И доктору стало не по себе, когда он услышал, что сделали с мальчиком; он не хотел видеть Войтеха в таком положении, но решил скрывать это, пока не представится удобный случай поговорить с господами.
Войтеху поручили уход за Жолинкой, барыня сама рассказала, как и что делать с собачкой, и так как Жоли быстро привык к мальчику, то ему была предоставлена комнатка, чтобы они и ночью могли быть вместе. Кроме этой работы, Войтех стоял за креслом барыни во время еды; если она хотела рукодельничать в саду, он нес шкатулку или корзинку; когда она ходила в церковь, он шел за ней с молитвенником; словом, на его обязанности лежали разные мелкие услуги, с которыми такие маленькие пажи обычно справляются лучше, чем взрослые. Войтех послушно и проворно выполнял все, что ему приказывали; но в своем обычном платье и при настоящем имени он был бы еще расторопнее. Его несколько неуклюжие движения в непривычной одежде казались господам очень комичными, но барыня не выражала недовольства по этому поводу, потому что представляла себе, какой фурор произведет в столице ее маленький паж.
А как перенесла Сара то, что у нее отняли питомца?
Она никому не сказала, как это угнетает ее, и делала вид перед всеми, кроме барыни, будто рада, что с нее снято тяжелое бремя. Если бы ее служба не приносила большого дохода и не сулила в будущем еще большего, она бы не осталась здесь, но дело было именно в этом, и она стерпела такое наказание. А в глазах барыни она снова стала незаменимой, образцовой камеристкой. Госпожа фон Шпрингенфельд сменила гнев на милость и простила ее недосмотр.
Когда уход за Жоли был предоставлен мальчику, барыня сказала, что делает это для того, чтобы песик больше развлекался, так как мальчик может играть с ним целый день, на что у мамзель Сары не хватает времени. Сара ответила, что хотя будет тосковать по Жолинке, но она заслужила наказание и поэтому должна быть довольна. Спустя несколько дней, причесывая барыню,- в это время Сара обычно сообщала все сплетни и новости,- она призналась, что ей очень нравится камердинер Жак, единственный мужчина, которого она могла бы полюбить, так как он очень ловкий, воспитанный человек и является истинным украшением дома, где служит. Она добавила затем, что он служил при императорском дворе, но что его хозяин, принц, умер и тогда его взял к себе барон, который был другом принца. У барона ему тоже хорошо живется. Он держит в руках весь дом, и барон не отпустит его даже за большие деньги.
- Я бы от души желала вашей милости, чтобы наш Франц или Иозеф обладали такой воспитанностью и вкусом; ничего нет удивительного, ведь Жак был при дворе.
- А в самом деле, он ушел бы от барона? - спросила барыня.
Сара хорошо знала, как ответить.
- Я думаю, при одном условии. У него есть хорошее свойство: он очень предан своему барину, но, разумеется, найдутся люди, к которым чувства этого человека более сильны. Графиня тоже хотела его заполучить; я слышала, как его хвалили,- мы тогда друг друга не знали,- однако он не пошел к ней. Но сейчас он говорит, что если бы знал меня в то время, то сделал бы это ради меня. Вообще верить мужчинам не стоит, но ему, я думаю, можно.
- Ты предполагаешь, что ради тебя он пошел бы к нам?
- Но ведь ваша милость не думает взять его; Иозеф хороший человек, а Франц - ах! - этого с барином никто не разлучит; он много раз говорил, что не расстанется с барином, даже если бы все перевернулось вверх ногами. Но я предполагаю, что, если бы дошло до дела и я попросила бы Жака, он на многое согласился бы ради меня; он знает, что мне было бы тяжело оставить вашу милость.
- Как я вижу, он собирается сманить тебя? - усмехнулась барыня.
Сара опустила глаза, как будто от смущения, немного пожеманилась и прошептала:
- Он хочет, чтобы я вышла за него замуж!
В тот же день Жак заметил, что при встрече госпожа фон Шпрингенфельд пытливо разглядывает его; ее лакей Иозеф несколько раз ни за что получил выговор, а господин Скочдополе услышал от жены, что она "еще никогда не говорила о своей антипатии" к его камердинеру Францу и что "он - очень неловкий парень".
- Милая Катержина...
- Не знаю,- перебила барыня,- почему ты не хочешь отучиться называть меня Катержиной, это слишком просто.
- Ты ошибаешься, сударыня,- так должен был обращаться господин Скочдополе к своей жене,- у дворян принято называть друг друга полным именем, все равно, красиво оно или некрасиво. Ты знаешь ведь императриц Елизавету, Катержину (кто же их называет Бетушка, Лизинка, Катанка, Катрин или Катон, как тебе угодно). Если бы я говорил по-простецки, я бы сказал: Катенька, Ка-течка. В обществе я не говорю ни так, ни этак, а с глазу на глаз с удовольствием называю тебя, как когда-то.
- Что было, то прошло; теперь мы должны вести себя так, чтобы не стать посмешищем в глазах людей нашего круга.
- Сударыня! Ты помнишь наше условие, каждый живет по-своему; я дал тебе полную свободу, предоставь ее и мне. Я развлекаюсь по своему вкусу, и ты поступаешь так же. Я ни в чем не мешаю тебе, исполняю все твои желания, чтобы ты не могла ни на что жаловаться, а ты не вмешивайся в мои дела. Мой Франц мне по душе, какой есть; мне не нужно, чтобы он был другим. Он старый слуга, служил у нас и раньше, как ты знаешь, и так как ты никогда не питала к нему антипатии, то я думаю, что она и сейчас пройдет. Надеюсь, после обеда ты будешь опять в хорошем настроении,- насмешливо улыбнулся господин Скочдополе.
Барыня обиженно отвернулась и вышла, она знала, что продолжать разговор было бы вредно для дела. Но от плана своего все же не отказалась хотя бы уже потому, чтобы глупый камердинер не думал, что над ним никто не властен.
Войтех быстро подружился с Жоли; он был еще ребенок, охотно играл, песик тоже, и поэтому они любили друг друга. Мальчик делал для Жоли все, что приказала барыня, и никогда ни в чем не отказывал ему. Но когда он кормил собачку, клал в постельку и слышал, сколько тратят на нее, он всегда думал: "Если бы все это было у мамочки и Иозефека, они бы, вероятно, не умерли",- и ему становилось горько до слез.
Мальчику хорошо жилось. Барыня согласилась на его просьбу отдавать остатки еды детям Сикоры или другим беднякам; это очень обрадовало его. Госпожа фон Шпрингенфельд разговаривала с ним, только когда давала распоряжения, барин был приветлив, но говорил с ним тоже мало; другие, как господа, так и прислуга, либо смеялись над Войтехом, либо не обращали на него внимания; мамзель Сара льстиво и сострадательно относилась к нему, но он боялся ее и ни о чем с ней не говорил. Только Кларка и ее мать были для него в этом доме ангелами и называли его настоящим именем - Войтех. Когда Кларинка смотрела на мальчика, у него начинало щемить сердце - он вспоминал синие глаза своей матери.
С Калиной он тоже часто виделся у ключницы. Объездчик еще не переехал на свою новую квартиру и собирался сделать это только осенью. Но самой большой радостью для Войтеха были посещения Сикоры по вечерам - там был его родной дом. Дети всегда радостно встречали мальчика и заставляли рассказывать, как ему живется. Самая младшая, Анинка, рассматривала блестящие пуговицы на его ливрее, жена Сикоры расспрашивала, какое наверху хозяйство, а портной напоминал, чтобы он хорошо себя вел. Когда его встречали горожане, особенно из первой категории, они говорили:
- Мы видим, нищий, как тебе повезло!
Доктор часто бывал в замке и, встречая Войтеха, всегда расспрашивал его, как ему живется, здоров ли он, говорил, чтобы он оставался честным, и гладил по голове. Изо дня в день Войтех хорошел и поправлялся, желтый, болезненный цвет лица совершенно исчез. Он по-прежнему оставался славным, добрым мальчиком и не замечал ни разговоров, ни сплетен, ни того, что вокруг него происходило, и, если барыня не требовала к себе ни его, ни песика, они оба шли в свою комнату, и Войтех охотно разговаривал с Жоли, как когда-то с Иозефеком, и всегда добавлял:
- Да, маленький, что ты знаешь?.. Тебе живется, как барину, ты ничего не знаешь.
Песик смотрел на него умными глазами и слушал, как некогда несмышленыш-братишка.
7
Прошло уже три недели, как Войтех поселился в замке. Городские барыни не варили еще овощей, не ели фруктов, окуривали комнаты; но бедняки уже перестали умирать от холеры. Они больше не варили лебеды, а готовили похлебку из муки и гороха. При этом они хвалили господ, у которых все-таки есть совесть, и управляющего замком. Он дал им знать, когда плотники начали обтесывать бревна и доски. Сбежалось много народу, пришли и богатые горожане, желавшие купить щепки, они перебивали их друг у друга, пытались подкупить управляющего, но когда тот объяснил, что купить нельзя, что это только для бедных, они разошлись, ворча, что господа из замка портят сброд, приучают его к лени и гордости и что они еще увидят, как бедняки отблагодарят их. Пытаясь обмануть управляющего, многие состоятельные люди посылали за щепками слуг, но он - старый воробей - не попадался на эту удочку. И даже раздавая муку, он сам ходил по домам или посылал Калину, чтобы удостовериться, нуждается ли человек. Он был очень осмотрителен в этом отношении, и, таким образом, помощь получили те, которым она была необходима. Если бы управляющий хотел, он мог бы, раздавая милостыню от имени господ, заработать довольно много денег и заслужить хорошее отношение некоторых людей. Один господин - человек состоятельный, работавший в ратуше,- назвал управляющего сумасшедшим и точно высчитал, сколько он мог бы положить себе в карман. Этот господин знал по собственному опыту, как поступают в таких случаях,- он был исполнителем подобных благотворительных начинаний, и у него готовили суп, так называемый "румфордский", которым он потчевал бедняков. Были три сорта "румфордского" супа. В маленьком горшке варился густой, крепкий бульон с большим количеством мяса и риса; в горшке побольше - мяса и риса тоже было достаточно, а в котел клали всякие остатки, негодную крупу и что придется. Когда в полдень хозяин приходил в кухню и пробовал суп из котла, он говорил жене:
- Для этого сброда достаточно хорош, зачем им крепкий бульон, они только испортят себе желудки.
Если женщины, приходившие за супом, приносили горшки больше, чем кружка, он набрасывался на них.
- Зачем вы приходите сюда с чанами? Что вы думаете, мы варим суп ведрами? Бульон крепкий, как мальвазия. Одна ложка его подкрепит человека больше, чем полная тарелка другого супа, а вы получаете целую кружку.
После ухода бедных женщин, уносивших свои порции, приходили дети различного возраста: маленькие и постарше, мальчики и девочки. Они называли этого господина и его жену: "господин куманек", "дяденька" и "тетенька". Им давали суп получше, из большого горшка. Наконец, когда все было распределено, оставался горшочек самого крепкого бульона "мальвазии", и все семейство садилось его кушать и хвалило. Каждый день у них было мясо и другие блюда, приготовленные из остатков "румфордского" супа.
Существует старая поговорка: "Если не можешь ковать, не дыми!" - и поэтому оставим живущих около замка и перейдем в замок.
Там ели, пили, спали, играли и зевали и называли это "роскошной жизнью". Когда под вечер раздавалась в парке музыка и освещались окна замка, простодушные люди, жившие внизу на насыпи, говорили друг другу:
- Они живут наверху, как на небе!
Что только не кажется человеку небом!
Был жаркий летний день. Господа развлекались в вилле, расположенной в часе ходьбы от замка. В березовой роще была разбита палатка, где в три часа должен был быть подан обед, а вечером все общество собиралось вернуться домой на лодках. Для дам были приготовлены две особые гондолы, стояли в роще и кареты, на случай, если кому-либо из них не захочется ехать в лодке. Прислуживала мужская прислуга из замка и несколько приезжих слуг, но камердинер барона Жак, лакей барыни Иозеф и женская прислуга остались в замке.
Мамзель Сара радовалась, что проведет этот день одна. Чтобы никто не испортил ей предвечерних часов, она сказалась больной и, пообедав в четвертом часу, осталась в своей комнате.
После работы Кларинка отправилась к своей матери, к ней присоединился Войтех с Жоли - барыня боялась за песика и не взяла его с собой. В замке было тихо, словно все вымерло.
Посмотрим, что делала мамзель Сара. У нее была отдельная очень красивая комната над комнатой барыни. В одном углу спальни госпожи фон Шпрингенфельд была желтая кнопка. Стоило надавить ее, как в стенке раскрывалась дверца, через которую можно было по винтовой лестнице подняться наверх, в комнату Сары, где была точно такая же дверь. Когда барыня в своей спальне тянула точеную ручку звонка, наверху в комнате Сары звенел серебряный колокольчик, находившийся около ее мягкой, завешенной белыми занавесками кровати, и мамзель тотчас бежала вниз. Комната камеристки была гораздо красивее и лучше обставлена, чем у горничной, но у Клары блестела чистотой и простая мебель, чего не было у Сары.
Войдя в свою комнату, Сара заперла дверь и начала убирать - задвигала подальше все, что было некрасиво. Затем она спустила с одной стороны кровати занавеску, прозрачную, как туман, и подобрала ее с другой, чтобы можно было видеть постель. Когда все было готово, постелила скатерть на стол около дивана, открыла шкаф и, вынув из одного отделения бутылку вина и тарелки со сладостями и печеньем, а из другого - чайный сервиз со всем, что полагается, красиво расставила все это на столе и поместила посередине канделябр, в который были вставлены две свечи. Оглядев все, она успокоилась. Спустила шторы у открытого окна, зажгла на ночном столике лампу, покрыла ее розовым стеклянным абажуром, у зеркала на туалет поставила две свечи - по одной с каждой стороны, так как собиралась одеваться. Прежде всего она сняла коричневое шелковое платье, набросила на себя белый халат и, подсев к туалетному столику, распустила черные волосы, единственное, что у нее было действительно красиво. Заплела косу в три пряди и заколола ее на затылке серебряными шпильками на греческий манер, зная, что с помощью этой простой, но красивой прически она лучше всего может показать свои волосы. Причесавшись, Сара раскрыла несколько баночек с гримом. В одной была тушь; она намочила щеточку и подкрасила себе брови. В другую, где были дорогие румяна, обмакнула кусочек ваты и намазала себе лицо. В третьей баночке была белая пудра. Сара напудрила лебяжьим пушком лицо, лоб, шею и руки и, заметив, что белая пудра слишком выделяется на смуглой коже, стерла пудру чистым пушком. Затем взяла один из многих пузырьков, на котором была надпись "Eau de mille fleurs", полила себе грудь и, выбрав из множества туалетных мыл самое душистое - миндальное, подошла мыть руки к другому столику, в который был вделан фарфоровый умывальник. Умывшись, обула атласные туфли, стянула потуже корсет, так что можно было задохнуться, затем сняла халат и надела легкое светлое шелковое платье. Повязала на шею черную бархотку, на которой висел золотой кулон, на грудь приколола дорогую брошку, надела золотые часики, нацепила золотые браслеты, ленточки, на пальцы нанизала множество колец. Затем надела передник из тяжелой шелковой материи, несколько раз оглядела себя в зеркале и, довольная собой, спрятала пузырьки, баночки, мыло, закрыла все это белой занавеской, коснулась липовой лучиной горящей свечи, зажгла свечи на столе и погасила стоявшие на туалете. И еще раз осмотрев комнату, чтобы убедиться, все ли на месте, взяла в руки роман, села на диван и стала ждать. Прошло немного времени, и в дверь осторожно постучали три раза. Сара не встала, только радостно улыбнулась; снова раздался троекратный стук - Сара моментально очутилась у двери, быстро отодвинула задвижку, и в комнату вошел Жак в черном фраке; Сара опять заперла дверь.
- Ах! - удивленно воскликнул Жак, взглянув прежде всего на стол, а потом на Сару.- Какие деликатесы!
- Разве может быть иначе, когда я жду такого милого гостя,- усмехнулась Сара, и ее черные пронзительные глаза влюбленно посмотрели на Жака.
Камердинер обратил на это не слишком большое внимание, сел на диван, а Сара зажгла спиртовку под самоваром и пододвинула к себе коробочку с чаем, на которой были нарисованы фигуры китайцев. Она пригласила Жака на чай, потому что он как-то сказал ей, что охотно пьет чай, если он хороший.
- Настоящий китайский,- сказал Жак, рассматривая коробочку,- ямайский ром, сардины, вестфальская копченая ветчина, настоящее шампанское. Хорошо, мамзель! Все это я очень люблю, но сладости не для меня, предоставляю их вам. Как я вижу, вы, вероятно, хорошо знакомы с поваром, если у вас все это имеется?
- Ах, этот старый брюзга, с ним не о чем говорить, все это раздобыто другим способом. Вы, господин Жак, конечно, знаете каким.
- Гм, как же мне не знать? Кто бы стал ждать, когда позвонят к столу, и ел бы то, что соблаговолит дать повар; такие вещи хранятся у меня всегда в шкафу, чтобы я мог скушать, что моей душе угодно, когда мне заблагорассудится. Но вы говорили, мамзель, что вам нездоровится, даже ничего не хотели есть. Что, если сюда войдет кто-нибудь?
- Не беспокойтесь, я обо всем подумала. Если старухи нет дома, то я уверена, что никто не посмеет потревожить нас. Я сказала, что мне нездоровится, и никому не открою дверь. Никто не видал, как вы входили ко мне?
- Нет, я сказал, что иду в город, а когда все разошлись, вошел через главный вход.
- Вы не видели ни Кларки, ни Иозефа, ни мальчишки? Этот чертенок так тихо ходит по комнатам и так неожиданно застаешь его то тут, то там, словно он подкарауливает что-то. Но скоро мы, конечно, постараемся избавиться от него! А эта (она подразумевала Кларку) и ее старуха мать повсюду суют свои носы и готовы утопить меня в ложке воды.