Когда Кёко почувствовала, что ждет ребенка, она страшно перепугалась. "Я боюсь, я боюсь", - повторяла она, прижимаясь к мужу. Из-за мучительных приступов тошноты у нее, казалось, помутился разум. Она босиком выбегала во двор и жевала сосновые иглы. Отправляя в школу неродного сына, она совала ему с собой по две коробочки с завтраком и почему-то обе - с рисом… А то вдруг уставится на ящик туалетного столика, и ей начинает казаться, будто он стал прозрачным и она видит лежащее внутри ручное зеркало с оправой камакурской резьбы. Среди ночи она просыпалась, садилась на матрац и подолгу разглядывала лицо спящего мужа. Со страхом думая о бренности человеческой жизни, она развязывала пояс спального кимоно: может быть, хотела задушить мужа. И вдруг разражалась слезами. Муж просыпался, ласково успокаивал ее и снова завязывал пояс. А Кёко сотрясалась в холодном ознобе, хотя была середина лета и даже ночью было жарко и душно.
- Кёко, не забывай, что у тебя будет ребенок, - уговаривал ее муж, тряся за плечи.
Врач советовал поместить ее в больницу. Кёко отказывалась, но в конце концов ее уговорили.
- Хорошо, я лягу в больницу, но перед этим отпустите меня на несколько дней к родителям, - попросила она.
Муж отвез ее в родительский дом.
А на следующий день она поехала в горы, где последнее время жила с прежним мужем. Было начало сентября - тогда они приехали туда дней на десять позже. В поезде ее снова стали мучить жестокие приступы рвоты и головокружения. Она даже боялась, что придется сойти раньше с поезда. Все же она добралась до места, и, когда вышла на станции и полной грудью вдохнула свежий воздух, ей сразу полегчало. Она пришла в себя - будто мгновенно рассеялось владевшее ею наваждение. Кёко остановилась и со странным чувством поглядела на окрестные горы. Темно-синие горные цепи четко выделялись на фоне неба. Кёко ощутила вокруг себя живой мир. Утирая полные теплой влаги глаза, она направилась к их бывшему дому. И сегодня, как и в тот день, слышалось пение синиц из рощи, темневшей на розовом фоне заката.
В доме кто-то жил: на окне второго этажа висели белые кружевные занавески. Не решаясь подойти ближе, Кёко глядела на дом и неожиданно, сама удивляясь своим словам, прошептала:
- Что будем делать, если ребенок окажется похожим на вас?
И, умиротворенная, пошла обратно к станции.
Птицы и звери
Птичье щебетание пробудило его от грез. Огромная клетка для птиц уже была погружена на старенький грузовик.
Она была в несколько раз больше, чем клетка из бамбука для перевозки опасных преступников, какие теперь можно увидеть на театральной сцене.
По-видимому, такси, на котором он ехал, незаметно вклинилось в вереницу автомашин похоронной процессии. На лобовом стекле автомашины, следовавшей за ним, был наклеен номер "23". Когда он поглядел на обочину дороги, они проезжали мимо дзэнского храма, перед которым стоял камень с высеченной на нем надписью: "Исторический памятник. Могила Сюндай Дадзая". На храмовых воротах висело объявление:
"В храме несчастье. Сегодня похороны".
Здесь была как раз середина подъема. Внизу - перекресток, где стоял регулировщик. Там сразу же скопилось не менее тридцати автомашин, и регулировщик никак не мог наладить движение.
Он поглядывал на клетку, предназначенную для выпускания птиц на волю, и все более нервничал.
- Который час? - спросил он у маленькой женщины, которая в почтительной позе сидела рядом, бережно держа на коленях корзину с цветами.
Маленькая служанка, само собой, часов не имела. Вместо нее ответил шофер:
- Без десяти семь. Правда, мои часы отстают на шесть-семь минут.
Июньский вечер был светел. Розы в корзине чересчур сильно пахли. Одуряющий запах цветущих деревьев, доносившийся из храмового двора, раздражал.
- Я опаздываю, нельзя ли побыстрее?
- Сейчас пропускают правый ряд. Не знаю, удастся ли проскочить. А на какое представление вы изволите ехать в зал Хибия? - Шофер, наверно, рассчитывал подхватить пассажиров, возвращающихся домой.
- На танцевальный вечер.
- Вот оно что! А сколько же времени вам потребуется, чтобы выпустить на волю такое множество птиц?
- Вроде бы плохая примета - повстречаться в пути с похоронами, - сказал он, пропустив мимо ушей вопрос шофера.
Послышалось беспорядочное хлопанье крыльев. Это подняли суматоху птицы в резко стронувшемся с места грузовике.
- Напротив, все считают это хорошей приметой, самой счастливой.
Как бы в подтверждение его слов машина удачно вильнула вправо и стала быстро обгонять похоронную процессию.
- Странно, казалось бы, наоборот! - Он засмеялся, но нашел естественным, что люди стали считать это хорошей приметой.
Стоит ли вообще тревожиться по такому поводу, ведь он едет всего лишь поглядеть на танцы в исполнении Тикако. Уж если говорить о плохой примете, то ею была не столько встреча с похоронной процессией, сколько бездыханные птицы, брошенные им дома.
- Вернемся домой, не забудь выкинуть корольков - они до сих пор в стенном шкафу на втором этаже, - небрежно сказал он служанке.
Минула уже неделя с тех пор, как испустила дух пара корольков. Он посчитал чересчур обременительным вытаскивать их из клетки и сунул их вместе с клеткой в стенной шкаф. Он и служанка настолько привыкли видеть эту клетку с дохлыми птицами, когда из того же шкафа брали дзабутоны для гостей, что просто забывали их выбросить.
Желтоголовый королек - одна из самых маленьких комнатных птиц, как и черная синица, буроголовая гаичка, крапивник, синий соловей и ласточка. Сверху он оливковый, снизу желтовато-серый. Головка тоже серая. На крыльях два белых пояска, концы перьев на подкрыльях желтые. На самой макушке - толстый черный кружок, обведенный желтой линией. Когда королек нахохлится, круглая желтая линия на голове становится особенно заметной, напоминая лепесток желтой хризантемы. У самца желтый цвет более яркий, с оранжевым оттенком. Королек забавно глядит своими глазками-бусинками, бойко летает по клетке. Он очень славный и в то же время не лишен строгой элегантности и благородства.
Торговец птицами принес пару корольков вечером, и он сразу поставил клетку в полутемную домашнюю божницу. Постоял рядом, глядя, как умилительно они спят. Тесно прижавшись, корольки уткнулись головками в перья друг друга и так и уснули, похожие на один клубок шерсти. Они казались единым целым, которое невозможно разделить.
У сорокалетнего холостяка шевельнулось в душе по-детски чистое чувство, и он еще долго с замиранием сердца глядел на клетку, стоявшую в божнице.
Найдется ли среди людей в какой-нибудь стране юная влюбленная пара, которая спала бы так умилительно, так красиво? - подумал он. Ему захотелось, чтобы кто-то еще увидел спящих корольков, но служанку он не позвал.
Со следующего дня даже во время еды он ставил клетку на стол и любовался корольками. Своих любимых птиц и зверюшек он держал поблизости и тогда, когда его посещали гости. Едва прислушиваясь к их разговору, он поглаживал птенца малиновки, стараясь приучить его брать корм с руки, либо терпеливо выискивал блох в шерсти комнатной собачки.
- Эта комнатная собачка - фаталистка, - говорил он гостям, - и именно это мне в ней нравится. Посади ее вот так к себе на колени либо в углу комнаты - она просидит не шевелясь полдня.
До тех пор, пока гость не начинал прощаться, он частенько даже не удостаивал его взглядом.
Летом он ставил на стол в гостиной стеклянный аквариум и, выпуская в него оризии и мальков карпа, говорил очередному гостю:
- Может быть, сказываются годы, но мне становится все более неприятно общаться с мужчинами. Я не люблю мужчин. Быстро устаю от них. Поэтому и когда ем, и когда путешествую, предпочитаю общество женщин.
- Наверно, вам нужно жениться.
- Навряд ли это что-нибудь даст, поскольку я предпочитаю холодных женщин. Подумаешь: она не способна проявить преданность, ну и сам тогда имеешь право быть равнодушным. В конце концов так спокойней. Я и служанок предпочитаю по возможности выбирать равнодушных.
- Видимо, поэтому вы и увлеклись животными?
- Нет, животные далеко не равнодушны. Просто мне становится тоскливо, если рядом нет чего-то живого, двигающегося.
Рассуждая так, он разглядывал в аквариуме разноцветных маленьких карпиков, следил, как посверкивает их чешуя, и, позабыв о сидящем рядом госте, думал о том, что и в этом ограниченном водном мирке существует множество удивительных цветовых оттенков.
Стоило торговцу раздобыть новую птицу, как он сразу же приносил ее к нему, хотя у него в кабинете их и так было свыше тридцати.
- Опять приходил торговец? - сердилась служанка.
- А что в этом дурного? Ты подумай: за такую дешевую цену я на несколько дней обрету хорошее настроение.
- Но вы слишком серьезно относитесь к птицам - только на них и глядите!
- Ты меня не запугивай! Считаешь небось, если так будет продолжаться, то я вообще тронусь умом и в доме все пойдет вверх тормашками?
С появлением каждой новой птицы его жизнь на несколько дней как бы обретала смысл.
На него нисходила благодать этого мира.
Общение с людьми не приносило ему такой радости, хотя в этом, наверное, была и его собственная вина. Не в красоте раковин и цветов, а в наблюдении за жизнью и повадками птиц раскрывалось ему чудо творения. Даже оказавшись в клетке, эти крошечные существа наслаждались радостью бытия.
Такой была и пара веселых, бойких корольков. Но спустя месяц, когда он, открыв клетку, насыпал туда корм, один из корольков вылетел на волю. Растерянная служанка никак не могла его поймать. Королек вылетел из дома и сел на камфарное дерево, росшее над погребом в саду. Листья дерева были в утренней росе. Птица, которая осталась в клетке, и та, что опустилась на камфарное дерево, громко и тревожно перекликались. Он поспешно вынес клетку и поставил ее на крышу погреба, а рядом положил шест для ловли птиц, обмазанный клеем. Птицы горестно призывали друг друга, но около полудня королек вспорхнул с камфарного дерева и улетел. Торговец птицами сказал, что эту пару корольков ему доставили с гор Никко.
В клетке осталась самочка. Он упрашивал торговца достать ему самца: пары корольков так умилительно спят! И сам побывал в нескольких лавках, но самца раздобыть не удалось. Наконец торговец птицами принес ему новую пару корольков, присланных из деревни. Он сказал, что ему нужен только самец, на что торговец ответил:
- Это пара - и разъединять ее нельзя. Покупайте самца, а самочку я дарю вам.
- Смогут ли три птицы ужиться вместе?
- Не беспокойтесь. Вы только на несколько дней поставьте клетки рядом - вот они и привыкнут друг к другу.
Но он, словно ребенок, получивший новую игрушку, не стал ждать. Не успел торговец уйти, как он тут же посадил новую пару в клетку, где оставалась прежняя самочка. Поднялся страшный переполох, какого он не ожидал. Новая пара металась по клетке и ни разу не опустилась на жердочку. Одинокая самочка, нахохлившись от страха, сидела на дне клетки и робко наблюдала за бестолковым метанием новой пары корольков. Те все время перекликались, словно попавшие в беду супруги. Ему было видно, как у всех трех корольков бурно колотились сердечки. Он поставил клетку в стенной шкаф, двое новых, попискивая, прижались друг к другу, а старая самочка сидела отдельно и все не могла успокоиться.
Так дело не пойдет, решил он и поместил птиц в отдельные клетки, но ему сразу же стало жаль оставшуюся в одиночестве старую самочку. Тогда он попробовал запустить в ее клетку нового самца. Но тот все время перекликался со своей подругой и никак не хотел подружиться с одинокой самочкой. Спустя некоторое время они все же уснули, прижавшись друг к другу. К вечеру следующего дня он снова посадил всех троих в одну клетку. Корольки вели себя спокойней, чем накануне, и вскоре все вместе уснули - самочки с двух сторон уткнулись головками в перья самца.
Уснул и он, поставив клетку у изголовья.
Но на следующее утро он обнаружил, что два королька спали, соединившись в клубок, а третья птичка, вытянув лапки, лежала с полураспущенными крыльями и открытыми глазами на дне клетки. Она была мертва. Не желая, чтобы дохлую птицу увидели спящие корольки, он потихоньку вытащил ее из клетки и, ничего не сказав служанке, выбросил в мусорный ящик. Совершено безжалостное убийство, подумал он.
- Какая же из них издохла? - бормотал он, разглядывая в клетке оставшихся корольков. Вопреки его предположениям, он с радостью убедился, что осталась в живых старая самочка. Ему она больше была по душе, чем новая, поскольку он успел к ней привыкнуть. Наверное, он обрадовался из чувства пристрастности. И сразу он, живший в одиночестве, без семьи, возненавидел себя за эту свою пристрастность:
- Коль скоро я пристрастен в любви, зачем было окружать себя животными?! Ведь есть такое превосходное существо, как человек!
Корольки считаются слабыми птицами и легко погибают. Но оставшаяся у него пара оказалась вполне здоровой и выносливой.
Близился сезон, когда он начинал кормить с руки птенцов разных диких птиц, которых доставляли ему с гор, - первым ему принесли незаконно пойманного птенца сорокопута, - и теперь уже у него не оставалось времени даже на то, чтобы выйти из дома на прогулку.
Он вынес на веранду таз с водой и стал купать корольков. В воду упал цветок глицинии.
Прислушиваясь к хлопанью крыльев по воде, он стал вычищать из клетки птичий помет. Как раз в этот момент послышался шум за забором. Похоже, дети горевали из-за какого-то животного. Не его ли жесткошерстный фокстерьер выскочил со двора, подумал он и поглядел через забор. Но оказалось, что дети гомонили там вокруг птенца жаворонка. Птенец стоял на мусорной куче на еще слабеньких лапках и время от времени взмахивал крылышками. Возьму его к себе, сразу решил он.
- Что случилось? - спросил он у детишек.
- Человек оттуда, - мальчик указал на соседний дом, выкрашенный ядовито-зеленой краской, - выбросил птенца на мусорную кучу. Он здесь умрет.
- Да, - холодно подтвердил он и отошел от забора. Он знал, что в этом доме держат нескольких жаворонков. А птенца, наверное, выкинули, не надеясь, что он станет певчим. Стоит ли подбирать никчемную птицу, подумал он, и охвативший его порыв милосердия тут же угас.
У птенцов некоторых птиц не сразу отличишь, кто самец, а кто самочка. Торговцы птицами нередко привозят с гор целые гнезда и по мере того, как распознают самок, избавляются от них: не певчих птиц никто покупать не станет. Да, любовь к животным сама собой приводит к тому, что люди требуют самых породистых, и это в свою очередь неизбежно порождает жестокость! Когда он видел у знакомых симпатичную зверюшку, ему хотелось немедленно заполучить ее - таков у него характер. Но по собственному опыту он знал, что подобное легкомыслие сродни жестокости, и, опасаясь, что лишь испортит себе настроение, никогда теперь не брал, как бы его ни уговаривали, выращенных другими птиц или собак - даже самых породистых.
На людей у него, жившего в одиночестве, была своя точка зрения: он не любил их. Не так просто оборвать узы, если они связали тебя с женой, родителями, детьми, братьями или даже с никудышным собеседником. И ты вынужден примириться и жить с ними рядом. И вдобавок у каждого имеется еще так называемое собственное "я"…
Уж лучше, считал он, заниматься животными, поставить целью создание идеальной формы - искусственной, порой немыслимой в природе. В этом есть некая печальная чистота, божественная свежесть первотворения. И он с холодной усмешкой наблюдал садизм любителей животных, прощал им безумные попытки добиться чистоты породы, ибо считал таких людей трагическим символом этого мира и человека в нем.
Ноябрьским вечером прошлого года к нему заглянул торговец собаками. Его лицо, по-видимому из-за хронической болезни почек, напоминало высохший мандарин.
- Только что случилось нечто ужасное, - смущенно заговорил он. - Я пошел в парк и спустил мою суку породы доберман с поводка. В парке было плохо видно из-за тумана. Не успел я и глазом моргнуть, как на нее уже залез бродячий пес. Я кинулся к ним, разъединил и так избил эту скотину, что она едва держалась на ногах. Навряд ли бродячий пес сделал свое дело, но знаете, по иронии судьбы, может, и успел.
- Сам виноват, что прошляпил. Ты ведь торговец - не следовало спускать с нее глаз.
- Ах, какой стыд! Рассказать кому - не поверят. Вот скотина, в одну минуту потерял из-за нее четыреста, а то и все пятьсот иен. - Желтые губы торговца жалобно скривились.
Чувственная собака, втянув голову, виновато глядела на страдающего болезнью почек торговца.
Торговец намеревался продать эту суку при его посредничестве. Но он, опасаясь за свой престиж, настойчиво убеждал торговца воздержаться от продажи, поскольку может родиться нечистокровный щенок. Тем не менее торговец, выждав некоторое время, продал добермана - так как нуждался в деньгах. Спустя несколько дней покупатель привел собаку к нему домой, сообщив, что на следующий день после покупки она родила мертвых щенков.
- Слышу, собака жалобно скулит, - рассказывал он. - Служанка отворила ставни и выглянула наружу: собака, должно быть, только что ощенилась и пожирала детенышей. Спросонья я никак не мог взять в толк, о чем говорила служанка… Мы даже не знали, сколько щенков было. Служанка видела, как та поедала последнего. Я сразу же вызвал ветеринара. Тот осмотрел добермана и сказал: торговцы обычно без предупреждения не продают покрытых собак; по всей видимости, роды были ненормальные; не исключено, что ее покрыл бродячий пес и ее жестоко потом избили, а может, у этой собаки привычка поедать своих щенков.
Выслушав ветеринара, мои домашние возмутились и потребовали, чтобы я возвратил собаку. Бедняжка, на нее жалко смотреть.
- Ну-ка поглядим, - он бесцеремонно подхватил собаку и потрогал сосцы. - Я думаю, она уже рожала до этого и кормила щенков. На этот раз она их съела лишь потому, что родила мертвыми. - Он говорил бесстрастно, хотя жалел собаку и негодовал про себя на бесчестный поступок торговца.
Случалось, и в его доме появлялись на свет беспородные щенки.