Он указал пальцем на палубу. Какая-та тяжелая мысль омрачила на мгновение его сияющее лицо, точно тень летучего облака пробежала по светлому ясному морю. Смененная вахта, шумно топоча ногами, пересекла гурьбой светлую полосу у порога. Кто-то крикнул: "Доброй ночи!" Бельфаст, дрожащий и безмолвный от сдерживаемого волнения, задержался на минуту, чтобы заглянуть внутрь на Джимми. Он бросил на повара полный угрюмой значительности взгляд и исчез. Повар откашлялся. Джимми смотрел в потолок и лежал тихо, словно притаившись.
Ночь была спокойная с легким ветерком. Судно слегка кренилось и тихо скользило по темному морю, стремясь к недосягаемому пышному великолепию черного горизонта, пронизанного стрелами трепетных огней. Над верхушками мачт, усыпая небо звездами, сияла дуга млечного пути, словно триумфальная арка вечного света, переброшенная над темной тропинкой, по которой совершает свой путь земля. На баке какой-то человек насвистывал громко и точно веселую джигу, в то время как другой, где-то в стороне, то шаркал, то мерно топал ногами. С передней части доносился смешанный гул голосов, смех, обрывки песен. Повар покачал головой, искоса посмотрел на Джимми и забормотал.
- Вот оно… Поют… Только одно на уме. Удивляюсь, как это Провидению не надоест терпеть… Они забывают о дне, который грядет неминуемо… Но ты…
Джимми с такой поспешностью выпил глоток чая, словно он украл его, и залез под одеяло, старательно отодвигаясь к самому краю койки, у переборки. Повар встал, закрыл дверь, затем уселся снова и отчетливо произнес:
- Всякий раз, разводя у себя в кухне огонь, я думаю о вас, ребята. Вы божитесь, крадете, лжете и делаете еще худшие вещи, как будто загробного мира вовсе не существует… а ребята все не плохие, по-своему, - добавил он медленно; затем, после минуты горькой задумчивости, продолжал покорным голосом. - Так, так… Придется-таки им пожариться в аду. Ой, жарко будет! Топки на океанских пароходах просто тьфу в сравнении с адским пламенем.
Минуту он сидел очень тихо. В мозгу его шла напряженная работа; там разрасталось яркое видение, звучал возбужденный гул из нарастающих песнопений и воплей страдания. Он мучился, радовался, восхищался, порицал. Он был в восторге, в страхе, в экзальтации - как в тот единственный в своей жизни вечер, 27 лет назад (он любил точно вспоминать число лет), когда дурные товарищи напоили его - тогда еще очень молодого человека - в Ист-Эндском мюзик-холле. Волна внезапно нахлынувшего чувства вынесла его из собственного тела. Он парил в небесах, созерцая тайну будущей жизни. Она раскрывалась перед ним. Это было восхитительно; он чувствовал нежность к ней, к себе самому, ко всей команде, к Джимми. Сердце его переполнялось любовью, сочувствием, желанием помочь, тревогой за душу этого черного человека, гордостью от сознания того, что вечность принадлежит ему, ощущением собственной силы. Схватить в свои объятия этого умирающего, погрузить его прямо в самую гущу спасения… Черная душа… еще чернее… тело… порча… дьявол. Нет! Слово… сила… Самсон… В ушах его раздавалось громкое бряцание, точно звон кимвалов. Его окружал экстатический вихрь сияющих лиц, лилий, молитвенников, нездешней радости, белых хитонов, золотых арф, черных плащей, крыльев. Он видел развевающиеся одежды, чисто выбритые лица, море света - озеро кипящей смолы. Он вдыхал сладостное благоухание, запах серы, перед ним мелькали красные языки пламени, лижущие белый туман. Голос, вызывающий благоговейный трепет, гремел… Так длилось три секунды.
- Джимми! - воскликнул он вдохновенным голосом. Затем остановился в нерешительности. Искра человеческой жалости еще теплилась сквозь адский туман охватившей его неизмеримой гордыни.
- Что? - неохотно спросил Уэйт. Наступило молчание. Джимми чуть-чуть повернул голову и бросил украдкой боязливый взгляд на Подмура. Губы повара беззвучно шевелились, лицо его выражало восторг, глаза были устремлены вверх. Казалось, будто он обращается с молитвой к бимсам палубы, медному крюку лампы и двум тараканам.
- Послушай, - сказал Уэйт, - я хочу спать. Кажется, я смогу сейчас заснуть.
- Теперь не время спать! - воскликнул повар громким голосом. Он благочестиво отрешился от последних остатков человеческого. Теперь он был только гласом - чем-то бесплотным и возвышенным, как в ту памятную ночь, когда он перешел через море, чтобы сварить кофе для погибающих грешников. - Теперь не время спать, - повторил он в экстазе, - Я не могу спать!
- На кой черт ты мне дался! - сказал Уэйт с поддельной энергией, - А я могу. Ну, проваливай!
- Богохульствуешь… в самой пасти ада… в самой пасти? Разве ты не видишь пламени? Разве ты не чувствуешь его? Слепец, сосуд греха! Но я вижу его за тебя. Я не могу вынести его. Я слышу призывы спасти тебя: ночью и днем, Джимми, позволь мне спасти тебя!
Мольбы и угрозы вырывались из него ревущим потоком. Тараканы удрали. Джимми потел, ерзая украдкой под своим одеялом. Повар завопил:
- Твои дни сочтены.
- Убирайся отсюда, - мужественно загремел Уэйт.
- Молись со мной.
- Не желаю…
В маленькой каюте было жарко, как в печи. Теперь она заключала в себе всю необъятность страха и муки, атмосферу криков и стонов, молитв, которые выкрикивались, как богохульства, и проклятий, произносимых шепотом. Чарли первый услышал шум и созвал товарищей, объявив им восторженным голосом, что Джимми с кем-то дерется у себя на койке. Матросы испуганно толпились перед закрытой дверью, не решаясь открыть ее. Вся команда собралась тут. Нижняя вахта выскочила на палубу в одних рубахах, как будто произошло столкновение. Люди спрашивали на бегу:
- В чем дело?
Им отвечали:
- Слушайте!
Из каюты Джимми все время долетали заглушенные крики:
- На колени… на колени!
- Заткнись!..
- Никогда!.. Ты предан в мои руки… Твоя жизнь спасена… промысел… милосердие… раскаяние… кайся, кайся…
- Ты сумасшедший дурак!
- Думай о себе, ты уже не проснешься в этом мире…
- Уходи!..
- Нет!.. Подумай только: пламя большее чем в кочегарке!..
Затем слова посыпались бешеным визгливым градом.
- Нет! - крикнул Джимми.
- Да, это так… спасения нет. Все это говорят.
- Ты лжешь!
- Ты сейчас умрешь… я вижу… ты умираешь на моих глазах… ты мертв уже…
- Помогите! - крикнул пронзительно Джимми.
- Нет для тебя помощи в этой юдоли… обрати очи горе, - орал другой.
- Убирайся… Убийца! Помогите! - вопил Джимми. Голос ею прервался, послышались стоны, тихий шепот, всхлипывания.
- В чем там дело? - произнес резко раздавшийся голос. - Подайся, разойдись ребята, - строго повторял мистер Крейтон, проталкиваясь сквозь толпу.
- Сам старик идет, - шептали кругом.
- Там повар, сэр, - воскликнули несколько человек, отступая назад.
Дверь со стуком распахнулась; широкая струя света пролилась оттуда, осветив любопытные лица; пахнуло теплым застоявшимся воздухом. Оба подшкипера возвышались головой и плечами над худощавым седым человеком, который открыто стоял между ними с худым, спокойным лицом, прямой и угловатый, словно маленькое изваяние.
Повар встал с колен. Джимми сидел на верхней койке, обхватив свои поджатые ноги. Кисточка его голубого ночного колпака почти незаметно трепетала над коленями. Они удивленно смотрели на его длинную согнутую фигуру и на белый уголок одного глаза, слепо поблескивавший в их сторону. Он боялся повернуть голову. Он весь сжался, ушел в себя и в этой неподвижности, полной напряженного ожидания, было что-то поразительное, животное. В ней чувствовалось инстинктивное бессознательное стремление испуганного зверя притаиться и уйти в себя.
- Что вы здесь делаете? - резко спросил мистер Бэкер.
- Исполняю свой долг, - с жаром ответил повар.
- Ваш… что? - начал подшкипер.
Капитан Аллистоун слегка дотронулся до его руки.
- Я знаю его пунктик. Уходите отсюда, Подмур, - приказал он громко.
Повар потряс кулаками над головой, заломил руки и уронил их, словно они оказались слишком тяжелыми. На минуту он остановился, неподвижный, растерянный и удивленный.
- Никогда… - пробормотал он, запинаясь, - я… он… я…
- Что вы сказали? - отчеканил капитан Аллистоун. - Сейчас же уходите, иначе…
- Иду, - произнес повар с поспешной и мрачной покорностью.
Он твердо перешагнул через порог, заколебался, сделал несколько шагов. Все молча смотрели на него.
- Пусть ответственность падет на вас! - крикнул он в отчаянии, полуобернувшись назад. Этот человек умирает. Пусть ответственность…
- Вы еще тут? - грозно крикнул шкипер.
- Нет, сэр, - поспешно откликнулся тот испуганным голосом.
Боцман увел его за руку. Некоторые рассмеялись. Джимми поднял голову, чтобы украдкой осмотреться и вдруг одним неожиданным прыжком соскочил с койки. Мистер Бэкер ловко подхватил его и почувствовал на руках ослабевшее тело Джимми. Группа у дверей фыркнула от удивления.
- Он все лжет, - задыхался Уэйт, - он говорил о черных дьяволах… он сам дьявол, белый дьявол… Я здоров.
Он выпрямился, и мистер Бэкер ради опыта отпустил его, Уэйт, спотыкаясь, сделал несколько шагов. Капитан Аллистоун наблюдал за ним спокойным проницательным взглядом. Бельфаст бросился к Джимми, чтобы поддержать его. Тот, по-видимому, не сознавал, что вокруг него люди. С минуту он простоял спокойно, сражаясь с легионом безымянных ужасов, совершенно одинокий, в непроницаемой пустыне своего страха, под любопытными взорами взволнованных людей, которые следили за ним издали. Тяжелые вздохи, казалось, шевелили темноту. По временам, когда корабль накренялся под порывами ветра, с шканцев доносилось бульканье воды.
- Уберите его от меня, - сказал наконец Джемс Уэйт своим красивым баритоном, наваливаясь всей тяжестью на шею Бельфаста. - Я поправился за эту неделю… Мне хорошо… Хочу взяться за работу… завтра… сейчас, если хотите, капитан…
Бельфаст подпер его плечом, чтобы помочь ему удержаться на ногах.
- Нет, - сказал капитан, глядя на него в упор. Красное лицо Бельфаста беспокойно задвигалось под мышкой у Джимми. Ряд сверкающих глаз устремился на них с границы света. Люди подталкивали друг друга локтями, вертели головами, шептались. Уэйт уронил подбородок на грудь и, опустив веки, подозрительно оглядывался.
- Почему нет? - крикнул голос из темноты. - Парень вполне здоров, сэр.
- Я здоров, - горячо подтвердил Уэйт. - Я хворал… Теперь мне легче… теперь я поправился.
Он вздохнул.
- Матерь пресвятая, - воскликнул Бельфаст, подталкивая его плечом, - да стой же ты, Джимми.
- Убирайся от меня, - сказал Уэйт и оттолкнул Бельфаста грубым толчком; но сам он не устоял на ногах, отлетел и удержался за косяк двери. Его скулы блестели, словно были покрыты лаком. Он сорвал свой ночной колпак, вытер им потное лицо и швырнул его на палубу.
- Я иду, - сказал он, не двигаясь с места.
- Нет! Вы никуда не пойдете, - коротко ответил капитан.
Босые ноги шаркали, неодобрительные голоса роптали вокруг. Он продолжал, как будто ничего не слыша:
- Вы притворялись почти все плавание, а теперь пожелали выйти? Вы думаете, что до получки уже не далеко теперь? Почуяли берег?
- Я был болен… Теперь мне лучше, - бормотал Уэйт, весь блестя под светом лампы.
- Вы бесстыдно притворялись, - строго возразил капитан Аллистоун. - Ну… - Он заколебался меньше чем на полсекунды. - Ну, всем ясно, что вы совершенно здоровы. Но вы желали лежать для собственного удовольствия, так вот полежите теперь для моего. Мистер Бэкер, я приказываю, чтобы этому человеку не разрешали выходить на палубу до конца плавания.
Раздались восклицания удивления, торжества, негодования. Темная группа людей заколыхалась в полосе света.
- Чего ради?
- Я ведь говорил тебе.
- Срам какой!
- Мы еще поговорим насчет этого, - выделился из общего гула голос Донкина.
- Не бойся, Джимми, мы отстоим тебя, - крикнуло несколько человек вместе.
Пожилой матрос выступил вперед.
- Вы хотите сказать, сэр, - спросил он мрачно, - что на этой шхуне больному человеку запрещается поправиться?
Донкин возбужденно шептал что-то за его спиной среди толпы, в которой никто не удостаивал его взглядом. Капитан Аллистоун покачал пальцем перед раздраженным бронзовым лицом оратора.
- Эй, придержите-ка язык, - сказал он предостерегающим тоном.
- Вот как с нами обращаются, - крикнуло двое или трое из более молодых.
- Что мы, машины какие-нибудь, черт возьми, - пронзительным голосом осведомился Донкин и тотчас же нырнул под локти переднего ряда.
- Небось скоро узнаете, что мы не малые ребята…
- Черный тоже человек…
- Мы не станем надрываться на этом проклятом корабле, словно каторжные, если Снежок здоров.
- Да ведь он же сам говорит, что здоров.
- Ну, так забастуем, ребята, забастуем.
- Правильно, черт подери!
Капитан Аллистоун резко обратился ко второму подшкиперу:
- Молчите, мистер Крейтон. - Затем спокойно остановился среди волнующейся толпы, с глубоким вниманием прислушиваясь к смешанному ворчанию и выкрикам, к каждому восклицанию и проклятию, раздавшемуся в неожиданной вспышке. Кто - то захлопнул пинком ноги дверь в каюгу; темнота, полная угрожающего ропота, прыгнула с коротким треском через полосу света, и люди сразу превратились в жестикулирующие тени, которые рычали, роптали, свистели и возбужденно смеялись.
- Уходите от них, сэр, - шепнул мистер Бэкер.
Большая тень мистера Крейтона молчаливо возвышалась рядом с незначительной фигурой капитана.
- Всю дорогу терпели, - сказал грубый голос, - но это уж сил нет снести.
- Товарищ ведь он нам, ребята?
- Что мы, сволочь какая-нибудь в самом деле?
- Левая вахта откажется выйти!..
Чарли, увлеченный своими чувствами, резко засвистел, затем завопил:
- Дайте нам нашего Джимми!
Это как будто несколько изменило настроение толпы. Послышались новые взрывы голосов, и ссора разгоралась. Завязалось множество споров:
- Да!
- Нет!.. Всегда был здоров, как бык!
- Много ты понимаешь!
- Заткнись, щенок, это дело взрослых!
- В самом деле? - с горечью пробормотал капитан Аллистоун.
Мистер Бэкер фыркнул.
- Уф, они спятили. Я весь последний месяц замечал, что идет какое-то тайное брожение.
- И я заметил это, - сказал капитан.
- Теперь они передерутся между собой, - презрительно сказал мистер Крейтон. - Пойдите лучше на корму, сэр. Мы успокоим их.
- Будьте сдержаны, Крейтон, - сказал капитан. И все трое начали медленно пробираться к двери каюты.
В тени передней мачты темная масса топала, бурлила, надвигалась, отступала. Слышались упреки, возгласы одобрения, недоверия, проклятия.
Старые моряки, сбитые с толку и раздраженные, ворчливо выражали свое решение так или иначе покончить с этим делом; но более молодые объясняли другим, как оскорбляют их и Джимми; все беспорядочно кричали и спорили между собой. Они толпились вокруг этого умирающего, ободряли друг друга, качались, топали на одном месте, охали, уверяли, что "не поддадутся". В каюте Бельфаст помогал Джимми взобраться на койку. Он весь извивался от желания поскорее принять участие в свалке и с трудом удерживал слезы, всегда, при малейшем волнении выступавшие на его глазах. Джемс Уэйт лежал, вытянувшись на спине, под одеялом, и задыхающимся голосом жаловался товарищу.
- Мы постоим за тебя, не бойся, - уверял Бельфаст, хлопоча около его ног.
- Я выйду завтра утром на работу… попробую… вы, ребята, должны… - бормотал Уэйт. - Я выйду завтра… Шкипер не шкипер, мне все равно.
Он с большим трудом поднял одну руку и провел ладонью по лицу.
- Не пускай сюда только этого повара, - с трудом пробормотал он.
- Нет, нет, - ответил Бельфаст, поворачиваясь спиной к койке. - Я ему голову скручу, пусть только попробует подойти к тебе.
- Я раскрою ему харю, - едва слышно воскликнул Уэйт, охваченный бессильной яростью. - Я не хочу убивать человека, но…
Он часто дышал, как собака, побегавшая на солнце. Кто-то под самой дверью крикнул:
- Да он здоровее нас всех.
Бельфаст взялся за ручку двери.
- Эй, - поспешно крикнул Джемс Уэйт таким чистым голосом, что тот, вздрогнув, обернулся кругом. Джимми по-прежнему лежал вытянувшись - черный и подобный смерти, под ярким светом лампы; только голова его повернулась на подушке. Выпуклые глаза смотрели на Бельфаста с мольбой и наглостью.
- Я немного устал от долгого лежания, - сказал он ясно.
Бельфаст кивнул.
- Теперь мне совсем хорошо, - настаивал Уэйт.
- Да, я заметил, что тебе лучше… за последний месяц, - сказал Бельфаст, опустив глаза. - Алло, что это? - крикнул он и выбежал.
У самой двери на него налетели какие-то люди, и он моментально оказался прижатым к стене. Вокруг шли бесконечные споры. Бельфаст освободился и увидел три неясных фигуры, одиноко стоявшие в менее густой тени у грота, который поднимался над их головами, словно выпуклая стена высокого здания. Донкин шипел:
- Ну, ребята, теперь самое время, пока темно.
Толпа быстро ринулась к корме; потом замялась и остановилась, но Донкин, тощий и проворный, пролетел дальше, работая правой рукой, как мельничным крылом; он так и остановился вдруг с вытянутой рукой, которая, не сгибаясь, указывала куда-то поверх головы. Послышался свистящий звук полета какого-то маленького тяжелого предмета. Он пронесся между головами обоих подшкиперов, грузно отскочил от палубы и тяжелым смертоносным ударом брякнулся о кормовой люк. Громоздкая фигура мистера Бэкера отчетливо выступила в темноте.
- Опомнитесь, ребята! - крикнул он, приближаясь к остановившейся толпе.
- Назад, мистер Бэкер, - позвал его спокойный голос капитана.
Тот нехотя подчинился. Наступила минута молчания; затем поднялся оглушительный гвалт. Всех покрывал голос Арчи, который энергично кричал:
- Если ты посмеешь еще раз, я укажу на тебя.
Поднялись крики:
- Не надо.
- Брось…
- Мы не таковские…
Черная масса человеческих фигур откатилась к больверку, и снова назад. Видно было как темные фигуры топтались и падали. Рымы звенели под спотыкающимися ногами.
- Брось это…
- Пусти меня…
- Нет…
- Будь ты проклят… А!
Затем звуки, как будто кого-то били по лицу; кусок железа упал на палубу; произошла короткая свалка и чья-то темная фигура торопливо пробежала через люк перед тенью занесенной ноги. Взбешенный голос, всхлипывая, выливал поток площадной брани.
- Запустить этакой штукой, милосердный боже! - с ужасом фыркнул мистер Бэкер.
- Это предназначалось мне, - спокойно произнес капитан, - Я почувствовал ветер от ее полета, что это было? Железный кофельнагель должно быть?
- Черт возьми! - пробормотал мистер Крейтон.