За обедом кусок не шел ему в горло. Стоило ему поднять глаза, как его взгляд упирался в тощее лицо жены; уголки ее сжатых в ниточку губ кривились еле заметной усмешкой. Она кушала с большим аппетитом, заявив, что теперь, когда потеплело, ей стало получше, и усердно потчевала Джотама, хотя обыкновенно его нужды ее мало заботили.
Когда отобедали, Мэтти, как всегда, взялась за мытье посуды. Зена, покормив кошку, снова расположилась в качалке у печки, а Джотам Пауэлл, который обычно засиживался за столом дольше других, с явной неохотой поднялся и направился к двери.
На пороге он обернулся и спросил у хозяина:
- Дак когда мне, значит, заезжать-то?
Итан, стоя у окна, машинально набивал трубку и наблюдал за Мэтти, которая ходила взад и вперед по кухне.
- Не надо тебе заезжать - я сам ее отвезу.
Он заметил, как вспыхнула Мэтти, стоявшая вполоборота к нему, - и тут же Зена подняла голову.
- Нет уж, Итан, ты побудь дома, - проговорила она. - Джотам прекрасно ее довезет.
Мэтти кинула на него умоляющий взгляд, но он отрывисто повторил:
- Сказал - отвезу сам, значит, отвезу.
- Нет, Итан, - возразила Зена все тем же ровным тоном, - ты побудь дома. У Мэтти в комнате печка дымит, там уже с месяц тяга не в порядке, так надо к приезду новой девушки подправить.
- Выходит, для Мэтти и такая была хороша, а для этой уже нехороша стала? - вознегодовал Итан.
- Эта девушка говорила, что у кого она раньше жила, там дом котлом отапливался, - монотонно-увещевающим голосом продолжала Зена.
- Вот пускай бы там и дальше жила, - обрезал Итан и, повернувшись к Мэтти, сурово приказал: - К трем будь готова, Мэтт; у меня в Корбери дела.
Джотам Пауэлл направился в конюшню, и Итан, превозмогая себя, двинулся следом. В висках у него стучало, глаза заволакивал туман. Он что-то делал, не сознавая, что за сила им движет и чьи руки и ноги повинуются ее распоряжениям. Только когда он вывел из стойла гнедого и, пятя, завел его в оглобли саней, он немного пришел в себя. Надевая на коня уздечку и закрепляя на оглоблях постромки, он припомнил тот день, когда точно так же запрягал гнедого, чтобы ехать на станцию встречать незнакомую родственницу жены… С той поры минул год с небольшим; и тогда стояла точно такая же мягкая погода, а в воздухе пахло весной. Как и в тот раз, гнедой покосился на него темным выпуклым глазом и ткнулся теплыми ноздрями ему в ладонь; и все дни, из которых складывался прошедший год, разом воскресли в его памяти…
Он кинул в сани медвежью полсть, взобрался на козлы и подъехал к дому. В кухне никого не было, но саквояжик и шаль Мэтти лежали наготове у дверей. Он вышел в прихожую и прислушался. Сверху не доносилось ни звука, но ему почудилось, что в его холостяцком "кабинете" кто-то ходит. Он толкнул дверь и увидел Мэтти, которая стояла к нему спиной у стола, в шапочке и теплой жакетке.
При его приближении она вздрогнула и обернулась:
- Уже пора?
- Ты что тут делаешь, Мэтт?
Она смущенно взглянула на него и, виновато улыбнувшись, ответила:
- Так - смотрю…
В молчании они прошли в кухню; Итан взял ее саквояж и шаль и спросил:
- А Зена где?
- Наверх поднялась - сразу после обеда. Сказала, что у нее опять все разболелось, и велела ее не беспокоить.
- Что ж она, даже до свиданья тебе не сказала?
- Нет. Ушла наверх и все.
Медленно оглядывая кухню, Итан подумал, что через несколько часов он снова вернется сюда - уже один. Все происходящее опять утратило реальность, и он никак не мог заставить себя поверить, что видит Мэтти в последний раз.
- Поехали! - сказал он нарочито бодрым голосом, открыл дверь, поставил саквояж в сани и взобрался на козлы. Мэтти примостилась рядом с ним и натянула на себя меховую полсть; тогда Итан перегнулся и заботливо подоткнул ее со всех сторон.
- Ну, трогай! - Он дернул за вожжи, и гнедой пустился под гору неторопливой трусцой.
- Еще уйма времени - успеем прокатиться на славу! - крикнул он и под медвежьей шкурой нашел и сжал ее пальцы. Лицо у него покалывало от ветра, а в голове шумело, как будто он в нечаянно выдавшийся свободный день пропустил в трактире стаканчик.
Выехав за ворота, Итан повернул коня направо, к Бетсбриджу, хотя дорога на Старкфилд шла влево. Мэтти не выказала никакого удивления - только, помолчав, спросила:
- Хочешь проехать мимо Черного озера? Итан, рассмеялся в ответ:
- Я знал, что ты догадаешься!
Она теснее прижалась к нему, так что, косясь через плечо, он видел только кончик ее носа и выбившуюся из-под шапочки прядку темных волос. Дорога тянулась между полями, поблескивавшими в неярком свете солнца; потом они свернули еще правее и поехали вдоль проселка, по сторонам которого росли ели и лиственницы. Далеко впереди виднелась гряда холмов, кое-где покрытая черными заплатками леса; их округлые белые очертания плавно уходили вдаль, сливаясь с небом. Потом дорога пошла среди сосен, стволы которых в лучах предзакатного солнца отсвечивали красным, бросая на снег голубоватые тени. В лесу ветра не было, и казалось, что с деревьев вместе с осыпающимися иголками спадает на землю теплая тишина. Снег здесь был такой чистый и гладкий, что на нем четко виднелись узенькие цепочки следов лесных зверюшек, которые сплетались в замысловатый кружевной узор, а нападавшие с деревьев шишки напоминали бронзовые лепные украшения.
В молчании они ехали дальше, пока не добрались до той части леса, где сосны росли пореже. Тут Итан придержал лошадь и помог Мэтти сойти. Вдыхая запах смолы, они прошли между деревьями к небольшому озеру с крутыми лесистыми берегами. Высившийся поблизости одинокий холм отбрасывал на скованную льдом поверхность длинную треугольную тень; летом, в вечерние часы, вода в озере всегда казалась черной - отсюда и пошло его название.
В воздухе вокруг этого тихого, уединенного места была разлита та же немая печаль, которая переполняла сейчас сердце Итана. Он обвел глазами прибрежную полосу гальки и задержался взглядом на поваленном стволе дерева, темневшем в снегу.
- Помнишь, мы тут сидели, когда был пикник? - проговорил он задумчиво.
Речь шла об одном из редких деревенских развлечений, в котором им обоим довелось принять участие. Прошлым летом церковная община устроила пикник, на целый долгий день внесший праздничное оживление в небогатую событиями захолустную жизнь.
Мэтти долго упрашивала его пойти вместе с ней, но он отказался. И только на закате, возвращаясь из лесу, где он валил деревья, Итан очутился поблизости от Черного озера. Тут он попался на глаза каким-то весельчакам, оторвавшимся от основной группы участников, и его силой затащили на берег. У самого озера он увидел Мэтти в широкополой шляпе, оживленную и румяную, как спелая ягода; она варила на костре кофе, а вокруг нее толпились балагурившие парни. Он помнил собственное смущение оттого, что появился перед ней в обтрепанной рабочей одежде; помнил и то, как радостно она вспыхнула, завидев его, и как решительно раздвинула окружавшее ее плотное кольцо, чтобы протянуть ему чашку горячего кофе. А потом они посидели на упавшем дереве у самой воды, и она хватилась своего медальончика, и все парни дружно принялись его искать, но первым углядел его в траве все-таки Итан… Казалось бы, ничего особенного, но ведь и все их общение до недавних пор складывалось именно из таких мимолетных вспышек, из таких безотчетно счастливых мгновений, которые возникали нежданно-негаданно, словно бабочка, мелькнувшая в зимнем лесу.
- А помнишь, я здесь нашел твой медальончик, - сказал он, вороша носком сапога кусты черничника под снегом.
- Конечно, помню! Я еще удивилась, до чего ты зоркий.
Она присела на ствол дерева, освещенный солнцем; он опустился рядом.
- Ты тогда была красивая, как картинка, в своей розовой шляпке! - сказал Итан.
- Ох, наверно, это шляпка была красивая, а не я! - засмеялась Мэтти, польщенная.
Впервые за все это время они решились заговорить вслух о своем взаимном влечении, и на минутку Итану показалось, что он свободен и ухаживает за девушкой, на которой хочет жениться. Он смотрел на ее волосы, и его тянуло снова прикоснуться к ним и сказать Мэтти, что они пахнут лесом; но найти для этого подходящие слова он не умел.
- Итан, пора ехать, - сказала вдруг Мэтти и встала. Он продолжал рассеянно глядеть на нее, не вполне отрешившись от власти своих грез, и машинально отмахнулся:
- Много еще времени…
Они стояли, не сводя друг с друга глаз, и каждый словно старался вобрать в себя и навсегда удержать черты другого. Он столько собирался сказать ей, но здесь, у озера, где роились летние воспоминания, сказать ничего не мог - и, повернувшись, молча пошел вслед за нею к саням. Когда они снова проезжали сосновой рощей, солнце уже скрылось за холмами и стволы из красноватых сделались серыми.
По кружной дороге между полями они выбрались на проселок, ведущий в Старкфилд. На открытом пространстве было еще совсем светло; горы на востоке сияли холодным алым отблеском заката. По пути им попадались купы деревьев, похожие на взъерошенных птиц, спрятавших голову под крыло, - с приближением ночи деревья как будто теснее прижимались друг к другу. Небо понемногу бледнело и на глазах отдалялось от земли, и земля от этого казалась еще более одинокой и унылой.
Повернув к Старкфилду, Итан спросил:
- Ты что-нибудь надумала, Мэтт? Она немного помедлила.
- Попробую опять наняться в магазин…
- Ты же знаешь, что эта работа не по тебе. Целый день на ногах, в духоте - ты и в прошлый раз едва выжила.
- Я теперь стала сильная, не то что раньше.
- Вот-вот, поздоровела мало-мальски на свежем воздухе, так теперь хочешь, чтобы все пошло насмарку!
На это возразить было нечего, и разговор снова на некоторое время прервался. Итан не сводил глаз с дороги, любой отрезок которой был ему чем-то памятен: вот тут они с Мэтти стояли, тут смеялись, там просто молчали… На каждом шагу прошедшее цеплялось за него и тянуло назад.
- А у отца твоего нету родственников, чтоб могли тебе помочь?
- Есть-то они есть, да я к ним не пойду. Собравшись с духом, он заговорил глухим голосом:
- Ты знаешь, Мэтт, я бы все сделал для тебя, если б мог…
- Я знаю, Итан…
- Но я не могу!
Она не ответила, но Итан почувствовал, что плечи у нее задрожали.
- Ох, Мэтт, - вырвалось у него, - если б я мог сейчас с тобой уехать - все бы бросил, пропади оно пропадом!
Она повернулась к нему и вытащила из-за пазухи листок бумаги.
- Я… я у тебя нашла вот это.
И хотя в воздухе уже темнело, он сразу узнал свое прощальное письмо к жене - то самое, которое он начал прошлой ночью и позабыл на столе.
Мгновенное изумление сменилось бурным приливом радости.
- Мэтт, а ты? Ты согласилась бы уехать со мной?
- Ох, Итан, Итан, что теперь об этом говорить? - И она исступленно порвала письмо на мелкие клочки, которые, кружась, упали в снег.
- Нет, ты скажи! Скажи! - молил он.
Она помедлила, потом сказала тихо-тихо, так что ему пришлось пригнуться к ней почти вплотную:
- Я и сама об этом думала, особенно летом, по ночам, когда луна мне спать не давала.
Волна нежной благодарности захлестнула Итана.
- Так, значит, ты еще с лета?..
Она ответила не раздумывая, словно давно уже вела отсчет времени от этого дня:
- С того раза, как мы были на Черном озере.
- Стало быть, ты потому тогда подошла и дала мне кофе первому?
- Не знаю. Разве первому? Я сначала ужасно огорчилась, что ты не захотел со мной пойти на этот пикник, а когда я тебя потом на берегу увидела, то подумала - а вдруг ты нарочно сделал круг, пошел домой мимо озера, и я сразу так обрадовалась!
В молчании они доехали до места, где дорога ныряла в заросший гемлоком овражек у поворота на фромовскую лесопилку; и пока сани спускались под гору, вместе с ними, словно черная пелена, ниспадавшая с раскидистых ветвей, в лощину спустилась темнота.
- Я связан по рукам и ногам, Мэтт, - снова начал он. - Я ничего не могу, ничегошеньки.
- Ты хоть пиши- мне время от времени, Итан.
- Да что письма, какой в них прок! Мне надо, чтоб вот я протянул руку-и ты рядом. Я хочу для тебя все делать, хочу, чтоб ты никаких забот не знала. Всю жизнь хочу с тобой быть - ив беде, и в болезни.
- Ты не думай, я не пропаду.
- И без меня проживешь? Ты это хочешь сказать? Замуж, что ли, выйдешь?
- Ох, Итан! - задохнулась Мэтти.
- Я как представлю тебя с другим, так прямо сам не знаю, что со мной творится… Кажется, скорей готов тебя в могиле увидеть!
- И пускай бы, пускай бы я умерла! - прорыдала Мэтти.
Ее слезы вмиг отрезвили Итана, и он тут же устыдился своей безрассудной вспышки.
- Полно, что ты! Не надо так говорить! - сказал он тихо.
- Почему же не надо, раз это правда? Я с самого утра только и думаю, как бы мне умереть!
- Мэтт, прекрати! Не смей так говорить!
- Ни от кого я в жизни добра не видела, кроме как от тебя!
- И так не говори! Каково мне это слушать, когда я для тебя пальцем не могу шевельнуть?
- Ну и что? Все равно это правда!
Они были уже на вершине Школьной горки; внизу под ними, в ранних сумерках, раскинулся Старкфилд. В гору от поселка весело катили щегольские санки, которые скоро вынеслись им навстречу, оглушив их переливчатым звоном бубенцов, так что они едва успели выпрямиться и придать лицу безразличное выражение.
В домах вдоль главной улицы уже засветились огоньки, и было видно, как то тут, то там распахивались калитки - жители понемногу расходились по домам. Итан тронул гнедого кнутом, и тот немного прибавил шагу.
Подъезжая к краю деревни, они услышали ребячий гомон и увидели на пустыре у церкви ораву мальчишек с салазками, которые, вдоволь накатавшись, разбегались в разные стороны.
- День-два теперь не будет у них забавы, - сказал Итан, взглянув на небо. - Похоже, оттепель идет.
Мэтти не отозвалась, и он добавил:
- А ведь мы вчера сами собирались покататься!
Она по-прежнему не отвечала, и, повинуясь безотчетному желанию как-то скоротать тот последний мучительный час, который им еще оставалось провести вместе, он заметил с некоторой непоследовательностью:
- Правда, странно, что мы так толком и не покатались? Один-единственный раз выбрались, прошлой зимой.
- Меня ведь в Старкфилд редко отпускали, - проговорила она.
- И то верно, - согласился Итан.
Они приближались к началу спуска. Между смутно белевшей в темноте церковью и черной завесой варнумовских елок дорога на Корбери круто уходила вниз; на ней не было ни души. Итан и сам не знал, что подтолкнуло его сказать:
- А хочешь, я тебя сейчас прокачу? Она недоверчиво засмеялась:
- Что ты, у нас времени нет!
- Времени хоть отбавляй. Давай прокатим!
У него было только одно желание - подольше оттянуть тот момент, когда надо будет поворачивать к Корбери-Флэтс.
- А как же эта… новенькая? - в нерешительности проговорила Мэтти. - Она ведь будет ждать на станции.
- Подождет, ничего с ней не сделается! Не ей, так тебе пришлось бы ждать. Пошли!
Властная нотка, прозвучавшая в его голосе, заставила ее подчиниться, и когда он соскочил с козел и подал ей руку, она не стала упираться и только сказала, растерянно оглядываясь по сторонам:
- А где же мы салазки возьмем?
- Будут и салазки! Вон, видишь, стоят под елками.
Он накинул медвежью полсть на гнедого, который покорно стоял у обочины, в задумчивости понурив голову; потом схватил Мэтти за руку и потащил за собой.
Она послушно уселась на санки, а он умостился сзади, обхватил ее рукой и притянул к себе вплотную, так что ее волосы касались его щеки.
- Ну, как ты там, Мэтт? Все в порядке? - крикнул он - почему-то так громко, словно она была на той стороне улицы.
Она повернула голову и сказала:
- Ужасно темно, Итан. Ты увидишь, как съезжать? Он расхохотался с видом превосходства: - Да я по этой горе с завязанными глазами съеду! - и Мэтти тоже засмеялась, словно радуясь его бесстрашию.
Тем не менее он минуту помедлил, напряженно вглядываясь в покатую ледяную плоскость. Наступало самое обманчивое время суток - тот час, когда остатки дневного света смешиваются с вечерней мглой и в этой путанице дня и ночи искажаются расстояния и пропадают ориентиры.
- И-эхх! - выкрикнул Итан.
Санки, подпрыгнув, рванулись вперед и, постепенно выравнивая ход и набирая скорость, полетели вниз, в зияющую впереди черную бездну. Ветер пел у них в ушах, как гигантский церковный орган. Мэтти сидела не шевелясь, но когда они были уже недалеко от того места, где кончался первый спуск и где кривой ствол старого вяза угрожающе выдавался на дорогу, ему почудилось, что она вздрогнула и теснее прижалась к нему.
- Не робей, Мэтт! - крикнул он в упоении бешеного разлета и, ловко обогнув опасное место, снова направил санки вниз. Они со свистом пронеслись по второму спуску и покатили по ровной дороге, постепенно замедляя ход; и тут Итан услышал счастливый смех Мэтти.
Они встали и двинулись обратно в гору. Одной рукой Итан тащил салазки, другой держал под руку свою спутницу.
- Ты что, испугалась, что мы врежемся в дерево? - по-мальчишески задорно спросил он.
- Я ведь говорила, что с тобой я ничего не боюсь, - отвечала она.
Опьяненный происходящим, Итан ни с того ни с сего расхвастался, что случалось с ним крайне редко.
- Место, между прочим, каверзное. Чуть-чуть не туда подашь - и готово дело, так съедешь, что больше не встанешь. Но я умею так рассчитывать, что на волосок не ошибусь - у меня отроду такой глазомер.
- Я знаю, что у тебя глаз очень верный… - тихо сказала Мэтти.
Уже почти стемнело; небо было беззвездное; вокруг стояла мертвая тишина. Молча, рука об руку они поднимались в гору, и на каждом шагу Итан твердил про себя: "Мы идем вместе в последний раз".
Наконец они добрались до самого верха и поравнялись с церковью. Итан наклонился и спросил у Мэтти:
- Устала?
И она, часто дыша, отозвалась:
- Ну что ты! Было так чудесно!
Он повел ее к варнумовским елкам, крепче прижав к себе.
- Салазки, наверно, Нед Хейл позабыл. Оставлю-ка я их где взял.
Он подкатил санки к калитке Варнумов и прислонил к забору в густой тени елок. Выпрямившись, он почувствовал в темноте, что Мэтти придвинулась к нему вплотную.
- Здесь целовались тогда Нед и Рут? - задыхаясь, шепнула она и порывисто обняла его. Ее губы, как бы ища спасения, скользили по его лицу, и он сжал ее в объятиях, потрясенный и счастливый.
- Прощай, Итан, прощай! - прошептала Мэтти и снова поцеловала его.
- Нет, Мэтт! Я тебя не отпущу! - вырвалось у него, как давеча на кухне.
Она высвободилась из его объятий и разрыдалась.
- Я и сама уехать не смогу!
- Что же делать, Мэтт? Что нам делать?
В напряженной тишине часы на церковной башне пробили пять.
- Ой, Итан, мы опоздаем! - воскликнула она сквозь слезы.
Он снова привлек ее к себе.
- Опоздаем? Куда? Неужто ты думаешь, что я теперь дам тебе уехать?
- Если я не сяду на поезд, что со мной будет?
- А что тебя ждет, если ты сядешь на этот несчастный поезд?