В первой половине 20 века в Полинезии на Эласских островах жили всего четверо белых людей: резидент Голландской Ост-Индской компании минхер Груйтер, миссионер и лекарь преподобный Джонс с сестрой и отосланный родней из Европы буян, тунеядец и бабник Рыжий Тед. Замкнутые в своем кругу, белые волей-неволей принимают участие в судьбах друг друга… и не всегда так, как хотелось или предполагалось. Иногда - к лучшему.
Сомерсет МОЭМ
Сосуд скверны
Рис. М. Майофиса.
Немного найдется на свете книг более содержательных, чем "Руководства по навигации", изданные Гидрографическим департаментом по распоряжению Адмиралтейства. Это - красивые тома, отпечатанные на тонкой бумаге, в разноцветных бумажных переплетах; они по большей части довольно дешевы. За четыре шиллинга, например, можно купить "Лоцию Янцзы", содержащую описание реки и руководство по навигации от Усуни до крайней навигационной точки, включая притоки Ханцзян, Ялуцзян и Мин-цзян. За три шиллинга вы становитесь обладателем третьего тома "Лоции Восточного Архипелага", охватывающего северо-восточную часть Целебесского, Молуккского и Джайлоло проливов, моря Банда и Арафурское и, наконец, северное, западное и юго-западное побережья Новой Гвинеи.
В эти мореходные справочники не так уж безопасно заглядывать и домоседу, не желающему нарушить свой покой, и тому, чей род занятий приковывает его к постоянному месту жительства. Ибо они волнуют воображение, и ни их деловой стиль, ни сжатость строго упорядоченного материала, продиктованная неумолимым практическим стремлением сообщить все необходимые данные, не могут затуманить поэтические видения, которые, подобно опьяняющему ветерку, овевают вашу фантазию, причем даже с большей силой, чем когда вы на самом деле приближаетесь к одному из сказочных островков Восточных морей, пленивших ваше возражение на страницах мореходных справочников.
Эти справочники точно указывают, где якорные стоянки, пристани, чем вас могут снабдить в том или ином месте и где можно получить пресную воду; в них обозначены маяки, бакены, течения, говорится о ветрах и погоде, о туземном населении и его занятиях. Но странно, когда подумаешь, с какой невозмутимостью все это изложено - так, словно бы к сказанному уже нечего более добавить. Ну а где же тайны природы и ее красота, романтика и обаяние неизведанного?
Перелистав страницы этой несловоохотливой книги, вы, быть может, случайно задержите внимание на таком абзаце:
"ПРОВИАНТ. В джунглях еще обитают дикие куры. Остров также служит убежищем для большого числа морских птиц. В лагунах водятся черепахи и разные рыбы, в том числе кефаль, встречаются акулы и морские собаки. Рыболовные сети нельзя продуктивно использовать, но можно ловить удочкой. Небольшой запас консервов и спирта хранится в прибрежной хижине для потерпевших кораблекрушение. Питьевая вода в колодце недалеко от пристани".
Что ж, неужели этого мало для вашего воображения, чтобы оно толкнуло вас отправиться в путь?
В том же томе, абзац из которого я привел, дано и сжатое описание Эласских островов. Они состоят из группы, или цепи, островов, "небольших, поросших лесом, простирающихся примерно на семьдесят пять миль с востока на запад и на сорок миль с севера на юг". Сведения о них весьма скудны; между островами есть проливы, некоторые суда проходили через них, но сами проливы еще мало исследованы и неизвестно, какую они представляют опасность для судоходства, а потому рекомендуется избегать их. На островах проживает около восьми тысяч человек, из коих двести китайцев и четыреста мусульман. Остальные туземцы - язычники. Главный остров Бару окружен рифами; на нем обитает голландский резидент. Белый дом резидента с красной крышей стоит на небольшом холме, он виден с почтовых судов Голландской королевской компании, когда они два раза в месяц заходят сюда, одни по пути в Макассар, другие в Мерауке, что в Голландской Новой Гвинее.
В некий период мировой истории резидентом на островах был минхер Эверт Груйтер. Он управлял туземцами с умеренной строгостью и при случае любил позабавиться. Он находил, что занять столь высокий пост в двадцать семь лет было великолепно; даже сейчас, когда ему исполнилось тридцать, мысль эта все еще радовала его. Телеграфной связи между его островами и Батавией в то время еще не было, почта приходила с такой задержкой и опозданием, что если Груйтер испрашивал какие-либо указания, то к тому времени, когда он получал их, они уже были совершенно бесполезны, а посему Груйтер больше полагался на собственное разумение и счастье, считая, что они уберегут его от начальства. Он был невысокого роста - немногим более пяти футов, чрезвычайно полнотелый и весьма цветущего вида. Из-за жары он брил голову, не носил бороды; гладко выбритое лицо его было круглым и красным, светлые брови едва заметны, в маленьких голубых глазах мелькал лукавый огонек. Зная, что вид у него далеко не внушительный, Груйтер тщательно одевался, дабы поддержать свое высокое положение. У себя в канцелярии или в суде он всегда появлялся в безукоризненном, без единого пятнышка, белом костюме. Правда, китель с блестящими медными пуговицами был ему тесен, обнаруживая тот неприятный факт, что хотя он и молод, но у него уже выпирает весьма округлый живот. Его благодушное лицо всегда блестело от пота, и он постоянно обмахивался опахалом из пальмовых листьев.
У себя дома резидент ходил в одном лишь саронге ; своей невысокой, округлой фигурой он напоминал раскормленного шестнадцатилетнего юнца. Вставал он рано, к шести часам утра ему всегда подавали один и тот же завтрак: ломоть папайи, холодную яичницу-глазунью из трех яиц, тонко нарезанный голландский сыр и чашку кофе. После завтрака он закуривал большую гаванскую сигару, читал газеты, словно они не были уже прочитаны от корки до корки, затем одевался и направлялся в свою канцелярию.
Как-то утром в спальню к нему вошел старший слуга-туземец и доложил, что туан Джонс спрашивает, можно ли ему войти. Груйтер уже в брюках стоял перед зеркалом и любовался своей гладкой дородной грудью. Он наклонился, потом откинулся назад, подобрал живот и с довольным видом звучно пошлепал себя по груди. Грудь и в самом деле была объемистой. Когда слуга доложил ему, он еще раз взглянул на себя в зеркало, встретил взгляд своих глаз и обменялся с ним легкой иронической улыбкой, спросив про себя, какого черта принесло этого посетителя. Эверт Груйтер легко и свободно изъяснялся на языках английском, голландском и малайском, но размышлял он преимущественно на голландском. Его он больше любил за приятную ему грубоватость.
- Попроси туана подождать. Скажи, что я выйду к нему, - сказал он слуге.
Резидент надел на голое тело китель, застегнулся на все пуговицы и размеренной важной походкой вошел в гостиную. При его появлении преподобный Оуэн Джонс поднялся со своего места.
- Доброе утро, мистер Джонс, - поздоровался резидент. - Вы, наверно, зашли, чтоб выпить со мной джина с содовой перед началом работы.
Джонс не улыбнулся.
- Я пришел сообщить вам об одном весьма прискорбном случае.
Ни слова, ни серьезный тон, каким они были сказаны, не произвели никакого впечатления на резидента, его голубые глазки излучали благодушие.
- Садитесь, мой дорогой. Закуривайте сигару.
Резидент отлично знал, что Оуэн Джонс не пьет и не курит, но ему доставляло удовольствие при каждой встрече из озорства предлагать и то и другое. Гость и сейчас отрицательно покачал головой.
Преподобный Джонс был главой баптистской миссии на Эласских островах. Он тоже постоянно находился на Бару, самом крупном из островов, с наибольшим населением. На нескольких других островах у него были молитвенные дома на попечении туземных помощников. Это был высокий худощавый мужчина лет сорока, меланхоличный, с вытянутым желтоватым лицом. Каштановые волосы уже поседели у него на висках и сильно поредели спереди. Все это придавало ему несколько отрешенный вид.
Резидент хотя и не любил его, но уважал. Не любил он его за ограниченность и категоричность. Сам по натуре неунывающий язычник, любивший хорошо пожить, насколько позволяют обстоятельства, Груйтер испытывал неприязнь к человеку, который с неодобрением относился к этому. Кроме того, он считал, что не следует ломать обычаи и образ жизни туземцев, укоренившийся у них веками, над чем усиленно трудился баптистский миссионер. Уважал же он его за то, что миссионер был честным, трудолюбивым и полезным человеком. Преподобный Джонс, австралиец валлийского происхождения был единственным квалифицированным врачом на всей группе островов, и было, конечно, приятно сознавать, что на случай болезни у тебя под рукой есть не только китайский знахарь, но и знающий врач; кроме того, никто лучше резидента не знал, какую пользу может принести мистер Джонс и какое милосердие он проявляет. Когда на островах вспыхнула эпидемия инфлуэнцы, миссионер работал за десятерых, и ни шторм, ни тайфун не могли помешать ему отправиться на какой-нибудь остров, если там нуждались в его помощи.
Джонс вместе с сестрой жил в маленьком белом домике в полумиле от деревни. Когда прибыл резидент, он встретил его на борту судна и пригласил поселиться у него, пока приведут в порядок его дом. Груйтер принял приглашение и увидел, как просто и скромно жила эта пара. Ему это было, конечно, не по нутру. Чай и три раза в день довольно скудная еда. А когда он зажег сигару, то Джонс вежливо, но твердо попросил его сделать одолжение и не курить, так как они с сестрой категорически не одобряют этого. На следующий же день Груйтер переехал к себе в дом, сбежав в панике, словно из чумного места. Он любил побалагурить и посмеяться, и было выше его сил оставаться с человеком, который всякую шутку воспринимал с величайшей серьезностью и даже ни разу не улыбнулся, слушая его лучшие анекдоты.
Преподобный Оуэн Джонс был, как видим, человек достойный, но абсолютно непригодный на роль компаньона. Что же касается мисс Джонс, то она была начисто лишена чувства юмора, работу миссионера она считала печальной обязанностью и выполняла ее так добросовестно, с таким очевидным убеждением в безнадежности всего сущего на земле, что, превозмогая себя, по мере сил мужественно старалась быть бодрой и веселой. Угрюмо взирала она на все светлые стороны жизни и с жестокостью ангела мести не ждала добра от своих собратьев. Мисс Джонс преподавала в миссионерской школе и помогала брату в его врачебной практике. Во время операций она вводила больному обезболивающие средства и была кастеляншей, сестрой и сиделкой в крошечной больнице, которую ее брат организовал при своей миссии. Так как резидент был неистощим на разного рода выдумки, то он никогда и не упускал возможности потешиться над той непреклонной борьбой со слабостями человеческими, которую вел преподобный Джонс, или посмеяться над вымученной жизнерадостностью его сестрицы. Потешался он над ними, как только мог.
Голландские корабли заходили на остров Бару на несколько часов, так что резидент мог поболтать с капитаном и старшим механиком. А когда в кои-то веки сюда заглянуло на три дня судно искателей жемчуга, прибывшее не то с острова Четверга, не то из порта Дарвин, тут уж он вовсю повеселился. Искатели жемчуга - большей частью грубые неотесанные, но крепкие и смелые ребята. На судне у них полно спиртного, а у каждого - уйма всяких историй и анекдотов. Резидент пригласил их всех к себе и угостил обильным обедом. Встреча прошла особенно удачно: все так напились, что искатели не смогли той ночью вернуться на корабль.
Кроме резидента и миссионера, на острове Бару жил еще третий белый по кличке Рыжий Тед, но он уж, бесспорно, был позором нашей цивилизации. Ни одного хорошего слова не скажешь о нем. Он навлек дурную славу на белых. И тем не менее, резидент иной раз находил, что если бы не Рыжий Тед, то он счел бы жизнь на острове Бару менее интересной.
Было довольно странно, что именно из-за этого субъекта преподобный Джонс решился нанести столь ранний визит, причем как раз в то время, когда он должен был наставлять юных язычников.
- Садитесь, мистер Джонс, - еще раз пригласил резидент. - Чем могу быть полезен?
- Я пришел к вам, дабы поговорить о человеке, которого все зовут Рыжим Тедом. Вы знаете, что он натворил?
- А что случилось?
- Неужели вы не слышали? Я полагал, что сержант уже доложил вам.
- Я не люблю, когда мои сотрудники беспокоят меня дома, если это не вызывается крайней необходимостью, - с некоторой важностью ответил резидент. - В отличие от вас, мистер Джонс, я работаю, чтобы иметь досуг, и люблю наслаждаться им без помех.
Однако преподобный Джонс пришел, по-видимому, для обстоятельного, серьезного разговора и не интересовался тем, как к этому отнесутся.
- Прошлой ночью учинен постыдный дебош в одной из китайских лавок. Рыжий Тед разнес вдребезги лавку и чуть не убил китайца.
- Наверно, снова напился, - спокойно заметил резидент.
- Конечно. А когда он бывает трезвым? Вызвали полицию, так он тут же набросился на сержанта. Понадобилось шесть человек, чтобы схватить его и отвести в тюрьму.
- Да, он здоровенный парень, - кивнул резидент.
- Полагаю, что теперь вы вышлете его отсюда в Макассар.
Резидент повернулся к миссионеру с оскорбленным видом, хотя в глазах у него мелькали веселые огоньки. Он был не дурак и прекрасно понял, куда гнет преподобный Джонс. К тому же налицо был подходящий случай немного подразнить его.
- К счастью, в данном случае достаточно и моей власти, чтобы решить это дело на месте, - сказал он.
- Вы имеете право выслать отсюда любого человека, и я убежден, что не составляет большого труда вовсе избавить нас от Рыжего Теда.
- Я, конечно, наделен такой властью, но вы-то как раз должны менее всего желать, чтобы я пользовался ею произвольно.
- Присутствие здесь этого человека - просто позор. С утра до вечера он пьян. Известно также, что он заводит связи то с одной, то с другой туземкой.
- Это весьма занятно, мистер Джонс. Обычно утверждают, что алкоголь хотя и возбуждает сексуальные желания, но препятствует их удовлетворению. А то, что вы говорите о Рыжем Теде, как будто не подтверждает такой взгляд.
Миссионер покраснел до корней волос.
- В данный момент я пришел не для того, чтобы обсуждать вопросы физиологии, - холодно ответил Джонс. - Поведение этого субъекта наносит огромный вред престижу белого человека. Он постоянно подрывает усилия, которые мы прилагаем, чтобы обитатели этих островов вели менее порочную жизнь. Это совершенно опустившийся человек.
- Простите мой вопрос, но вы предпринимали какие-нибудь попытки исправить его?
- Едва только Рыжий Тед появился здесь, как я сделал все, что в моих силах, чтобы сблизиться с ним. Но он упорно отворачивался от меня. А когда он учинил свои первый скандал, я пришел к нему и без обиняков сказал то, что думаю об этом. В ответ он обругал меня.
- Никто не ценит так высоко, как я, замечательный труд миссионеров на этих островах, но уверены ли вы в том, что всегда подходите к людям с должным пониманием и тактом?
Резидент остался доволен своей округлой фразой. Исключительно вежливой - и в то же время содержащей упрек, который должен уколоть. Миссионер печально посмотрел на него. Во взгляде его светилась чистосердечность.
- Когда Иисус увидел менял в храме, он плетью выгнал их оттуда. Нет, мистер Груйтер, разговоры о такте - это пустая трата времени. Нельзя уклоняться от того, чтобы до конца выполнить свой долг.
От этакой тирады преподобного Джонса резидент внезапно ощутил сухость во рту, и ему захотелось пива. Миссионер с серьезным видом наклонился к нему.
- Вы так же хорошо, как и я, знаете пороки этого человека. Нет необходимости еще раз напоминать вам о них. Для него нет никаких оправданий. Он уже переступил все границы. Сейчас у вас есть все основания разделаться с ним. И я прошу вас использовать вашу власть и навсегда изгнать его отсюда.
В глазах резидента заблистал особенно лукавый огонек. Возник повод позабавиться. Оказывается, люди еще более потешны, когда их и не хвалишь и не осуждаешь.
- Послушайте, правильно ли я вас понял, мистер Джонс? Вы требуете, чтобы я выслал этого человека, не выслушав свидетелей и того, что он скажет в свое оправдание?
- Какие могут быть у него оправдания?
Резидент медленно поднялся со своего стула и впрямь сумел придать себе больше достоинства, чем позволял его маленький рост.
- На этих островах я отправляю правосудие согласно законам голландского правительства. Позвольте указать вам, что я чрезвычайно удивлен тем обстоятельством, что вы пытались повлиять на выполнение моих судебных функций.
Миссионер слегка опешил. Никогда еще не случалось, чтобы этот самонадеянный мальчишка, на десять лет моложе его, разговаривал с ним таким тоном. Но едва он открыл рот, дабы объясниться и выразить извинения, как резидент, подняв свою маленькую пухлую руку, остановил его.
- Мне уже пора идти на службу, мистер Джонс. Желаю вам всего хорошего.
Миссионер попятился, поклонился и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Он бы, конечно, крайне удивился, если бы увидел, как повел себя резидент, когда он закрыл за собой дверь. Широко усмехаясь и растопырив пальцы, он показывал длинный нос вслед ушедшему Джонсу.
Несколько минут спустя резидент направился в свою канцелярию. Старший клерк, голландец-полукровка, доложил ему о ночном происшествии. В основном это было почти то же самое, что он услышал от преподобного Джонса. Суд был назначен на сегодня.
- Дело Рыжего Теда будет слушаться первым, минхер? - спросил старший клерк.
- Не вижу оснований для этого. Есть два или три дела, которые поступили раньше. Я буду рассматривать дела в надлежащем порядке.
- Быть может, минхер, поскольку Тед белый, то вы пожелаете сначала наедине переговорить с ним?
- Величие закона в том, что он не видит различия между белым и цветным, - несколько напыщенно произнес резидент.
Суд помещался в большой квадратной комнате с деревянными скамьями, на которых вплотную сидели туземцы. Все встали, когда сержант объявил о появлении резидента. Он вошел вместе с клерком и занял свое место за столом на небольшом возвышении. Позади на стене висел большой портрет королевы Вильгельмины.
Было рассмотрено с полдюжины дел, а затем ввели Рыжего Теда. Его поставили у скамьи подсудимых, в наручниках, с конвоирами по обеим сторонам. Резидент с суровым видом взглянул на него, но в глазах у него пряталась смешинка.