Тем временем одни танцы сменяли другие, и вечер близился к концу. Король Эфиопии, которого приводили в ужас платья с большими декольте и открытые лица женщин, а также перспектива пиршества с отвратительными белыми людьми, покинул бал. Президент, подойдя к Савроле, пригласил сопровождать его жену на ужин. Образовалась целая процессия. Саврола предложил Люсиль руку, и они вместе спустились по лестнице. Ужин был великолепен; особенно сухое шампанское и жирные куропатки. Стол украшали огромные букеты редких изумительных хризантем. Вокруг Савролы царила приятная атмосфера, и он сидел рядом с самой красивой женщиной в Лаурании, которая изо всех сил старалась очаровать его, хотя он и не догадывался об этом. Вначале они просто непринужденно беседовали. Президент, обладавший тонкими, изящными манерами, оказался приятным собеседником и великолепным оратором. Савроле, высоко ценившему блеск ума и красноречие, было трудно играть роль чисто официального гостя, как предполагалось вначале. Остроумие, вино и красота сорвали эту маску, прежде чем он догадался об этом. И он с восторгом принял участие в дискуссии. Это была одна из тех полуциничных-полусерьезных дискуссий, характерных для людей определенного возраста, когда задают вопросы потому, что сомневаются, и еще больше сомневаются, не получая на них исчерпывающие ответы.
Русский посол заявил, что он боготворит красоту, и признался своей партнерше, юной графине Феррола, что он считал религиозным ритуалом приглашение ее на ужин.
- Мне кажется, это означает, что вам скучно, - ответила она.
- Ни в коем случае. В моей религии церемонии никогда не бывают скучными. Это - одно из главных преимуществ нашей религии, на котором я категорически настаиваю.
- К сожалению, в ней слишком мало других преимуществ, - вмешался президент Молара. - Вы обожествляете идол, созданный вашим воображением. Если вы обожаете красоту, то ваша богиня стоит на менее устойчивом пьедестале, чем человеческие капризы. Разве это не так, принцесса?
Принцесса Тарентума, сидевшая справа от президента, ответила, что даже такое основание было более прочным, чем те, на которые опираются многие верования.
- Вы хотите сказать, что в вашем случае человеческие капризы являются достаточно постоянными? Ну что ж, это вполне вероятно.
- Нет, - отвечала она, - я только подразумеваю, что любовь к красоте свойственна всем людям.
- Всем живым существам, - поправил ее Саврола. - Такую же любовь испытывает растение, создающее цветок.
- Ах, как романтично! - сказал президент. - Но хотя любовь к красоте может оставаться постоянной, сама красота очень изменчива. Только посмотрите, как все меняется: красота, проявляющаяся в одном возрасте, утрачивается в другом. То, что вызывает восхищение в Африке, считается отвратительным в Европе. Это вопрос мнения на местном уровне. Месье, ваша богиня меняет свой облик подобно Протею.
- Мне нравится изменчивость, - сказал посол.
- А по моему мнению, непостоянство формы можно считать достоинством богини. Мне неважно, сколько изменений формы я наблюдаю, если только все они красивы.
- Но, - вмешалась Люсиль, - вы не проводите различие между тем, что действительно красиво, и тем, что мы считаем красивым.
- Никакого различия нет, - сказал президент.
- Что касается ее высочества, этого и быть не может, - с почтением заметил посол.
- Красота - это лишь то, чем мы восхищаемся по своему выбору, - сказал Молара.
- А разве у нас есть выбор? Обладаем ли мы вообще возможностью выбирать? - спросил Саврола.
- Конечно, - ответил президент; - и каждый год меняются наши предпочтения, каждый год меняется мода. Спросите об этом у прекрасных дам. Вспомните, что было модно тридцать лет назад, и тогда это соответствовало духу времени. Пронаблюдайте, как со временем менялся стиль в живописи, в поэзии и в музыке. Кроме того, богиня господина Странова, которая кажется ему прекрасной, возможно, не кажется красавицей другим людям.
- Я также считаю это подлинным достоинством. С каждой минутой вы заставляете меня все больше и больше любить свою религию. Я боготворю свои идеалы не ради саморекламы, - сказал с улыбкой русский посол. - Вы же рассматриваете этот вопрос с материальной точки зрения.
- Да, скорее с материальной, чем с моральной, - подтвердила принцесса Феррола.
- Но духовное обожание моей богини олицетворяет бессмертие, которое нематериально. Помимо этого, если вы утверждаете, что наши вкусы всегда изменяются, мне кажется, что постоянство является сущностью моей религии.
- Это парадокс, который мы попросим вас объяснить, - сказал Молара.
- Ну, вы говорите, что я изменяюсь каждый день и моя богиня изменяется тоже. Сегодня я восхищаюсь одним идеалом красоты, завтра - другим… Но когда наступит завтра, я уже стану другим человеком. Меняется молекулярная структура моего мозга, совершенствуются мои идеи. Гибнет мое старое Я, поклонявшееся своему собственному идеалу. Новая личность начинает жизнь заново. Речь идет о преданности идеалу до самой смерти.
- Неужели вы намерены заявить, что постоянство представляет собой ряд изменений? В таком случае можно утверждать, что движение - это последовательность остановок.
- Я стараюсь соответствовать веяниям времени.
- Вы выражаете мои взгляды другими словами. Красота зависит от человеческих капризов и со временем изменяется.
- Посмотрите на эту статую, - внезапно сказал Саврола, указывая на величественную мраморную фигуру Дианы, которая стояла в середине зала, окруженная папоротниками. - Прошло более двух тысяч лет с тех пор, как люди назвали ее красивой. Вы отрицаете это теперь?
Ему никто не ответил, и он продолжал:
- Это подлинная красота линии и формы, которая вечна. Другие вещи, которые вы упомянули, включая моды, стили, фантазии, - это всего лишь безуспешные попытки достичь совершенства. Люди называют их искусством. Искусство так же связано с красотой, как честь с честностью. Таким образом возникает неестественная, аллотропная форма. Искусство и честь - достояния джентльмена; красота и честность доступны для обычных людей.
Возникла пауза. В его словах было невозможно не уловить демократический настрой. Его искренность произвела на всех глубокое впечатление. Молара выглядел растерянным. Посол пришел ему на помощь.
- Ну, я буду продолжать любить богиню красоты независимо от того, будет ли она постоянной или изменчивой, - при этом он посмотрел на графиню. - И, желая продемонстрировать свою преданность, я объявляю вальс в этом священном храме - бальном зале.
Он поставил свой стул обратно и, наклонившись, поднял перчатку своей партнерши, упавшую на пол. Все встали, и гости разделились. Пока Саврола шел обратно в зал вместе с Люсиль, они прошли мимо открытой двери, ведущей в сад. Множество волшебных огней сияло рядом с клумбами или зажигалось в гирляндах, свисавших с деревьев. Тропинки были покрыты красными коврами. Прохладный ветерок ласкал их лица. Люсиль остановилась.
- Какая чудная ночь!
Приглашение было очевидным. Ей хотелось говорить с ним именно тогда, после всего, что произошло. Как правильно он поступил, что пришел сюда, пусть и в соответствии с основами Конституции.
- Может быть, мы выйдем отсюда на воздух? - предложил он.
Люсиль согласилась, и они ступили на террасу.
Глава VIII. При свете звезд
Стояла тихая лунная ночь. Ветер был настолько слабым, что не шевелились даже тонкие пальмы, которые росли со всех сторон. Их контуры ярко выделялись над окружающей листвой на фоне неба, освещенного звездами. Дворец был расположен на высоком холме, и сад отлого спускался к западу в направлении моря. В конце террасы стояла каменная скамейка.
- Давайте присядем здесь, - предложила Люсиль.
Они сели. Грустная мелодия вальса пролетала, словно далекий аккомпанемент их мыслям. В окнах дворца горел яркий свет, напоминая о роскоши, блеске и уюте. В саду все было безмятежно и веяло прохладой.
- Почему вы насмехаетесь над понятием чести? - спросила Люсиль, вспоминая прерванный разговор.
- Потому что оно лишено подлинных оснований и общечеловеческого одобрения. Кодекс чести постоянно меняется в зависимости от времени и места. В одно время считается благороднее убить человека, которому вы причинили зло, чем загладить свою вину. В другое время труд букмекера оплачивается больше, чем работа мясника. Подобно искусству, понятие о чести меняется в зависимости от человеческих капризов. И, подобно искусству, оно возникает в условиях изобилия и роскоши.
- Но почему тогда вы так возвеличиваете красоту и честность?
- Потому что все явления в мире обусловлены вечным принципом приспособляемости. Именно поэтому добро побеждает зло, правда торжествует над обманом и красота - над уродством. Приспособляемость - это общепринятое понятие! Таким образом, исходя из этого принципа, ценность искусства и чести очень незначительна.
- Но неужели все обстоит именно так? - изумленно спросила она. - Наверняка существует множество исключений из этого правила?
- Природа никогда не считается с отдельным индивидом, ее интересует только средняя приспособляемость видов. Рассмотрите статистические данные о смертности. Они поразительно точны: они определяют среднюю вероятную продолжительность жизни людей вплоть до месяцев; и, однако, отдельный человек не знает, сколько он проживет. Мы не можем сказать, что хороший человек всегда одерживает победу над подлецом. Но эволюционист безоговорочно утверждает, что нация, отличающаяся самыми высокими идеалами, добьется успеха.
- Если на нее не нападет другая нация, обладающая более низкими идеалами, но мощным оружием, - сказала Люсиль.
- Ну, даже тогда мощь является проявлением приспособляемости. Я полагаю, что даже несмотря на низкий уровень идеалов, физическая сила включает элементы человеческого прогресса. Но это только отдельные примеры. Мы должны расширить свой кругозор. Природу не интересуют отдельные люди. Однако теперь мы можем утверждать, что живые существа, наделенные высокими нравственными качествами, в конечном итоге одерживают победу над теми, кто обладает только физической силой. Сколько раз цивилизация (так я называю уровень развития общества), утрачивающая нравственные ценности в результате тирании физической мощи, карабкалась по лестнице прогресса и с позором падала в пропасть? Возможно, в нашем мире это происходило уже сотни раз. Но главная движущая сила, восходящая тенденция оставалась постоянной. В теории эволюции не говорят "всегда", здесь речь идет о "конечном итоге". Ну так вот, в конечном итоге цивилизация одержала верх над варварством. Возвышенные идеалы сформировались благодаря жизнеутверждающей энергии.
- Тогда почему вы полагаете, что этот триумф является постоянным? Откуда вам известно, что он не будет повернут вспять, как уже случалось?
- Потому что мы обладаем могуществом, а также моральным влиянием.
- Возможно, римляне, достигшие вершины своей мощи, думали точно так же.
- Вполне вероятно, но без причины. В конечном итоге они использовали только оружие. И когда они ослабели, им больше не удавалось удерживать власть.
- А что вы можете сказать о современной цивилизации?
- Мы располагаем другими видами оружия. Когда мы начнем деградировать, поскольку это должно произойти в конце концов, когда мы утратим присущее нам превосходство и, когда согласно закону природы, другие расы будут двигаться вперед, чтобы вытеснить нас, мы будем использовать эти виды оружия. Наши нравственные ценности будут утрачены, но основные принципы поведения сохранятся. Ослабевший и дрожащий от страха европеец с помощью научных приборов сметет с лица земли дерзких варваров, которые нападут на него.
- Это можно считать триумфом нравственного превосходства?
- Вначале так и будет, поскольку достоинства цивилизации выше, чем жестокость варваров. Доброта ценится выше, чем смелость, а милосердие лучше, чем грубая сила. Но в конечном итоге господствующая раса начнет вырождаться, и, поскольку некому будет занять ее место, процесс вырождения будет продолжаться. С древних времен происходит борьба между жизнеутверждающей силой и разрушением, между энергией и бездействием. Эта борьба всегда заканчивается великим безмолвием. В конце концов мы ожидаем, что развитие человечества будет постоянным. Это только вопрос времени, прежде чем наша планета станет непригодной для поддержания жизни на ее поверхности.
- Но вы же сказали, что приспособляемость должна в конце концов увенчаться триумфом.
- Триумфом над относительной неприспособляемостью, да. Но смерти подвластны все - и победители, и побежденные. Угаснет огонь жизни, и животворный дух иссякнет.
- Возможно, это произойдет в этом мире.
- В любом мире. Вся вселенная остывает и умирает. И в этом процессе охлаждения жизнь на время становится возможной на поверхности отдельных планет. Она творит над нами странные фокусы. И тогда наступает конец. Вселенная гибнет и погружается в холодный мрак полного небытия.
- Тогда с какой целью предпринимаются все наши усилия?
- Бог знает, - цинично ответил Саврола. - Но я могу представить себе, что довольно интересно наблюдать этот спектакль.
- И тем не менее, вы верите в сверхчеловеческие принципы и вечные идеалы красоты и милосердия.
- Я верю, что превосходство приспособляемости над относительной неприспособляемостью - один из самых великих законов бытия. Я подразумеваю все виды приспособляемости - моральную, физическую и математическую.
- Математическую?!
- Конечно, слова существуют только в соответствии с точными математическими принципами. Это является одним из величайших доказательств того, что математические законы лишь открыты, а не придуманы нами. Планеты постоянно движутся на определенном расстоянии от солнца. Эволюция предполагает, что нарушение этих принципов привело к уничтожению некоторых планет в результате их столкновения или слияния с другими небесными телами. Здесь действует всеобщий закон о выживании наиболее приспособленных. - Она хранила молчание. Он продолжал: - А теперь позвольте нам утверждать, что в самом начале во вселенной существовали два фактора: вещество, в которое была заложена воля к жизни, и вечный идеал. Великий творец и великий критик. Именно в результате взаимодействия и противодействия этих двух сил возможно развитие всех форм жизни. Чем больше воля к жизни соответствует вечному принципу приспособляемости, тем успешнее ее воплощение.
- Я бы добавила еще и третий фактор, - сказала Люсиль. - Речь идет о Верховном Существе, которое вселяет во все формы жизни стремление достичь идеала; оно учит людей способам достижения совершенства.
- Это, наверное, прекрасно, - ответил он, - думать, что такое существо действительно есть. Оно оценивает наши победы, вдохновляет нашу борьбу и освещает наш путь. Но нет научной или логической необходимости поклоняться Всевышнему, после того как вступают в действие два фактора, о которых я говорил.
- Конечно, знания о таком сверхчеловеческом идеале, вероятно, были посланы нам извне.
- Нет, инстинкт, который мы называем совестью, сформировался, как и все другие знания, на основе опыта.
- Как же это могло случиться?
- Я думаю, что это произошло следующим образом. Когда человеческая раса возникла из небытия и на землю ступили существа, которых можно считать полуживотными и полулюдьми, они и понятия не имели о справедливости, честности или милосердии. Существовала лишь только одна движущая сила, которую можно назвать "волей к жизни". Возможно, тогда возникло стремление этих ранних предков человека объединяться в мелкие группы, состоявшие из двух или трех человек. Это делалось в целях совместной защиты от окружающего мира. Таким образом формировались первые объединения людей. И они процветали, в то время как одинокие люди терпели неудачи. Способность к объединению, вероятно, способствовала приспособляемости к окружающему миру. Согласно естественному отбору, выживали только объединения людей. Таким образом человек стал общественным животным. Постепенно мелкие группы становились более крупными. Семьи объединялись в племена, а племена - в нации. И всегда оказывалось, что чем крепче они соединялись, тем больше они преуспевали. Что же способствовало укреплению такой системы связей? Она зависела от того, в какой мере члены объединений доверяли друг другу, проявляли честность, справедливость и другие добродетели. Только люди, обладавшие этими качествами, были способны к объединению, и, таким образом, выживали только относительно честные люди. Этот процесс повторялся бесчисленное количество раз в течение многих веков. На каждом этапе человечество совершенствовалось, и на каждом этапе углублялось понимание конечной цели развития. Честность и справедливость переплетаются в нашем сознании и формируют неотъемлемую часть нашей натуры. Лишь с большим трудом мы подавляем в себе эти непонятные для нас склонности.
- Тогда вы не верите в Бога?
- Я никогда не говорил этого, - ответил Саврола. - Я только обсуждаю вопрос о нашем существовании с одной точки зрения, речь идет о разуме. Многие люди думают, что вера, наука и религия должны быть навеки разделены между собой и что, если признается один из этих аспектов, другие должны быть отвергнуты. Возможно, это происходит потому, что мы рассматриваем их на таком коротком отрезке времени, и нам кажется, будто эти линии параллельны и никогда не касаются друг друга. Я лелею надежду, что когда-нибудь в будущем, возможно, возникнет точка схода всех линий, символизирующих человеческие устремления, и, в конечном итоге, они соединятся.
- И вы верите во все, что вы сейчас сказали?
- Нет, - ответил он, - "нет веры в неведомое", что бы ни говорили поэты. Прежде чем мы сможем решить проблему существования, мы должны установить тот факт, что мы существуем вообще. Это странная загадка, не так ли?
- Мы узнаем ответ, когда умрем.
- Если бы я так думал, - сказал Саврола, - я убил бы себя сегодня вечером из-за непреодолимого любопытства.
Он остановился и посмотрел на звезды, так ярко сиявшие над головой. Она последовала за его взглядом.
- Вам нравятся звезды? - спросила она.
- Я люблю их, - ответил он. - Они очень красивы.
- Возможно, там записана ваша судьба.
- Я всегда поражался наглости человека, думающего, что Верховная сила должна объявить на небесах о подробностях его скверного будущего и что сведения о его женитьбе, о его несчастьях и преступлениях должны быть записаны золотыми буквами на фоне бесконечного пространства. Мы всего лишь крошечные существа, обладающие невероятным самомнением.
- Вы считаете нас незначительными?
- Жизнь сама по себе очень ничтожна. В природе она ценится очень низко. Я понимаю свою незначительность, но я - философски настроенное насекомое. И это доставляет мне какое-то удовольствие. Какими бы незначительными мы ни были, мне нравится жить и мне интересно думать о будущем.
- Ах! - порывисто воскликнула Люсиль. - Куда вы нас толкнете в будущем? К революции?
- Возможно, - спокойно ответил Саврола.
- Вы готовы ввергнуть страну в гражданскую войну?
- Ну я надеюсь, что дело не дойдет до такой крайности. Возможно, произойдут сражения на улицах и некоторые люди будут убиты, но…
- Но почему вы доводите их до этого?