- Правильно, - сказал Степа. - Ты и видишь только себя. А между прочим, он, - Степа кивнул на меня, - про колесо все понял... - Степа рассказал все про колесо. И от себя еще добавил, что в прочих индоевропейских языках колесо образуется от корня "ро" - ролл.
- Зато "вращение", Люстра, "вращение" от Ра. Коловращение -вокруг оси.
Люстра чмокал губами, как клювиком, раскалывал наши откровения, как зернышки, и выплевывал шелуху. Иногда он растягивался весь, даже его оттопыренные уши в этакую снисходительную улыбочку.
- Интересно, но бездоказательно. Мы не находим в языке подтверждения того, что колесо сначала было ритуальным. - Люстра погладил меня по голове, как хозяин моих мозгов. - Я все думаю, к чему бы еще мой метод приложить, - сказал он Степе.
Степа, это проглотил. Был у нас договор - Люстру не бить, не сняв с него предварительно его редкостные очки. Но и сняв очки, мы его, хорька, никогда не лупили как следует - он же ничего не видел. Лишь иногда драли за уши.
- Люстра, почему мы русские? - спросил Степа.
Люстра ответил сразу:
- От воды. Русские селились на реках и на озерах. Вода - Ра, отсюда "роса", "русла", "русалки", "ручьи", "раки"...
- Пшено все это - плешь. В древнерусском языке "а" никогда не переходит в "о" или "у" и наоборот. И никогда народы не образовывали самоназвания от местности. Горцы обязательно будут или чеченцы, или черкесы.
- Но ведь русские от Ру, - сказал я.
- От него, золотого. Если вспомнить, что Сварожич - отчество и папа его Сварог, то нетрудно предположить, что и русичи, а именно так называли себя поильменские славяне, тоже отчество. Но кто их папа?
- И кто же? - спросил я.
- Рус.
Слово "Рус" на нас с Люстрой не произвело впечатления.. Мы, конечно, вспомнили картину "Похороны Руса" в толстенной книге по истории Руси (издание то ли Маркса, то ли Вольфа), где был изображен седобородый старец, лежащий в ладье, груженой всяческим добром. Сама ладья стояла на костре. Но кто такой этот Рус, говорилось неопределенно: то ли вождь славянского племени, то ли варяжского.
Степа смотрел на нас, как дворовый пес на котят.
- Так вот, Рус не только вождь племени, но и жрец солнца. Так что "русичи" - дети Руса. А "русские" - просто солнцепоклонники. И огласовки тут ни при чем. Есть три бога - троица.
Ро - утренний бог, от него происходят слова родительского свойства: рожь, Род, роженицы, Родина. Это молодой бог, может быть, самый красивый, необходимый - Рожон!
Ра - зрелый бог - радий. От него происходят высокие смыслы: разум, радость, радуга, раб. "Раб" - слово вовсе не низкое. Скорее всего - угодный богу, плодовитый, мощный. И работа - слово красивое. И рабенки. Но что угодно богу солнечному, не угодно богам завистливым - Зевсам и прочим тунеядцам. И "раб многомощный" превратился в "смерда". Когда общество людей перешло к рабовладению, тогда и переосмыслилось слово "раб" - из высокой категории свободного почитаемого труда в категорию подневольной и неумытой рабсилы.
Ру - старый бог - умирающий. От него происходят слова: рухнуть, руина, рухлядь и, наконец, - труп, труба... Спрашивается, почему русичи молились именно этому богу? Очень просто - они умоляли его подняться утром в образе прекрасного Ро. - Степа с треском почесал голову. Он никогда еще не говорил так горячо и так долго. - Собственно, и самоназвания многих древнейших народов и племенных союзов Средиземноморья: росены, рутены, расы - происходят от обряда, от того, какому богу молились жрецы их племен. А "сен", как и сейчас, - сын. Дети солнечного жреца: Роса, Раса или Руса...
Я думаю, у славян солнечная троица имела такие имена:
Ро - Род и Роженицы.
Ра - Радость.
Ру - Руян. Остров Руяна его дом. Сейчас остров Рюген в Балтийском море. Туда он уходил. Там под землей в пещере творилось волшебное действо его возрождения. Солнечная кузница. Там варилось золото и самоцветные камни. Там рождались русалки... Кстати, "круг" - движение к Ру - солнцеход.
Я слушал Степу, но смотрел на Люстру. У Люстры из-под очков текли слезы.
И может, ничего не случилось бы, не коснись Степа драматургии смыслов, в чем Люстра, безусловно, усмотрел издевку.
- Кстати, о твоей этой драматургии, - сказал Степа. - Одна из восьми форм Шивы, соответствующая Солнцу, именуется Рудра. Слышишь, как Ру перебарывает Ра: удушает его и сбрасывает в...
И тут Люстра ударил Степу в нос. Сам заревел, забормотал и бросился бегать от нас. На бегу он попытался вытереть глаза и сорвал с головы свой "хрусталь". Очки упали на булыжник. Но Люстра не остановился.
Сердца наши сжались в точку - мы бросились к очкам. Они были целы. Я протер их платком. У Степы из носа текла кровь.
- Ну, Люстра, - бормотал, он. - Ну, ражий гад. Мы не обсуждали Люстрину истерику. Мы понимали его - для нас он был прав. Мы любили его.
Отдавая очки его матери, мы сказали, что немножечко побили ейного Ваню, а для этого мы всегда, мол, очки с него убираем.
- Не очень побили-то? - спросила она.
- Очень его не побьешь, - Степа продемонстрировал ей свои расквашенный нос.
- Дураки вы, - сказала сна. - Ребята в вашем возрасте за девочками ухаживают...
Здесь бы и поставить точку в рассказе о блистательном первобоге Ра, тем более, что в довесочке, который мне хочется к нему прилепить, героем оказываюсь я сам, а это, по нашей, якобы, морали, ставит скромность повествующего под сомнение.
Так же дня через три, может и через пять, встретил нас во дворе Андрей Федорович.
- Ваня рассказал мне о вашей гипотезе с солнечной Троицей, - сказал он Степе. - Думаю, вы в свое время станете безусловно годным для бронзы. А вы... - Он повернулся ко мне: - Колесо - это интересно, но вы, по-моему, все же отстаете от друзей.
- Это по-вашему, - сдерзил я. - А по-моему, так я на высоте. - Я хотел было направить этого дядю Андрюшу подальше, но, заметив булыжники в Степиных глазах, сказал нагловато: - Оставаясь фаллическим центром мироздания, столпом плодородия и общественной жизни, бог Ра все более вторгался в осмысляемый геометрией физический космос, религию и искусство, порождая гнезда слов и терминов от всех своих мыслимых транскрипций. "Пророк" - безусловно от Ра. "Грех" - тоже от Ра. Сам Ра безгрешен, потому что "грех" - это уже культура - сотворение кумира, и первым кумиром, безусловно, был сам Ра. И вот, чтобы не замутить светоносимость Ра, для обозначения процессов и принципов наслаждения русский язык нашел новый корень - "уд". Следовательно, удовольствие, удовлетворение, "удача"...
Андреи Федорович засмеялся.
- Удалец, - просипел он.
- Бог Ра хоть и стал невольным адептом чистого разума и красоты, он все же оставил для себя бремя блаженства: удивление - радость разума! - Я помолчал и добавил мечтательно: - Хотелось бы знать, какие удивительные слова сформирует наш могучий язык, опираясь на современную матершину.
Я запомнил что сказал в ответ на эту мою пламенную и, как мне показалось, ироническую речь Андрей Федорович. Не дословно, конечно, но все же...
Когда народ беден и не может позволить каждому по телескопу и микроскопу, тогда пускай обратит он разум своих детей к языку, как величайшему и бесплатному инструменту познания. Язык всегда с нами в том объеме, в каком каждый из нас может его осмыслить. Он как сказочное сокровище, которое герой получает по норме - сколько сможешь поднять, столько и уноси. В нем есть все: и порох, и незабудки, и дом, и дым. Из него очень скоро можно понять, что слово "сердце" и слово "центр" синонимы, но с той разницей в смыслах, что в сердце мы имеем Бога и Любовь, а в центре - начальника и принуждение. Что размышляя над словом и делая для себя даже маленькие открытия, мы станем получать наслаждение, и наслаждение это станет подвигать нас к разуму.
Ученые называют такое занятие народной этимологией. Пусть это нас не смущает: "народное" вовсе не значит "плохое".
- Смелее, молодые люди, - сказал тогда Андрей Федорович. - И пусть сопутствует вам "Ода к Радости", где слово Радость вы познаете с больной буквы, как имя Бога.
СТЕКЛЯННЫЕ ЧАСЫ
Импровизация
Будущее окрылено тайной. Тайной окрылено и прошлое. И каким-то образом они связаны. Чем дальше в прошлое мы углубляемся разумом, тем с более отдаленным будущим соприкасаемся душой.
Христос говорит: живите как дети. Возможно, он имеет и виду неустанное незлобливое любопытство, одушевление времени и расширение нашего творящего "Я" на весь универсум.
Нужно чувствовать себя как ребенок в пустой квартире и оживлять все таинственное, как ребенок оживляет скрип рассохшегося шкафа, звук капель, падающих из крана. Одушевленная тайна манит нас цельно и сильно, как любовь-познание происходит не в некоей плоскости, а в некоем живом пространстве.
Хорошо, когда в культуре народа имеются и мистика, и абсурд, и, как условие здоровья, - миф.
Миф вечен, но чувство у меня такое, что в глубине его структуры запрятаны стеклянные часы. Они идут. И тикают неслышно. Они очень хрупки.
Оставалось полгода до начала войны.
Мой друг Степа, полагая архитектуру самым мощным воспитателем масс, целиком ушел в рисование. Я крутил сальто, силясь запрыгнуть в пятерку лучших гимнастов города. Люстра перешел от возвышенных размышлений о первобоге к народному мифу. На вопрос, что это такое, отвечал:
- Сам не знаю. Но я прав. Уже древние поникли, почувствовали, что им не охватить величие Ра, его вселенскую духовную реальность - он же стал неким безумным мифом, творящим слово. Он над, возвысился над логосом. Он мог испепелить разум, им созданный. И как тут быть? Люди принялись спасаться кто как может, взялись лепить тысячу солнц: для урожая, для постели, для войны, для веселья. Люди творили маленьких богов, расчленяя великого. Но маленькие боги переселялись в Ра. И призывали людей жить в Ра: одни - в Нирвану, другие - в Рай. Христиане, например, попадают в Ра через Христа... Но ты не думай, не напрягай башку. Еще свихнешься. У физкультурников головы нет, у них башка-шея. То есть глаза и рот прямо на шее.
Чтобы не отстать от друзей в мозговом отношении, я упражнял свой разум посредством очень умных книг. Далее десятой страницы не пробивался, но, удивительное дело, в тех умных книгах именно на первых десяти страницах были изложены в компактном сжатом виде главные мысли и положения: дальше, как я понимал, шли более или менее остроумные доказательства.
Со временем я позабыл о Люстре, и о Ра, и о прочем... И однажды, недавно уже, написал рассказ под названием "Шмель", героем которого был некто фанатичный человек. В фанатизме сжигал он свою странную жизнь, обессмысленную идеями Госплана.
Зовут моего героя Леонтий, и вспоминаю я о нем сейчас лишь потому, что фанатизм его основан на предмете, необходимом мне для этого рассказа.
Он любит сидеть по-турецки на чем-нибудь мягком, например на диване.
- Ты знаешь, откуда взялись славяне? - он спрашивает.
- В такой же степени, как и ты.
- Нет, дорогой мой, ты целыми днями думаешь о маркизете, а я тружусь.
Леонтий, о чем бы он ни говорил, сворачивает на славян. Зацикленный.
- Ты, - говорит он мне, - утратил ощущение народности. Ты считаешь себя зерном новой эры. Нет истории старой и новой, она одна - едина. Мы попались на дохлого червяка...
Леонтий самонадеян. Любит мягкий хлеб и твердые яблоки. В разговоре драчлив, как большинство самоучек.
- Небо - синий бык. Земля - красная корова - вымя, полное молока. Душа - конь... Я - Аз. Я - истина...
И вдруг я понимают что этот герой моего рассказа, этот "Шмель", такой наглый и такой тенористый, он - Люстра, получивший образование. Но Люстра, мальчик, был умнее, поскольку был искреннее, верил в себя, в свою звезду.
- Славяне ниоткуда не взялись. Скажем, коньяк - такой лозы нет. Коньяк складывается из разных сортов винограда и выдерживается в дубовых бочках. Ты обрати внимание на слово "вено".
Я знаю, что он скажет. Мне об этом "вено" говорил Люстра еще до войны. У некоторых древних народов Восточного Средиземноморья, позже у славян, позже у русских "вено" означало выкуп за невесту. Его давали в основном скотиной. Это был не просто тривиальный выкуп, а как бы соединение имущества - союз. От "вено" образованы слова: венец, венок, веник, вензель. Главное в этих словах связность, единство. Скажем, рубят избу - кладут венец на венец. Не отдельные бревна, а связанные венцы. Не сколачивают их, не замыкают, не закалывают, но вяжут. И первый ребенок в семье называется первенец - первый венец.
- Ты какой ребенок в семье? - спрашивал меня в свое время Люстра, обалдевший от собственного величия.
- Я не венец. Я веник. Короче говоря - букет.
- Тебе палец в рот не клади, ты сам с усам. Ты что, физкультуру бросил, в мозговитость пошел? Но вернемся к нашему "вену". У кого был такой обычай, назывались либо венты, либо венеты, либо венеды. Здесь интересный аспект перехода глухой согласной "т" в звонкую согласную "д" - признак славянства. На севере Италии целая область носит название Венето...
Люстра, помнится, все свои исторические разглагольствования заканчивал укоризной Петру Великому за то, что царь не там прорубил окно в Европу. Нужно было ему рубить где-нибудь в Адриатике, в Эгейском море или в районе Александрии. Люстра снимал свои замечательные очки, верно, готовился погрузиться в посейдоновы теплые воды.
- Откуда у нас такое замечательное словечко "человек"?
- Человека. Ум, честь и совесть эпохи.
- Ну и дурак. "Словен" двухкоренное слово: "сло" и "вен". Корень "вен" преобразуется в суффикс, и в слове "славок" уже преобразовался. Кстати, и в слове "славянин" тоже. Выстраиваем цепочку. Словен - словак - словек. У поляков звук "с" переходит в "ш" или "ч" - чловек. Понял - уже чловек. В русском языке появляется дополнительная огласовка - человек. Итак, человек - это словен - славянин. У русских до семнадцатого века человеков не было. Были людины и смерды. Просто - людин, буквально - простолюдин. Гришка Отрепьев нас человеками сделал... По Несторовой летописи единый славянский народ жил на Дунае, где сейчас Венгрия, Болгария, Словакия...
- А по науке?
- А по науке академик Шахматов Алексей Александрович говорит, что у славян было две прародины. Первая там, куда показывает монах. Вторая в районе Вислы, Одры, Лабы. Там в первом веке нашей эры окончательно оформился славянский язык. Западные снобы, зануды, говорят, что славянский язык, мол, слишком на их вкус своеобразен. Ну и что? Народ как раз и осознает себя по своеобразию языка.
Я хотел вызвать в своем воображении Леонтия из рассказа "Шмель", проконсультироваться с ним, но он кашлял во тьме, уходя... Люстра, его прародитель, оказался сильнее и самобытнее.
- Брось, физкультурник, - сказал Люстра, - он, твой Леонтий, придурок, а я твой старинный друг, я, можно сказать, тебя думать учил, размышлять. Не печалься, лучше послушай голос, с которого начинается миф о русском народе.
Голос этот принадлежит Андрею Первозванному - апостолу Христа.
В Несторовой летописи есть запись: "А Днепр впадает устьем в Понтийское море, это море слывет русским - по берегам его учил, как говорят, святой Андрей, брат Петра..."
Если знаменитый апостол Петр вручил ключи, символ власти на земле и на небе, первому римскому папе, то Андрей, его брат, благословил русские земли на христианство.
"Когда Андрей учил в Синопе и прибыл в Корсунь, узнал он, что недалеко от Корсуни устье Днепра и захотел отправиться в Рим и приплыл в устье днепровское и оттуда отправился вверх по Днепру".
Спрашивается, кто поволок Андрея по Днепру вверх, против течения, через пороги и мели? Значит, шел караван, и он к каравану пристал. И никто его "за так" не повез бы - был он беден и с виду дик. Видимо, нанялся апостол в лямочники - в бурлаки.
Шли по берегу воины в рогатых шлемах и буйволовых колетах. В 66 году эры Христовой. Шел и тянул лямку Андрей Первозванный - первый ученик Иисуса, которого римляне распяли позже в Синопе на косом кресте и вниз головой, так просил сам Андрей, чтобы нельзя было даже смерть его сопоставить со смертью его учителя.
Люстре виделось, что в первой ладье с высоким форштевнем стоял светлобородый голубоглазый человек громадного роста. Звали того человека Один. Вел он свой народ на другое море, поскольку без моря люди его жить не могли. Станет Один на восемь веков скандинавским богом. Апостол же другого бога, "Бога истинного", как и положено в мифе, тянул ладью Одина, истирая плечи в кровь, к берегу его бессмертия.
"И случилось так, что он (Андрей) пришел и стал под горами на берегу. И наутро встал и сказал бывшим с ним ученикам. (Он и в пути проповедовал ватаге лямочников, нанявшихся в поход. Викинги, наверное, не тянули, они шли в боевом строю). "Видите ли горы эти? На этих горах воссияет благодать Божия, будет город великий и воздвигнет Бог многие церкви". И взошел на горы эти, благословил их и поставил крест и помолился Богу и сошел с горы этой, где после возник Киев, и отправился по Днепру вверх. И пришел к славянам, где нынче стоит Новгород, и увидел живущих там людей - каков их обычай и как моются и хлещутся, и удивлялся им. И отправился в страну варягов, и пришел в Рим и поведал о том, как учил и что видел".
Люстре было до жути интересно: парили русичи Андрея Первозванного в бане? У него даже спина от этого вопроса чесалась.