- И прекрасно - старайтесь. А если вам легче оттого, что вы воображаете, будто вы - важные шишки, так воображайте и дальше. Но не пишите и не разговаривайте с людьми вроде Эндрюса, будто вы - кто-то, а он - ничто. Он для вас Бах, Моцарт, Бетховен, Брамс. Он - Музыка, черт побери! Да проживи вы оба хоть сто лет, вам все равно не понять, какие надежды, страхи, восторги и огорчения переживает композитор, что в нем живет, горит, бушует, что его мучит, каких глубин и высот он достигает, какие усилия тратит, какие чувства его обуревают. А вы сидите, диктуете и подписываете эти дурацкие, нелепые письма и ничего не понимаете. Да этому можно выучить обезьяну. И помните вы, оба. С Эндрюсом вы обошлись гнусно, пришлось мне его выручать. Сделал я это тихо, никто и знать не должен. Но если так случится в другой раз, предупреждаю, я осрамлю вас по всему свету, клянусь Богом, осрамлю! Вот и все. Прощайте, джентльмены.
И, не взглянув на них, старое чудовище схватило огромную партитуру, и его голова скрылась за ней.
Сэр Майкл и сэр Джордж не обменялись ни единым словом ни по пути к лифту, ни в лифте, ни выйдя из темного, скверно пахнущего холла на свет, на свежий воздух. Никакого сочувствия друг к другу у них не появилось. Сэра Майкла и Комси унизили перед сэром Джорджем, перед Дискусом. Сэра Джорджа и Дискус осмеяли и развенчали на глазах у сэра Майкла и Комси. И вся обида, какую вызвал в них сэр Маунтгаррет Кемден, сейчас обратилась на соперника и на вверенную ему организацию. Проклятый Дискус! Черт бы побрал Комси! Каждый считал, что в разочаровании, которое оба потерпели в это злосчастное утро, виноват именно его соперник.
Не успел сэр Джордж войти в свой кабинет, как туда влетела Никола Пемброук. (Нет, несомненно, ошибка - назначить женщин на ответственные места, а не на исполнительскую, рядовую работу.)
- Какие новости? Какие новости? Что-нибудь потрясающее?
- Нет. Старик рассердился за то, что мы, по его мнению, плохо обошлись с Эндрюсом. Особенно он сердит на Стратеррика и Комси. Он был очень резок со Стратерриком - так ему и надо. Вот и все, Никола. У меня сегодня много дела. Попросите Джоан ко мне, когда выйдете.
Она вышла и, сделав смешную кислую гримасу, кивнула на двери генерального секретаря. В ответ Джоан сделала такую же гримасу и кивнула. Им обеим стало легче. А в Комси сэра Майкла встретил Эдгар Хоукинс с румянцем от возбуждения на скулах.
- Все на мази, директор. В два тридцать собираем пресс-конференцию.
- Значит, у вас как раз есть время до завтрака, чтобы отменить ее. И передайте всем, что я ухожу на весь день.
И сэр Майкл, круто повернувшись, по дороге натолкнулся на какую-то дуру. Бормоча извинения, он успел заметить, что волосы у этой девчонки какого-то странного оттенка - совсем как червонное золото.
В клубе, обмениваясь анекдотами и остротами с двумя джентльменами, которые ему всегда были противны, он выпил три рюмки виски и только потом пошел завтракать.
6
На следующее утро, в перерыве, Тим Кемп забрел в кабинет Никола Пемброук.
- Тим, миленький! - сразу воскликнула она. - Уходите, прошу вас! Вы меня размагнитите. А я должна, понимаете, должна сосредоточиться. Из-за музыки вчера пострадал бедный сэр Джи, и теперь я должна как-то, каким-то чудом вытащить его из этой каши…
- Чепуха, милая моя! - Тим сел и взглянул на нее поверх булькающей трубки. - А кроме того, у меня есть новости. Прямо из Комси.
Она перестала делать то, чего она все равно не делала.
- А как вы узнали, что там происходит?
- Вы забыли, что я и там подвизался…
- Миленький, как же я могла забыть? Но вы отлично знаете, что они вас там не выносят. Каким же образом…
- Меня не выносили только заведующие отделами, - сказал Тим кротко. Он удивительно умел перебивать других, не повышая голоса. - А среди низших служащих я был очень популярен. Более того - у меня в секретариате Комси работает Пятая колонна. Мой главный агент - я ее так называю для романтичности - звонит мне сюда и называет меня дядя Уолтер. Обычно еще до одиннадцати я получаю все сведения, но, разумеется, иногда мне их приходится расшифровывать самому.
- Какой же вы гадкий, гадкий человек, Тим! Не знаю, за что я вас так люблю. А может, и знаю? Так какие же у вас новости?
- Сэр Майкл еще больше расстроился, чем сэр Джордж, милая моя. Гордости в нем больше, вот почему. Мечет гром и молнии все утро. Многие там думают, что у их директора нынче особо скверное похмелье.
- Не понимаю, как она может рассказывать вам все это по телефону?
- А у нас простой код. Все, что она рассказывает дядюшке Уолтеру про свою собачонку, Майстру, относится к сэру Майклу Стратеррику.
Никола посмотрела на него недоверчиво.
- Не могу понять, когда вы врете, Тим, а когда нет. Только не говорите, что в этом участвует та девочка, которую вы им подсунули, эта Шерли Эссекс.
- Конечно нет. Куда ей! Я ее туда направил с совершенно другой целью. Нет, милая моя Никола, я только хотел вас утешить, что здесь у нас все благополучно - серенькое облачко по сравнению с их черной тучей. Так что перестаньте притворяться расстроенной.
- Все это прекрасно, но нам необходимо сделать что-нибудь в угоду старику Маунтгаррету Кемдену. Помочь, что ли, симфоническому обществу состряпать какой-нибудь музыкальный фестиваль в его честь - нет, упаси Бог!
Она стала деловито перебирать бумаги на столе, хотя ей следовало бы помнить, что такого старого лиса, как Тим, этим не проймешь.
- Тут появился некто Динерк, он переложил многие органные произведения Баха для полного оркестра - знаете, вроде Стоковского, бррр!
- Нет, милая женщина, тут я против вас. Мне это по душе.
- Тим, неправда! Такая вульгарность.
- Я люблю вульгарность в музыке, - сказал Тим, - а современный оркестр так упоительно шумит!
- Но так коверкать Баха! Попробуйте об этом сказать моему бедному Артуру - он просто задрожит и застонет, затрепещет.
Но на Тима это не произвело никакого впечатления. Артур был вечно хворый муж Никола, и, по глубокому убеждению Тима, конечно скрытому от Никола, этот Артур сам себе надрожал и настонал всякие немощи, которые завоевали ему незыблемую преданность Никола. Но как знать, вдруг у нее есть тайный любовник, какой-нибудь хамоватый скрипач родом из Бухареста или Одессы, который теперь летает сюда из Нью-Йорка или Лос-Анджелеса.
- Пусть ваш Артур думает, что угодно, а я люблю, когда Баха малость подперчивают.
- А я утверждаю, что вы, наверно, сто лет не были ни на одном концерте, старый вы обманщик!
- И не был, ваша правда. Но надо мной живут две девочки, и у них чудесный проигрыватель, вот они иногда и приглашают меня послушать. Не знаю, чем они зарабатывают на жизнь, - задумчиво продолжал Тим, - но иногда мне кажется, что они подрабатывают по вызовам…
- Тим, я вам не верю!
- А почему? В моем квартале живет всякий сброд вроде меня - чудесный квартал. Все мы там малость не в себе. Подо мной, в подвале, живет человек, который пишет грандиозную книгу, - доказывает, что мы превращаемся в машины. Я его мало вижу, он по вечерам уходит мыть посуду в каком-то большом отеле.
- Я вас уже не слушаю, - сказала Никола, - у меня груда работы, не то что у вас. Уходите, Тим, прошу вас, уходите!
В коридоре он наткнулся на Джералда Спенсера, и тот затащил его в отдел изобразительных искусств и минут пять не закрывал рта. Помощница Спенсера, мисс Уитгифт, маленькая толстушка в огромных очках на остром носу, походила на сердитую сову. При такой совиной наружности, да еще рядом с длинноносым и длинношеим Спенсером, измученно кривящим губы, она, да и он, напоминали Тиму Кемпу персонажей Иеронима Босха.
- Но вы со мной согласны, Кемп? Вы должны согласиться!
- Право, не знаю.
От удивления Спенсер вытянулся чуть ли не на фут.
- Как это вы не знаете? Но вы должны знать. Ведь я вам все объяснил.
- А я не слушал.
Персонажи босховского ада переглянулись.
- Ну, знаете ли… - начала мисс Уитгифт, но недоговорила. - Я, пожалуй, побегу, Джералд. - И она исчезла, как сердитая заводная игрушка.
- Кто ее заводит?
- Ну, знаете, Кемп, это уж слишком. Я бы не стал с вами говорить, но на заседании вы заявили, что были когда-то знакомы с Недом Грином.
- Да, сто лет назад. А разве вы говорили о Неде?
Спенсер стал вращать головой. Это было страшно.
- Да, я возражал против вашего тона, когда вы на заседании сказали, что сэру Джорджу лучше не встречаться с Грином по поводу выставки. Разумеется, я с восторгом взял бы это на себя - да, в сущности, именно я подал мысль организовать выставку Грина. Я и надеялся сам с ним побеседовать, но вполне понятно, что генеральный секретарь Дискуса имел бы гораздо больше весу.
Он говорил и говорил, а Тим вынул мундштук из трубки и стал его продувать. Спенсер прервал свою официальную трескотню и запротестовал:
- Послушайте, Кемп, не надо. Смотрите, какую вы развели грязь, какую вонь.
- Простите. Так вот, Нед Грин… - сказал Тим раздумчиво. - Если он не изменился в корне - а люди так не меняются, - то он с нашим сэром Джорджем никак не споется. Что я и пытался объяснить на заседании.
- Значит, по-вашему, я был бы…
- Еще хуже. Вы станете разговаривать о живописи. А Нед Грин о живописи никогда не говорит, разве что с другим художником, чья работа ему нравится. Он перекричит вас за две минуты, а потом велит убираться к черту в зубы.
Спенсер прикрыл глаза.
- A-а, он из таких? Но сэр Джордж и не станет говорить с ним о живописи. Вам, Кемп, это должно быть известно.
- Да, известно.
- Зачем же настраивать сэра Джорджа против него?
- Когда Нед не пишет, он интересуется исключительно выпивкой, женщинами, вообще гуляет вовсю. Наверно, он назначит свидание нашему милейшему сэру Джорджу в полночь в каком-нибудь подвальчике в Сохо.
В широко открытых глазах Спенсера появилось подозрительное выражение.
- Не хотите ли вы намекнуть, что лучше всего с ним поговорить вам самому? А, Кемп?
- Конечно нет. Меня и силой не заставишь. Попробуйте послать одну из наших дам, пособлазнительнее - Никола Пемброук или Джун Уолсингем…
- Ни миссис Пемброук, ни мисс Уолсингем никакого отношения к изобразительным искусствам не имеют…
- Не по служебной линии, конечно, но имеют. Только не посылайте вашу мисс Уитгифт…
- Не буду пока ничего менять, - сказал Спенсер. - Сэр Джордж желает лично встретиться с Грином. Я составлю план выставки, увижусь с Баро, попрошу его дать знать, когда Грин явится и где его можно найти, и на этом остановлюсь. А что будет дальше, - вдруг взвизгнул он и весь затрясся, - мне абсолютно все равно!
После ленча - сандвича с ветчиной и четырех больших рюмок джина - Тим провел целый час в закутке, который ему отвели, вычистил три трубки и стал рисовать какие-то странные лица - на некоторые было просто жутко смотреть. Но тут позвонила Джоан Дрейтон - Кемпа вызывал к себе сэр Джордж.
Тим остановился около Джоан перед кабинетом генерального секретаря.
- Ну, как Уолли? - спросил он, понижая голос.
- Ах, Тим, милый, все это так ужасно! - зашептала она. - Бедняжка Уолли, он никак не может решить, взяться ли ему за роль в новой телевизионной серии. Хотят, чтоб он играл бармена. А в этой серии все герои без конца ходят в бар. И Уолли боится, что, если серия затянется, он так и останется для всех навеки этим типажем, барменом. Что вы скажете, Тим?
- По-моему, ему надо рискнуть, Джоан.
- Вот и я так считаю, ради него же, не ради меня. Ведь как только ему начнут платить пятьдесят фунтов в неделю, так он сразу сочтет себя обязанным вернуться к этой женщине, к своим детям - да вы же знаете…
- Знаю, знаю. Но ведь серия может кончиться или герои перестанут ходить к Уолли в бар - и тогда он вернется к вам. И уж тут он не посмеет сказать, что вы стояли у него на пути, Джоан.
- Позвоню-ка я ему, пока вы будете у сэра Джорджа, - прошептала она. - Побудьте там хоть десять минут, Тим, миленький.
Сэр Джордж опять напустил на себя меланхолический вид римского императора времен упадка, задумавшегося над потерей своих легионов.
- Кемп, речь идет о плане Бодли-Кобем. Надеюсь, вы помните, что дали согласие взять это дело у Нейла Джонсона, а он обещал передать вам все материалы?
Тим кивнул и улыбнулся, вид у него стал деловитый, решительный, вся сонливость исчезла: видно, он всегда старался быть таким, каким сэр Джордж и не ожидал его видеть.
- Да, они у меня. Я все прочел. Можно сказать, не отрываясь. С огромным удовольствием. Очень хочу познакомиться с этой женщиной.
Сэр Джордж уставился на него.
- Вы меня удивляете, Кемп. Кстати, мы получили извещение, что до среды на будущей неделе ее видеть нельзя.
- Что ж, значит, съезжу к ней в среду. И если можно с самого утра, - сказал Тим, потирая руки.
- Разве Джонсон вам не рассказал про нее?
- Как же. Она - старая ведьма. Говорит без умолку. Обычно полупьяная. Нейл от нее в ужасе.
- Ну?
- Ну, а я в ужас не приду. У меня таких знакомых много. Главное, надо пить с ними вместе. Если и вы не напьетесь, как она, так никакого общения не получится.
- Допустим. Но не можете же вы начать пить с ней с утра.
- Еще как могу! Даже могу начать с вечера. Не с ней, а независимо от нее.
Сэр Джордж подозрительно посмотрел на него.
- Не забывайте, что вы там будете представлять Дискус.
Тим поднял руку: два пальца казались обуглившимися от вечной трубки.
- Я - служащий Дискуса и выполняю поручение Дискуса. Этого я не забуду, генеральный секретарь…
Как видно, на этой высокой ноте он и хотел закончить разговор, но вдруг вспомнил, что Джоан нужно дать еще время на телефонный разговор.
- Более того, - сказал он, - я знаю то, что вам, возможно, неизвестно. - Он сделал паузу и ради пущего драматизма, и ради выигрыша времени. - То, из-за чего мое посещение может стать срочно необходимым. - Опять пауза.
- Ну говорите, говорите же, в чем дело?
- Комси тоже взялся за эту леди, как ее…
- Не верю. Она настаивала на переговорах с нами.
- А теперь она прощупывает Комси.
- Откуда же вам это известно?
Тим объяснил, какая у него агентура в Комси.
Сэр Джордж пришел в ужас.
- Слушайте, Кемп, этого я не потерплю. Это просто-напросто нечестная игра. - Он ждал протеста, но Тим молчал. - Да и, кроме того, мне не верится, что эти девицы могут что-либо знать.
- Они все знают, - сказал Тим.
- Ерунда! Я говорю не об ответственных людях, таких, как миссис Дрейтон, я про обычных секретарш.
- Все знают.
У сэра Джорджа лицо налилось кровью, а с таким лицом он всегда начинал кричать.
- Кто это вам сказал?
- Это я вам говорю. Все знают.
- Что вы заладили одно и то же. Это действует на нервы. Неужели вы хотите меня уверить, что и наши девицы не только знают, что у нас происходит, но, может быть, звонят какому-нибудь субъекту из Комси…
- Ну, нет. Нет, нет и нет. Начать с того, что в Комси такого субъекта нет. Конечно, сам Майкл Стратеррик слушал бы любого без угрызений совести, но он слишком много мнит о себе, чтобы опускаться до такого уровня. А кроме того, если девицы даже все знают, им это неинтересно.
Сэр Джордж снова пришел в ужас.
- То есть как это неинтересно! Им должно быть интересно. Здравый смысл этого требует.
- А у них его нет. Я хочу сказать - нет здравого смысла. Я просто сохранил с ними дружбу - ведь я служил в Комси. А другу они расскажут все, что, по их мнению, ему интересно.
- Но где же их лояльность по отношению к Комси?
- Нигде. Им интересны люди, а не учреждение. И здесь, конечно, то же самое.
- Я всегда гордился лояльностью своих сотрудников, - напыщенно заговорил сэр Джордж.
- Разумеется, - сказал Тим выжидательно.
- Некоторые люди умеют вызывать лояльное отношение, другие - нет. Например, я удивился бы, если бы к Стратеррику так относились. Настолько он самовлюблен, эгоистичен, нервозен.
- Да, безусловно.
- А разумное руководство требует других качеств характера.
- Несомненно, несомненно.
Сэр Джордж переждал минуту-другую, взглянул на свой стол, потом в окошко.
- Ну, а если Комси действительно ведет переговоры с леди Бодли-Кобем, так как, по-вашему, там обстоят дела, Кемп?
- Сэр Майкл сам едет к ней. Разговор на высшем уровне.
- Но он ничего не знает про эту женщину. Вам, должно быть, не сказали, когда он едет?
- Пока нет. Но если он не окружит свой визит полной тайной, я скоро узнаю. Если ничего не случится, я сам появлюсь у нее в среду с самого утра. - Он широко улыбнулся сэру Джорджу, но тут же стер улыбку и встал. - Я вам больше не нужен, генеральный секретарь? Отлично! Кстати, если будете писать этой леди, сообщите ей, что я был в Комси, а сейчас, к счастью, вернулся в Дискус.
- Я так и собирался ей написать, Кемп, благодарю вас. - В сухости тона сэра Джорджа была ирония, более того - упрек.
Выйдя из кабинета, Тим наклонился над столом Джоан Дрейтон.
- Ну как, говорили с Уолли?
Джоан кивнула - вид у нее был несчастный.
- Он уже немного пьян. Знаете, ему предложили роль в театре, он хочет ее взять - будет играть швейцара в марокканском борделе в Драматическом театре. Спектакль очень авангардистский, очень символистский. Значит, он теперь не вернется к той женщине и к своим детям, потому что денег у него не будет, а она никогда не позволяет ему сидеть до полуночи, пить ее джин и виски и спорить всю ночь с режиссером и четырьмя другими участниками спектакля. А мне это ужасно утомительно, и хуже всего, когда пьеса авангардистская, символистская. Не знаю отчего, но это так.
- Оттого, что эти актеры весь вечер не общаются друг с другом, Джоан, - объяснил ей Тим, - а потом, как сумасшедшие, ищут общения. A-а, слышите - сэр Джордж!
Это прозвонил звонок.
- Да… Ну, как он?
- Так себе. Весьма так себе. - Тим отошел от стола и уже у дверей сказал: - Будет вам диктовать письмо к леди Бодли-Кобем - про меня.
- Господи, опять эта женщина!
- А вы не волнуйтесь!
Впрочем, какой смысл успокаивать бедную Джоан, или сэра Джорджа, или, уж если говорить правду, вообще кого бы то ни было, спросил себя Кемп уже в коридоре. Все они любят волноваться.