Стал ли догадливее принц Антон Ульрих или, находясь в положении мужа правительницы, он уже не хотел закрывать глаза на то, на что прежде закрывал как просто принц Брауншвейгский, но он однажды вошел в кабинет своей жены и, бросив многозначительный, взгляд в сторону Юлианы фон Менгден, по обычаю сидевшей около окна, невдалеке от кушетки, на которой лежала принцесса Анна, - обратился к жене со следующими словами:
- Мне нужно поговорить с вами, ваше высочество.
Принцесса подняла на него ленивый взгляд, заметила, что обыкновенно тусклые глаза мужа сверкают какими-то необычными огоньками, что на его впалых, всегда бледных щеках проступили пятна румянца (что было явным признаком поднявшегося в нем раздражения), и, совершенно не понимая, чего он волнуется, ответила самым беспечным тоном:
- Говорите, мой друг, я вас слушаю.
Принц опять бросил взгляд на Юлиану, досадливо пожал плечами и резким тоном сказал:
- Я бы хотел, чтоб наш разговор обошелся без свидетелей; мне они совсем не нужны.
Анна Леопольдовна невольно насторожилась и даже приподнялась с кушетки.
- Вам помешала Юлиана? - удивленно протянула она. - Вы знаете, что у меня от нее нет секретов.
- У вас нет, но они есть у меня. Девица фон Менгден может быть поверенною ваших тайн, но я еще не делал ее своим личным секретарем, поэтому я был бы очень вам признателен, - проговорил он, обращаясь уже прямо к Юлиане, - если бы вы оставили меня с женою одного.
Юлиана торопливо поднялась с места и так же торопливо скрылась за дверью.
Принц Антон заговорил не сразу. Он прошелся раза три из угла в угол комнаты, нервно потирая руки, затем остановился перед женой и, глядя на нее в упор все тем же острым взором, спросил:
- Знаете ли вы, ваше высочество, о чем я хочу с вами разговаривать?
Анна Леопольдовна пожала плечами.
- Я решительно не могу догадаться и только убеждена, что дело не настолько важно, чтобы обижать мою бедную Юлиану.
- Ах, оставьте это! - резко воскликнул принц. - Какое мне дело до того, обижена или не обижена девица фон Менгден?.. Вы странно понимаете, ваше высочество, свои супружеские обязанности: вас трогает то, что обижена ваша подруга, и совершенно не трогает, что оскорблен я, как ваш супруг.
- Вы оскорблены, чем? - произнесла она с таким неподдельным изумлением, что принц Антон невольно передернул плечами А продолжал:
- Известно ли вам, о чем говорят в городе?
Анна Леопольдовна рассмеялась.
- Мало ли о чем могут говорить? Вы знаете, что я веду совсем затворническую жизнь и что до меня почти не доходят городские слухи и толки.
- Но эти толки так громки, что их отзвук проникает и в стены дворца. Сплетни идут о вас.
Анна Леопольдовна опять рассмеялась и опять пожала плечами.
- О, я теперь догадываюсь, о чем говорят. Говорят, конечно, о моей лени, говорят о моей нелюбви к нарядам, о том, что я скучаю сама и заставляю скучать Петербург. Ну, дорогой друг, мне трудно переделать себя, да я и не хочу себя переделывать.
Принц Антон нервно топнул ногой и воскликнул:
- Вы не хотите меня понять! Все, что вы говорите, - пустяки. Толки гораздо серьезнее, сплетня гораздо ужаснее. Вас обвиняют в том, что вы слишком благосклонны к графу Линару, а меня в том, что я слишком слеп.
Краска бросилась в лицо молодой женщины. Эти слова ошеломили ее, но она не захотела показать, что муж затронул ее самое больное место. Она быстро совладала со своим волнением и спросила тихим, вздрагивающим голосом:
- Скажите мне по совести, в этом обвиняете меня вы или же досужие языки?
Принц Антон ответил не сразу. Он впился своими маленькими подслеповатыми глазами в лицо жены, взволнованное и побледневшее, и затем размеренно, точно отчеканивая каждое слово, проговорил:
- Разве это не все равно? Разве не все равно, кто к вам предъявляет обвинение - свет ли, в глазах которого вы не должна быть так же не запятнана, как ваша собственная? Не забудьте, Анна, что я долго молчал, долго не верил толкам, ходившим вокруг, и что если я теперь поверил им, если я решил заговорить с вами, то, во всяком случае, у меня на это были слишком серьезные причины. Вы были ко мне холодны - я вас не обвинял в этом, не обвинял я вас и в том, что вы не любите меня; но не забудьте, что я - ваш муж, что я - отец вашего сына, отец императора. Тень, бросаемая на вас клеветниками, ложится на меня; вас могут обвинять, меня презирают. Обдумайте все это и не играйте так легкомысленно своим добрым именем!..
Голос его на последних словах упал, острый взгляд потускнел, некрасивое лицо подернулось судорогой, и он торопливо отвернулся, чтобы скрыть охватившее его волнение.
Не дождавшись ответа, принц Антон спросил:
- Что же вы на это скажете?
- Ничего. Если вам угодно верить клевете - это ваше дело, я же не желаю оправдываться.
- Берегитесь, Анна, вы играете опасную игру!
Она смерила его с ног до головы насмешливым взглядом и пренебрежительно повела плечами.
- Вам никто не мешает, ваше высочество, - медленно проговорила она, - прекратить эту игру: не слушайте сплетен и не волнуйтесь понапрасну.
Бледное лицо принца стало еще бледнее.
- Я могу сделать нечто иное, - сказал он.
- Что же именно?
- Я поступлю так же, как поступила несколько месяцев тому назад покойная императрица: я предложу графу Линару покинуть Петербург, и, если он того не сделает добровольно, я позабочусь о том, чтобы это сделалось против его воли! - и, быстро повернувшись, он торопливо вышел из комнаты.
Принцесса Анна поглядела ему вслед и рассмеялась обидным, презрительным смешком. Затем, подойдя к двери, которая вела в ее гардеробную и в которую скрылась Юлиана, она распахнула эту дверь и крикнула:
- Юлиана, поди сюда! Грозный супруг ушел. Теперь ты можешь вернуться.
И, когда вошла Юлиана, она обняла ее за талию и стала рассказывать ей, о чем шел у нее разговор с мужем.
II
Неожиданное предложение
По мере того как принцесса говорила, красивое оживленное личико Юлианы все больше и больше темнело, а глаза ее, улыбавшиеся еще за минуту, вдруг точно подернулись дымкой, потускнели, и в них появилось тревожное выражение. Анна Леопольдовна заметила, какое впечатление произвели ее слова на любимицу, подошла к ней вплотную и, заглядывая в ее лицо, спросила:
- Что это с тобой, Лина? Ты расстроилась?
Юлиана зорко поглядела на принцессу, лицо которой было так же спокойно, как всегда, и покачала головой.
- А вас не тревожит этот разговор? - промолвила она медленно, точно сама вслушиваясь в свои слова. - Вы ничего не видите в нем опасного?
Губы Анны Леопольдовны чуть-чуть дрогнули от легкой усмешки.
- Помилуй! - воскликнула она. - Неужели я должна тревожиться из-за того, что в моем любезном супруге вдруг неожиданно проснулась ревность? Мне нечего тревожиться, я хорошо знаю принца Антона; это - не человек, а автомат, оживленный природой по ошибке. Его движения все размеренны, все предугаданы заранее. Он и злится по заранее определенному плану, и ревнует меня только затем, чтобы показать, что он не просто принц Брауншвейгский, но и супруг принцессы Анны. Нет, голубчик, мне не из-за чего волноваться.
Точно утомленная этой длинной тирадой, тирадой, в которой сказывалась скрытая горечь, копошившаяся в ее сердце, но которую она в то же время произнесла совершенно спокойным, как бы безразличным тоном, молодая женщина медленно подошла к кушетке, оставленной ею для разговора с мужем, снова улеглась на нее, привычным жестом закинув свои полные руки под голову, и полузакрыла глаза. Юлиана, снова поглядела на нее, снова покачала головой, затем подошла к изголовью кушетки и, устремив вдумчивый взгляд на свою повелительницу, тихо проговорила:
- Ваше высочество, вы верите, что я вас люблю? Вы убеждены, что ваше счастье для меня важнее и дороже собственного?
Принцесса пожала плечами, и в ее взгляде загорелось неподдельное любопытство.
- Что за торжественные фразы? Ты меня пугаешь, Лина.
- Ах, если б я действительно могла вас испугать!
Анна Леопольдовна усмехнулась.
- Для чего это тебе необходимо? Чтобы пробудить меня от моей апатии и лени?
Юлиана отрицательно покачала головой.
- Совсем не затем. Мне хотелось бы только, чтобы вы сознательно относились к окружающему. Вы стоите на краю пропасти и сами не видите ее.
По лицу принцессы скользнула легкая гримаска.
- Ах, Лина! - недовольно отозвалась она. - Что с тобою сталось, с чего это тебе вздумалось читать мне такие сентенции?
- Только потому, что я люблю вас и что боюсь за ваше счастье и спокойствие. Вот вас нисколько не тревожат ни подозрение вашего супруга, ни толки, которые идут в столице, а между тем это - очень плохие предвестники.
Анна Леопольдовна сделала нетерпеливое движение головой.
- Ах, Боже мой, не могу же я всем заткнуть глотки!
- А между тем их необходимо заткнуть, - настойчиво проговорила Юлиана. - Вы или не хотите видеть, или не видите той опасности, которая грозит вам…
- Какая еще опасность, о чем ты говоришь?
- Опасность быть свергнутой с престола. Не забудьте, ваше высочество, как вы сели на этот престол: вас возвели на него не любовь подданных, а авторитет Миниха и счастье случайности. В таком положении нужно упрочивать почву под ногами, а вы ее только расшатываете. Не забудьте, что для народа вы остаетесь иноземкой, не забудьте, что сзади вас есть человек, гораздо более близкий к престолу, чем вы сами, человек, который окружен народными симпатиями, - это принцесса Елизавета.
- Ах, какая это старая песня! - медленно проговорила Анна.
- Да, это - старая песня, но к ней всегда нужно прислушиваться. Стоит вам озлобить против себя принца Антона, стоит только начаться разладу в вашей семье, и, когда это выйдет на улицу, - улица станет против вас; но до этого не нужно допускать, от этого нужно избавиться. Я не спорю, - добавила она, - граф Линар очень красив, он достоин вашей любви, но не ослепляйтесь этой любовью настолько, чтобы проглядеть за нею свое спокойствие.
Юлиана замолчала и впилась взглядом, полным ожидания, в лицо принцессы.
Несколько долгих мгновений продолжалось молчание. Ленивая, с трудом поддававшаяся впечатлениям, Анна вдруг задумалась. То, что сейчас услышала она от своей любимицы, странным образом заинтриговало ее, заставило ее чуть не впервые в жизни испугаться за свое будущее, будущее, которое теперь так было важно и дорого для нее. Разговор теперь шел не только о спокойствии власти, но о спокойствии сердца. Правда, ей было бы очень тяжело расстаться с положением, созданным прихотью капризной фортуны, но еще тяжелее было бы забыть о тех надеждах, какие копошились в тайниках ее сердца. Анна Леопольдовна любила Линара, любила всем пылом своей молодой души, всей страстью своего, еще не тронутого любовными бурями сердца, и расстаться с этой любовью, озарившей ее скучную, монотонную жизнь, для нее было бы ужасно. Эта любовь слишком глубоко завладела ею. Еще год тому назад, когда роман ее с графом Линаром так сурово был оборван Бироном и покойной императрицей, она хотя с трудом, но все же примирилась с суровой судьбой, удалившей от нее любимого человека. Весь этот год, пока Линара не было в Петербурге, эта любовь продолжала теплиться в ее сердце, продолжала подогреваться надеждами, но теперь, когда Линар появился снова, когда ее взгляд снова встретился с его жгучим, полным любовной ласки взглядом, любовь Анны вспыхнула с новой силой. И вот вдруг теперь судьба вторично хочет сыграть с ней свою шутку. Теперь она совершенно свободна в своих поступках, теперь над нею нет опеки покойной императрицы, а ей снова говорят: забудь о своей любви, заставь замолчать свое сердце, молчавшее так долго и теперь забившееся в ответ на биение другого сердца. Нет, этого она сделать не может и не хочет. Все, что угодно, только не это.
Под влиянием этих мыслей, бурным вихрем пронесшихся в ее голове, бесстрастное, ленивое лицо принцессы оживилось, холодные глаза точно загорелись огнем.
Анна Леопольдовна торопливо встала с кушетки, привлекла к себе свою любимицу и проговорила:
- Слушай, Лина, мне сейчас мелькнула одна очень важная мысль. Вот ты все говоришь о своей любви ко мне. Я вижу, что ты меня глубоко любишь, верю, что эта любовь владеет всеми твоими чувствами, но ведь все это, дружок, только до поры до времени. Ты еще так молода, эта любовь ко мне будет первенствовать в твоем сердце, пока оно не забьется для другой любви, для другого, более серьезного чувства. Она отойдет на второй план, когда ты кого-нибудь полюбишь.
- Я никогда никого не полюблю, - поспешно перебила молодая девушка, вспыхнув до корней волос.
- Не следует так говорить, дитя мое! В вопросах любви нельзя ручаться ни за одну последующую минуту. Мы не вольны в порывах сердца. Ты можешь полюбить, Лина, и, кто знает, может быть, уже теперь твое сердце поражено стрелой амура.
Юлиана еще более резко покачала головой и упрямо повторила:
- Я никогда никого не полюблю.
- Предположим, что так. Но разве ты не можешь выйти замуж?
- О, этого-то уж никогда не будет!
- Почему ты в этом так уверена?
- Моя единственная мечта - не расставаться с вами. Замуж я не пойду, кто бы за меня ни посватался. Я уже сказала вам, ваше высочество, что моя единственная мечта, единственное желание - это никогда не расставаться с вами… И вообще не будем говорить об этом.
- Нет, плутовка, постой, меня этот вопрос сильно интересует. Разве в тебе так сильно отвращение к мужчинам, что ты решила остаться вечной девственницей? Уже не собираешься ли ты в монастырь?
Юлиана рассмеялась.
- О нет, на это я неспособна, для монастыря я слишком жизнерадостна. Но если я не хочу запереться в монастыре, то это не значит, что я непременно должна выйти замуж, - я могу обойтись и без этого.
- Так и будем знать! - заметила Анна Леопольдовна. - Значит, полюбить ты никого никогда не полюбишь. Но неужели ты также уверена в том, что ты никогда не выйдешь замуж, неужели ты застрахована даже от случайностей?
Юлиана развела руками.
- От случайностей не застрахован никто. Я говорю только про добровольное решение: добровольно я никогда не пойду замуж.
Принцесса подняла глаза и в упор поглядела на оживленное, взволнованное личико своей фрейлины.
- И это без всякого исключения? - точно подчеркивая фразу, спросила она.
Девушка задумалась на секунду, затем гордо тряхнула своей хорошенькой головкой и твердо ответила:
- Без всякого исключения. Исключение возможно только в одном случае. Может быть, вы захотите избавиться от меня и прикажете выйти замуж - вашего приказания я не осмелюсь ослушаться.
Взгляд принцессы засверкал странными искорками, и легкая усмешка пробежала по ее губам.
- О, что до первого, - воскликнула она, - ты можешь быть спокойна: я с тобой не захочу и не смогу расстаться. Я слишком тебя люблю и, кроме того, знаю, что ты - мой самый преданный, самый истинный друг. Но относительно твоего замужества у меня, Дина, есть план. У меня есть, дружок, жених, которого я тебе хочу посватать.
Краска сбежала с лица Юлианы, и в глазах ее отразились неподдельная тревога и изумление.
- Вы не шутите, ваше высочество? - прошептала она дрожащим голосом.
- И не думаю, я говорю совершенно серьезно.
- Кто же этот мой жених?
Принцесса ответила не сразу. Было видно, что ей тяжело вести разговор дальше, было заметно, что взволновалась и она - об этом говорило ее лицо, окрашенное теперь ярким румянцем, и глаза, которые то вспыхивали искорками, то потухали. Наконец Анна Леопольдовна опустила голову и еле слышно ответила:
- Это - граф Линар.
Молодая девушка, совершенно не ожидавшая этого ответа, даже вздрогнула от неожиданности. В первое мгновение ей показалось, что принцесса просто шутит, и она впилась нетерпеливым взглядом в лицо правительницы, ожидая уловить на нем веселую усмешку, но тотчас же поняла, что о шутке не может быть и речи. Лицо Анны Леопольдовны было подернуто сумрачной тенью, а губы нервно сжаты. Юлиана приблизила взволнованное лицо к лицу принцессы и тихим, замирающим шепотом спросила:
- Вы так хотите, это необходимо?
Анна утвердительно кивнула головой и таким же тихим шепотом ответила:
- Да, необходимо, ты меня понимаешь, Лина. Это, может быть, бесчеловечно, жестоко с моей стороны, но если ты действительно любишь меня - ты это сделаешь. Ты не откажешься, нет?
Юлиана покачала головой, быстро схватила руки принцессы и, сжимая их в своих руках, воскликнула:
- Разве я могу отказаться, когда дело идет о вашем счастье? Для вас я готова решительно на все, за ваше спокойствие я отдам даже свою жизнь.
III
В тревоге
С тех пор, как Баскаков окончательно оправился и переехал из дома Трубецкой, и до того самого момента, когда он был внезапно арестован, он не пропускал ни одного дня, чтобы хоть на несколько минут не заглянуть в дом на Сергиевской, куда его так странно и так неожиданно забросила судьба.
Полные беспредельной любви друг к другу, любви, так странно зародившейся в их сердцах, молодые люди были влюбленным, счастьем, в котором для них обыкновенно заключаются весь мир, все их интересы и все их желания. Полные этой любовью, захваченные этим счастьем, и Баскаков, и Анна Николаевна совершенно забыли об окружающей их жизни; да и какое им теперь было дело до этой окружающей их жизни, бежавшей мимо них? У них были свои интересы, своя жизнь.
Счастье вообще имеет свойство преображать людей: преобразило оно и Баскакова, изменило донельзя и Трубецкую.
Тяжелые дни бироновского гнета сгоняли улыбку с самых веселых лиц, но Анна Николаевна никогда не отличалась особым весельем. Мрачная и холодная появлялась она при дворе Анны Иоанновны, точно дивная статуя, изваянная резцом великого скульптора, но только созданная, а не оживленная его гением. Но теперь ее лицо светилось живою радостью, пылало румянцем, словно кусочек льда, которым было прежде ее сердце, превратился в целый сноп огненных лучей. Легкая тень, набегавшая на ее лицо, лежала на нем только до той минуты, пока перед ней не вырастала высокая, стройная фигура Василия Григорьевича и пока его губы не прижимались к ее руке горячим поцелуем. Но когда он запаздывал, Анна Николаевна положительно не находила себе места. Она так привыкла к тому, что его шаги слышались всегда в определенное время, что, когда подходила эта минута, чувствовала, как ее охватывает какое-то непонятное волнение, точно она всем своим существом ощущала его близость.
На другой день после того, как Баскакова схватили агенты тайной канцелярии, княгиня тщетно ожидала его появления. Громадные английские часы, стоявшие в гостиной, пробили уже два раза, а Василия Григорьевича все еще не было, и Анна Николаевна, еще далекая от каких-либо подозрений, стала уже, по обычаю, волноваться. Но минуты бежали за минутами, а Баскакова не было. Тогда Анна Николаевна стала тревожиться не на шутку. Ей стали мерещиться всякие ужасы. Совершенно невольно ей припомнился злобный взгляд отвергнутого ею Головкина, и ей показалось, что Баскаков не приходит потому, что с ним случилось что-то ужасное, что иначе он не мог бы так запоздать, не мог бы повергнуть ее в такую мучительную тревогу.
- Нужно узнать, что с ним, - решила она, - нужно рассеять это ужасное неведение.