– Пошли отсюда, зачем нам непонятки?
– Поучишь детей своих, а тут, что не видишь, человек в беде, – остудил горячившегося старший с седой бородой.
Мурад не мог стоять на ногах. Ему помогли двое подняться и довели до машины "Москвич". Затем принесли упакованные в связку доски и закрепили на верху багажника автомобиля. Все уселись в салон, и машина направилась от шоссе по просёлочной дороге в сторону просторных полей. Фары не включали и ехали по накатанной колее, освещаемой лунным светом. Приходящий в себя Мурад, ничего не понимал. Ему виделось, что он, качаясь на волнистой ухабистой дороге, движется в неизвестную тьму. Все молчали, и он был в неведении, кто эти люди, сидевшие рядом с ним. Всё, что он воспринимал в реальности, это то, что он в автомобиле, а остальное было за завесой неизвестности.
Через час или полтора машина остановилась. Мураду помогли зайти в дом. Освещением служила керосиновая лампа, стоявшая на столе, а вторая в виде светильника висела под потолком на метровой стальной проволоке. Пожилая женщина накрыла на стол. Мурад с трудом удерживался на стуле, тело его было как будто в судорогах, какая бывает от очень холодной воды. За столом остался человек с бородой. Остальные разошлись, покинув этот дом.
– Ты в затруднительном положении, говоришь с трудом, и мы не знаем, кто ты. Давай договоримся так, ты кивай головой на мои вопросы, если да – кивай прямо, если нет – в бок. Поешь с нами, а потом немного отдохнёшь.
Мурад не реагировал.
– Моя жена осмотрит тебя, она сказала, что ты не в себе и с тобой случилась беда.
Жестов Мурад не подавал никаких.
– Роза, помоги мне отвести этого человека на кровать, которую ты постелила для него.
Мурада уложили и укрыли покрывалом. Подошла Роза и сказала, чтобы выпил лекарство. Мурад отглотнул немного, и потребность в питье нахлынула на него. Он с жадностью выпил что-то похожее на квас. Роза принесла ещё, но поменьше. Он выпил и это. Затем положила под голову Мураду подушку и наложила на лоб холодную тряпку. Мурад провалился в сон.
– Живучий он, этот найденный вами человек, – сказала Роза, – увидишь, наберется сил за несколько дней.
– А что с ним? – спросил бородатый мужчина жену.
– Альберт, его отравили. Это видно по цвету лица и пятнам на шее и руках.
– От него разит алкоголем, а ты говоришь, отравили.
– Чаще всего травят через спиртное. Человек расслабляется и теряет бдительность. Глаза у него хорошие, умные.
– Вы женщины увидите и то, что иногда никогда не обнаружат другие.
– Ты забыл, что я потомственная ведунья и вижу человека по его ауре. У него ослаблена энергия жизни, но он человек духа, и мы поможем ему.
– Всегда поражаюсь твоей проницательности, идём спать, жена.
Роза кокетливо улыбнулась, и супруги ушли отдыхать.
Лучи света пробивались сквозь окно. Мурад встал, одёрнул занавески в стороны и увидел, что творится за окном. Виднелись несколько старых домов, множество сараев. Дальше простирались травянистые луга и упирались в стену леса. Что-то похожее на хутор напоминал этот вид из окна. Осмотрел комнату: пол был скрипучим, потолок в паутинах и закопчённый от керосинки. По всему видно, что дом очень старый. Кровь бегала по жилам, и Мурад мог передвигаться. Прошёл весь дом, никого не было.
На столе стояла бутыль с молоком и лежал хлеб. Мурад понюхал аромат хлеба, и чувство аппетита взыграло в нём. Трогать не стал еду, решив сначала познакомиться с хозяевами. Вышел во двор. Бегали несколько ребятишек босиком и гоняли штопаный мяч, невзирая на осень. Что-то это зрелище ему напомнило, но Мурад не мог вспомнить что. Бородатый мужчина в сапогах курил трубку и приветливо смотрел на него, поздоровавшись взглядом, Мурад прошёл по прилегающей местности, затем вернулся. Умылся с помощью Розы. Она полила ему из ковша воды и подала полотенце. Снял измятый пиджак и подошёл к Альберту, человеку с бородой.
– Здравствуйте, как я у Вас оказался?
– Не мучайся и не усердствуй пока, набирайся сил. Три дня человек гость, а там далее посмотрим, как нам всем быть. Скажу одно, с тобой приключилась беда, но видно, что ты ничего не помнишь. Пойдём кушать. Сейчас мы начали общаться, и это добрый знак. Вчера ты не мог вымолвить ни слова.
Роза сказала, чтобы Мурад кушал и чувствовал себя как дома.
– Я тебя вижу, ты без зла, поэтому прими нашу помощь.
Глаза её были опытными и проницательными. Все поели каши, а затем молоко с хлебом. Знакомые забытые впечатления от всего этого просыпались в памяти Мурада, но как он ни напрягал её, ничего вспомнить не удавалось. Просто ассоциации и всё. Немного поговорили, и Альберт сказал, что у него дела, а Мураду велел отдыхать.
– Для начала хватит движений, вспоминай, кто ты и откуда.
Мурад вздремнул несколько часов. Обстановка и эти люди приводили в недоумение. Он точно знал, что эта окружающая действительность для него совершенно новая, чем та жизнь, которую он знал до этого. Бегающие ребятишки босоногие, вот что его заинтересовало, он увидел в этом что-то близкое для себя, но объяснить не смог себе этого. Вышел в большую комнату. Роза готовила что-то из теста и творога. Движения её были слаженными, и она вся была поглощена своими действиями.
– Давно жду тебя, – по-свойски сказал Альберт, – присаживайся, будем пить чай.
– С удовольствием почаёвничаем.
Альберт заговорил:
– Мы евреи. Жили здесь в войну и остались в этом доме. Года наши проходят. Бежали от фашистов, когда они бесчинствовали в Крыму. С тех пор это наше хозяйство и дом наш здесь. Сын погиб на фронте. Эти люди в соседнем доме цыгане. У них много детей, но мы дружно уживаемся, и всех всё устраивает. Как видишь, мы одни с женой на белом свете остались, поэтому оставайся у нас, пока не найдёшь себя. С нами случалось много худого. Голод и скитания преследовали нас несколько лет, пока мы не обрели свой дом в этом заброшенном хуторе. Здесь даже есть в километре заброшенная старая церковь, построенная без единого гвоздя. Умели раньше люди жить, и процветало это хозяйство, видно, с размахом в удачно выбранном месте. Москва находится в 230 километрах отсюда. Мы там не бываем. У нас есть корова и несколько коз, в этом наша жизнь и пропитание. Иногда закупаем муку и крупы. Картошку и всё что по силам сами выращиваем. Земля здесь хорошая. Цыгане не любят работать, но у них свои способы пропитания, и живём мы мирно.
Альберт долго рассказывал про их жизнь с Розой, умышленно упуская то, что не следует никому знать. Это чувствовалось тогда, когда он задумывался и долго молчал, переходя на другую тему.
– Проверь свои карманы, найди хоть что-то, что могло бы вывести тебя на воспоминания.
Мурад нашёл это замечание правильным и стал осматривать содержимое своих карманов. Всё, что нашёл – это билет на поезд. Альберт заинтересованно рассматривал билет.
– Это южное направление, значит, ты должен был ехать неделю назад в Северо-Кавказском направлении, всё видно по билету. Имя своё помнишь?
– Пока ничего не приходит в голову, – ответил Мурад.
– Странно, что такое тебе могли сделать, чтобы память стёрлась. Я слышал, что есть такие препараты, но сам увидел впервые молодого здорового человека, забывшего всё. А может, ты не хочешь вспоминать своё прошлое, и твоя психика сопротивляется этому?
– Не знаю, Вам виднее, это Вы меня нашли.
– Роза говорит, что ты человек без зла и нам вреда не будет. Жизнь у нас была не сахар. Чтобы она так уверенно говорила хорошо о человеке, случилось впервые. Мы евреи испокон веков живём осторожной жизнью, но молодость пролетела незаметно, и бояться нам нечего. Кстати, цыгане интересуются тем, что ты рассказываешь и какие у тебя планы. Живём здесь своим мирком, знаем все друг друга по характерам и привычкам. Твоё появление меняет обычный ритм нашей жизни.
– Поговорить я могу с любым, что за вопросы?
– Пока рано тебе. Я сказал, что ты в нашем доме, и они ничего не теряют. Кормлю я тебя, и ты болен головой. Цыгане чувствуют людей и к тебе проявляют любопытство. Могут втянуть в свои промыслы тебя. Я этого не хочу. И Роза мне говорит, что нам по силам терпеть твоё присутствие. По годам ты как наш Исаак, который погиб. Будь в нашем доме, пока не увидишь проблески своей дороги.
С каждым днём самолюбие Мурада не позволяло ему бездействовать. За несколько дней переколол столько дров, что хватит на всю зиму этой семье, приютившей его. Ходил в лес вместе с Альбертом и Розой. Они собирали грибы и ягоды. Мураду не хватало терпения на эту дотошную работу по сбору ягод.
– Сразу видно с юга, там нет нужды в таких сборах. Два урожая в год собирают, и всё растёт в изобилии, – говорил с юмором Альберт.
– А Вы откуда знаете?
– Ты забыл, что мы жили в Крыму до войны, а евреи умеют жить, поверь мне.
Общение с каждым днём становилось всё дружественней. По вечерам Мурад выходил размять ноги, прогуливаясь по окрестностям. Дважды во время этих прогулок к нему подходил пообщаться цыган Степан.
– Странный ты тип, имя своё не говоришь, может, есть что скрывать?
Первый раз такой разговор Мурад пропустил мимо ушей, а вот во второй раз было сложнее. Степан беспардонно навязывался.
– Он имеет право на расспросы, – думал Мурад, – он здесь живёт семьёй, и дети имеются.
– Ну, так что, будем говорить или как? – говорил Степан.
– Говорим уже и что? – ответил Мурад.
– Ты не дерзи, появился тут у нас, многим это начинает не нравиться. Имеем жён, и жильё наше как крепость скрыто в лесах от ненужных глаз. Надо тебя в деле проверить. Если не расскажешь, кто ты, тогда только в деле мы увидим, что ты не засланный казачок.
– Я подумаю, – ответил Мурад.
– Нечего думать, – осмелел Степан, – чем дальше в лес, тем больше дров. Никто тебя здесь искать не будет, помни это.
– Ты меня пугаешь что ли? – спокойно среагировал Мурад.
– Видно ты закалённый жизнью, но долго так не протянешь здесь! Надо проявлять себя. Но ты меня понял. К тому же эти пожилые люди, что не свойственно евреям, приютили тебя. Только это и сдерживает нас, а то бы давно решили сами по тебе вопрос. Ладно, иди к своим ангелочкам кормильцам, – ехидно закончил Степан.
Мураду было неприятно общаться с этим цыганом, но по-своему он был прав. Логика была в его словах.
– Если не вспомню себя, начну действовать наугад. Документов нет, чем я отличаюсь от цыган. Стыдно у старых евреев находиться прихлебателем.
Мурад оставил эти размышления с направлением в будущее своего бытия. Он нервничал последующие дни после двусмысленных намёков Степана, что он здесь не к месту. Альберт с Розой называли его южанин, обращаясь к нему. Терпение и расположение этих людей делали невыносимым его пребывание в таком положении… – "гость из ниоткуда". Цыгане ежедневно заходили в дом к ним без приглашения и поводов. Могли находиться в доме часами. Мурад понял, что пожилым евреям некуда деваться, и они смиренно принимают такое соседство. Он чувствовал свою беспомощность что-то изменить. Стал надолго уходить в луга и тренировался, бокс и все приёмы вспоминались сами собой. Цыганята смотрели на него, как в цирке смотрят на клоуна.
Однажды Мурад зашёл за дом после очередной тренировки и увидел неожиданную картину. Стоя в тазу, мылась молодая цыганка, поливая себя из ковша. Она была совсем нагая. Стоящая грудь и формы её тела привели в замешательство Мурада.
– Что, убегать торопишься? Какой пугливый, – сказала она.
Не спеша прикрыв своё тело, она поставила ноги в тапочки и продолжила:
– Всё трудишься? Это тебе не поможет, если надумают тебя порешить. Здесь свои законы – наши.
– Ты же девушка и что себе позволяешь, – серьёзно заметил Мурад.
– Что хочу, то и позволяю, ты же на меня голую пялишься, кто тебе дал право меня обнажённую разглядывать? Что молчишь?
Мурад не знал, что говорить. Безкомплексность её обезоруживала его.
– Постой поговорим немного, соколик.
Мурад стоял как вкопанный, её чары действовали на него как удав на кролика.
– Я не замужем, не бойся, когда захочу любви, можем встретиться в лугах, – с блеском в глазах говорила она, – если будешь всему противиться, скажу что хотел меня взять силой, и увидишь, что будет дальше. Семья наша большая, и мы живём своей правдой.
Мурад развернулся и пошёл к дому.
– Даже эта женщина позволяет в отношении меня дерзить, – думал он.
На самом деле она хотела страстной любви, но в той форме как она это выразила, приводило Мурада в бешенство. Он рассказал Альберту о случившемся, тот позвал Розу и поведал ей.
– Она сильная гадалка, и её ценят в семье. Никого она не выбирает для себя, а на тебя почему-то глаз положила.
– Мы случайно столкнулись, и я всего лишь выслушал её.
– Плохо ты знаешь женщин, южанин. Будь осторожней с ней, такие – своего добиваются.
Беспокойство, перемешанное с желаниями молодости, роем перемещались в голове неискушённого Мурада.
– Надо что-то делать, жизнь становится всё веселее, – с самоиронией подвёл итог дня Мурад.
Степан чаще других заходил в дом, где жил Мурад. По всему было видно, что он желает вывести Мурада на общение. Видно было, что Степан, особенно не умничая, живёт одним днём. Иногда пропадал на несколько дней, потом снова появлялся в хуторе. Машина "Москвич" принадлежала брату Степана. Номеров на ней не было, и выезжали они на "Москвиче" не часто, но всегда возвращались с грузом. Машина была забита бытовым барахлом и продуктами. Выяснилось одно совпадение, когда уезжал Степан, тогда Мураду обязательно встречалась Аза, так звали ту цыганку, которую он увидел в неглиже. Она была красива, и игнорировать это было всё сложнее. Мурад выяснил у Розы и Альберта, что Аза племянница Степана, и он ей за отца, потому что её родители кочевали. Здраво всё взвесив и учитывая все "за" и "против", Мурад решил упростить взаимоотношения со Степаном, который явно делал погоду в доме семейства. На его приветствия Мурад стал отвечать радушием. Они ежедневно обменивались рукопожатием, и стало заметно уважительное отношение со стороны его семьи. Дети охотно помогали по любым бытовым вопросам, и было видно, что всё без подвоха.
– Двоих из наших забрали, – как-то недоговаривая смысл, сказал Степан, – не хватает мужских рук в доме, тебе надо зарабатывать, и в дом принесёшь что-нибудь, на радость ангелочкам евреям.
Мурад не обижался на такие выражения своих мыслей от Степана, понимая, что это он не со зла.
– Ну что, идём в дело? – твёрдо говорил Степан.
– В чём суть, какие заботы?
– Рано голосишь, увидишь всё по ходу и результаты тоже увидишь.
– Добро, идём, – коротко ответил Мурад.
– Я знал, что ты лихой хлопец, – обрадованно произнёс Степан.
Вечером они долго куда-то ехали и остановились у большого склада. Степан взломал замок привычным для него движением. Долго что-то выбирали. Наконец нашли, что искали, и перенесли несколько ящиков в машину. Затем ещё какие-то запакованные в непромокаемую ткань мешки, которые положили в багажник. Машина была забита до отказа, с этим направились обратно в хутор. На шоссе постовой указал им жезлом остановиться, но брат Степана прибавил газу и проехал мимо. Впереди шла колонна грузовиков, и поднималась пыль по всему шоссе. Умело обогнав несколько машин, водитель свернул в сторону на объездную дорогу и остановился, заглушив мотор. Через несколько минут проследовала машина ГАИ с включенными мигалками. Переждав пятнадцать минут, "Москвич" вернулся на шоссе и через двадцать километров свернул на второстепенную дорогу, не включая фар. Доехали до хутора за полночь. Степан пригласил в свой дом Мурада. Аза накрыла на стол еду и поставила бутыль с самогоном. Разлили по стаканам.
– Я не буду пить, – категорически сказал Мурад.
– Это ты бабушке с дедушкой скажешь, – остановил его Степан, – уважающие себя друзья вместе празднуют свой успех.
Пили, закусывали, Мурад расслабился, чего не бывало многие месяцы, которые он пребывал в этом месте. Степан играл на гитаре и задушевно пел вольные песни. Искренность, с которой он пел, заставляла погружаться в музыку, и слова ладно звучали. Аза расторопно закончила управляться с обслуживанием стола, вышла на середину комнаты и пустилась в пляс. Юбка играла на её бёдрах, а трясущаяся грудь взрывала воображение. Степан с родственником спокойно и мастерски музицировали, смотря сквозь танец Азы. Мурад был впечатлён и раскраснелся всем лицом. Цыгане делали вид, что не замечают его замешательства. Танцующая Аза притягивала своими движениями глаза Мурада, заставляя забыться, искоса и небрежно бросала свой взор при повороте в танце, и Мурад был пленён обворожительной Азой. Ушёл Мурад под утро. Такого концерта ему видеть не доводилось. Этот голос, задушевно исполненные песни и, разумеется, танец Азы, бесподобно меняли отношение к этим людям, любящим свободную жизнь во всех её проявлениях.
Альберт и Роза не спали.
– Всё-таки втянулся в промысел – говорил Альберт.
– Не мог отказаться от угощений, они соседи и игнорировать их – себе дороже.
– Говорить ты научился, всё у тебя объяснимо, вот только обратного хода нет из тёмных дел.
– Хватит поучать, Альберт. Мне же нужно общаться с людьми, вы живёте с ними рядом десятилетия и ничего.
Альберту было нечего возразить.
– Ты не обязан нам подчиняться, но мы привыкли к тебе и беспокоимся.
– Может общение мне обеспечит возрождение воспоминаний? – разумно сказал Мурад и отправился спать.
На следующий день зашёл по-свойски Степан. Принёс коробку с консервами разных видов и сумочку с медикаментами.
– Это ваш южанин заработал, принимайте своё по праву, – сказал Степан и вышел, попутно сообщив, что в семье много забот накопилось.
Лекарства были дефицитом и то, что оказалось в сумке, привело в восторг Розу, забывшую о том, как могло это появиться. С годами привычка меньше болтать и не задавать вопросы была усвоена в этом доме. Альберт молчал, но каждую консервную банку, с видом эксперта, осмотрел и убрал аккуратно в подпол.
Степан не появлялся четыре дня, и Мурад узнал от Азы, которую встретил у колодца, что он на деле и будет через три дня. Она говорила это обыденно, как своему человеку, давно знакомому. Попросила помочь донести флягу с водой до дома. Всегда дети гурьбой помогали ей в этом. Мурад совсем мало ещё знал эту девушку. Она спланировала всё заранее и терпеливо ждала у колодца, когда он выйдет из дома, постоянно возвращаясь в это место. План сработал, и Мурад понёс флягу, которую хрупкой девушке было не по силам донести одной. Доставив ношу, Мурад приготовился уйти. Когда проходил дверной проем, тогда и оказалась там Аза, идя на встречу с тарелкой наполненной картошкой. Глаза их встретились, и сила притяжения сработала безотказно. Картошка рассыпалась, стуча по доскам пола, Мурад провалился в объятия Азы, и жар её тела обволакивал его. Глаза томно глядели на Мурада, и она сказала:
– Хватит красть друг у друга жажду к любви, пора соединить порыв, ночью в лугах буду ждать тебя, безымянный мой.
Уснуть Мурад не мог, и сила притяжения победила разум. Он и она стали встречаться. Степан вернулся и был радушен к Мураду.