским городом, но в 1859 году, целиком разрушенная страшным землетрясением, она покорно уступила свои губернские права огнедышащему зверю – Баку…
"Вечные огни" Баку разгорались все ярче!
Сенатор Ф.Г. Тернер увидел город таким: "Чудное южное солнце, лазуревое море представляли картину южного востока, отчасти Италии. Одно, что поражает в Баку, это – совершенное отсутствие всякой растительности… В Баку преобладает характер Востока со свойственной ему грязью и беспорядком". Вообще-то, если отбросить лирику, городишко был поганый и грязный, а жителей в нем было – кот наплакал (несколько тысяч). Но зато, как он оживился с началом "нефтяной лихорадки"! Вдоль Апшерона "черный город" выстраивал все новые вышки, сосущие нефть, а "белый" Баку постепенно приобретал более или менее европейский вид. Город рос быстро, а воды в нем не было, ее черпали из колодцев, заглянув в которые брезгливый человек, наверное бы, согласился лучше умереть от жажды. Правда, на берегу моря уже работал опреснитель – очень дорогой, отчего и вода была на вес золота, о водопроводе тогда не смели и мечтать… Когда это еще будет?
Французский инженер Ренэ Муллэн писал о жизни в Баку: "Королева-нефть царствует здесь, как тиран, и никакой деспот мира еще не господствовал столь всецело над своими поданными, как она… В грязных кабаках и раззолоченных гостиницах богачей, на всех устах – одно: не забил ли где новый фонтан, велика ли цифра дохода от нефти?" Каждый, кто закладывал скважину, чтобы добыть прибыль из нефти, сразу облагался негласным налогом преступного мира. Бур еще не вонзился в почву, а хозяин вышки уже должен платить, иначе его вышка завтра же сгорит на ярком огне. "Рэкетирство", столь модное в Америке, появилось там, кажется, намного позже… В этом вопросе "приоритет" опять-таки оставался за нами, русскими. Нажива была главным идолом всей бакинской жизни. Иногда дело доходило до фарса. Однажды ночью некий прохожий, спасаясь от преследования грабителей, кинулся к городовому:
– Спасите! Иначе я погиб… они с ножами.
– Охотно, – отвечал страж порядка. – Но сначала дай мне рубль, иначе мне до тебя нет никакого дела…
Наезжие босяки и голодранцы начинали свою карьеру амбалами (носильщиками), получая в день шесть копеек. Город был переполнен искателями удачи, готовыми выспаться в любой канаве, и в Баку царил настоящий Вавилон со смешением языков и народов. Боже, кого здесь только не было! Русские и армяне составляли главную "нефтеносную" силу, за ними шли индусы, грузины, персы, казанские татары, лезгины, турки, болгары и румыны, китайцы и даже европейцы, понаехавшие сюда подзаработать. По верованиям они тоже различались: православные, католики, мусульмане (с разделением на шиитов и суннитов), были тут буддисты, были и огнепоклонники.
Разделенные на работе языковым непониманием и множеством предрассудков, все эти люди – шмоль-голь перекатная! – начинали понимать один другого только вечером, когда разбредались по своим баракам, а каждый барак составлял свое "землячество", куда посторонним лучше не соваться. Между бараками юрко шныряли пропащие бабы, которым цена – пятачок, бодрой рысцой носились торговцы гашишом и опиумом – для мусульман, торгаши водкой – для православных. Одурев от наркотиков и винища, озверелые люди сходились во мраке "барак на барак", и начиналась такая поножовщина, в которой никогда не сыскать виноватых, полиции оставалось лишь подсчитать убитых и развезти по больницам искалеченных.
Это… жизнь? Нет, это, скорее, житуха.
Статистика бакинского бытия была ужасающей: из ста человек, работавших на нефтепромыслах, только два-три человека доживали до сорока лет, остальные вымирали, как мухи. А те, кому посчастливилось перевалить за сорок лет, превращались в инвалидов, преждевременная старость добивала их без жалости. Рабочий день длился по 15 часов, а в бараке на каждого работягу приходилось чуть больше четверти кубической сажени воздуха, недаром же санитарные врачи говорили:
– Удивляемся, как они вообще живы…
Профессор К.А. Пажитнов писал, что у бакинских нефтяников "переутомление нервных центров и угнетение мозговой деятельности настолько сильное, что рабочие становятся апатичными, безучастными к внешнему миру, несообразительными, а нередко и близкими к идиотизму…".
Нобель присматривался. Нефтяное дело в Баку еще не ведало ни расчета, ни планомерности. Случайно бурили скважину, случайно возникал фонтан, случайно богатели, раскуривая потом сигары от сотенных ассигнаций, другие случайно разорялись. Иногда разорялись даже не от нехватки нефти, а, напротив, от ее изобилия, когда вдруг "буйный" фонтан, нефть затопляла соседние участки, губила сады и огороды, изгоняла людей из их жилищ, после чего предприниматель до конца жизни не мог рассчитаться с долгами, всем должный за убытки.
Нобель присматривался. Бурение скважины проводилось самым примитивным образом – воротом, который вращали полусогнутые люди, ходящие по кругу колеса, словно подневольные лошади. Год за годом – одно и то же: десять кругов, сотня кругов, тысяча, десятки и сотни тысяч – низко опустив головы, словно бурлаки, люди без конца крутили это чертово колесо, пока бур не касался нефти. Но бывало и так, что крутня была впустую, ибо бурили на пустом месте. Опять-таки, заметил Роберт Нобель, добытую нефть развозили владельцы арб (телег на двух колесах), предлагая ее заводам или сбывая на пристанях. Баку утопал от самогонщиков, желающих уйти в подполье, керосиногонщики работали прямо на улице, на огородах; с утра до ночи на крыши города осыпался липкий слой черной сажи. Керосин гнали в допотопных кубах, как во времена Прядунова или братьев Дубининых, но все считались при деле…
Нобель присматривался. Инженер с большим практическим умом, за всем увиденным в Баку он разглядел, что здесь промышленный хаос, и нет главного, что требуется для любого производства, – нет плана, нет режима работы и, наконец, в Баку попросту нет хозяина…
На вокзале, в ожидании поезда, идущего на север, Роберт Эммануилович раскурил дешевую сигару от шведской спички.
– Так дело не пойдет, – сказал он себе…
* * *
– Да, – согласился с ним брат Людвиг, выслушав подробный рассказ об увиденном. – Баку требуются такие люди, как мы. Все будет рассчитано! Случайности не должно быть места…
Бильдерлинг добавил: страсть к легкой наживе всегда сопряжена со случайностями, ибо разом схватить побольше, надеясь лишь на удачу, – это, скорее, похоже на азарт карточной игры, где одна козырная карта кроет всех дам и королей.
– Баку – это все-таки не Монте-Карло, – доказывал он, – ни в коем случае нельзя увлекаться и не учитывать конкуренцию Рокфеллера и его компании, которая банками со своим керосином обставила все пристани на Волге.
– В этом случае, – добавил Роберт Нобель, – бакинский керосин должен обрести качества, делающие его более дешевым и более лучшим, нежели керосин американский…
Люди расчетливые, Нобели начинали скромно, вкладывая в новое дело деньги с оглядкою, не спеша, без рекламы. Роберт Эммануилович не начал бурение, пока не освоил все новое, что появилось в практике бурения на Апшероне, он решил обогнать Рокфеллера, и бурил более широкие трубы, нежели американцы. Дело пошло – пошла и нефть, потом по дешевке (всего за 25 тысяч рублей) Нобель купил бросовый керосиновый заводишко в "черном городе", завел при нем лабораторию. По вечерам ставил опыт за опытом, добиваясь от керосина такой добротности и такой дешевизны, чтобы он смело мог соперничать с американским.
Весною 1876 года его навестил Людвиг и, осмотревшись на пробуренных братом участках, пришел к выводу:
– Вижу, что необходимо расширение производства. На этих арбах с бочками далеко не уедем. Только в том случае, если протянем нефтепроводы с насосами, если по рельсам железных дорог покатятся наши вагоны-цистерны, лишь тогда… Тогда русский рынок станет нам тесен, как чулан для медведя, и хотим мы того или не хотим, но бакинская нефть сама выплеснет нас в Европу…
Через три года после этого разговора было учреждено "Товарищество бр. Нобель" с капиталом в три миллиона рублей. В числе учредителей был и полковник П.А. Бильдерлинг, человек небогатый. Его паевой взнос был всего 50 тысяч рублей, но у него была светлая голова.
– Не будем копать ямы для хранения нефти. Подумаем, в каких городах ставить гигантские баки-резервуары. Заодно решим вопрос о мазуте… Сейчас машинерия так быстро движется, ее суставы так быстро стираются от трения, что требуется много смазки. Может, из мазута и получим смазочные масла?
– Все-таки Баку – это Монте-Карло, – сказал Нобель.
Всем бакинцам памятен был босоногий перс – хаджи Зейнал Тагиев, начинавший амбалом с шести копеек. Но однажды этот амбал ковырялся на своем огородике в Биби-Эббате (пригород Баку) и до того доковырялся, что из земли выбило мощный фонтан нефти, а Тагиев сразу положил в карман миллион.
Читатель, если у тебя есть огород и ты копаешь колодец, так будь осторожнее: как бы тебе не разбогатеть!
6. Плевать на всех!.
Пока еще неясно, кто кому соперник – Рокфеллер Нобелю или Нобель Рокфеллеру? Но парадоксальность их будущей схватки на ковре политэкономики невольно вызывает сравнение о битве карлика с Голиафом: нефтяные промыслы США раскинулись на гигантских просторах сразу нескольких штатов, а Россия обставила вышками крошечный, почти мизерный "пятачок" Апшеронского выступа, – сравнение явно не в пользу России, и Рокфеллер не говорил, но мог сказать примерно так:
– Они так дружно набросились на этот каспийский полуостров, что еще год-два – и наступит полное истощение скважин, после чего русские с бочками и бидонами займут место в хвосте длинной очереди желающих купить у меня пенсильванского керосина…
Кстати. Обывательское мнение таково, что самые богатые люди на нашей грешной земле – это императоры, короли, султаны и шахи. Мнение глубоко ошибочное, которое лучше бы называть наивным заблуждением. В самом начале нашего бурного века русская печать опубликовала список самых-самых-самых-самых богатых людей нашей планеты. Все эти жалкие недоноски (вроде кайзера Вильгельма II) и все эти затюканные императоры (вроде нашего Николая II) путались где-то в конце списка, буквально раздавленные изобилием миллионеров, а сам список открывался именем Джона Дейвиссона Рокфеллера…
Чувствую, что пришло время рассказать об этом человеке подробнее. Ей-ей, он того стоит, ибо мультимиллионеры достойны нашего внимания в той же мере, как и нищие оборванцы, дежурящие на углах улиц с протянутой дланью…
* * *
Извещая об уроках "морали", что преподал Нобель-отец своим сыновьям, признаем сразу, что уроки отца Рокфеллера были гораздо убедительнее. Культивируя в сыночке недоверие к людям, отец все время врал ему и всегда обманывал его, желая, чтобы сынок, возмужав для жизни, тоже врал и тоже обманывал. Я уже говорил, что Джон Рокфеллер служил скромнейшим счетоводом в мучном лабазе Кливленда штата Огайо, получая за усидчивость 25 долларов в месяц. Невелики деньжата! Но парень умудрялся еще откладывать, а потом давал в долг приятелям, заламывая с них бешеные проценты. Репутация у него, прямо скажем, была неважная – молчаливый, скрытный, и, пожалуй, никто в Кливленде не видел улыбки Рокфеллера.
Смолоду героем его воображения был бизнесмен Даниэл Дрю, торговец скотом, который, гоня стадо на бойню, не давал животным ни капли воды, зато до отвала напаивал их перед продажей, почему коровы сразу увеличивали свой вес, что и восхищало Рокфеллера:
– Сразу видно, что у этого парня светлая голова!..
Баптист по верованию, Рокфеллер не пил и не курил, а к танцам испытывал отвращение; никто не видел его читающим, а в театр парня было не заманить. И если Нобели считали людей "бесхвостыми обезьянами", то Рокфеллер выражался точнее:
– Сколько же расплодилось этих… вонючек!..
Неизвестно, как бы сложилась судьба молодого счетовода, если бы Америку не тряхнула "нефтяная лихорадка", возникшая сразу после того, как бравый "полковник" Дрейк пробурил первую скважину. Рокфеллер остался невозмутим, но его хозяева велели парню ехать на нефтепромыслы, чтобы объективно доложить – стоит ли эта возня с нефтью того, чтобы бухать на нее капиталы? Здесь необходимо сказать, что к тому времени, когда Рокфеллер брезгливо озирал пейзаж нефтепромыслов Титасвилла, там (в штатах Пенсильвания и Огайо) царил такой же хаос, какой позже наблюдал и наш Нобель в русском Баку: беспорядочный лес вышек, всюду на горизонте кивали "качалки", сосущие нефть из скважин, было очень много крикливых хозяев, все они меж собою давно перегрызлись, как собаки, но не было самого главного – одного хозяина, чтобы этот хозяин разогнал всех хозяев. Вернувшись в Кливленд, Рокфеллер так и доложил:
– Нефть – это не бизнес, а самое вонючее дерьмо, и дураком будет тот, кто станет с этим дерьмом возиться…
Разве не убедительно? Во всяком случае сказано точно!
Так бы он и сидел в своей бухгалтерии, прикидывая на счетах чужие доходы, если бы не появился инженер Сэмюэль Эндрюс, знающий толк в получении керосина; Эндрюс и предложил парню совместно основать заводишко по перегонке "черного золота" в прозрачную жидкость для освещения убогой человеческой жизни. Рокфеллер цепко держался за свои сбережения, но приятель все же вынудил его выложить пять тысяч долларов.
– А больше не дам ни цента, – заверил его Рокфеллер…
Набожный баптист, он отслужил в церкви молебен, чтобы Господь Всевышний, если не желает ему прибылей, то хотя бы не растратил эти пять тысяч на всякую ерунду. Но все случилось к обоюдной выгоде: Рокфеллер с нефти стал получать одну тысячу долларов ежегодно, а с 1869 года его прибыль достигла шестидесяти тысяч, так что он мог подкармливать и баптистскую общину. Рокфеллер не сразу проникся тайнами керосина, делами фирмы ворочали сначала его помощники – некурящие, непьющие и нетанцующие.
Я не стану вдаваться в тонкости успеха Рокфеллера, скажу кратко: он тайно занижал тарифные ставки за перевозки по железным дорогам, его керосин катился по рельсам не в бочках, а в вагонах-цистернах; наконец, в 1870 году возникла фирма "Стандард ойл" с акционерным капиталом в один миллион долларов; она поглотила в себя сорок других фирм, еще вчера самостоятельных, а раздавленным конкурентам осталось только жалобно пищать. Не тогда ли и родился лапидарный афоризм Рокфеллера:
– Плевать на всех!..
Рокфеллера кулаками выставляли с заседаний нефтепромышленников, таскали по судам и комиссиям сената, его имя сделалось ненавистно на всех этажах Америки, "разгребатели грязи" позорили его за то, что он эксплуатирует бедных, и Рокфеллер заявил в интервью для газет Херста:
– Мне просто завидуют! Однако деньги мне дал не народ, а сам господь бог… Вы тоже почаще молитесь.
Чтобы облагородить Рокфеллера в глазах общества, баптистская община просила его жертвовать на бедных:
– Не хотите жалеть бедных – и не надо. Но сейчас очень модно жертвовать на погибающих от алкоголя или делиться доходами на борьбу с желудочными глистами…
Пьяниц и бедных он не пощадил, а на глистов дал!