- Ужас, - простонала экономка. (Она страдала предчувствиями.)
- Тихо! - приказал Тоблер. - Помните, как несколько месяцев назад я распорядился, чтобы заводы "Путцбланк" объявили конкурс?
Все закивали.
- Однако вам неизвестно, что после объявления конкурса я принял в нем активное участие! И самое удивительное - до сегодняшнего утра я этого не знал, - что в конкурсе, организованном моими собственными заводами, я выиграл второй приз!
- Это исключено, - возразила Кункель. - Вторую премию получил некто господин Шульце. К тому же "до востребования". Я сама прочла в газете.
- Ага, - пробормотала Хильда.
- Всё ещё непонятно? - спросил Иоганн.
- Понятно, - сказала Кункель, - Господин тайный советник разыгрывает нас…
- Теперь послушайте меня! - вмешалась Хильда. - Отец сказал, что он выиграл приз, А в газете стоит, что фамилия призера - Шульце. Что из этого следует?
- Значит, газета врет, - сказала Кункель. - Так бывает.
Атмосфера накалялась.
- Есть и третий вариант, - сказал Тоблер. - Я мог участвовать под фамилией Шульце.
- Тоже вероятно, - согласилась Кункель. - Тогда проще простого выиграть! Когда сам - хозяин! - Она задумалась и добавила: - Но в таком случае ваши директора могли бы дать вам первый приз.
- Кункель, вас надо застрелить из духового ружья, - воскликнула Хильда.
- И начинить яблоками с майораном, - добавил Иоганн.
- Этого я не заслужила, - сказала толстая старая дама сквозь слезы.
Иоганн не сдавался.
- Но ведь директора присудили приз человеку, которого они совершенно не знали!
- А я думаю, что господину тайному советнику.
- Но ведь они этого не знали! - сердито воскликнула Хильда.
- Ничего себе директора, - сказала Кункель, - не знать такого! - Она хлопнула себя по коленке.
- Кончайте дебаты! - крикнул тайный советник. - Не то я влезу вот по этой гардине на потолок.
- Ну вот, извольте, - сказала Кункель Иоганну. - Так издеваться над бедным тайным советником!
Иоганн от злости поперхнулся дымом сигары и закашлялся. Кункель злорадно улыбалась.
- Второй приз - это что? - спросила Хильда.
Иоганн, кашляя, дал справку:
- Десять дней в горах… Гранд-отель "Брукбойрен"… Билет в оба конца, второй класс.
- У меня ужасное подозрение, - сказала Хильда. - В роли Шульце выступишь ты?
Тайный советник потер руки.
- Угадала! На этот раз я поеду не как миллионер Тоблер, а как бедняк Шульце. Наконец хоть что-то новое. Наконец-то без обычной канители. - Он воодушевился. - Я почти забыл, каковы люди в действительности. Я хочу разбить тепличную оранжерею, в которую заключен.
- Это может плохо кончиться, - заметил Иоганн.
- Когда едешь? - спросила Хильда.
- Через пять дней. Завтра займусь покупками. Костюм фабричного пошива. Несколько дешевых сорочек. Пару галстуков с фиксированным узлом. И дело в шляпе!
- Если тебя, как бродягу, запрут в пожарное депо, не забудь телеграфировать, - попросила дочь.
Отец покачал головой.
- Не бойся, дитя мое. Ведь со мной поедет Иоганн и остановится на десять дней в том же отеле. Правда, мы будем с ним не знакомы и не обменяемся ни единым словом. Но он все время будет поблизости.
Иоганн сидел с мрачным видом.
- Завтра закажем моему портному несколько костюмов для вас. Вы будете выглядеть как великий герцог на пенсии.
- Зачем? - спросил Иоганн. - Я всегда хотел быть только вашим камердинером, и никем иным.
Тайный советник поднялся.
- Значит, предпочитаете остаться здесь?
- Нет, - ответил Иоганн. - Если вам так угодно, то поеду великим герцогом.
- Вы поедете как состоятельное частное лицо, - сказал Тоблер. - Почему всегда должно быть хорошо только мне! Десять дней вы будете богачом.
- Не знаю, что и делать, - подавленно вздохнул Иоганн. - И все это время мне нельзя с вами заговорить?
- Ни в коем случае. С таким бедняком, как я, господам из вашего круга нечего делать. Вы будете общаться с баронами и чемпионами среди лыжников. Кстати, вам тоже понадобятся лыжи и все снаряжение.
- Я не умею кататься на лыжах, - возразил Иоганн.
- Научитесь.
Камердинер съежился.
- Но можно мне хоть иногда прибрать в вашей комнате?
- Нет.
- Я зайду, когда никого не будет в коридоре.
- Посмотрим.
Иоганн опять ожил.
- У меня нет слов, - сказала Кункель.
- В самом деле? - спросила Хильда. - Серьезно? Тоблер махнул рукой.
- Одни разговоры.
- Я уже пятнадцать с лишним лет в этом доме, - сказала Кункель. - И каждый год, а то и чаще, обязательно что-нибудь да стрясется. У господина тайного советника чересчур богатая фантазия и слишком много свободного времени. Но такого еще не бывало! Господин тайный советник, вы самый большой ребенок, какого я знаю… Ладно, меня это не касается. Но я нервничаю. А доктор запретил мне волноваться. Какой смысл, что вы каждый год посылаете меня на сердечный курорт? Ведь как только я возвращаюсь, все опять начинается с начала! У меня сейчас пульс - сто двадцать, не меньше. И давление в голову ударило. Такого же ни одна лошадь не выдержит. Если бы я принимала таблички… то есть таблетки. Но я не могу их проглотить, они слишком большие… А растворять в воде их нельзя!.. Кажется… Они тогда не действуют. - Она в изнеможении умолкла.
- Боюсь, вы уклонились от темы, - заметила Хильда.
Тоблер добродушно улыбнулся.
- Брехливые экономки не кусаются, - сказал он.
Глава третья
Матушка Хагедорн и сын
В тот же день и примерно в тот же час фрау Хагедорн, живущая на Моммзенштрассе, постучалась в дверь своего квартиранта Франке. Не очень-то приятно в собственной квартире стучать в чужую дверь. Что поделаешь, иногда без этого не обойтись. Особенно если ты вдова со взрослым сыном и маленькой пенсией, а взрослый сын никак не найдет работу.
- Войдите! - крикнул господин Франке. Он сидел за столом и проверял тетради с диктантами. - Негодяи! - пробормотал он, имея в виду своих учеников. - Похоже, что эти бездельники сидят на ушах, а не на…
- Осторожней! - сказала фрау Хагедорн. - Не желаю слышать то, что вы чуть не произнесли. Хотите чашку кофе?
- Две чашки, - ответил Франке.
- Вы уже смотрели газету? - Толстые щеки старой дамы зарумянились.
Франке покачал головой.
Она положила на стол газету.
- Отчеркнуто красным, - гордо заявила она.
Когда хозяйка вернулась с кофе, жилец сказал:
- Ваш сын молодчина! Снова первая премия! В Брукбойрене очень красиво. Я был там однажды в туристическом походе. Когда он едет?
- Через пять дней. Надо срочно постирать ему рубашки. Ведь это наверняка шикарный отель, где у каждого есть смокинг. А у моего мальчика только синий костюм. Он носит его уже четыре года. Лоснится, как шкварка.
Франке отхлебнул кофе.
- Какой же это по счету приз выиграл ваш ученый сын?
Фрау Хагедорн медленно опустилась в свое сданное в аренду красное плюшевое кресло.
- Седьмой! Первый раз было три года назад - большой круиз по Средиземному морю. Он выиграл его за две срифмованные строчки. Потом полмесяца в "Палас-отеле" в Шатонеф. Это было перед тем, как вы к нам въехали. Потом поездка по морским курортам Северной Германии - приз Общества содействия развитию туризма. Потом бесплатное лечение в Пистиане, хотя мальчик был вовсе не болен. Впрочем, это никогда не повредит. Потом полет в Стокгольм. Туда и обратно. И три дня в шхерах. Последней весной - две недели на Ривьере. Он еще прислал вам открытку из Монте-Карло. А теперь поездка в Брукбойрен. Альпы зимой - это, наверное, грандиозно. Я так рада за него. На день у него будет спортивный костюм. Там, на свежем воздухе, пусть отвлечется. Вы не могли бы одолжить ему ваш толстый свитер? Его пальто тонковато для высокогорья.
Франке кивнул в знак согласия. Старая женщина сплела пальцы натруженных рук, по которым она перечисляла семь удач своего сына, и улыбнулась:
- Сегодня почтальон принес письмо с бесплатными билетами.
- Это настоящее свинство! - проворчал Франке. - Такому талантливому человеку и не находится работа! Я бы их так…
- Полегче, полегче! - остановила его матушка Хагедорн. - Фриц сегодня рано ушел. Поехал куда-то поискать места. Знает ли он уже о премии?
- Почему он не стал учителем? - спросил Франке. - Преподавал бы сейчас в какой-нибудь гимназии, проверял диктанты, получал бы твердое жалованье.
- Реклама всегда была его страстью, - сказала она. - Он посвятил этому свою диссертацию. О психологических законах воздействия рекламы. После защиты Фриц работал во многих местах. На последнем получал восемьсот марок в месяц. Он хорошо знал свое дело. Но обанкротилась фирма, фрау Хагедорн поднялась. - Пора замочить рубашки.
- А я закончу с диктантами, - сказал господин Франке. - Надеюсь, красных чернил хватит. Порой у меня возникает смутное ощущение, что сорванцы делают столько ошибок нарочно, чтобы свести меня преждевременно в могилу. Уж завтра я им покажу…
- Полегче, полегче, - сказала хозяйка, взяла газету и двинулась в кухню.
Когда вернулся кандидат наук Хагедорн, уже смеркалось. Он устал и замерз.
- Добрый вечер, - сказал он матери и поцеловал ее. Стоя у корыта, она быстро вытерла руки и протянула ему письмо от фирмы "Путцбланк".
- Уже знаю, - сказал он. - Читал газету. И как тебе это нравится? Спятить можно. С работой, впрочем, опять ничего не вышло. Этот человек уедет в Бразилию только через полгода. А на его место уже есть кандидатура. Племянник управляющего. - Он шагнул к печке и стал отогревать окоченевшие пальцы.
- Держись, сынок! - сказала мать. - Поедешь в горы, покатаешься на лыжах. Все лучше, чем ничего.
Он пожал плечами.
- Днем отправился на фирму "Путцбланк". На трамвае. Господин директор был чрезвычайно рад лично познакомиться с первым призером. Поздравил меня с меткими фразами, которые я придумал для рекламы их стирального порошка и мыльной стружки. Фирма ожидает успешного сбыта этих товаров. Свободного места для меня, к сожалению, не было.
- А зачем ты вообще туда поехал? - спросила мать.
Помолчав немного, сын сказал:
- Я сделал директору предложение: вместо бесплатного путешествия заплатить мне хотя бы часть суммы наличными.
Мать прервала стирку.
- В очередной раз передо мной стали ломать комедию, - продолжал сын. - Мол, это невозможно. Мы связаны соглашениями. Да ведь Брукбойрен восхитительный уголок. Особенно зимой. Он желает мне хорошо повеселиться. Я встречу там избранное международное общество. Попросил прислать ему видовую открытку. У него нет возможности путешествовать зимой. Связан по рукам и ногам. Как он мне завидует!
- Говоришь, очередная комедия? - спросила мать. - Значит, ты делал так уже не раз?
- Просто я не говорил об этом, - признался сын. - У тебя каждый грош на счету, а я разгуливаю по свету. Что называется, даром! Как бы не так! Всякий раз перед моим отъездом вдова Хагедорн немедля направляется в сберегательную кассу и снимает со счета пятьдесят марок. Иначе у ее ученого сыночка не будет денег на чашку кофе или кружку пива.
- Нельзя упускать момент, мой мальчик.
- Не работать и не отчаиваться, - сказал он. - Вариация на старую тему. - Он включил свет. - Эти заводы "Путцбланк" принадлежат Тоблеру, одному из богатейших людей в подлунном мире. Хотя бы разок поглядеть на этого дядю!
- Ну, ну, не хнычь, - сказала мать.
- Вот бы тебе съездить по моему билету! Ведь ты за всю свою жизнь никуда дальше Вердера и Шильдхорна не выбиралась.
- Врешь как по писаному, - сказала мать. - Тридцать лет назад я была с твоим отцом в Свинемюнде. А в 1910-м с тобой в Гарце. Ты болел тогда коклюшем. Надо было сменить климат. Посему я должна тебе сообщить, что сегодня вечером мы идем в кино. Фильм про Альпы. Возьмем второй ряд партера и вообразим, что сидим на Маттерхорне.
- Приглашение с благодарностью принимаю, - сказал сын. - И если я когда-нибудь стану английским королем, то награжу тебя орденом Подвязки. Это будет моим первым государственным актом. И возможно, пожалую тебе дворянство. Правда, это зависит от того, что сегодня на ужин.
- Студень с жареной картошкой, - сказала мать.
- Ого! - воскликнул господин кандидат Хагедорн. - Тогда ты будешь герцогиней Кумберлендской. Это хороший старинный род. Один из предков герцогини даже изобрел английский соус.
- Весьма благодарна, - сказала госпожа Хагедорн. - Ваше величество возьмут с собой синий костюм?
- Разумеется. Это один из самых блестящих костюмов, какие только есть на земле.
Закончив стирку, мать натянула веревку между оконным шпингалетом и верхней дверной петлей и повесила сушить бельишко семикратного лауреата. Потом они поужинали за кухонным столом под сенью капающих рубашек. Далее хозяйка отнесла учителю Франке чай и тарелку с прибором. И наконец мать с сыном отправились в кинотеатр, который находился в занесенном снегом переулке и кичливо назывался "Виктория-паласт".
- Два билета в ложу для иностранцев, - потребовал Хагедорн.
- Ложи для иностранцев у нас, к сожалению, нет, - ответила кассирша.
- Какая неприятность, - сказал он. - Нет, право, очень досадно! И кардинально меняет все дело! Тетушка, милая, может, вернемся домой?
- Нет, - сказала мать. - Раз уж я выбралась в Берлин в гости, то хочу что-нибудь повидать. - Она незаметно вложила сыну в руку полторы марки.
- Возьмите оркестровый ряд, - предложила кассирша.
- Отпадает, мы не музыкальны, - ответил сын. - Знаете что, дайте нам два билета во второй ряд партера!
- Но это очень близко, - сказала кассирша.
- Будем надеяться, - заметила фрау Хагедорн с величественным видом. - В перлебергском городском театре мы тоже сидим в первом ряду. Мы всегда берем самые передние места.
- Мой дядя - начальник пожарной охраны, - пояснил кандидат наук, - и может себе это позволить. - Он подал матери руку, и они степенно вошли в темный зрительный зал.
Глава четвертая
Покупки по случаю
В последующие дни тайного советника Тоблера возили на машине в северную и восточную часть Берлина. Он снаряжался в экспедицию. Галстуки - доисторического вида - он приобрел в Темпельхофе. Три нахально полосатые фланелевые рубашки - на Ландсбергер-аллее. Кроме того, две пожелтевшие хлопчатые сорочки, несколько жестких манишек, две пары манжеток и пару никелированных запонок в виде четырехлистного клевера, на счастье.
На Нойе-Кенигштрассе он купил по дешевке - из-за ликвидации магазина - партию шерстяных носков. А на Мюнцштрассе - грубые ботинки из воловьей кожи. В день отъезда он наконец приобрел костюм! Это случилось за Силезским вокзалом. На Фрухтштрассе. Магазин находился в полуподвале. Надо было спуститься по шести ступенькам.
Ветошник, бородатый старик, разложил кое-что из своих сокровищ на прилавке.
- Почти неношеные, - сказал он неуверенно.
Тоблеру сначала приглянулась дряхлая визитка из маренго. Однако визитка, пожалуй, не самая подходящая одежда, когда снег по колено. Рядом лежала светло-коричневая пиджачная пара. В мелкую клетку и с крупными жирными пятнами. А левее - другой костюм, который Тоблер окончательно выбрал. Давным-давно он был фиолетовым. В светлую полоску. Но время не стоит на месте.
- Ужасно красивый, - сказал Тоблер. - Почем сей наряд?
- Восемнадцать марок, - ответил старик. - Это крайняя цена.
Тайный советник снял пиджак с плечиков и надел его. В спине узковато. Рукава слишком коротки.
- Возьмите визитку! - посоветовал старик. - Цена двадцать две марки, но разница в четыре марки того стоит. Материал лучше. Не пожалеете.
- Зеркало здесь есть? - спросил Тоблер.
- В задней комнате, - сказал старик.
Они прошли в заднюю комнату. Пахло капустой. Тайный советник уставился в зеркало, все-таки узнал себя и рассмеялся.
- Я вам нравлюсь? - спросил он.
Хозяин лавки в поисках равновесия схватился за бороду.
- Возьмите лучше визитку! Тоблер был непоколебим.
- Беру фиолетовую модель. Она будет сюрпризом.
- В этом отношении вы правы, - сказал старик. Тоблер надел свой пиджак и расплатился. Ветошник завернул покупку в коричневую оберточную бумагу и проводил клиента к выходу. Перед тем как открыть дверь, он пощупал тоблеровскую шубу, профессионально подул на куний воротник и спросил:
- Шубу не продадите? Я бы взял. За сто двадцать. Тайный советник покачал головой.
- Визитка была вам дороговата, - продолжал старик. - У вас нет денег. С богатыми это бывает, притом чаще, чем бедняки думают. Ну ладно. Сто пятьдесят марок. Наличными. Подумайте!
- Это памятный подарок, - сказал Тоблер любезно и вышел.
Ветошник, глядя ему вслед, увидел большую машину и шофера, усердно распахнувшего дверцу. Машина отъехала. Старик кинул в чугунную печку брикет и подошел к птичьей клетке, висевшей на стене за прилавком.
- Ты что-нибудь понимаешь? - спросил он желтую канарейку. - Я тоже нет.
Обстановка в кабинете Тоблера наводила на тревожные мысли. Рядом с новоприобретениями лежали предметы, которые тайный советник обнаружил на чердаке в пыльных сундуках и скрипучих шкафах. Пара заржавленных коньков. Теплый свитер, словно заболевший чумкой. Ярко-красная шерстяная шапка толстой ручной вязки. Старомодное пальто из мягкого драпа в серую клетку, сшитое, как минимум, во времена крестовых походов. Коричневая кепка. Пара наушников из черного бархата с раздвижной металлической дужкой. Плетеная корзина с крышкой, давно отслужившая свой век. И пара шерстяных напульсников, которые когда-то послали в окопы лейтенанту запаса.
Тоблер еле оторвался от этого зрелища. Наконец он пошел в зеленую угловую комнату, где Иоганн с угрюмым видом поворачивался перед лучшим берлинским закройщиком, который четыре дня назад снял с него мерку. Мастер устранил последние мелкие изъяны, и управляющий всемирно известного ателье, который счел своим долгом лично доставить заказ на виллу в Груневальде, оценил работу восторженными репликами.
Иоганн стоял перед трюмо как невинно осужденный. Пиджаки, смокинг, лыжная куртка и фрак, которые надевали на него по очереди, казались ему смирительными рубашками. Когда добрый седовласый слуга под конец стоял во фраке, широкий в плечах и узкий в бедрах, миллионер не выдержал.
- Иоганн, - воскликнул он, - вы похожи на полномочного посла! Думаю, что я никогда больше не допущу, чтобы вы чистили мои ботинки.
Камердинер обернулся:
- Это грех, господин тайный советник. Вы бросаете деньги на ветер. Я в отчаянии.
- Если позволите заметить, - сказал портной, - такого со мной еще не случалось.
- Вы рассуждаете со своей колокольни, - сказал Иоганн.
Портной не стал этого отрицать и откланялся. Когда он вышел, Иоганн спросил тайного советника:
- А в Брукбойрене бывают маскарады?
- Конечно. На таких курортах все время что-то происходит.
Иоганн снял фрак.