- Вот и славно, - заметила миссис Эдвардс. - Их присутствие придает нашим ассамблеям веса. Как разлетится слух, что Осборны были на первом бале, так все валом повалят на второй. Право, не знаю, за что им такая честь: сам-то бал от них ничуть не лучше; и то сказать, приезжают последними, уезжают первыми. Ну да на громкое имя вечно все слетаются, как мухи на мед.
Мистер Эдвардс продолжал излагать сведения, добытые им во время утреннего променада, и беседа в гостиной делалась все оживленнее; но тут миссис Эдвардс спохватилась, что пора одеваться. Тотчас обеим девицам было дано указание "не терять времени зря", и миссис Эдвардс отвела Эмму в удобную комнату для гостей. Когда с любезностями было покончено, Эмма смогла наконец отдаться первейшей из бальных утех - радостному занятию приготовления к балу. Пока девушки одевались, они, разумеется, узнали друг друга короче, и вскоре Эмма сочла мисс Эдвардс особой очень даже неглупой, обладающей к тому же милейшими качествами простодушной скромности и услужливости.
Таким образом, по возвращении в гостиную, где уже сидела миссис Эдвардс в новой - только что от модистки - шляпке и в одном из двух своих атласных платьев, надеваемых попеременно в течение всего сезона, обе барышни чувствовали себя заметно свободнее и улыбались естественнее, чем вначале. Наряды их были самым придирчивым образом осмотрены, после чего миссис Эдвардс заявила, что, видно, она безнадежно устарела и не поймет всех этих новомодных причуд, как бы ей их все наперебой ни нахваливали; и хоть она с явным удовольствием взирала на цветущий вид своей дочери, похвалы ее оставались весьма умеренными. Сам же мистер Эдвардс, довольный своей дочерью ничуть не меньше, и вовсе воздержался от каких-либо замечаний на ее счет и галантно адресовал все свои комплименты молодой гостье.
Разговор постепенно делался непринужденнее, и вскоре мисс Эдвардс с улыбкою спросила у Эммы, часто ли ей указывают на сходство с меньшим из ее братьев. Эмме показалось, что вопросу этому сопутствовал легкий румянец; однако более всего удивило ее то, как отнесся к новому повороту беседы мистер Эдвардс.
- Полагаю, Мэри, мисс Эмме не слишком лестно такое сравнение, - торопливо заметил он. - Мистер Сэм Уотсон, безусловно, вполне достойный молодой человек и наверняка сведущий лекарь; однако лицо его, учитывая характер его занятий, неизменно бывает открыто всем ветрам, так что вряд ли молодая девушка обрадуется подобному сходству.
Мэри в смущении принялась объяснять, что, по ее мнению, даже самое значительное сходство между братом и сестрой вовсе не обязательно означает одинаковую их миловидность и что сходство может быть основано на одном только общем впечатлении, при этом цвет лица и даже черты его могут существенно различаться.
- Я не берусь судить о том, сколь хорош мой брат, поскольку видела его в последний раз семилетним мальчиком, - пришла ей на помощь Эмма. - Однако наш отец находит в нас много общего.
- Как, и мистер Уотсон туда же! - вскричал мистер Эдвардс. - Да нет у вас ничего общего! У вашего брата глаза серые, у вас карие; к тому же у него удлиненное лицо и большой рот - что тут может быть общего? Ну скажи, душа моя, неужели ты находишь между ними хоть малейшее сходство?
- Решительно никакого, - объявила миссис Эдвардс. - Мисс Эмма чрезвычайно напоминает мне старшую свою сестру, иногда я узнаю в ней черты мисс Пенелопы, а раз или два мелькнуло во взгляде что-то от мистера Роберта; но от мистера Сэмюэля в ней вовсе ничего нет.
- Что ж, сходство со старшей мисс Уотсон действительно изрядное, - согласился мистер Эдвардс. - Но прочего я, признаться, что-то не разгляжу. По-моему, из всей семьи наша гостья только на мисс Уотсон и похожа. Что же до Сэма - тут я совершенно уверен: и близко ничего нет.
Покончив таким образом со спорным вопросом, приступили к обеду.
- Отец ваш, мисс Эмма, один из старейших моих друзей, - говорил, подливая ей вино, мистер Эдвардс, когда все уже расположились за десертом около камина. - Нам следует выпить за поправку его здоровья. Не могу переедать, как сильно меня удручает нынешнее его болезненное состояние. Никто из моих знакомых не умеет так славно разыграть партию в вист. За карточным столом ему поистине нет равных. Прискорбно, что именно он лишен этого удовольствия - и как раз теперь, когда у нас наконец сложился собственный клуб для виста! Мы собираемся небольшой компанией в "Белом олене", трижды в неделю. Не будь он болен, он бы с радостью присоединился к нашим встречам.
- Не сомневаюсь в этом, сэр, и всем сердцем надеюсь, что у него еще будет такая возможность.
- Клуб ваш больше подошел бы больному, кабы вы не засиживались в нем так допоздна, - явно не впервой попеняла мужу миссис Эдвардс.
- Допоздна, душа моя? Право, не понимаю, о чем ты! - вскричал мистер Эдвардс с видом неистощимой веселости. - К полуночи мы всякий день уже дома. По- твоему, это называется допоздна? У Осборнов тебя бы живо подняли на смех; в полночь у них еще только-только встают от обеденного стола!
- Что ж из того? - невозмутимо парировала его супруга. - Осборны нам не указ. Вы бы лучше встречались каждый вечер, зато расходились по домам на два часа раньше.
Подобные перепалки были в гостиной Эдвардсов не редкость, но оба супруга имели достаточно мудрости, чтобы не переступать известной черты; вот и теперь мистер Эдвардс поспешил перевести разговор на другое. После стольких лет, проведенных в праздности и лени городской жизни, он приобрел некоторый вкус к сплетням и сейчас не прочь был порасспросить свою гостью о нежданном замужестве ее тетушки.
- Знаете, мисс Эмма, - начал он издалека, - а я прекрасно помню вашу тетушку. Поверите ли, в свое время мы с ней даже танцевали в Залах Бата - лет, пожалуй, тридцать назад, как раз в последний год моей холостой жизни. Помнится, в ту пору она была очень хороша... но за столько-то лет, уж верно, не помолодела? Ну, будем надеяться, что ей посчастливится во втором браке.
- Да, сэр, я тоже очень на это надеюсь, - отвечала Эмма с некоторой поспешностью.
- А мистер Тернер, стало быть, приказал долго жить... и будто бы не так давно?
- Около двух лет, сэр.
- Я что-то запамятовал: как теперь ее величают?
- Миссис О’Брайен.
- Стало быть, по-ирландски. Ну да, она ведь и перебралась в Ирландию - то-то вы не захотели ехать за нею следом. Как же она, бедняжка, пережила такую разлуку? Воспитав вас как родную дочь...
- Сэр, я не посмела бы явить такую неблагодарность, - горячо возразила Эмма. - Я была готова ехать за нею куда угодно; но таково было их собственное решение. Капитан О’Брайен не счел возможным взять меня с собой.
- Капитан, - повторила миссис Эдвардс. - Так он военный?
- Да, мадам.
- Ну, этим-то молодчикам ничего не стоит окрутить хоть девицу, хоть вдовицу. Перед блестящим мундиром ни одна не устоит - так, душа моя?
- Надеюсь, что не так, - отрезала миссис Эдвардс, строго взглядывая на дочь.
Эмма, только-только сама оправившаяся от смущения, успела, однако, заметить румянец на щеках мисс Эдвардс. Памятуя дорожные наставления Элизабет, она терялась теперь в догадках: кому же все-таки отдает предпочтение юная Мэри, Сэму или капитану Хантеру?
- Пожилым дамам следует быть особенно осмотрительными при выборе второго супруга, - нравоучительно заметил мистер Эдвардс.
- Отчего же только пожилым? - возразила миссис Эдвардс. - Молодым при выборе первого осмотрительность и благоразумие тоже не помешают.
- Верно, душа моя! И даже в большей мере, - подхватил ее супруг. - Поскольку молодым предстоит долее испытывать на себе последствия сделанного шага. Пожилой леди, ежели она и просчитается, все-таки не так долго суждено мучиться от своей глупости.
Эмма в смятении провела рукою по лицу, и миссис Эдвардс, заметив ее жест, догадалась наконец-то перевести разговор в более спокойное русло.
День - за отсутствием иных занятий, кроме ожидания бала, - казался обеим девицам бесконечно долгим; и хотя мисс Эдвардс и сетовала на то, что по воле ее маменьки их отъезд назначался всегда на неприлично ранний час, все же и этого раннего часа оказалось не так легко дождаться. Некоторое облегчение принес поданный в семь чай. По счастью, в дни позднего отхода ко сну супруги Эдвардсы любили откушать лишнюю чашку чаю со сдобной булочкой, так что по завершении чаепития ждать оставалось совсем уже недолго. Часов около восьми за окнами прогромыхала карета Томлинсонов; что, по обыкновению, послужило сигналом для миссис Эдвардс, она тоже потребовала к порогу экипаж, и спустя несколько минут все общество из теплой уютной гостиной перенеслось в шумную толчею гостиничного вестибюля, нещадно продуваемого сквозняками. Миссис Эдвардс, заботливо оберегая подол собственного платья и еще заботливее следя за тем, чтобы шейки и плечики молодых ее подопечных были должным образом укутаны, впереди всех взошла по широкой лестнице. Звуки бала - увы! - не неслись еще им навстречу, не считая единственного визгнувшего по струне смычка, и на тревожный вопрос мисс Эдвардс, много ли уже съехалось гостей, лакей, как она и ожидала, отвечал, что "мистер Томлинсон с семьею уже прибыли". Следуя по галерее в нарядно сверкавшую огнями залу, они миновали молодого человека по-будничному одетого, расположившегося в дверях одной из комнат с явным намерением осматривать проходящих.
- Миссис Эдвардс, мисс Эдвардс, мое почтение! - непринужденно вскричал он. - Вы, как всегда, в самый урочный час! Свечи и те зажглись ровно к вашему приходу.
- Вы же знаете, мистер Мазгрейв, я люблю посидеть у огня, - отвечала ему миссис Эдвардс.
- А я как раз собрался одеваться, - объявил молодой человек. - Вот только дождусь своего дуралея-слугу. Бал нынче должен быть на славу. Осборны приедут! Сведения из первых рук: я все утро провел с лордом Осборном.
Они двинулись дальше к распахнутым дверям и оттуда, вслед за миссис Эдвардс, шуршащей атласным подолом, через всю залу в дальний ее конец - к камину. Пока что у огня чинно сидело всего одно семейство, да три-четыре офицера от нечего делать слонялись из залы в комнату для карточных игр и обратно. Обменявшись сдержанными приветствиями с Томлинсонами, все расселись, и Эмма тишайшим шепотом - по-видимому, лучше всего подходящим к обстановке - спросила у мисс Эдвардс:
- Так тот господин, стоявший только что в проходе, и есть мистер Мазгрейв? Говорят, он известен своими приятными манерами?
- Да, он многим нравится, - поколебавшись, отвечала ей мисс Эдвардс. - Мы, однако, очень мало с ним знакомы.
- Он, кажется, довольно богат?
- Вроде бы восемь или девять сотен годовых. Он вошел во владение ими уже в ранней юности, что, как считают мои родители, его испортило. Сами они, во всяком случае, не слишком к нему благоволят.
Зала постепенно перестала казаться холодной и пустынной, и робкая стайка дам, сбившихся к одному ее концу, начала заметно смелеть. С улицы доносились радующие душу звуки подъезжающих экипажей, в дверях, сменяя одна другую, тянулись вереницы нарядных девиц во главе с величественными дородными матронами, и даже время от времени мелькало одинокое лицо заблудившегося меж ними джентльмена; последний, впрочем - если только он не был совсем уж влюблен и не следовал повсюду за предметом своей страсти, - явно предпочитал свернуть поскорее к карточным столам. Все более прибывало военных; один из них уже направлялся к мисс Эдвардс с видом empres-sément, по которому Эмма Уотсон безошибочно угадала в нем капитана Хантера. Будучи невольной свидетельницей последовавшего разговора, она заметила, что ее молодая спутница хоть и смущалась, принимая приглашение на первые два танца, однако отнюдь не выглядела недовольной; кажется, решила про себя Эмма, дела у нашего Сэма совсем нехороши.
Тем временем она и сама явилась для многих предметом пристального и благосклонного внимания: новое лицо, тем более такое хорошенькое, не могло остаться незамеченным. Имя ее, произносимое шепотом, вскоре облетело всю залу; и едва оркестр заиграл традиционную мелодию - неизменный знак молодым людям выдвигаться на середину залы и приступать к своим обязанностям, - как некий офицер, представленный капитаном Хантером, уже пригласил Эмму на танец.
Эмма Уотсон была девушка совершенно обычного роста, но с прелестной фигуркой и производила впечатление живости, здоровья и приятной округлости. Кожа ее, хотя весьма смуглая, сияла безупречной гладкостью и чистотой, что, в сочетании с живым взглядом, приветливой улыбкой и открытым лицом, невольно притягивало людей незнакомых, а знакомых заставляло пленяться ею все более.
Своим партнером Эмма была довольна - как, впрочем, и началом вечера, - и чувства ее по поводу всего происходящего могли быть выражены ровно теми же словами, которые слышались сегодня со всех сторон, а именно, что это блестящий бал. Не успел еще завершиться второй танец, как некий шум за окнами привлек всеобщее внимание: после продолжительного перерыва к крыльцу подкатили сразу две кареты. "Осборны! Осборны приехали?" - пронеслось по зале. Следующие несколько минут были отмечены чрезвычайно бестолковой беготней за пределами залы и взволнованным нетерпением тех, кто находился в ней; наконец на пороге возник хозяин гостиницы, распахивающий перед важными гостями и без того распахнутую дверь, а вслед за ним и вся славная процессия. В залу вступили: сама леди Осборн; ее дети - лорд Осборн и мисс Осборн; подруга последней мисс Карр; мистер Ховард, бывший учитель лорда Осборна, а ныне священник прихода, к которому относился замок; сестра мистера Ховарда миссис Блейк, переехавшая к брату после смерти мужа; сын миссис Блейк, славный десятилетний мальчуган; и, наконец, Том Мазгрейв, который последние полчаса добровольного заточения в своей комнате скорее всего прислушивался к звукам начавшегося бала с немалой досадой.
Проходя через залу, они ненадолго задержались как раз позади Эммы, дабы перекинуться словом с каким- то своим приятелем, и леди Осборн заметила, что они нарочно приехали сегодня в такую рань ради удовольствия сына миссис Блейк, заядлого танцора. Эмма украдкой оглядела всю компанию, но дольше и внимательнее всего изучала Тома Мазгрейва, и в самом деле отличавшегося благородно-привлекательной внешностью.
Из новоприбывших дам наиболее замечательной фигурой была, бесспорно, сама леди Осборн: в свои без малого пятьдесят она все еще поражала красотой и держалась с сообразным ее званию достоинством.
Лорд Осборн был тоже хорош собой; однако его тоскливо-равнодушный вид, а также известные признаки неуверенности и даже неловкости внушали подозрение, что бальная зала отнюдь не его стихия; и верно, приехал он из одного только чувства долга. Женщин он дичился и никогда не танцевал.
Мистер Ховард, которому на вид было лет тридцать с небольшим, имел вполне располагающую наружность.
По завершении первых двух танцев Эмма неожиданно обнаружила себя сидящей между Осборнами и их друзьями; сама того не желая, она загляделась на славное оживленное личико юного Блейка, который, стоя перед матерью, переминался с ноги на ногу, не в силах дождаться начала.
- Неудивительно, что ему так не терпится, - говорила миссис Блейк, невысокая приятная на вид женщина лет тридцати пяти или шести, какой-то своей знакомой. - Знаете, кто обещал ему первые два танца? Мисс Осборн. Это так мило с ее стороны!
- Мы сговорились еще неделю назад, - радостно подтвердил мальчик. - О, мы с нею всех перетанцуем!
Тем временем по другую руку от Эммы мисс Осборн и мисс Карр увлеченно совещались о чем-то с несколькими молодыми людьми. Вскоре самый блестящий из офицеров отделился от их кружка и направился к оркестру сговариваться о следующем танце; мисс Осборн, пройдя перед самым стулом Эммы, приблизилась к ожидавшему ее юному партнеру и торопливо проговорила:
- Чарльз, прости, что нарушаю данное тебе слово, но эти два танца я обещала полковнику Бересфорду. Уверена, что ты меня извинишь; а с тобой я потанцую после чая, хорошо?
Не дожидаясь ответа, она вернулась к своей подруге, а минуту спустя полковник Бересфорд уже вел ее на первый танец. Лицо бедного мальчугана и в счастливую минуту казалось Эмме необыкновенно выразительным, а уж после такого потрясения она и вовсе не могла оторвать от него глаз. Мальчик стоял недвижно, с потупленным взором, дрожащими губами и пунцовыми щеками - воплощение жестокого разочарования. Миссис Блейк, не думая о собственной обиде, утешала сына, снова и снова повторяя, что ведь мисс Осборн обещала ему следующие два танца. Чарльз хоть и крепился по- мальчишески, как мог, и твердил: "Ах, мне, право, все равно", - однако по сумрачности его черт было очень хорошо видно, что ему отнюдь не все равно. Эмма действовала по первому побуждению, не колеблясь ни минуты.
- Если вы согласитесь, сэр, я была бы счастлива танцевать с вами, - сказала она, протягивая ему руку с самой непринужденной улыбкой. Мальчик, к которому тотчас возвратилось прежнее его радостное оживление, счастливо оглянулся на мать и с бесхитростным "Спасибо, мэм!" шагнул навстречу своей неожиданной партнерше. Благодарность миссис Блейк была несравненно красноречивее: повернувшись к незнакомке с видом невыразимого удовольствия и признательности, она горячо и многократно благодарила ее за столь необыкновенную доброту к ее сыну. Эмма с совершеннейшей искренностью отвечала, что она и сама довольна не менее своего кавалера; после чего Чарльзу были вручены перчатки с наставлением не снимать их до самого конца, и оба с легким сердцем направились на середину залы, где пары уже становились на танец.
Их появление вызвало живейший интерес среди гостей, и мисс Осборн и мисс Карр, встречаясь с ними по ходу танца, всякий раз разглядывали Эмму с откровенным любопытством. "Право, Чарльз, - не выдержала наконец первая, - ты не прогадал: дама твоя гораздо лучше меня", - на что счастливый Чарльз немедля отвечал: "О да!" Том Мазгрейв, танцевавший с мисс Карр, также послал Эмме немало пытливых взоров; в конце концов и сам лорд Осборн, подошедший будто бы побеседовать с Чарльзом, принялся разглядывать его партнершу.
Разумеется, столь пристальное внимание со всех сторон несколько смущало Эмму, однако она не жалела о своем поступке: ведь он доставил столько радости и мальчику, и его матери. Последняя, кстати, при всякой возможности старалась выразить Эмме свое благорасположение. Выяснилось к тому же, что юный кавалер, хоть и сосредоточенный на фигурах танца, готов был, однако, и поддержать беседу, когда у Эммы получалось удачно ее направить. Из ответов на собственные вопросы и замечания узнала она, что у Чарльза двое братьев и сестра; что все они вместе с мамой живут в Уикстеде, у его дяди, который учит его латыни; что сам он страстно любит ездить верхом и имеет даже собственную верховую лошадь - подарок лорда Осборна; и что однажды он уже выезжал с лордом Осборном на псовую охоту.
Когда музыка умолкла, выяснилось, что наступило время пить чай. Мэри Эдвардс уже сделала Эмме знак не отдаляться, из чего явствовало, что миссис Эдвардс полагает совместное их вступление в буфетную условием наиважнейшим. Теперь Эмма только ждала сигнала к тому, чтобы занять надлежащую позицию.