- Послушайте, старина… - фамильярно начал Молара. Он чувствовал, что он скорее нуждался в поддержке друга, а не подчиненного. - Стрелитц напал на нас. Вчера вечером он перешел через границу вместе с двумя тысячами человек. В их распоряжении имеется несколько станковых пулеметов системы Максима. Они движутся сюда из Турги и Лоренцо. У нас нет известий от коменданта в Турге, кто он?
Сорренто был одним из тех воинов нередко встречающего типа, которые не боятся ничего, кроме личной ответственности. Он уже много лет служил под руководством президента. Побывал на полях сражений и работал в правительстве. Если бы он получил эти новости, будучи в одиночестве, он бы чувствовал себя как громом пораженный. Теперь у него был лидер, за которым он следовал и подчинялся ему с военной четкостью.
Не выказывая ни малейшего удивления, на минуту он задумался и ответил:
- Майор де Рок. Он командует четырьмя ротами. Отличный офицер, вы можете доверять ему, сэр.
- Но как обстоит дело с войсками в целом?
- Это уже другой вопрос. Как я уже несколько раз информировал вас, сэр, вся армия взбудоражена. Можно положиться только на гвардию и, конечно, на офицеров.
- Ну это мы еще посмотрим, - решительно заявил президент. - Мигуэль, достаньте карту. Вы хорошо знаете страну, Сорренто. Между Тургой и Лоренцо должна находиться Черная Горжа. Здесь, - указал он на карте, которую развернул секретарь, - здесь они должны быть остановлены или, во всяком случае, задержаны до возвращения флота. Что находится в Лоренцо?
- Батальон и два станковых пулемета, - ответил министр обороны.
Президент прошелся взад-вперед по комнате. Он привык быстро принимать решения.
- Наверняка следует послать туда подкрепление, - сказал он. Затем снова прошелся по комнате. - Немедленно отправьте в Лоренцо два батальона гвардейцев. - Сорренто достал небольшой блокнот и начал торопливо записывать. - Две батареи полевой артиллерии, - продолжал диктовать президент. - Какие из них находятся в состоянии боевой готовности, полковник?
- Первая и вторая батареи подойдут, - ответил Сорренто.
- И гвардейские уланы.
- Это все?
- Да; ну и, разумеется, связных.
- Таким образом у вас остается лишь один надежный батальон.
- Я знаю, - сказал президент. - Это рискованное решение, но оно является, пожалуй, единственным. Теперь что вы можете сказать о строевых частях, находящихся в городе? Какие из отрядов считаются самыми ненадежными?
- Третий, пятый и одиннадцатый батальоны доставили нам самые большие неприятности.
- Очень хорошо, мы уберем их из города. Пусть они сегодня выдвигаются в направлении Лоренцо и остановятся где-нибудь на расстоянии десяти миль от города в качестве отряда поддержки. А теперь главное: кто должен командовать отрядом подкрепления?
- Старший офицер Ролло, сэр.
- Старший болван, ископаемое, ни на что не годный тип! - закричал президент.
- Он глуп, но надежен, - попытался успокоить его Сорренто. - Хотя звезд с неба не хватает и от него нельзя ждать гениальности, но он всегда точно исполняет приказы, и ничего больше.
Молара задумался об этой выдающейся военной характеристике.
- Ладно, хорошо, пусть он лучше командует отрядом поддержки. Они не будут участвовать в сражении. Но речь идет совсем о другой задаче. И я думаю, следует поручить ее Бринцу.
- А почему не Дрогану? - предложил министр обороны.
- Я терпеть не могу его жену, - ответил президент.
- Но он хороший музыкант, сэр, - вмешался Мигуэль, - играет на гитаре, и, кстати, очень мелодично, - он одобрительно покачал головой.
- И у него отличный повар, - добавил Сорренто.
- Нет, - упрямо сказал Молара, - это вопрос жизни и смерти. Я не могу себе позволить потакать своим или вашим пристрастиям. Для этой цели он крайне неподходящая кандидатура.
- Хороший штаб мог бы отлично руководить им, сэр. Он очень спокойный человек, и им легко управлять. А кроме того, он мой преданный друг; мы с ним частенько наслаждались чудесными обедами…
- Нет, полковник, это не годится. Я не могу так поступить. Неужели я или кто-то другой назначил бы высокое командование на таких условиях, когда так много поставлено на карту, когда моя репутация, мои шансы в жизни и, наконец, сама жизнь, находятся в опасности? При прочих равных условиях я бы назначил вас. Но Бринц лучше подходит для этой деятельности и должен заниматься ею. Кроме того, - добавил он, - у него нет отвратительной жены.
Сорренто выглядел ужасно разочарованным, но других доводов приводить не стал.
- Ну что же, тогда решено. Прочие детали вы рассмотрите сами, можете назначить штаб и все остальное. Но войска должны начать боевые действия к полудню. Я сам поговорю с ними на военной базе.
Министр обороны поклонился и удалился, успокоенный тем, что президент поручил ему решить лишь незначительные задачи.
Молара подозрительно посмотрел на секретаря.
- Есть еще какие-то дела? Никто из революционеров, находящихся в городе, не начал действовать, не так ли?
- Они никак себя не проявляют, сэр. Их нельзя ни в чем обвинить.
- Возможно, эти события и для них тоже стали неожиданностью. Их планы еще не подготовлены. Как только начнутся явные акты насилия или подстрекательства к восстанию, я арестую их. Но я должен иметь доказательства не только ради моего собственного удовлетворения, но и ради блага всей страны.
- Настал критический момент, - сказал секретарь. - Если бы можно было дискредитировать лидеров готовящегося восстания, если бы они выглядели нелепыми или неискренними, это оказало бы огромное влияние на общественное мнение.
- Я подумал, - ответил Молара, - что мы могли бы надеяться что-то узнать об их планах.
- Вы сообщили мне, что ее превосходительство согласилась выяснить у Савролы информацию по этому вопросу.
- Мне ненавистна сама идея любого контакта между ними; это может быть опасно.
- Это было бы наиболее опасно для него.
- Каким образом?
- Я уже объяснял вам это, генерал.
- Вы подразумеваете то, что я запретил вам предлагать, сэр?
- Конечно.
- И настал критический момент?
- Сейчас или никогда.
Последовало молчание, после чего они снова занялись утренними делами. В течение полутора часов они оба были поглощены работой. И лишь после этого Молара сказал:
- Я ненавижу все это. Это - грязное дело.
- Что необходимо, то необходимо, - сентенциозно изрек секретарь.
Президент собирался что-то ответить, но в этот момент на пороге кабинета появился посыльный. Он принес зашифрованную телеграмму. Мигуэль принял ее, пробежал глазами и передал своему начальнику, угрюмо сказав:
- Может быть, это заставит вас решиться.
Президент взял телеграмму; и пока он читал послание, его лицо становилось все более суровым и жестоким. Это было донесение от комиссара полиции Турги, короткое и ужасное. Солдаты перешли на сторону захватчиков и прежде всего расстреляли своих офицеров.
- Очень хорошо, мы включим это в счет, - наконец проговорил Молара. - Мигуэль, я требую, чтобы сегодня вечером вы сопровождали меня по важному делу. Я также возьму с собой своего личного адъютанта.
- Да, - сказал секретарь, - нам необходимы свидетели.
- Я буду вооружен.
- Это вполне желательно, но исключительно в целях самообороны, - решительно подтвердил секретарь. - Ведь он обладает слишком большим влиянием, и ему нетрудно начать восстание. Он может поднять народ в один момент.
- Я знаю это, - твердо ответил президент. И затем с отчаянной горечью добавил: - Но мне это тоже не составит никакого труда.
- Никакого, - подтвердил Мигуэль, продолжая писать.
Молара встал и начал поиски Люсиль, едва сдерживая антипатию и отвращение. Сейчас он был полон решимости. От этого зависела его борьба за власть, и, кроме того, его охватило желание отомстить. Ему страстно хотелось увидеть, как гордый Саврола валяется у него в ногах и умоляет о помиловании. Он говорил себе, что все настоящие политики были трусами. Он надеялся, что страх смерти парализует его противника.
Люсиль все еще была в гостиной, когда вошел ее муж. Она встретила его встревоженным взглядом.
- Что случилось, Антонио?
- Дорогая, большие силы революционеров приступили к активным действиям. Гарнизон в Турге перешел на сторону врага, а все офицеры убиты… Кажется, теперь уже виден конец.
- Это ужасно, - только и смогла выговорить она.
- Люсиль, - сказал он с необычной нежностью, - у нас остается только один шанс. Если бы ты могла выяснить, что намерены делать лидеры революции в этом городе, если бы ты могла заставить Савролу раскрыть свои карты, мы бы отстояли наши позиции и одержали бы победу над нашими врагами. Ты можешь, ты сделаешь это?
У Люсиль тревожно забилось сердце. Как он сказал, это был единственный шанс. Она могла бы сорвать заговор и в то же время поставить условия в связи с Савролой. Она могла бы по-прежнему управлять в Лаурании. И, хотя Люсиль подавляла эту мысль, она могла бы спасти человека, которого она любила. Ее позиция была ясна: следовало получить информацию и передать ее мужу в обмен на спасение жизни и свободу Савролы.
- Я постараюсь, - ответила она.
- Я знал, что ты не подведешь меня, дорогая, - сказал Молара. - Но у нас мало времени. Ты должна пойти и увидеться с ним сегодня вечером у него дома. Наверняка он все расскажет тебе. Ты умеешь завоевывать расположение мужчин и добьешься успеха.
Люсиль задумалась. Она сказала себе: "Я спасу государство и буду служить своему мужу". И еще сказала себе: "Ты увидишь его снова". А подытожив это, вслух произнесла:
- Я пойду туда сегодня вечером.
- Моя дорогая, я всегда доверял тебе, - сказал президент. - Я никогда не забуду о твоей преданности.
После этого он торопливо вышел из комнаты, содрогаясь от раскаяния и стыда. Он действительно унизился, чтобы победить.
Глава XIV Преданность армии
Численность военных сил республики Лаурании соответствовала выполняемому ими долгу по защите ее территории от нападения извне и по поддержанию закона и порядка внутри страны. Но благодаря мудрости прошлых времен она была ограничена до того предела, который не позволял осуществиться великим планам покорения страны иностранцами и агрессии против соседних государств. Вся строевая армия включала четыре кавалерийских полка, двадцать батальонов пехоты и восемь батарей полевой артиллерии. Помимо них существовала республиканская гвардия, состоявшая из полка улан и трех сильных батальонов испытанных пехотинцев, дисциплина и боевой дух которых прославляли мощь и честь государства.
В величественной столице, богатство, численность населения и активность которой превосходили эти показатели в провинциальных городах, вместе взятых, были сосредоточены гарнизон гвардейцев и половина всей армии. Остальные войска были разбросаны по небольшим военным базам страны и направлены для защиты границ.
Все усилия президента по поддержанию доброй воли солдат оказались напрасными. Революционное движение быстро укрепилось в рядах армии. Дело дошло до того, что теперь солдаты стали проявлять откровенное недовольство, а офицеры понимали, что их приказы будут исполняться лишь в случае их одобрения.
Однако среди гвардейцев наблюдалась иная картина. Все они или почти все принимали участие в недавней войне и победно маршировали под руководством президента. Они относились с почтением к своему бывшему командиру и доверяли ему. И он, в свою очередь, относился к ним с уважением и доверием. В действительности милость, которую он им оказывал, вероятно, была одной из причин отчуждения остальных военных.
Именно значительные силы этой гвардии Молара, находясь в крайне тяжелой ситуации, собирался отправить на борьбу против захватчиков. Он хорошо понимал опасность такого шага. Ведь он лишался поддержки тех войск, на которые он мог положиться, если бы восстал весь город. Но продвигающиеся силы противника должны быть остановлены любой ценой, и только гвардейцы могли и желали выполнить эту задачу. Он мог остаться почти совсем один с народом, который ненавидел его, в городе, которым он так твердо управлял. Его единственными защитниками были бунтовавшие солдаты. Такая перспектива отнюдь не была радужной, однако она давала какие-то шансы на успех. Она вселяла хотя бы надуманную уверенность в том, что нерешительные воспрянут духом, а враги почувствуют страх. Ситуация требовала самых крайних мер, и в этом заключался первостепенный долг исполнительной власти. Он не сомневался в способности отправленных им войск разогнать или даже уничтожить сброд, перешедший через границу. Эта опасность была, по крайней мере, предотвращена благодаря его решительным действиям. Через два дня должен был вернуться флот, и благодаря его силе правительство могло бы сохраниться, вызывая страх и уважение. Предстояло пережить кризис, и он надеялся спокойно преодолеть его частично благодаря непоколебимой силе своей личности, а также в результате осмеяния и презрения, которые он был намерен обрушить на ужасного соперника.
Ровно в 11 часов он вышел из своего личного кабинета, чтобы полностью облачиться в парадную форму генерала армии. Во время парада он хотел напомнить войскам о том, что он тоже был воином и участником многих военных сражений. У двери вдруг появился лейтенант Тиро в состоянии невероятного смятения.
- Сэр, - обратился он к президенту, - вы позволите мне отправиться на фронт вместе со своим эскадроном? Мне здесь будет нечего делать.
- Наоборот, - ответил президент, - здесь у вас будет огромное количество дел. Вы должны остаться.
Тиро побледнел.
- Я умоляю вас, сэр, разрешить мне пойти на фронт, - решительно сказал он.
- Это невозможно. Вы нужны мне здесь.
- Но сэр…
- О, я знаю, - нетерпеливо проговорил Молара, - вы хотите быть расстрелянным. Оставайтесь здесь, и я уверяю, что вы услышите свист пуль и здесь, прежде чем исполните свой долг.
Он уже собирался следовать дальше, но горькое разочарование, отразившееся на лице молодого офицера, заставило его остановиться.
- Кроме того, - добавил он, продемонстрировав величие манер, которыми обладали немногие выдающиеся люди, - я требую от вас службы, сопряженной с трудностями и крайней опасностью. Ведь вы были отобраны для этого специально.
Младший офицер больше ничего не сказал, но он успокоился только наполовину. Он с грустью подумал о зеленых полях, о гарцующих уланах, о грохоте винтовок и обо всем интересном и радостном, что было на войне. Он пропустит все это. Там будут его друзья, но он не сможет разделить их судьбу. В последующие дни они будут рассказывать о своих приключениях, но он не примет участия в их дискуссиях. Они даже будут смеяться над ним, как над "прирученной кошкой", прижившейся во дворце. Он был просто адъютантом, служившим только ради видимости. И пока он горевал о своей судьбе, далекие звуки трубы пронзили его, словно удар хлыста. Это маршировали гвардейские уланы из полка под названием "Сапоги и седла". Президент спешил надеть парадную форму. Тиро спустился по лестнице, чтобы заказать лошадей.
Вскоре Молара был готов, и на ступеньках дворца он догнал своего адъютанта. В сопровождении небольшого эскорта они поехали верхом к железнодорожному вокзалу. По пути они встречали группы угрюмых граждан, которые нахально глазели на них и даже плевали на землю в порыве ненависти и гнева.
Артиллерия была уже отправлена, но еще не началась посадка на поезд остальных войск, когда прибыл президент. И они выстроились (кавалерия в массированном строю, а пехота в колоннах) на открытом участке перед зданием вокзала.
Полковник Бринц, который командовал войсками, возглавлял парад, гарцуя на боевом коне. Он продвинулся вперед и отдал салют. Оркестр заиграл гимн республики, а пехотинцы подняли оружие и дали залп в воздух. Президент выразил ободрение этих приветствий с церемонной учтивостью. И когда винтовки были взяты "на плечо", проехал верхом сквозь ряды солдат.
- У вас чудесные парни, полковник Бринц, - сказал он, обращаясь к командиру. Президент говорил достаточно громко, чтобы его слышали в войсках. - Высоко оценивая ваше военное искусство и отвагу ваших воинов, республика поручает вам защиту ее безопасности с глубочайшим доверием… - Здесь он обратился к войскам: - Солдаты! Некоторые из вас запомнят день, когда я призвал вас совершить подвиг ради своей страны во имя ее славы. В ответ на мое обращение вы одержали историческую победу в Сорато. С тех пор вы почивали на лаврах в мире и безопасности. Эти лавры украсили ваши мечи. Сейчас, когда прошли годы, ваши награды хочет отнять подлый сброд, чьи спины вы видели так часто. Отбросьте ваши лавры, славные воины-гвардейцы, и со стальными штыками одерживайте новые победы. Я прошу вас снова совершать великие дела, и когда я смотрю на вас, у меня нет сомнения в том, что вы совершите подвиги. Прощайте, мое сердце принадлежит вам. Благодарю Бога за то, что мне довелось быть вашим лидером.
Он пожал руки Бринцу и старшим офицерам. Тогда послышались громкие возгласы среди воинов. Некоторые из них вышли из строя, чтобы прильнуть к нему, в то время как другие подняли свои шлемы над мечами, демонстрируя военный энтузиазм. Но когда крики затихли, послышался раскатистый издевательский вой, который был приглушен шумом. Он исходил из толпы наблюдателей парада. Какое отвратительное отношение!
Тем временем на другом конце города мобилизация резервного отряда обнаружила невероятный контраст между дисциплинированностью и лояльностью гвардейцев и недружелюбием линейных полков.
Зловещее молчание воцарилось по всем казармам. Солдаты уныло и печально бродили вокруг, даже почти не пытаясь упаковать свои вещевые мешки и подготовиться к предстоящему маршу. Некоторые слонялись группами по плацу и под колоннадой, тянувшейся вокруг казарм. Другие угрюмо сидели на своих койках. Ведь трудно разрушить привычку соблюдать дисциплину. Но здесь были люди, которые заставляли себя разрушить ее.
- Не оказывайте на них давления, - внушал Сорренто полковникам, - обращайтесь с ними очень мягко.
И полковники, в свою очередь, отвечали, что они готовы отдать свою жизнь ради поддержания лояльности своих солдат. Тем не менее было решено попробовать поднять боевой дух сначала у одного подразделения, и одиннадцатый батальон первым получил команду маршировать.
Горнисты бодро и весело заиграли, и офицеры, вытащив мечи и натянув перчатки, поспешили к своим ротам. Будут ли солдаты выполнять приказы? Это было рискованное дело. Последовало тревожное ожидание. И тогда солдаты построились по двое и трое и двинулись, шаркая ногами. Они образовали шеренги. Наконец роты были укомплектованы, можно сказать, достаточно укомплектованы, ведь многие оказались отсутствующими. Офицеры произвели смотр своих подразделений. Это было жалкое зрелище. Снаряжение не было начищено до блеска, военные формы были небрежно накинуты, и в какой-то мере солдаты казались неряшливыми. Но никто не обратил внимания на эти вещи. И, шагая рядом с рядовым составом, младшие офицеры дружелюбно разговаривали и шутили с многими солдатами. Однако они были встречены зловещим молчанием. Молчанием, не совместимым с дисциплиной или с уважением. Вскоре послышались звуки трубы, и роты двинулись в направлении общего плаца. Тогда весь батальон был сосредоточен на середине площади, расположенной вблизи казарм.