– Абсолютно ничего. Я сошла в Кумсдейле, и дядя Том встретил меня на машине. Шофер взял мой чемодан у носильщика, и я почти совсем его не видела. Мы подъехали к дому как раз к чаю, и я присоединилась к чаепитию, не поднимаясь наверх. Дворецкий отнес мой чемодан, пришла горничная и попросила ключ, чтобы разобрать вещи. Этот дом просто кишит прислугой. Я вечно до смерти боюсь не натворить чего-нибудь, что они сочли бы непристойным.
Там были все шаферы и подружки невесты, и всем было очень весело, только я не могла сообразить, о чем они все время болтают, ведь все они знали друг друга и отпускали множество непонятных мне шуток.
Конни с чувством кивнула.
– Именно так они вели себя на взморье прошлым летом. По-моему, у взрослых отвратительные манеры.
– Я и впрямь почувствовала себя довольно незрелой, – призналась Пэтти. – Какой-то мужчина принес мне чаю и спросил, что я изучаю в школе. Он старался проявить послушание перед Луизой и развлечь маленькую кузину, но постоянно думал о том, какая скука разговаривать с девочкой, у которой волосы заплетены в косы.
– Я говорила тебе уложить их наверх, – заметила Присцилла.
– Погоди! – важно произнесла Пэтти. – Когда я поднялась наверх, чтобы переодеться к ужину, в холле меня встретила горничная, которая так и вылупила глаза.
"Прошу прощения, мисс Пэтти, – проговорила она. – Но это точно Ваш чемодан?"
"Да, – сказала я, – разумеется, это мой чемодан. А что с ним не так?"
– Она только махнула в сторону стола и не сказала ни слова. Там лежал он, нараспашку!
Вынув из кармана ключ, Пэтти отперла чемодан и откинула крышку. Сверху, аккуратно сложенный, лежал мужской парадный костюм, а из узких прорезей торчали трубка, коробка сигарет, несколько воротничков и другие разнообразные мужские безделушки.
– Ах! – затаив дыхание, воскликнули они хором.
– Это его, – с жаром прошептала Конни.
Пэтти кивнула.
– А когда я показала чемодан дяде Тому, он чуть не умер от смеха. Он позвонил на станцию, но там ничего об этом не знали, и я не знала, где будет выступать клуб хорового пения, поэтому мы не могли телеграфировать мистеру Хиллиарду. Дядя Том живет в пяти милях от города, так что в тот вечер мы просто не могли ничего предпринять.
– Только представьте, что он почувствовал, когда стал переодеваться для концерта и обнаружил новое розовое вечернее платье Пэтти, разложенное на самом верху чемодана! – предположила Присцилла.
– Ах Пэтти! Ты думаешь, он открывал его? – спросила Конни.
– Боюсь, что так. Чемоданы абсолютно идентичны и ключи, очевидно, подходят к ним обоим.
– Я надеюсь, там все было в порядке?
– О да, смотрелось чудесно. Все было отделано розовой лентой. Отправляясь в гости к дяде Тому, я всегда пакую чемодан, помня о горничной.
– А как же ужин и свадьба? Что ты делала без своих вещей? – спросила Присцилла, с грустью припомнив многочисленные визиты к портнихе.
– Я подхожу к самому интересному! – заверила Пэтти. – Мисс Лорд просто не позволяет мне иметь приличное вечернее платье. Она сама ходила со мною и говорила мисс Прингл, как его нужно шить, по образу и подобию всех моих бальных платьев: девять дюймов от пола, рукава по локоть и дурацкий пояс. Я все равно терпеть его не могла.
"Ты должна помнить, что ты школьница, – процитировала Конни, – и до тех пор пока…"
– Погодите, сейчас я вам расскажу! – торжествующе произнесла Пэтти. – Луиза принесла мне одно из своих платьев – одно из своих самых лучших бальных платьев – только она больше не собиралась его носить, поскольку ее приданое состоит из одних новых вещей. Оно было из белого крепа, расшитого золотыми блестками, со шлейфом. Спереди оно тоже было длинным. Мне приходилось ступать, не поднимая ног. Пришла горничная и одела меня; с помощью золотой ленты она уложила мне волосы наверх, а тетя Эмма одолжила жемчужное ожерелье и пару длинных перчаток, так что я выглядела просто прелестно, – я не вру – вы бы меня не узнали. Мне можно было дать не меньше двадцати!
– Мужчина, который вел меня за стол, и не подозревал, что я давным-давно не выходила в свет. И знаете, он пытался со мной флиртовать, правда. А был он ужасно старый. Должно быть, ему было под сорок. Я чувствовала себя так, словно я флиртую со своим дедушкой. Знаете что, – прибавила Пэтти, – быть взрослой не так уж плохо. Мне кажется, можно чудесно проводить время – если ты привлекательна.
Три пары глаз принялись задумчиво рыскать в поисках зеркала, после чего Пэтти возобновила свой отчет.
– За столом дядя Том заставил меня рассказать про чемодан. Все смеялись. Получилась очень волнующая история. Я поведала им о том, как вся школа ходила послушать клуб хорового пения и все как один влюбились в "третьего мужчину с конца", и как мы все вырезали его портрет из программки и вставили в свои часы. А потом про то, как я сидела напротив него в поезде и как мы обменялись чемоданами. Мистер Харпер – мужчина, сидевший рядом со мной, – сказал, что это самая романтическая история, которую он слышал в своей жизни, и что замужество Луизы – ничто по сравнению с нею.
– Но что же чемодан, – напомнили они, – ты больше ничего не предпринимала?
– Дядя Том снова позвонил утром, и станционный служащий сказал, что он связался по телефону с человеком, у которого был чемодан юной леди. Через два дня он возвращается, и я должна была оставить его чемодан у носильщика на станции, а он оставил бы мой.
– Но ты его не оставила.
– Я приехала другой дорогой. Я собираюсь отослать его.
– А что ты надела на свадебную церемонию?
– Вещи Луизы. То, что я не соответствовала остальным подружкам невесты, не имело ни малейшего значения, так как я была почетной подружкой невесты и все равно должна была одеться по-другому. Я была взрослой три дня, и мне бы хотелось, чтобы мисс Лорд видела меня с высоко уложенными волосами, беседующей с мужчинами!
– Ты рассказала Вдовушке?
– Да, я сказала ей о чужом чемодане, но не упомянула, что он принадлежит "третьему с конца".
– Что она сказала?
– Она сказала, что с моей стороны было весьма легкомысленно сбежать со странным мужским багажом, и выразила надежду, что он джентльмен и воспримет это как должно. Она позвонила носильщику и сообщила о том, что чемодан здесь, однако не смогла сегодня отправить Мартина отвезти его, поскольку ему пришлось поехать на ферму за яйцами.
Перерыв подошел к концу; толпясь, вернулись девочки, чтобы собрать книжки, блокноты и карандаши для предстоящего урока. Все, кто проходили мимо седьмой комнаты, заскакивали послушать новости. Каждая по очереди получала историю с чемоданом, и у каждой по очереди перехватывало дыхание при виде его содержимого.
– Пахнет табаком и лавровишневой водой, правда же? – понюхав, сказала Розали Пэттон.
– О, тут болтается пуговица! – воскликнула заботливая хозяйка Флоренс Хиссоп. – Пэтти, ты не дашь мне черные шелковые нитки?
Она вдела нитку в иголку и закрепила пуговицу. Потом храбро примерила пиджак. Остальные восемь девочек последовали ее примеру, и его прикосновение привело их в трепет. Он был рассчитан на то, чтобы приходиться впору человеку гораздо больших размеров, чем у любой из присутствующих. Даже Айрин Маккало сочла его мешковатым.
– У него ужасно широкие плечи, – молвила Розали, поглаживая атласную подкладку.
Они осторожно осмотрели остальную одежду.
– Ах! – завопила Мэй Мертель. – Он носит голубые шелковые подтяжки.
– И еще кое-что голубое, – прощебетала Эдна Хартуэлл, заглядывая ей через плечо. – Это пижама!
– Подумать только, что такое могло произойти с Пэтти! – вздохнула Мэй Мертель.
– Почему бы и нет? – ощетинилась Пэтти.
– Ты так молода и так… э-э…
– Молода! Ты просто не видела меня с зачесанными наверх волосами.
– Интересно, чем все это закончится? – спросила Розали.
– А закончится все это тем, – недобро сказала Мэй, – что носильщик отправит чемодан и Джермин Хиллиард младший никогда не узнает…
В дверях появилась горничная.
– Если позволите, – пролепетала она, изумленно глядя на Айрин, которая так и осталась в пиджаке. – Миссис Трент просит мисс Пэтти Уайатт пройти в гостиную, и я должна отнести чемодан вниз. Джентльмен ждет.
– О Пэтти! – облетели комнату сдавленные возгласы.
– Уложи волосы наверх… живо!
Присцилла схватила обе одинаковые косички Пэтти и уложила венком вокруг головы, тогда как остальные, трепеща от волнения, втискивали пиджак на место и запирали чемодан.
Все как один столпились позади нее, повиснув на перилах под опасным углом, и навострили уши в направлении гостиной. Оттуда доносилось лишь бормотание, изредка перемежаемое густым басовитым смехом. Услышав закрывающуюся входную дверь, они в едином порыве хлынули в комнату Хэрриет Глэдден, которая возглавляла шествие, и прижались носами к стеклу. Низенький, приземистый человек похожий на немца вразвалочку шел к воротам, в направлении трамвая. Они уставились на него большими, полными ужаса глазами. Когда, ни слова не говоря, обернулись, они увидели, как Пэтти с трудом волоком тащит наверх свой странствующий чемодан. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что они все видели, и, опустившись на верхнюю ступеньку, она прислонилась головой к перилам и расхохоталась.
– Его зовут, – проговорила она, задыхаясь от смеха, – Джон Хохштеттер младший. Он оптовый торговец бакалейными товарами и как раз ехал на собрание бакалейщиков, где должен был выступить с речью о сравнительных характеристиках американского и импортного сыров. Он вовсе был не прочь остаться без своего выходного костюма, – по его словам, он все равно чувствовал себя в нем дискомфортно. Он объяснил собранию, почему на нем нет костюма, и это была самая смешная речь вечера. Звонок на урок.
Пэтти поднялась и повернула к Райской Аллее, но помешкав, обернулась и сообщила дополнительную подробность:
– У него есть милая дочурка моих лет!
V. Медовый месяц четы Фланниган
СЕМЬЯ Мэрфи, придерживаясь здравых взглядов на материальное благополучие, избрала Святую Урсулу своим святым покровителем. Семья в составе мистера и миссис Патрик Мэрфи, одиннадцати маленьких Мэрфи и Бабушки Фланниган занимала пятикомнатный коттедж поблизости от школьных ворот "Святой Урсулы". Они жили за счет искупительных подаяний шестидесяти четырех девочек и периодических заработков Мэрфи père, который, будучи трезв, был достаточно неплохим каменотесом и каменщиком.
Он построил большие входные ворота и длинную каменную стену, которая огораживала десятиакровые владения. Он заложил фундамент нового западного крыла, известного как Райская Аллея, и построил все дымоходы, подъездные дороги и теннисные корты на территории. Школа была памятником его долгой и свободной карьере.
Мистер и миссис Мэрфи, продемонстрировав необычайную дальновидность, крестили своего первенца в честь школы. Урсула Мэрфи – возможно, и не совсем претенциозное сочетание имени и фамилии, однако ребенок был сполна вознагражден за ношение подобного имени тем, что получал ношенные вещи многих поколений учениц "Святой Урсулы". Некоторое время существовала опасность, что несчастная малютка будет похоронена под грудой платьев; но ее родители, к счастью, откопали одного старьевщика, который освободил ее от части этого бремени.
После Урсулы в регулярной последовательности появились на свет остальные детишки Мэрфи; и постепенно в число легендарных привилегий школы вошло награждать новорожденных именами и подарками по случаю крещения. Миссис Мэрфи в своих ежегодных запросах не была законченной эгоисткой. Она ценила художественность имен, предоставляемых девочками. Они обладали той отличительной особенностью, какую сама она, при отсутствии у нее литературного воспитания, не смогла бы им придать. Выбор имен оказался таким же политически трудным делом, как избрание старосты выпускного класса. Разные фракции предлагали разнообразные имена; на голосование выставлялся список полудюжины кандидатур, а в ходе процедуры произносились зажигательные речи.
Существовало одно ограничение. Каждый ребенок должен был иметь своего святого покровителя. Относительно этого пункта Мэрфи были непреклонны. Тем не менее, тщательно изучив ранних христианских мучеников, девочкам удалось раскопать перечень малоизвестных святых с довольно необычными и живописными именами.
В настоящий момент в списке отпрысков Мэрфи значились:
Урсула Мария, Джеральдин Сабина, Мюриел Вероника и Лайонел Эмброуз (близнецы), Эйлин Клотильда, Джон Дрю Доминик, Дельфина Оливия, Патрик (он родился на летних каникулах и многострадальный священник настоял, чтобы его назвали в честь отца), Сидни Орландо Бонифас, Ричард Хардинг Гэбриел, Йоланда Женевьева. На этом список заканчивался, пока однажды утром в начале декабря в проеме кухни не появился Патрик старший с известием, что было бы своевременно подыскать очередное имя – для мальчика.
Школьницы немедленно созвали комитет в полном составе. Было предложено несколько имен, прение становилось все более жарким, как вдруг со своего места вскочила Пэтти Уайатт и предложила вариант "Катберт Сент-Джон". Предложение было встречено приветственными криками, а Мэй Ван Арсдейл с негодованием покинула комнату. Имя было принято единогласно.
Катберт Сент-Джон Мэрфи, крещенный в следующее воскресенье, получил в подарок ложечку для овсяной каши с золотой каемкой в зеленой плюшевой коробочке.
Учащиеся были так довольны удачным предложением Пэтти, что в порядке поощрения избрали ее председателем Рождественского карнавального комитета. Рождественский карнавал являлся благотворительным мероприятием, учрежденным одновременно с открытием школы. В "Святой Урсуле" на систему образования придерживались широких взглядов, что подразумевало развитие множества женских добродетелей, величайшей из которых была благотворительность. Не современная, научная, механически созданная благотворительность, но уютная и старомодная, которая оставляет в сердце дарителя радостный, благородный свет. Ежегодно на святки наряжали елку, накрывали ужин и приглашали бедных соседских детишек вкусить яств. Детей из неимущих семей собирали школьницы, которые ездили по домам на санях или в фургонах для сена, в зависимости от того, выпал ли снег. Девочки относились к этому как к самому развлекательному торжеству в учебном году. И даже бедные детишки, когда у них проходило первое чувство неловкости, считали праздник довольно занимательным.
Первоначально было задумано, что каждая девочка должна иметь своего протеже, чтобы располагать возможностью навещать семью и завязывать личные отношения с общественным классом с более скромными потребностями. Она должна была выяснить особые нужды ребенка и дарить что-то по-настоящему полезное, например, чулки, брюки или фланелевые нижние юбки.
Эта схема была замечательной на бумаге, на практике же она потерпела фиаско. "Святая Урсула" располагалась в богатом квартале, отданном под имения праздных богачей, и пролетариат, прилегающий к окраинам этих имений, был щедро обеспечен работой. Когда-то давно, когда школа была маленькой, в округе имелось достаточное количество бедных детей. Но по мере того, как "Святая Урсула" расширялась, число бедняков, по всей видимости, сокращалось, пока не наступило время, когда школа столкнулась с их явной нехваткой. Однако Мэрфи, по крайней мере, всегда были с ними. И за это они выражали ежегодную благодарность.
Пэтти вступила в должность председателя и назначила подкомитеты по проведению текущей работы. За собой же, Конни и Присциллой она сохранила привилегию отобрать получателей щедрот "Святой Урсулы". На это было затрачено несколько веселых дней за пределами школы. Для заключенных прогулка за пределы тюрьмы – все равно что для всех остальных путешествие в Европу. Большую часть недели они обсуждали соседей и выяснили тот постыдный факт, что, кроме выводка Мэрфи, было девять возможных детей, и что ни один из этих девяти не принадлежал семьям, которые с чистой совестью можно было бы назвать бедными. Здравомыслящие, трудолюбивые родители могли прекрасно удовлетворить скромные рождественские запросы своих детей.
– Только шестеро Мэрфи подходят по возрасту, – проворчала Конни, когда они возвращались домой в холодных сумерках зимнего дня после двух часов бесплодной ходьбы.
– Выходит примерно по одному ребенку на каждые пять девочек, – угрюмо кивнула Присцилла.
– Ах, эта благотворительность меня утомляет! – взорвалась Пэтти. – Для девочек это просто забава. То, как мы скупо раздаем хлам этим безупречно милым людям, просто оскорбительно. Если бы кто-нибудь ткнул в меня розовым носком из тарлатана, полным конфет, и сказал, что это за то, что я была хорошей маленькой девочкой, я бы швырнула его им в лицо.
В напряженные моменты английский язык Пэтти был не безупречен.
– Да ладно тебе, Пэтти, – Присцилла успокаивающе взяла ее под руку, – мы зайдем к Мэрфи и заново их пересчитаем. Может, есть кто-то, кого мы проглядели.
– Близнецам всего пятнадцать, – с надеждой проговорила Конни. – Я считаю, они подойдут.
– А Ричарду Хардингу почти четыре. Он достаточно большой, чтобы радоваться елке. Чем больше Мэрфи мы сможем набрать, тем лучше. Им всегда нравится то, что мы дарим.
– Я знаю! – рявкнула Пэтти. – Большинство из них мы учим быть отъявленными попрошайками. Я буду жалеть о том, что когда-либо использовала сленг, если мы не найдем этим деньгам лучшего применения.
Праздничные фонды ежегодно пополнялись за счет налога на сленг. В "Святой Урсуле" взимался штраф в один цент за каждый случай прилюдного употребления сленга или неправильной грамматики. Разумеется, в уединении собственной комнаты, в кругу избранных, сии меры были не столь строги. Ближайшие подружки не выдавали, разве что когда случалось охлаждение взаимоотношений. Но приятели, враги и учителя делали это, а в моменты пылкой откровенности даже сама виновная сдавала себя. Как бы то ни было, фонд сленга увеличивался. Вскрыв ящик в этом году, члены комитета обнаружили тридцать семь долларов, восемьдесят четыре цента.