4. Брат приходит за мной
Я думал, куда мне податься: возвращаться к тете Гастонии не хотелось, но ночевать больше было негде, и я побрел обратно, по черному лесу, и увидел, да-да, увидел бедную тетю Гастонию, которая сидела в кухне перед масляной лампой и ждала меня.
- Ложись спать, мой мальчик. - Она сказала это так ласково, что мне захотелось уснуть у нее на коленях, как я засыпал на коленях у своей мамы, когда был совсем маленький и она еще была жива. - Не бойся, тетя Гастония о тебе позаботится.
Она погладила меня по голове, и я сразу же уснул.
А потом я заболел и пролежал в кровати два, три, семь дней, и все это время лил дождь, а тетя Гастония кормила меня сладкими кукурузными лепешками и отварной капустой. Старик Джелки сидел в другом конце дома и повторял:
- Приведите ко мне того мальчишку.
Но меня к нему никто не привел и никто не говорил ему, где я, потому что тетя Гастония велела всем молчать. Высунувшись в окно, старик Джелки поймал моего двоюродного брата, как меня тогда, но быстро сообразил, что это не я, а брат, и так и сказал, а брат, как и я в тот раз, заплакал.
Я проспал два дня, просыпаясь только для того, чтобы снова заснуть. Тетя Гастония послала одного из сыновей за мистером Отисом, но оказалось, что тот уехал на СЕВЕР.
- Куда именно он уехал? - спросила тетя Гастония.
- Он уехал на СЕВЕР.
- Куда на СЕВЕР, я спрашиваю!
- А, в Северную Виргинию.
И бедная тетя Гастония печально покачала головой: она не знала, что делать.
Вот так вот. Мистер Отис уехал, а тетя стала молиться за меня и позвала миз Джонс, чтобы та тоже молилась.
Дядя Сим только взглянул на меня и сразу сказал тете Гастонии:
- Сдается мне, он скоро отправится вслед за дедом.
Тетя подняла голову и посмотрела куда-то на крышу:
- Этот агнец не создан для нашего мира. Помоги ему, Господи. Аминь.
- Конечно, я не уверен, - сказал дядя Сим, - но, похоже, одним ртом станет меньше.
А тетя как закричит:
- Иегова, убереги моего мужа от грешного пути!
- Замолчи, женщина, у твоего мужа нет времени на грешный путь. А еще у него нет денег на новую печку к зиме, потому что участок, где растет табак, проклят. Ты слышишь, проклят! Какие-то гусеницы изгрызли все табачные листья, и начали они в тот самый день, когда этот мальчишка здесь появился.
И дядя Сим, громко топая, выбежал из комнаты.
Никогда раньше я такой длинной речи от этого человека не слышал.
Однажды в субботу утром лежу я в кровати, и вдруг - на тебе! Во дворе поднялся шум и гам, ребятня начала орать, да так громко, что я вытянул шею, чтобы посмотреть, что там, но ничего не увидел. Слышу, все уже на крыльце, кладу голову обратно на подушку, я ведь болен. И кто, как вы думаете, вошел в комнату? А вся ребятня, скаля зубы, ввалилась за ним.
Это был мой брат, черт меня побери! Он так сильно изменился с тех пор, как ушел от нас с дедом, что я еле его узнал. На нем была круглая шапка с пуговочкой посередине, на подбородке торчали редкие клочья волос, сам он был длинный и худой, как щепка, и вообще вид у него был какой-то помятый. Увидев меня, он засмеялся и, смеясь, подошел к кровати, чтобы меня обнять и заглянуть мне в глаза.
- Вот он какой, - пробормотал брат.
Он сказал это просто так, себе под нос, а не для того, чтобы кто-то услышал. И улыбнулся, и я улыбнулся ему в ответ, а сказать от удивления ничего не сказал. Но вы-то понимаете, как я удивился - аж сел в кровати.
Ребята хихикали, а бедная тетя Гастония очень нервничала, и суетилась, и то и дело оглядывалась - нет ли на дороге к дому дяди Сима, который не любил моего брата так же, как меня, уж не знаю почему.
- Послушай-ка, Джон, где же ты был и зачем пришел? - спросила тетя Гастония.
- Привет, - сказал мой брат, подпрыгнул и забегал на месте, ужасно забавно шаркая подошвами. Смешнее я в жизни ничего не видел. Я засмеялся, и все дети тоже. Тут встрял старик Джелки.
- Почему все смеются? - спрашивает.
- Я пришел, чтобы забрать мистера Пика, посадить его на ковер-самолет НОРД-1 и доставить в Нью-Йорк, ваша светлость, - сказал мой брат и, сняв шапку, отвесил ужасно смешной поклон. Ребята захохотали, и я, конечно, тоже. И вы ничего смешнее в жизни своей не видели, точно вам говорю!
- Кто это сказал? - крикнул старик Джелки. - Почему все смеются?
Но ему никто не ответил.
- Ты зачем сюда пришел? - опять спросила тетя Гастония, и мой брат, сунув свою смешную шапку под мышку, ответил:
- Как это зачем? Чтобы забрать брата - вот зачем.
И перестал валять дурака. Дети вставали на цыпочки и даже подпрыгивали, потому что им хотелось еще посмеяться, а эти взрослые вдруг посерьезнели.
Как же чудесно начинался день! Я вскочил и стал прыгать на кровати, и, хотя быстро запыхался, мне было хорошо. Опля!
- Ты этого не сделаешь, - отчеканила тетя Гастония.
- Еще как сделаю. А почему вы сомневаетесь?
- Почему? - переспросила она. - Да потому, что это говорит раздолбай, который явился невесть откуда и хочет забрать бедного больного мальчика из дома, где у него есть крыша над головой.
- Не его эта крыша, тетя Гастония.
Тут тетя как подскочит к моему брату, как заверещит:
- Считай, что я тебе никакая не тетя! Не я одна - здесь все знают, что ты раздолбай! Умеешь только пить да шляться по округе каждый божий вечер, а в один прекрасный день вообще взял и ушел! Когда как раз очень был нужен матери и деду. Убирайся! Проваливай отсюда!
- Кто пришел в наш дом? - завопил старик Джелки, вскочил и, держась за свой стул, принялся вертеть головой во все стороны.
Тут уж, сами понимаете, и мне, и другим ребятам смеяться расхотелось.
- Вы чего несете? - не выдержал мой брат, и тетя Гастония завизжала:
- Ты как со мной разговариваешь?! Не вздумай больше сюда приходить и не пытайся отнять у меня мальчика! Чему ты можешь его научить? Только тому дурному, чего успел поднабраться от своего папаши! Да-да! - не унималась тетя Гастония. - Знай: ты ничуть не лучше, чем твой папаша, а он был позором для всех Джексонов!
Вот тут я еще многое узнал о своей жизни.
- Кто пришел в наш дом? - не унимался Джелки.
Никогда еще не видел, чтобы этот слепой старик так бушевал, спятил совсем, что ли? Он схватил свою палку и замахнулся ею, но тут появился дядя Сим. Как только он, еще с крыльца, завидел в своем доме моего брата, глаза у него выпучились и стали похожи на куриные яйца - такие же большие, белые и как будто твердые.
- Тебя никто сюда не звал, парень, и ты это прекрасно знаешь, - сказал дядя Сим почему-то спокойно и тихо. Потом, не поворачиваясь, взял стоящую за дверью лопату. - Пошел вон.
Тетя Гастония втянула голову в плечи и уже открыла было рот, чтобы заорать, но не произнесла ни звука. Все ждали, что будет дальше.
5. Что было дальше
Как вы понимаете, мой брат не так уж и испугался дядю Сима с его лопатой.
- Я пришел не для того, чтобы переломать вам кости вот этим вот стулом или поубивать вас всех, - сказал он. - Я пришел сюда с миром. Но буду держать этот стул наготове до тех пор, пока у вас в руках будет лопата, мистер Джелки.
И брат поднял стул, как человек, на которого напал лев. Глаза у него налились кровью, ему явно переставало здесь нравиться. Дядя Сим посмотрел на него, потом на тетю Гастонию и спросил:
- Что этот парень здесь делает, а?! Рассказывай!
И она ему рассказала.
- А теперь помолчи, женщина, - сказал дядя Сим и, повернувшись к моему брату, приказал: - Проваливай отсюда. Да поскорее. - И показал на дверь.
- Врежь ему, Сим! - заорал старик Джелки, снова вскочил со стула и схватился за свою палку. - Дай ему этой палкой по башке, сынок!
- Усадите кто-нибудь старого, - сказал дядя Сим, но тетя Гастония запричитала, не отходя от меня, потому что очень не хотела, чтобы я ушел с братом:
- Нет, Сим, нет, мальчик болен, он умрет от голода или воспаления легких, с ним может случиться все что угодно. С этим парнем он пойдет по плохой дорожке, а Господь возложит грех на мою душу, и на твою душу тоже, и на всю нашу семью, и обречет на вечные муки, и гореть нам в аду на сковородке…
Тетя специально для меня выпалила все это ужасно слезно и жалобно, а потом сгребла меня в охапку, отгородив от всех, и исцеловала с головы до ног. Оох!
- Одевайся, Пик, - сказал мне брат.
Дядя Сим опустил лопату, мой брат - стул, а тетя Гастония, заливаясь слезами, обняла меня так крепко, что я не мог пошевелиться. Бедная, мне было очень жаль, что все вышло так нескладно и скверно. Но тут дядя Сим подошел и оттащил от меня тетю, брат отыскал мою рубашку и надел ее на меня, а тетя Гастония как завизжит. О Господи! Я нашел свои ботинки и шапку и готов был идти. Брат усадил меня к себе на закорки, и мы направились к двери.
И что, вы думаете, тут случилось? Прямо к дому на полной скорости подкатил автомобиль мистера Отиса. Он вылез из машины, постучался в дверь, еще с порога оглядел нас всех, сдвинул шляпу на затылок и спросил:
- Что здесь происходит?
И все стали наперебой рассказывать. Тетя Гастония с пеной у рта что-то объясняла и доказывала, да так громко, что всех заглушала, и мистер Отис слушал ее одну, а на остальных молча поглядывал. Брат поставил меня на пол, потому что ему тяжело было держать меня на плечах среди общего ора. Мистер Отис взял мою руку и пощупал, затем наклонился и заглянул мне под веки (точно так же он осматривал бедного деда), а потом встал и внимательно оглядел меня с ног до головы.
- Сдается мне, Пик в добром здравии. Может быть, кто-нибудь объяснит, наконец, что здесь происходит?
И тетя Гастония все объяснила.
- Да уж, - протянул мистер Отис, качая головой, - да уж… Мне бы не хотелось вмешиваться, но, кажется, я был прав, когда советовал вам, мэм, не брать мальчика в этот дом. Более того, я был уверен, что он здесь долго не продержится.
Говоря это, мистер Отис поглядывал на дядю Сима, и тот не выдержал:
- Я, мистер Отис, с самого начала знал, что он только беду нам принесет.
Мистер Отис подошел к старику Джелки поздороваться.
- Чертовски рад снова слышать ваш голос, мистер Отис, - отозвался Джелки, разулыбавшись от уха до уха - так был рад, что мистер Отис к ним заглянул.
- Чувствую, мой долг перед дедом этого малыша присмотреть, чтобы о нем как следует позаботились, - сказал мистер Отис. И, повернувшись к моему брату, добавил, опять покачав головой: - Боюсь, и ты с этим не справишься. - Тут я подумал, что мистер Отис, как и все здесь, ненавидит моего брата. - Там, на севере, у тебя есть работа?
- Так точно, сэр, - ответил брат, посмотрев ему прямо в глаза, и снова сунул шапку под мышку.
Но мистер Отис не спешил прекращать расспросы:
- А никакой другой одежды у тебя с собой нету?
И все уставились на моего брата, который и вправду был одет не ахти как.
- Все, что у тебя есть - это армейская куртка, дырявые штаны, которые вытянулись на коленях и волочатся по земле - кажется, ты вот-вот их потеряешь, - красная рубашка, которую давно не стирали, стоптанные армейские ботинки и этот нелепый берет. Думаешь, я поверю, что у тебя есть работа, раз ты приехал домой в таком виде?
- Что ж, сэр, сейчас в Нью-Йорке такая мода.
Но такой ответ не устроил мистера Отиса, и он спросил:
- А эта козлиная бороденка - тоже мода? Послушай-ка меня. Я сам только что вернулся из Нью-Йорка. Не постыжусь сказать, это была моя первая туда поездка, но я не сомневаюсь, что там невозможно жить, будь ты белый или цветной. Не вижу ничего дурного в том, если ты вернешься домой и станешь тут присматривать за братом, благо дом твоего деда все еще стоит, да и работу здесь можно подыскать не хуже, чем в любом другом месте.
- Дело в том, сэр, что в Нью-Йорке у меня жена.
- Она работает? - тут же спросил мистер Отис.
И мой брат, на секунду запнувшись, ответил:
- Да, работает.
- А кто же будет присматривать за малышом днем, пока вас нет дома?
Глаза у моего брата опять стали наливаться кровью, потому что он больше не мог придумать, что ответить.
Знаете, я с самого начала скрестил пальцы на счастье и ужасно обрадовался, когда мы с братом пошли было к двери, а сейчас получалось, что мы снова застряли в этом чертовом доме, и я от страха прямо похолодел.
- Днем он будет ходить в школу, - сказал брат и посмотрел на мистера Отиса так устало и удивленно, что тот усмехнулся и ответил:
- Не смею сомневаться в ваших намерениях, но все-таки: кто будет забирать мальчика из школы и вести домой по улицам этого бессердечного города с диким движением? Кто будет переводить его через дорогу, чтобы он, не приведи Господь, не угодил под грузовик? И еще. Где мальчик будет дышать свежим воздухом? И как ему найти друзей, которые в свои четырнадцать еще не ходят с ножами и пистолетами? Отроду ничего подобного не встречал. Я не желаю этому мальчику такой жизни и думаю, его дед в свои последние дни меня бы поддержал. Я забочусь о мальчонке из чувства долга перед моим старым другом, который учил меня ловить рыбу, когда я был не выше его колена. Вот так-то. - Мистер Отис повернулся к тете Гастонии и тяжело вздохнул. - Нужно подыскать мальчику хороший дом, пусть там растет до тех пор, пока сам не сможет о себе позаботиться. Это единственное правильное решение. - Мистер Отис достал из кармана пальто красивый блокнот, снял колпачок с красивой ручки и очень аккуратно что-то написал. - Утром я первым же делом сделаю все необходимые распоряжения, а пока мальчик останется здесь. Я уверен, мэм, - сказал он, обращаясь к тете Гастонии, - вы понимаете, что так будет правильно.
Мистер Отис говорил ясно и хорошо.
Но для меня тут не было ничего хорошего, потому что я не хотел оставаться в этом доме ни дня, ни минуты, ни секунды, не хотел, чтобы меня отправили в другой - ХОРОШИЙ - дом, о котором говорил мистер Отис, не хотел, чтобы мой бедный брат уходил прочь по дороге, такой одинокий и печальный. Он то и дело оглядывался, тяжело ступая и поднимая пыль своими армейскими ботинками, а дети тети Гастонии бежали за ним следом, потому что он им очень понравился и они хотели, чтобы он снова побегал по комнате, шаркая подошвами и смешно кланяясь, как тогда, в доме, но он уходил. Мистер Отис стоял на крыльце и разговаривал с дядей Симом, пока мой брат не скрылся в лесу, а потом сел в свой большой автомобиль и уехал.
Ну а я… я остался.
6. Я вылезаю в окно
Вечером все легли спать. Мне пришлось улечься вместе с тремя братцами, и я опять не сомкнул глаз и все время спрашивал себя: "Ох, что же теперь со мной будет?" У меня даже плакать сил не осталось. Все пошло не так, как мне хотелось, и тут я уже ничего не мог поделать. Господи, как долго длилась эта ужасная ночь.
А потом я все равно уснул и проснулся оттого, что на улице разлаялись собаки. Дядя Сим, не вставая, открыл окно и завел свое:
- Заткнитесь! Кончайте тявкать! Пошли вон!
- Почему они лают? - спросила тетя Гастония.
Дядя Сим вышел посмотреть, а когда вернулся, сказал:
- На дерево забрался черный кот и шипит на них сверху.
И снова залез в кровать.
- Черный кот, уходи прочь, - пробормотала тетя Гастония, перекрестилась и повернулась на бок.
А потом Уиллис, который спит у окна, спросил:
- Кто это?
И тут я услышал тихое "шшш" и посмотрел в окно. Ого! Там был мой брат. Мы с Уиллисом переползли через малыша Генри и прижались носами к сетке в окне, а следом за нами - и Джонас.
- Это тот дядька, который плясал! - сказал Уиллис и захихикал.
Мой брат приложил палец к губам и повторил:
- Шшш!
Все прислушались, не проснулись ли дядя Сим, тетя Гастония или старик Джелки, который храпел в углу, но они спали, а собаки продолжали подвывать, и нас не было слышно.
- Ты зачем вернулся, мистер Плясун? - спросил малыш Уиллис.
- Да, зачем? - повторил Джонас.
А малыш Генри закричал во сне, ужасно громко:
- Аааа! Отпусти мою ногу!
Все попрыгали обратно под одеяло, а брат исчез из окна. Ух, у меня прямо дух захватило. Но, слава Богу, никто не проснулся.
Мы все опять тихонько вернулись к окну.
- Ты будешь еще выкобениваться? - спросил Джонас, а малыш Генри, который от своего крика проснулся, тоже посмотрел в окно, протер глаза и сказал:
- Ты будес есё выкабениваца? - он всегда повторял все, что говорил Джонас.
Брат снова сказал "шшш", а малыш Генри приложил палец к губам, посмотрел на всех по очереди и - представляете? - толкнул меня локтем, как будто это я поднял шум, и все снова уставились на моего брата.
- Я пришел за Пиком, - сказал брат, прикрыв рот рукой, - но завтра или на следующий год я вернусь, станцую для каждого из вас и всем дам по пятьдесят центов. Идет?
- А почему ты сейчас не хочешь станцевать? - спросил малыш Уиллис.
- Хотя бы чуть-чуть? - добавил Джонас.
- Цуть-цуть, - повторил за ним малыш Генри.
Брат наклонил голову набок, посмотрел на всех по очереди и сказал:
- Я верю, что где-то все-таки есть рай. Пик, одевайся, только тихо, а я, так и быть, станцую для этих ребят.
Я быстро оделся, а брат опять стал шаркать ногами и бегать на одном месте, только теперь совсем беззвучно, и все малыши, разинув рты, смотрели, как он танцует в лунном свете. Зуб даю, вы никогда не видели такого танца под луной, и мои двоюродные братцы никогда ничего подобного не видели.
- Заткнитесь! Перестаньте тявкать! Вон отсюда! - вдруг закричал дядя Сим из другой части дома, и, можете мне поверить, все наперегонки нырнули обратно под одеяло. Хотя дядя Сим, бедолага, имел в виду собак.
А погодя все опять вылезли.
Брат вытащил из окна сетку и, сказав "шшш", просунул голову внутрь.
- Шшш! - прошептал Джонас.
- Сссс, - повторил малыш Генри.
Я обхватил брата за шею. Сначала из окна вылезла моя голова, потом ноги, и - забодай меня комар, комар меня забодай! - я оказался во дворе, темной ночью, готовый все бросить и бежать.
- Пошли, - сказал брат и посадил меня на закорки, как тогда, днем.
Мы повернулись к дому и посмотрели на малышей в окне, которые, похоже было, вот-вот заплачут, и брат это понял и сказал:
- Не плачьте, ребята, завтра или на следующий год мы с Пиком вернемся и здорово повеселимся, будем ловить рыбу в реке, есть конфеты, играть в бейсбол, рассказывать друг другу разные истории, а потом залезем на дерево и будем пугать тех, кто внизу. Так оно и будет, увидите, только придется немного подождать. Хорошо?
- Да, сэр, - ответил Джонас.
- Да, сэл, - повторил малыш Генри.
- Ух ты! - выдохнул Уиллис.
А мы с братом зашагали прочь по двору, перелезли через забор и прямиком в лес. Без малейшего шума. Ура! Нам удалось сбежать.