- Неужели ты поверил, что этот греческий бог помогал им передвигаться по морю без весел и парусов, пользуясь только кормовым рулем?
- Я не поверил, но я видел это своими глазами, - ответил юноша.
В тот же миг его рыжая борода стала черной и он вспомнил, что зовут его вовсе не Хайруддин Барбаросса, а так, как всегда и звали, - Мохаммед Али Бени.
Максим Александрович Джугашвили (ГРУЗИЯ)
Про Максима Джугашвили говорили, что он талантливый мистификатор. Сначала он был священником, потом занялся торговлей. Судя по фамилии, мог быть в родстве со Сталиным, но это не доказано. Профессиональным писателем он не был. Переводил с русского на грузинский произведения разных европейских и американских писателей для пиратских изданий. Дважды издавал сборники анекдотов, которые хорошо продавались. Помимо анекдотов там были и забавные истории из жизни грузинского кино. Из этого можно сделать вывод, что он и сам в какой-то степени был причастен к кинематографу. В каком качестве - осталось невыясненным. Умер в 2005 году от укуса лошади. Это, кстати, произошло во время съемок фильма. Рассказ (если воспроизводимый нами текст можно назвать рассказом) был напечатан в одной грузинской газете уже после смерти автора и может считаться его своеобразной исповедью журналисту, которую тот записал по памяти. Газета назвала эту историю
СТАЛИН В СЕМИНАРИИ
Во время Второй мировой войны мы с матерью оказались на оккупированной территории. Отец одного моего товарища, с которым мы вместе учились и который был немного старше меня, время от времени звал нас, ребят, к ним домой на чай. К чаю каждому выдавался кусочек сахару, а иногда даже и ленивый вареник, поэтому мы охотно отзывались на приглашение, несмотря на то что отец моего товарища надоедал нам до зевоты своими россказнями, уверенный, что мы приходим именно из-за них, а не из-за сахара. Сегодня мне жалко, что я не запомнил всех его историй, потому что те из них, что остались в моей памяти, кажутся мне все более и более замечательными.
Одну из них я помню отлично, она произвела на меня сильное впечатление потому, что тогда рассказчик мог заплатить за нее жизнью. Как-то раз отец моего товарища сообщил нам за чаем такое, за что не сносить бы ему головы, узнай немцы, что он болтает. Тогда, в 1943 году, на оккупированной ими территории, рассказ человека о том, что он учился вместе со Сталиным в духовной семинарии, а история была именно об этом, был достаточно веской причиной для того, чтобы уйти в небытие. Звучала история приблизительно следующим образом.
Хотя я уже в первых классах школы знал наизусть "Витязя в тигровой шкуре" Руставели, отец отдал меня учиться в духовную семинарию. Я оказался в большом некрасивом трехэтажном здании, где витал запах прогорклого масла. К моему большому удивлению, меня поместили не в большой спальне на восемь человек, как остальных семинаристов, хотя я ничем среди них не выделялся, а в маленькой комнатке, где стояло всего две кровати. Я занял одну половину комнаты, тетради, книги и одежду убрал в ночной столик, похожий на небольшой паровоз, и улегся. Второго ученика не было. Эту и несколько следующих ночей его кровать оставалась пустой.
В семинарии начались занятия. Я уже привык спать отдельно от всех, как тут появился мой сосед. Не видел, как он вселился, но о том, что он здесь, свидетельствовали разбросанные по всей комнате вещи. И еще я заметил, что нигде нет моей самой красивой тетради. Я решил, что новичок ее стянул. Увидел я его в столовой, волосы у него были черными, жесткими и торчали, как иглы у дикобраза, от него пахло перцовкой. Пока мы ждали, когда подадут еду, он перебил одного из наших соучеников, который хотел рассказать нам что-то о Пскове, и заставил выслушать анекдот. Я слушал и только диву давался.
ИСТОРИЯ ПРО ШТАНЫ
Приходит как-то в лавку к еврею один грузин, хочет купить штаны.
- Эти почем? - спрашивает он хозяина лавки.
- Семь рублей.
- Шесть, - говорит грузин.
- Ну, давай сторгуемся. Шесть с полтиной!
- Пять! - предлагает покупатель.
- Кто же так торгуется? - Еврей начинает нервничать. - Так не пойдет! Уступи и ты!
- Четыре! - заявляет грузин и принимается спокойно ковырять в носу, в то время как еврей в ярости воздевает руки к небу.
- Забирай даром! - вопит он и сует штаны грузину.
Грузин штаны берет, но не уходит. Стоит посреди лавки со свернутыми штанами под мышкой и озирается, словно что-то забыл.
- Чего тебе еще надо? - кричит еврей. - Забирай штаны даром, я же сказал. Забирай и поскорее проваливай с глаз долой!
- Ладно, - говорит грузин, - просто я пришел купить две пары.
Пока мой сосед по комнате рассказывал эту историю, я увидел на столе рядом с его тарелкой мою пропавшую тетрадь.
- Это моя! - заявил я.
Он повернулся ко мне, посмотрел на меня так, словно видит впервые в жизни, а потом ясно и громко приказал:
- Побрейся! Немедленно иди и побрейся!
Я бьсл изумлен и спросил одного из своих товарищей, сидевшего за столом рядом со мной, что мне делать. Он посмотрел на меня так, словно видит меня в последний раз, и шепнул:
- Немедленно иди и побрейся!
Я побрился, и в тот же вечер, перед сном, мой новый сосед спросил меня:
- Что это за книга у тебя на ночном столике?
- Это Руставели, - ответил я и, набравшись храбрости, видимо благодаря тому, что свет был уже погашен, продолжил: - А ты кто такой?
- Меня зовут Сталин, - сказал он. - Давненько я Руставели не перечитывал. Может, знаешь что-нибудь из него наизусть?
И тогда в темноте я продекламировал ему несколько глав из "Витязя в тигровой шкуре". С тех пор он начал повсюду таскать меня с собой и время от времени заставлял декламировать Руставели. И позже, когда мы покинули семинарию, я некоторое время оставался с ним. Я был чем-то вроде его ходячей энциклопедии.
Много позже я понял, что Руставели спас мне жизнь.
Джереми Дедециус (КАНАДА)
Джереми Дедециус - драматург и автор сценариев нескольких фильмов. Писал по-английски и по-французски. На английском его издавал "Винтаж интернейшнл", а на французском - "Бельфон". Говорят, что он был, как это принято называть, gost writer - автором текстов, публиковавшихся другим лицом. На одном из конкурсов завоевал звание "мистер Канада". Умер в Африке в 2003 году. В текстах, написанных им для театра, он не скрывал своих гомосексуальных наклонностей, яркий пример этого - драма "В чужой коже". Он жаловался, что прожил слишком много. Писал рассказы для американского и русского "Плейбоя", один из которых и включен в состав этой книги.
Я ЛЮБИЛ ЭДВАРДА СТИПЛВУДА
У Эдварда Стиплвуда были изящное телосложение и прекрасные темные глаза, которые всегда удивленно смотрели на окружавший его Торонто. Он не ориентировался в мире и так никогда и не узнал, где находится. Иногда, если вы замечали его неожиданно, он мог вызвать у вас такой энергетический шок, словно вы взглядом выпили мультивитаминный сок. Однажды (тогда мы уже стали любовниками) он вскрикнул во сне: "Господи боже мой!" Когда я спросил, что ему снилось, он процедил своим прекрасным ртом странный ответ: "Мне снилось, что я жив. И я пришел в ужас".
Как-то раз, заработав кое-какие деньги, я предложил ему вместе съездить в Африку.
- В черную Африку? - спросил он, оцепенев.
- Нет, в Северную, арабскую Африку. В Тунис или в Марокко. Это недорого.
- Можно, но только при условии, что перед этим мы обвенчаемся.
Я изумился и сказал, что такого нет нигде в мире, где это видано, чтобы венчались два мужчины?
Но он настаивал, упрямился, как я тогда считал, и поэтому я отправился в Тунис без него, на пятнадцать дней. Один-одинешенек. Передохнуть и подумать о наших с ним отношениях.
Однако это не помогло. Деревья там казались залитыми пивом, настолько блестел и сиял на них каждый лист. Волны разбивались о берег, а песок, если погрузить в него ноги (даже в носках), оказывал целебное действие. Но покоя я не нашел. Я думал только об Эдварде Стиплвуде, о том, как пахнут его волосы, о его фигуре. Остальное из воспоминаний испарялось постепенно, но непреодолимо.
До конца моего пребывания в Африке оставалось еще много времени, и я решил отправиться на экскурсию в пустыню. Нас повезли по каким-то коптским и берберским селениям в оазисах, мы смотрели нечто напоминавшее мужской балет на чудесно разукрашенных низкорослых лошадках, и при желании каждый из экскурсантов мог, предварительно заплатив, войти в шатер, где сидела гадалка, предсказывающая судьбу. Нас предупредили, что гадалка нема от рождения и именно в этом кроется ее магический дар. Я решил пойти к ней, хотя немые гадалки не вызывают у меня большого доверия.
В шатре меня ждали неожиданности. В центре стоял круглый стол, на котором сидел настоящий живой хамелеон. В волосах у гадалки был гребень из верблюжьей кости. Она усадила меня за стол с хамелеоном, и тогда я смог рассмотреть, где нахожусь. В шатре вокруг нас было множество самых разных предметов. Столики, стенные шкафы, устройства для поджаривания кофе, кувшины, стулья, лампы, миски из обожженной глины с рыбами, изображенными на внутренней поверхности, разнообразные вещицы из стекла, безделушки из железа и латуни, серебряные цепочки, деревянные подсвечники. Просто настоящая лавка старьевщика…
Тут старуха сделала мне успокаивающий знак рукой. Потом осторожно взяла со стола сидевшее там существо и посадила его на мое плечо. Хамелеон некоторое время устраивался, искал место поудобнее, несколько раз сменил цвет и наконец угнездился на левом плече. Посмотрел на меня левым глазом, и этого взгляда мне не забыть никогда. Он смотрел отдельно левым и правым глазом.
Потом немая гадалка приступила к делу. Я рассказал ей о проблеме, связанной с Эдвардом Стиплвудом, и о том, почему я приехал сюда один. Так как гадалка была просто немой, а не глухонемой, она все поняла, кивнула, и гадание началось. К моему удивлению, оно выражалось в том, что она подносила ко мне разные предметы, потом что-то рассматривала, жевала своими не умеющими говорить губами и время от времени посматривала на хамелеона, сидящего у меня на левом плече. Сначала она положила передо мной, а значит, и перед хамелеоном (он, несомненно, играл во всем этом ритуале какую-то особую роль) сито и живую змею. Хамелеон изменил цвет, а она быстро, словно испугавшись или передумав, убрала их в сторону и поместила передо мной другие предметы, теперь это были латунная ступка с пестиком и тарелка, наполненная инжиром. Так она сделала еще несколько неудачных попыток, постоянно следя за цветом хамелеона, который постоянно менялся. Потом она поставила передо мной три бутылки, одну большую и две маленькие, а также странный деревянный стул. Стул был выкрашен голубой краской и такой высокий, что сидеть на нем казалось невозможным, ну разве что если тебя поднимут и посадят на него, как на престол, или приставят к нему стремянку. Тут хамелеон стал красным, гадалка хлопнула в ладони и указала мне на стоящие передо мной вещи. Это было моим пророчеством. Непригодный к употреблению стул и три бутылки. Я остался в полнейшем недоумении, мне хотелось расспросить ее о подробностях, но она сняла хамелеона с моего плеча и выпроводила меня из шатра. Мое время истекло…
Я вернулся, нашел Эдварда Стиплвуда в своей квартире, мы продолжили жить вместе, иногда по вечерам, когда свет был уже погашен, я рассказывал ему об Африке, о Средиземном море, о немой гадалке и о нашем будущем размером ровно в тридцать лет, которое, невидимое, лежало перед нами.
Тем временем мир изменился, начали заключаться однополые браки, и мы с Эдвардом Стиплвудом наконец обвенчались. Мы были уже седыми, но мы были счастливы. И отправились в свадебное путешествие в Тунис, где и узнали, что означало то странное пророчество в шатре немой гадалки с хамелеоном.
Водитель машины, которого мы наняли, чтобы он возил нас по Тунису, не знал об этом ничего. Но некоторые более старые люди знали. Бутылки предназначались для того, чтобы наполнять их разными ароматическими жидкостями: одну большую - благовонием для дома, другую большую - благовонием для тела, ее берут с собой в хамам, а маленькую - ароматом мяты для чая. Высокий голубой стул был так необычно устроен для того, чтобы во время венчания уложить в пространство между сиденьем и землей приданое невесты. А все вместе представляло собой свадебные подарки. Таким образом, гадание предсказало, что мы с Эдвардом помиримся и обвенчаемся. Так оно и случилось.
Тунисский ветер завывал и закладывал нам уши. Посыпал нас песком из Сахары. Прямо здесь, на месте, мы устроили свадьбу по коптскому обряду. Эдвард Стиплвуд на высоком голубом стуле был дивной невестой, а в подарок мы получили три бутылки, одну маленькую и две большие.
Мехмед Бен и Али Бен Илдимри (ТУРЦИЯ)
О царьградском писателе Мехмеде Бен Илдимри почти ничего не известно. Рассказы, которые он публиковал в турецких газетах конца прошлого века, не были подписаны. Писал он по-турецки и по-английски - некоторые его тексты были адресованы не турецким читателям, а иностранцам. Как будто он рассказывал турецкие легенды тем, кто о них ничего не знает. И это производило совершенно неповторимое впечатление. Как раз по этой особенности можно определить его авторство, а кроме того, и по конструкции фразы, которая тяготеет к "украшательскому стилю" малоазиатского субконтинента. Стамбульское издательство "Агате ияупкилик" в 2000 году вело с ним переговоры об издании сборника рассказов, который должен был называться "Суп из дождя", но книга так и не была опубликована. Мехмеду Бен Илдимри приписывают фразу: "В гибели Турецкой империи виноват Египет".
Идентификация его произведений осложняется и тем обстоятельством, что существовал еще один Илдимри. Его звали Али Бен Илдимри, и, как одно время говорили, он был близнецом Мехмеда. По слухам, переселившимся и в XXI век, они писали вместе. Согласно этим же слухам, просочившимся из Египта, оба изучали в Англии водное хозяйство, после чего работали инженерами по эксплуатации Суэцкого канала. Под именем Али Бен Илдимри они опубликовали в издательстве "Митос" в Царьграде романы "Час помазания" и "Верблюдица по имени Пера". Были изданы также два сборника их рассказов на английском языке. Остается неизданной объемистая рукопись "Соль в исламе". Рассказ, который включен в эту книгу, появился после смерти Али Бен Илдимри, в 1999 году. Неизвестно, написал ли ее Али вместе с братом, но это представляется более вероятным, так как Мехмед Бен Илдимри перестал публиковаться после кончины Али Бен Илдимри.
ВОЗМОЖНО, ОНИ, КАК И МЫ, БЫЛИ ВЛЮБЛЕННЫМИ
Знаменитый царьградский музей Топкаписарай (в прошлом резиденция турецких султанов) на заре XXI века ввел одно удивительное и важное новшество. Руководство музея решило внести изменения в концепцию экспозиции. Подобно тому как египетский музей в Каире наконец-то, несмотря на многочисленные протесты, решился выставить на всеобщее обозрение мумии фараонов, что, в сущности, является осквернением этих вечных покойников, в царьградском Топкаписарае собрались с духом и представили вниманию посетителей белье известнейших турецких султанов - Сулеймана Великолепного, Махмуда Завоевателя и других. Итак, любой, кто заплатит за входной билет и чай в чайной музея, может теперь увидеть исподнее, которое носили султаны, и узнать, что это белье практически ничем не отличается от обычных, заметно мешковатых на заду подштанников и узких нательных рубах с разрезанными рукавами.
Но это только на первый взгляд. Белье это предназначалось вовсе не для того, чтобы согревать тело султана, об этом и без того было кому позаботиться. Дело в том, что оно сплошь покрыто чрезвычайно тонкой драгоценной вышивкой шелком нескольких цветов. Но и это не главное. Ибо ничто на свете не является таким, каким кажется на первый и даже на второй взгляд. Вышивка эта не просто вышивка, и если вы вглядитесь в нее повнимательнее да еще если умеете читать справа налево, то разберете, что она представляет собой огромный стихотворный текст - суры Корана, заговоры и заклинания, предназначенные для защиты духа и тела султана от врага, ранений, болезней и прочих невзгод. Все эти магические формулы, как бы мы их ни называли - обереги, мантры, мандалы, - служили одной цели: оберегали жизнь и здоровье султана от любых возможных неприятностей, при этом цвет ниток, которыми они были вышиты, играл далеко не последнюю роль. Красный защищал султана от любовных неудач, зеленый обеспечивал, чтобы путь под копытами султанского коня всегда был поросшим травой, желтый оберегал сердце султана от укола слева, а фиолетовый - сверху. Голубой цвет охранял от меча, черный - от стрелы…
Тут нужно заметить, что кураторы музея выставили далеко не все белье из потайных хранилищ Топкаписарая. Известно, что белье султана нельзя просто выбросить. Его или хоронили в земле по определенному обряду, или хранили в ризнице дворца. Так что, естественно, белья скопилось немало.
Как бы то ни было, пришел день, когда стало возможным увидеть в музее по крайней мере часть его. Чего только не прочтет теперь любознательный посетитель Топкаписарая через стекло шкафов и витрин, где на обозрение вывешены сокровенные предметы султанского туалета, например носки, на которых шелком вышитая змея оберегает ногу султана, когда тот вскакивает в седло, или связанная из конского волоса перчатка без пальцев, которую поддевают под обычную, чтобы стрела из лука султана всегда попадала в цель. А чего стоят надписи, вышитые разноцветными шелковыми нитками на подкладке из дорогой ткани или на интимных предметах туалета всемогущих властителей! Рои звезд небесного узора и созвездие, под которым родился султан, перенесены на его белье в том положении, которое наиболее благоприятно для султана и его намерений, поэтому некоторые рубахи напоминают мерцающие астрологические карты неба. На рубахе султана Баязета, белой как снег, на уровне сердца вышиты два человеческих глаза с бровями, изображенными внизу, под ними.
- Что это означает? - заинтересовалась моя невеста.
- Это означает, что у каждого, кто приблизится к султану, под взглядом таких перевернутых глаз правая рука должна превратиться в левую.
На размотанной чалме султана Селима Первого, протканной по всей длине золотыми нитями, было написано: "Всякое копье да пролетит выше чем в шестидесяти одном аршине от сапог султана!"
- Почему именно шестьдесят один аршин? - удивилась моя невеста.
- Потому что человек создан так, что рост его не превышает шестидесяти аршин от его обуви. Таким образом, любое копье пролетит на целый аршин выше головы султана, независимо от того, сидит ли он, стоит или скачет на коне…
Должен признаться, что одно время я со своей невестой довольно часто приходил в музей, чтобы читать эти шелковые прописи, через которые свисали пятицветные пояса.
Особенно нравился мне прозрачный платок, сотканный для того, чтобы султан Мурат Второй прикрывал им глаза и рот от ветра, песка и пыли. На платке было написано: "Никогда не порть человеческого лица, потому что оно не человечье, а создано по образу и подобию Божьему!"