Итак, у вас отнимают все эти утонченные наслаждения, отнимают возможность утолять прихоти души и посылать стрелы Амура и оставляют вам только вульгарнейший из способов удовлетворения любовной страсти, примитивный и невинный атрибут Гименея, мирную дань любви, какую приносил простодушный Адам нашей общей праматери и которая, без сомнения, внушила Змею мысль научить ее чему-нибудь более изощренному. Впрочем, симптомы редко бываю столь недвусмысленны. Большинство супругов – слишком правоверные христиане, чтобы следовать обычаям языческой Греции. Поэтому необходимо напомнить мужьям о последних симптомах, к числу коих принадлежит вторжение на мирное супружеское ложе тех дерзких наслаждений, что являются по преимуществу пл одами беззаконной страсти. В надлежащее время и в надлежащем месте мы опишем эти пленительные симптомы более подробно; в ту пору, о которой мы ведем речь теперь, дело чаще всего ограничивается безразличием к супружеским обязанностям и даже отвращением к ним, оценить которое способны вполне лишь вы один.
Сообщив таким образом благородное достоинство супружеской жизни с вами, жена ваша идет дальше и принимается утверждать, что ей надлежит иметь свое мнение, а вам – свое. "Если женщина вышла замуж, – говорит она, – это вовсе не означает, что она поклялась отречься от собственного разумения. Неужели женщины в самом деле всего лишь рабыни мужчин? Человеческим законам под силу сковать тело, но не мысль!.. Господь поместил ее слишком близко от своего престола, чтобы тираны дерзнули поднять на нее руку".
Идеи такого рода посещают вашу супругу либо потому, что вы не помешали ей получить чересчур свободное воспитание, либо потому, что вы оставили ей чересчур много времени на раздумья. Об этом мы поговорим особо в Размышлении, посвященном "Семейному образованию".
Затем ваша жена начинает употреблять выражения "моя спальня, моя постель, мои покои". На ваши вопросы она то и дело отвечает: "Но, друг мой, это вас не касается!" или: "Мужчины ведут дом по-своему, а женщины – по-своему". Или же, насмехаясь над мужчинами, сующими нос в хозяйственные дела, объявляет, что "есть вещи, в которых мужчины решительно ничего не смыслят".
Число вещей, в которых вы решительно ничего не смыслите, будет расти с каждым днем.
Однажды утром в вашем домашнем храме вы увидите два алтаря на том месте, где привыкли видеть один. Между алтарем вашей жены и вашим алтарем разверзнется пропасть, которая с каждым днем будет становиться все более и более глубокой – исключительно во имя защиты достоинства замужней женщины.
Вы узнаете множество новых идей, которые вам помимо вашей воли внушат с помощью живой силы – силы весьма древней и весьма мало известной. Сила пара, коня, человека или воды приносит людям неоценимую пользу, но женщину природа наделила нравственной силой, с которой все перечисленные выше силы тягаться неспособны: назовем ее силой трещотки. Женщина, прибегнувшая к этой силе, не умолкает ни на минуту, она вечно твердит одни и те же слова, вечно отстаивает одни и те же идеи, так что вы соглашаетесь на все что угодно, лишь бы вас оставили в покое.
Сила трещотки докажет вам:
что вам повезло, ибо вы взяли в супруги женщину несравненных достоинств;
что, выйдя за вас, она оказала вам незаслуженную честь;
что женщины часто смотрят на вещи куда более здраво, чем мужчины;
что вам следовало бы всегда и обо всем придерживаться мнения вашей жены;
что вы обязаны уважать мать ваших детей, чтить ее, доверять ей;
что наилучший способ не быть обманутым заключается в том, чтобы положиться на деликатность женщины: ведь согласно некоторым старинным предрассудкам, которым мы по слабости душевной позволили распространиться в обществе, мужчина неспособен помешать своей жене его минотавризировать;
что законная жена – лучшая подруга мужчины; что женщина – хозяйка в своем доме и королева в своей гостиной и проч.
Те, кто пытаются проявить твердость и противостоять борьбе за достоинство замужней женщины, осуждены пополнить разряд обреченных.
Вначале они затевают ссоры, что сообщает им в глазах жен вид тиранов. Тирания же мужа всегда служит ужасным оправданием для непоследовательности жены. Вдобавок в этих мимолетных спорах женщины неопровержимо доказывают своим и нашим родным, всему свету, да и нам самим, что неправы именно мы. Если же ради собственного спокойствия или из любви к жене вы признаёте пресловутые права замужней женщины, вы даете вашей благоверной преимущество, которым она будет пользоваться вечно. Муж, как и правительство, ни за что не должен признаваться в ошибках. Иначе женское достоинство продолжит свою тайную работу и окончательно лишит вас власти; вы погубите себя, и рано или поздно дело кончится тем, что жена выгонит вас из своей постели.
Если женщина проницательна, остроумна, лукава, имеет довольно досуга, чтобы оттачивать иронические реплики, она при первой же размолвке примется поднимать вас на смех. День, когда она впервые высмеет вас, станет последним днем вашей счастливой жизни. Власти вашей придет конец. Женщина, которая смеется над мужем, не может его любить. В глазах любящей женщины мужчина – существо сильное, величавое и внушающее почтение. Без деспотизма семья невозможна. Задумайтесь об этом, народы!
Многосложные меры, которые должен принимать мужчина ввиду столь серьезных событий, – та высокая политика брака, что станет предметом Второй и Третьей частей нашего сочинения. Эта настольная книга супруга-макиавеллиста научит вас, как вырасти в глазах легкомысленного существа, чья душа, как говорил Наполеон, соткана из кружев. Вы узнаете, каким образом мужчина может выказать себя человеком с душой, выкованной из стали, как может он вступить в навязанную ему домашнюю войну и ради спасения семейного счастья всегда и во всем утверждать свою волю. В самом деле, если вы пойдете на уступки, жена потеряет к вам уважение, ибо сочтет вас человеком слабым; она перестанет видеть в вас мужчину. Однако теперь еще не время подробно описывать меры, позволяющие мужу сочетать изящество манер с жесткостью деяний; ограничимся указанием на важность этих мер и двинемся дальше.
В роковую эпоху, о которой мы ведем речь, супруга ваша чрезвычайно ловко отвоюет себе право выезжать без вас.
Еще недавно вы были ее богом, ее идолом. Теперь благоговение вашей жены слегка поостыло и уже не мешает ей замечать дыры на платье святых.
– О Боже, друг мой, – говорила госпожа де Лавальер мужу, – как скверно вы носите шпагу. Господин де Ришелье прикрепляет ее к поясу с гораздо большим вкусом; отчего бы вам не последовать его примеру?
– Дорогая моя, вы не могли с большим остроумием напомнить мне, что мы женаты уже целых пять месяцев!.." – отвечал герцог, и ответ его снискал в царствование Людовика XV громкую славу.
Жена начнет изучать ваш характер, дабы понять, какое оружие пустить в ход. Об этом изучении, столь пагубном для любви, будут свидетельствовать тысячи мелких ловушек, которые она примется расставлять вам, чтобы вы разозлились и нагрубили ей: ведь если у женщины нет предлогов для минотавризации супруга, она пытается их выдумать.
Быть может, она возьмет за правило садиться за стол, не дожидаясь вас.
Проезжая по городу в экипаже, она будет указывать вам достопримечательности, которых вы не заметили, будет, не смущаясь, напевать в вашем* присутствии, будет перебивать вас, а подчас вовсе не удостаивать вас ответом; двадцатью различными способами она будет доказывать вам, что ваше присутствие не лишает ее ни дарований, ни здравомыслия.
Она попытается полностью отстранить вас от ведения хозяйства, дабы распоряжаться вашим состоянием самолично. Во-первых, борьба эта развлечет ее душу, скучающую или чересчур возбужденную; во-вторых, ваше сопротивление даст ей новую почву для насмешек. За словами дело не станет, а ироническая улыбка у нас во Франции губит человека так быстро!
Время от времени жену вашу начнут мучить мигрени и нервические припадки; впрочем, эти симптомы заслуживают отдельного Размышления.
В свете она будет говорить о вас, не краснея, и смотреть на вас с самоуверенным видом.
Она будет осуждать самые незначительные ваши поступки, потому что они противоречат ее идеям и тайным намерениям.
Она прекратит интересоваться всем, что до вас касается, и даже не будет знать, обеспечены ли вы всем необходимым. Не с вами будет она теперь сравнивать окружающих ее мужчин.
По примеру Людовика XIV, дарившего своим любовницам ветви апельсинового дерева, которые главный садовник Версаля каждое утро ставил ему на стол, господин де Вивонн в начале супружеской жизни почти ежедневно преподносил жене редкие цветы. Однажды он обнаружил, что очередной букет не стоит, как обычно, в вазе с водой, а валяется на консоли. – "Ну-ну! – сказал он, – если меня еще не одурачили, то одурачат в самое ближайшее время".
Вы уехали из дому на неделю и не получили от нее ни одного письма или получили письмо на одной-единственной странице… Это симптом.
Вы подъезжаете к жене на породистой лошади, которую очень любите, и жена, между двумя поцелуями, осведомляется о здоровье лошади и о том, сыта ли она… Симптом.
Вы можете сами продолжить перечень симптомов такого рода. Мы стараемся набрасывать в этом сочинение обширные фрески, представляя читателям дополнять их миниатюрами. Признаки охлаждения, едва заметные среди житейских происшествий, зависят от характеров и потому отличаются бесконечным разнообразием. Одного тревожит манера женыкутаться в шаль, другой догадается о безразличии жены, лишь когда она оставит голодным его осла.
Прекрасным весенним утром, по окончании бала или накануне загородной поездки, описываемое нами положение вступает в свою заключительную фазу. Супруга ваша скучает, и дозволенное счастье ее уже не радует. Ее чувства, воображение, быть может, прихотливая природа – все алчет любовника. Однако она еще дерзает ввязаться в интригу, последствия и подробности которой ее не пугают. Вы еще что-то для нее значите – но значите совсем немного. Со своей стороны, любовник предстает ей во всем блеске новизны, во всем очаровании тайны. В присутствии неприятеля борьба, свершающаяся в сердце вашей жены, становится куда более серьезной, чем прежде. Очень скоро дело доходит до того, что чем больше преград вырастает на ее пути и чем больше опасностей ее подстерегают, тем сильнее желает она ринуться в эту восхитительную бездну страхов, удовольствий, тревог и услад. Воображение ее разгорается. Грядущее окрашивается в ее уме цветами романтическими и таинственными. Душа подсказывает ей, что весь этот спор, так много значащий для всякой женщины, сообщает жизни новый вкус. Все в женском сердце приходит в волнение, все рушится и бунтует. Жена ваша начинает вести существование в три раза более насыщенное, чем прежде, и судит о будущем по настоящему. Теперь те немногие услады, какие подарили ей вы, свидетельствуют против вас, ибо удовольствия, которые она уже испытала, волнуют ее куда меньше, нежели те, которые ей предстоит испытать; воображение убеждает ее, что с любовником, против которого восстают законы, она обретет счастье куда более приятное, нежели с вами. Одним словом, ужас дарит ей радость, а радость вселяет в нее ужас. Вдобавок ей нравится неотвратимая опасность, нравится дамоклов меч, который повесили над ее головой не кто иной, как вы, и, следовательно, она предпочитает неистовую агонию страсти той пустоте супружеской жизни, что хуже смерти, тому безразличию, что является не столько чувством, сколько отсутствием всякого чувства.
Вы, супруг, отправляющийся повидать кое-кого в министерстве финансов, проверить счета в банке, продать ценные бумаги на бирже или произнести речь в палате депутатов; вы, юноша, подобно многим другим клявшийся, как то было описано в нашем первом Размышлении, защищать ваше счастье, защищая вашу жену, – что можете вы противопоставить охватившим ее желаниям – строго говоря, вполне естественным?.. – ведь для этих пылких созданий жить значит чувствовать, а отсутствие чувств для них равносильно смерти. В силу этого закона ваши супруги минотавризируют вас, даже сами того не желая. "Сие, – говорил д’Аламбер, – есть следствие законов движения!" Итак, чем же можете вы защитить себя? Чем?
Увы! пусть даже ваша жена еще не надкусила яблоко, предложенное Змеем, Змей этот уже совсем рядом; вы спите, мы пробуждаемся и приступаем к предмету нашего сочинения.
Не подсчитывая, сколько мужей из тех пятисот тысяч, которым посвящена эта книга, относится, по-видимому, к категории обреченных от природы, сколько мужей из этого общего количества дурно выбрали себе жену, а сколько неудачно начали супружескую жизнь, не пытаясь дознаться, много или мало в этой обширной компании таких супругов, которые способны противостоять надвигающейся на них грозе, мы изложим во Второй и Третьей части этого сочинения известные нам способы сразиться с Минотавром и отстоять женскую добродетель. Впрочем, даже пав жертвою рока, дьявола, целибата или случая, вы, быть может, утешитесь, следя за ходом чужих любовных интриг и присутствуя при сражениях, разыгрывающихся в лоне любой семьи. Множество людей устроены так счастливо, что если показать им место действия и растолковать, как и почему все произошло, они чешут в затылке, потирают руки, топают ногой – и больше уже ни в чем не нуждаются.
Размышление IX
Эпилог
Верные своему обещанию, мы изложили в первой части нашего сочинения общие причины, приводящие семейные союзы к тому прискорбному положению, которое мы только что описали, и, набрасывая эти брачные пролегомены, указали способ избежать несчастья, назвав ошибки, которых не следует совершать.
Однако эти предварительные соображения остались бы неполны, если бы, пролив некоторый свет на непоследовательность наших идей, нравов и законов в отношении предмета, волнующего почти всех смертных, мы не попытались бы коротко обрисовать политические причины этого общественного недуга. Разве не обязан истинный философ, вскрыв тайные пороки того или иного установления, задаться вопросом, отчего и как наши нравы сделали это установление порочным.
Система законов и нравов, правящая сегодня женщинами и браком во Франции, есть плод древних верований и традиций, не имеющих ничего общего с вечными принципами разума и справедливости, утвержденными великой революцией 1789 года.
Три великих потрясения повлияли на судьбу Франции: римское завоевание, христианство и вторжение франков. Каждое из этих событий наложило глубокий отпечаток на землю, законы, нравы и дух нации.
Греция, стоящая одной ногой в Европе, а другой – в Азии, избрала свои супружеские установления под действием неги, разлитой в южном климате; она обязана ими Востоку, где ее философы, законодатели и поэты черпали потаенную мудрость Египта и Халдеи. Полное затворничество женщин – плод палящего азиатского солнца – легло в основу законов греческих и ионийских. Гречанки не покидали пределов мраморного гинекея. Отечество ограничивалось для древних греков родным городом, и немногочисленным юношам, растрачивавшим молодые силы прежде всего в нелегких гимнастических упражнениях, без которых в те героические времена невозможно было отличиться в воинском искусстве, для удовлетворения просыпающейся страсти хватало куртизанок, связанных множеством уз с изящными искусствами и религией.
Рим в начале своего царственного пути заимствовал у Греции принципы законодательства, способные привиться под итальянским небом, и среди них – абсолютную несвободу замужней женщины. Сенат, понимая, как много значит для республики добродетель, насаждал строгость нравов посредством чрезвычайного усиления власти мужней и отцовской. Зависимость женщины от мужчины сделалась повсеместной. Восточное затворничество предстало долгом, нравственным законом, добродетелью. Отсюда – храмы, посвященные богине Целомудрия или святости брачных уз, отсюда – цензоры, приданое, законы против роскоши, почтение к матронам и все прочие основы римского права. Не случайно три переворота в государственном устройстве Рима явились следствием трех покушений на целомудрие трех римлянок; не случайно появление женщин на политическом поприще становилось предметом особых указов! Прославленные римлянки, обреченные быть только супругами и матерями, проводили жизнь в четырех стенах, посвящая свои дни воспитанию будущих властелинов мира. Рим обходился без куртизанок, ибо римские юноши истощали силы в бесконечных сражениях. Распутство вторглось в жизнь лишь с приходом к власти императоров-деспотов; впрочем, и в эту пору предрассудки, рожденные древними преданиями, оставались столь живучи, что женщины никогда не играли на римском театре. Все эти сведения пригодятся нам для быстрого обзора истории брака во Франции.
Покорив галлов, римляне навязали покоренным свои законы, но не сумели истребить в душах наших предков глубокое почтение к женщинам, которых древние верования представляли вестницами божества. Тем не менее в конце концов римские законы приобрели абсолютное главенство в том краю, что звался Gallia togata и что слыл краем законов писаных; впрочем, в тех краях, где люди руководствовались обычным правом, брачные установления также многое переняли от Рима и его права.
Однако, пока шла эта борьба законов с нравами, Галлию захватили франки, нарекшие ее сладостным именем Франции. Эти северные воители принесли с собою галантность, рожденную в хладном климате, где мужчины, в отличие от ревнивых деспотов Востока, не держат своих подруг взаперти и не нуждаются в множестве жен. Больше того, женщины, почти обожествляемые северными мужчинами, согревали их частную жизнь своими красноречивыми чувствами. Сонная чувственность нуждалась в разнообразии возбудителей, в переходе от силы к нежности, в раздражении мыслей и мнимых преградах, какие воздвигает перед влюбленными женское кокетство, – иначе говоря, в тех уловках, которых мы коснулись в первой части нашей книги и которые как нельзя лучше отвечают потребностям людей, рожденных в умеренном климате Франции.
Итак, удел Востока – безумные страсти, черные кудри и гаремы, богини любви, роскошь, поэзия и памятники искусства. Удел Запада – свобода женщин, всевластие их белокурых головок, галантность, феи, колдуньи, глубокие потрясения души, нежные волнения меланхолии и любовь до гробовой доски.
Две эти системы, возникшие в противоположных частях земного шара, скрестили оружие во Франции; часть ее территории, "земля ок", хранила верность восточным верованиям, меж тем как другая, "земля ойль", берегла те традиции, что приписывают женщине волшебную власть над миром. На языке "ойль" любовь требует покровов, на языке "ок" любить значит видеть.
В самый разгар этой схватки во Франции восторжествовало христианство, проповедницами которого сделались женщины, а святыней – женщина под именем Матери Божией, занявшая в бретонских, вандейских и арденнских лесах то место, что занимали прежде идолы, обитавшие в дуплах древних друидических дубов.