§ 1. О мышеловках
Хотя мужу, о котором мы ведем речь, приходится нелегко, мы исходим из предположения, что любовник еще не сделался полноправным гражданином его супружеских владений. Нередко муж догадывается, что его жена завела любовника, но не знает, кто из пяти или шести избранников (выше мы уже сказали, что число подозреваемых ни в коем случае не должно превосходить пяти-шести) – истинный преступник. Сомнения мужей проистекают, разумеется, из некоего нравственного недуга, излечить который вам незамедлительно поможет доктор брачных наук.
Фуше располагал в Париже тремя или четырьмя домами, куда приходили люди самого высокого звания; хозяйки этих домов были всецело преданы Фуше, и преданность их обходилась государству недешево. Министр называл эти дома, где ничего не подозревавшие гости чувствовали себя совершенно непринужденно, своими мышеловками. Не один человек был арестован после бала, где блестящие парижские аристократы поневоле становились сообщниками ораторианца.
Расположить жареные орешки так искусно, чтобы женщина протянула к ним свою белую ручку и попалась в мышеловку, нелегко, ибо благоверная ваша, без сомнения, держится настороже; но не бойтесь, в вашем распоряжении по меньшей мере три вида мышеловок: НЕОТРАЗИМАЯ, ОБМАНКА и С ПРУЖИНОЙ.
Мышеловка неотразимая
Дано: мужья А и Б желают опознать любовников своих жен. Поместим мужа А в самом центре залы, перед столом, ломящимся от фруктов в хрустальных вазах, сладостей и ликеров, а мужа Б – в любой другой точке той же залы. Шампанское откупорено, глаза блестят, языки развязываются.
Муж А (очищая каштан). Что до меня, я восхищаюсь литераторами, но издали; по мне, они несносны, они навязывают нам свои мнения; не знаю, что сильнее оскорбляет нас – их пороки или их достоинства; между прочим, превосходство их ума, кажется, только лишний раз подчеркивает эти пороки и достоинства. Короче!.. (Он расправляется с каштаном.) Я согласен, что гениальные люди суть эликсиры, но не будем ими злоупотреблять.
Жена Б (внимательно слушавшая речи мужа А). Однако, господин А, вы чересчур разборчивы. (Лукаво улыбается.) Я думаю, глупцы грешат столькими же изъянами, что и люди даровитые, с той разницей, что вторых мы прощаем, а первых прощать не за что.
Муж А (уязвленно). По крайней мере, сударыня, вы не станете отрицать, что с вами литераторы держат себя не слишком любезно…
Жена Б (живо). Кто вам это сказал?
Муж А (с улыбкой). Разве они поминутно не подавляют вас своим превосходством? Слишком уж они тщеславны – почти так же, как вы сами…
Хозяйка дома (в сторону, жене А). Поделом тебе, милочка моя… (Жена А пожимает плечами.)
Муж А (продолжает свой монолог). К тому же, поскольку привычка сочетать идеи позволяет им проникнуть в механизм чувств, любовь становится для них делом сугубо физическим, и они, как всем известно, не блещут…
Жена Б (поджав губы, перебивает его). Мне кажется, сударь, об этом вправе судить лишь мы одни. Впрочем, я хорошо понимаю, отчего светские люди не любят литераторов!.. Все дело в том, что бранить их легче, чем на них походить.
Муж А (пренебрежительно). Ах, сударыня, светские люди могут нападать на нынешних авторов, не рискуя, что их заподозрят в зависти. Не один завсегдатай салонов, возьмись он за перо…
Жена Б (горячо). На ваше несчастье, сударь, кое-кому из ваших друзей-депутатов случалось выпускать в свет романы; и что же, смогли вы дочесть их до конца?.. Ведь нынче самое незначительное сочинение требует предварительных исторических разысканий, требует…
Муж Б (прервав разговор со своей соседкой, в сторону). Ну и ну! неужели моя жена любит господина де Л. (автора "Грез барышни")?.. Странно, странно, а я-то был уверен, что она влюблена в доктора М… Что ж, проверим… (Вслух.) Знаете, дорогая, вы, пожалуй, правы. (Смеется.) В самом деле, я предпочел бы видеть в своей гостиной скорее художников и литераторов (в сторону: Если мы вообще будем устраивать приемы), нежели людей другой профессии. Художники, по крайней мере, говорят о вещах общедоступных: ибо кто из нас не считает себя человеком со вкусом? Но судьи, адвокаты, а особенно врачи… Ах! признаюсь честно, вечно слышать разговоры о процессах и болезнях, двух бичах рода человеческого, которые…
Жена Б (прерывая беседу с соседкой, чтобы ответить собственному мужу). Конечно, врачи несносны!..
Жена А (соседка мужа Б, говорит одновременно с женой Б). Что вы такое говорите, милый сосед?.. Вы жестоко заблуждаетесь. Нынче никто не хочет казаться тем, кем является на самом деле: врачам, раз уж вы заговорили о врачах, и в голову не приходит толковать о своем ремесле. Они рассуждают о политике, модах, театральных представлениях; они рассказывают истории и пишут книги куда лучше многоопытных сочинителей; сегодня врачи совсем не те, что во времена Мольера…
Муж А (в сторону). Ох-ох-ох! Выходит, моя жена влюблена в доктора М…? Странно, странно. (Вслух.) Не страну спорить, моя дорогая, но я не доверил бы врачу, балующемуся сочинительством, даже свою собаку.
Жена А (перебивая мужа). Это несправедливо; я знаю врачей, которые занимают пять или шесть должностей и, следовательно, пользуются доверием правительства; особенно забавно мне, господин А, слышать такие речи от вас – ведь вы так высоко ставите доктора М…
Муж А (в сторону). Сомнений больше нет.
Мышеловка-обманка
Муж (вернувшись домой). Дорогая, госпожа де Фиштаминель приглашает нас в ближайший вторник к себе на концерт. Я рассчитывал пойти туда, чтобы поговорить с юным кузеном министра, который собирался там петь, но он уехал к тетке во Фрувиль. Как, по-твоему, нам поступить?..
Жена. Что до меня, я на этих концертах умираю от скуки!.. Сидишь на одном месте, как приклеенная, и не смеешь раскрыть рта… К тому же ты прекрасно знаешь, что мы во вторник ужинаем у моей матушки; не можем же мы не поздравить ее с днем ангела.
Муж (рассеянно). Ах, да, разумеется.
Три дня спустя.
Муж (укладываясь в постель). Знаешь, ангел мой, завтра я оставлю тебя у твоей матушки и поеду к госпоже де Фиштаминель: граф, оказывается, уже возвратился из Трувиля и завтра будет у нее.
Жена (живо). Зачем же тебе ехать одному? Тем более, что я обожаю музыку!
Мышеловка с пружиной
Жена. Отчего вы нынче вечером так рано уходите?
Муж (загадочно). Ах, я ввязался в такую неприятную историю, что, право, не знаю, как из нее выпутаться.
Жена. Но в чем дело? Адольф, будь умницей, немедленно расскажи мне, что случилось…
Муж. Дорогая моя, этот шалопай Проспер Маньян вызвал господина де Фонтанжа из-за одной оперной танцовщицы… Но что с тобой?..
Жена. Ничего. Просто здесь очень жарко. Вообще, не знаю отчего… но у меня сегодня весь день кровь так и приливает к щекам…
Муж (в сторону). Она любит господина де Фонтанжа! (Вслух.) Селестина! (Еще громче.) Селестина, живее! Госпоже дурно!..
Нетрудно понять, что остроумный муж отыщет тысячу способов расставить эти мышеловки.
§ 2. О переписке
Написать письмо и отправить его по почте; получить ответ, прочесть его и сжечь – вот простейшая схема любой переписки.
Заметьте, однако, какие безграничные возможности цивилизация, нравы и любовь предоставляют женщине, дабы она могла утаить эти физические действия от мужнего взгляда.
Безжалостный ящик разевает пасть перед первым встречным и принимает оплаченную пищу из любых рук.
Вдобавок чьему-то роковому уму мы обязаны изобретением почты до востребования.
В свете всегда обнаруживаются сотни сострадателей обоего пола, готовых тайком всунуть в руку сообразительной и обаятельной любовницы нежную записку, а она, при необходимости, платит им услугой за услугу.
Переписка – Протей. Существуют, например, симпатические чернила; один юный холостяк поведал нам историю послания, написанного им на чистом форзаце новой книги, которую купил у книготорговца муж, а внимательно изучила жена, заблаговременно предупрежденная об этой восхитительной выдумке.
Если женщина влюблена и боится ревнивого мужа, она употребит на чтение любовных записок время, отведенное тому таинственному священнодействию, от которого ее не дерзнет отвлечь самый деспотический из супругов.
Наконец, все любовники мира умеют сообщаться между собой посредством того особого телеграфа, чьи прихотливые сигналы непонятны посторонним. Цветок, небрежно воткнутый в прическу на балу; платочек, брошенный на барьер ложи во время театрального представления; прыщик на носу, нарочно выбранный цвет пояса, надетая или снятая шляпа, то или иное платье, романс, спетый во время концерта, мелодия, не сыгранная на пианино, взгляд, брошенный в условленную сторону, – одним словом, все, начиная с уличного шарманщика, который играет у вас под окном и удаляется, если вы открываете ставни, и до объявления в газете о продаже лошади, все вплоть до вас самих может заменять влюбленным письма.
Действительно, разве не случается лукавой жене попросить мужа сделать ту или иную покупку, отправиться в тот или иной магазин, в тот или иной дом, заранее предупредив любовника, что присутствие мужа в данном месте будет означать "да" или "нет"?
Здесь мы вынуждены с позором расписаться в собственном бессилии и признать, что наука неспособна помешать переписке любовников. Впрочем, супружеский макиавеллизм от этой неудачи лишь крепнет, черпая в ней больше мощи, чем в любых запретительных законах.
Супруги должны поклясться друг другу уважать тайну переписки каждого из них и свято блюсти эту клятву. Достоин похвалы тот муж, который введет это правило в действие с первых дней брака и будет честно его исполнять.
Предоставив супруге неограниченную свободу писать и получать письма, вы обеспечиваете себе возможность не упустить тот день, когда она начнет переписываться с любовником.
Если жена, не доверяя вам, окутает свою тайную переписку непроницаемой завесой, – напрягите ваш ум и прибегните к тем могущественным средствам, какие мы исчислили вам в Размышлении о Таможенном досмотре! Мужу, не способному понять, что его жена только что написала письмо любовнику или получила от него ответ, куда как далеко до совершенства.
Быть может, глубокое изучение движений, поступков, жестов, взглядов вашей жены наскучит вам и вас утомит, однако оно не займет много времени; ведь дело идет лишь о том, чтобы понять, как и когда ваша жена и ее любовник обмениваются письмами.
Мы отказываемся поверить, что муж, будь он даже невеликого ума, не сумеет разгадать эту женскую хитрость, если заподозрит, что она пущена в ход.
На одном примере вы сможете судить о тех возможностях надзирать и карать, какие предоставляет мужу переписка любовников.
Молодой адвокат, которому безумная страсть открыла иные из принципов, запечатленных в этой важнейшей части нашего сочинения, женился по любви на юной особе, почти не отвечавшей ему взаимностью (он почел ее согласие за великое счастье) и после года совместной жизни обнаружил, что его дорогая Анна (ее звали Анной) любит первого помощника биржевого маклера.
Адольф, юноша лет двадцати пяти, был недурен собой и, подобно всем холостякам мира, никогда не упускал случая позабавиться. Бережливый, чистоплотный, добросердечный, он прекрасно ездил верхом, умел блеснуть остроумием, тщательно ухаживал за своими черными вьющимися кудрями и одевался не без изящества. Короче, с ним не отказалась бы свести знакомство даже герцогиня. Адвокат был некрасивый, низкорослый, коренастый толстяк и, в довершение всего, – муж. Что же до Анны, то она, высокая белолицая красавица с тонкими чертами и миндалевидными глазами, казалась воплощением любви. Страсть сообщала ее взгляду колдовское могущество. Мэтр Лебрен, имевший двенадцать тысяч ливров годового дохода, взял ее из бедной семьи. Этим все сказано. Однажды вечером Лебрен возвращается домой совершенно разбитый. Он идет в свой кабинет, намереваясь заняться делами, но жар и озноб не дают ему работать: приходится лечь в постель. Он стонет, жалеет своих клиентов, а главное, бедную вдову, чье состояние он надеялся спасти, заключив полюбовное соглашение. На завтра, говорит он, у него назначено деловое свидание, но он чувствует, что совсем разболелся. Подремав четверть часа, он просыпается и слабым голосом просит жену написать одному из его близких друзей письмо с просьбой заменить его завтра на переговорах. Он диктует длинное письмо, не сводя глаз с руки жены. Исписав оборот первого листа, Анна берется за второй; адвокат, как раз описывавший своему коллеге радость, которую испытала бы его клиентка при подписании полюбовного соглашения, начинает роковой второй лист словами:
"Мой добрый друг, ступайте, о, ступайте как можно скорее к госпоже Верной; вас будут ждать там с величайшим нетерпением. Она живет на улице Сантье, в доме 7. Простите мне мою немногословность, но я надеюсь, что ваше превосходное чутье поможет вам отгадать все то, чего я не могу объяснить.
Навеки ваш".
– Дайте-ка мне письмо, – просит адвокат, – прежде чем поставить подпись, я хочу удостовериться, что в нем нет ошибок.
Несчастная жена, чью бдительность это послание, напичканное самыми варварскими юридическими терминами, полностью усыпило, вручает его мужу. Завладев лжеписьмом, Лебрен тотчас начинает стенать, корчиться и молит жену о какой-то неотложной услуге. Она выходит из комнаты на две минуты, не больше, но за это время адвокат успевает выскользнуть из постели, сложить чистый лист так, как складывают письмо, а лист, исписанный его женой, спрятать. Когда Анна возвращается, он уже запечатывает чистый лист бумаги, просит написать на конверте адрес своего друга, а затем несчастная красавица вверяет бесхитростное послание слуге. Лебрен постепенно приходит в себя, засыпает – или делает вид, что спит, а наутро продолжает жаловаться на какие-то необъяснимые боли. Через пару дней он достает второй лист, превращает "навеки ваш" в "навеки ваша", с таинственным видом складывает эту невинную подделку, запечатывает ее, выходит из супружеской спальни, подзывает горничную и говорит: "Госпожа приказала отнести вот это господину Адольфу; ступайте не мешкая…" Убедившись, что горничная побежала исполнять приказание, он, сославшись на неотложное дело, покидает жену и отправляется по указанному адресу, на улицу Сантье. В доме друга, посвященного в его выдумку, он мирно поджидает соперника. Любовник, не чуя под собою ног от счастья, прилетает, спрашивает госпожу де Верной; ему отворяют, он входит в гостиную и сталкивается лицом к лицу с мэтром Лебреном; адвокат бледен, но держится хладнокровно; взор его спокоен, но неумолим. "Сударь, – взволнованно говорит он юному Адольфу, чье сердце трепещет от ужаса, – вы любите мою жену и стремитесь ей понравиться; я не вправе упрекать вас в этом: на вашем месте я поступил бы точно так же. Но Анна в отчаянии; вы смутили ее покой, вы причиняете ей адские муки. Она мне все рассказала. Рассердившись на меня из-за пустяка, она написала вам записку, которая привела вас сюда, но очень скоро раскаялась и прислала меня вместо себя. Я не стану объяснять вам, сударь, что, продолжая ваши попытки соблазнить мою жену, вы погубите ее, лишите моего уважения, а затем и вашего; что вы совершите преступление, от которого, возможно, будут страдать и мои дети; не стану я говорить вам, сударь, и о том горе, которое вы причините мне; увы, для вас все это пустяки!.. Но я объявляю вам, сударь, что любая ваша попытка приблизиться к моей жене толкнет меня на преступление; будьте уверены, я сумею вонзить нож вам в сердце, не прибегая к дуэли…" И глаза адвоката сверкнули гибельным огнем.
"Ах, сударь, – продолжал он более мягко, – вы молоды, вы великодушны; пожертвуйте собой ради счастья той, которую вы любите, оставьте ее, не пытайтесь с ней увидеться. А если вам непременно требуется кто-то из нашей семьи, у меня есть молодая тетушка, которую еще никому не удалось покорить; она очаровательна, умна и богата, возьмитесь за нее и оставьте в покое порядочную женщину". Смесь шуток и угроз, пристальный взгляд и низкий голос мужа произвели на любовника впечатление неизгладимое. Минуты две он был не в силах произнести ни слова; со страстными людьми это случается: сильное потрясение напрочь лишает их присутствия духа. Если впоследствии у Анны и появились любовники (впрочем, на сей счет нам ничего неизвестно), Адольф, вне всякого сомнения, к их числу не принадлежал.
Этот случай поможет вам понять, что переписка – орудие обоюдоострое, выгодное не только для непоследовательной жены, но и для держащего оборону мужа. Следственно, вы будете поощрять переписку по той же причине, по какой префект парижской полиции всякий вечер приказывает зажечь в городе фонари.