Было и еще одно обстоятельство, делавшее поход в Лёвдала семнадцатого августа весьма заманчивым для молодежи. Дело в том, что в это время в саду было много всяких соблазнов. Вообще-то, ребята были воспитаны в строжайшей честности, но с кустов и деревьев все можно было рвать в любом количестве, если только делать это осторожно, чтобы тебя не поймали.
Когда Ян вошел с Кларой Гуллей в сад, он, конечно, заметил, как широко раскрылись глаза девочки, когда она увидела прекрасные яблони, усыпанные зелеными созревающими плодами. И Ян бы, конечно, не запретил ей их попробовать, если бы не увидел, что староста Седерлинд и еще несколько слуг ходят и караулят деревья, чтобы их не обобрали.
Он увел Клару Гуллю во двор, где не было ничего соблазнительного. Но все же отметил, что мысли ее остались среди кустов крыжовника и яблонь. Она не смотрела ни на нарядную господскую молодежь, ни на прекрасные клумбы с цветами. Он не мог заставить ее слушать красивые речи, которые произносили в честь лейтенанта Лильекруны пробст из Бру и инженер Буреус из Борга. Она не захотела послушать даже поздравительные стихи звонаря Свартлинга.
Из комнат послышался кларнет Андерса Эстера. Он играл такую веселую танцевальную музыку, что трудно было устоять на месте. Но маленькая девочка только искала предлог снова вернуться в сад.
Ян все время преданно держал ее за руку. Он не выпускал ее руки, как она ни пыталась освободиться. И у него это прекрасно получалось вплоть до наступления темноты.
Тут зажглись разноцветные фонари, причем не только на деревьях, но и на земле, среди цветов, и в пышных виноградных лозах, обвивавших стену дома. Стало так красиво, что у Яна, который никогда раньше ничего подобного не видел, закружилась голова, и он уже не знал, на каком он находится свете.
Но он все равно крепко держал девочку за руку.
Когда фонари зажглись, лавочник, торговавший возле церкви, его брат, Андерс Эстер, и его племянник стали петь, и пока они пели, Ян чувствовал, что в воздухе растекается удивительная радость. Она уносила все, что угнетало и печалило. Она подступала так спокойно и сладостно этой теплой ночью, что Ян не мог противиться ей. Так же было и со всеми остальными. Они были счастливы тем, что существуют, что мир, в котором они живут, так прекрасен.
Вокруг него послышался шепот:
- Да, теперь чувствуется, что это семнадцатое августа.
- Наверное, такое чувство испытывали те, кто жил в раю, - с очень торжественным видом произнес какой-то молодой человек.
Ян был согласен с ними, но он все еще настолько владел собой, что не выпускал маленькой детской ручки.
После песни было выпущено несколько ракет. Когда маленькие огненные шарики устремились прямо в темно-синее ночное небо, а затем рассыпались дождем красных, голубых и желтых звезд, Ян был так изумлен и в то же время так вдохновлен, что на мгновение забыл о Кларе Гулле. А когда он опомнился, она уже исчезла.
"Ну что ж, ничего не поделаешь, - подумал Ян. - Будем надеяться, что ей, как обычно, повезет, и что ни Седерлинд, ни кто-нибудь другой из сторожей ее не поймает".
Не было смысла пытаться найти ее в этом огромном темном саду. Самое умное, что он мог сделать, это остаться на том же самом месте и ждать ее.
И ожидание оказалось недолгим. Была пропета еще одна песня, и как только она закончилась, он увидел, как староста Седерлинд идет с Кларой Гуллей на руках.
Лейтенант Лильекруна стоял с несколькими господами на верхней ступеньке крыльца и слушал песню. Староста Седерлинд остановился перед ним и опустил девочку на землю.
Клара Гулля не кричала и не пыталась убежать. Она набрала целый передник зеленых яблок и думала только о том, как покрепче держать их, чтобы ни одно не выпало.
- Этот ребенок сидел на яблоне, - сказал староста Седерлинд. - А господин лейтенант сказали, что ежели я поймаю кого-нибудь из яблочных воришек, то господин лейтенант сами хотят поговорить с ними.
Лейтенант Лильекруна посмотрел на девочку, и морщинки вокруг его глаз задергались. Было не понятно, что он сделает в следующую секунду - рассмеется или расплачется.
Он собирался поговорить серьезно с тем, кто ворует его яблоки, но когда увидел, как девочка сжимает руки, обхватив передник, наоборот проникся к ней глубоким сочувствием. Он только не знал, как бы ему устроить так, чтобы она могла оставить яблоки себе. Потому что, если он отпустит ее просто так, это может привести к разорению всего его сада.
- Так ты, значит, лазала по яблоням, - сказал он. - Но ты же учила в школе про Адама и Еву, и тебе бы следовало знать, как опасно воровать яблоки.
В этот момент Ян вышел вперед и встал рядом с Кларой Гуллей. Он был очень недоволен ею, потому что она испортила ему праздник, но все равно должен был поддержать ее.
- Отпустите девочку, лейтенант! - сказал он. - Потому что это я разрешил ей залезть на дерево и нарвать яблок.
Не успел Ян произнести эти слова, как Клара Гулля бросила на отца негодующий взгляд и нарушила свое молчание.
- Нет, это неправда, - сказала она. - Это мне захотелось яблок. Отец держал меня за руку весь вечер, чтобы я не могла их нарвать.
Теперь лейтенант был очень доволен.
- Вот это правильно, моя девочка, - сказал он. - Правильно, что ты не позволила отцу взять на себя твою вину. Смотри, ты же знаешь, что Господь рассердился на Адама и Еву не потому, что они украли яблоки, а потому, что струсили и валили все друг на друга. Ты можешь идти, и возьми эти яблоки себе, потому что ты не побоялась сказать правду.
И тут он обратился к одному из своих сыновей.
- Дай Яну бокал пунша! - сказал он. - Мы выпьем с ним, поскольку его девочка сумела лучше ответить за свой поступок, чем матушка Ева в стародавние времена. Нам всем бы очень повезло, если бы вместо нее в райском саду оказалась Клара Гулля.
II
ЛАРС ГУННАРССОН
Однажды холодным зимним днем Эрик из Фаллы и Ян из Скрулюкки валили деревья в чаще леса.
Они подпилили огромный ствол. Дерево должно было вот-вот упасть, и они отошли в сторону, чтобы не оказаться под ветками, когда оно рухнет на землю.
- Берегитесь, хозяин! - сказал Ян. - Мне кажется, оно идет в вашу сторону.
У Эрика было вполне достаточно времени, чтобы отбежать, пока ель стояла, раскачиваясь и кренясь. Но он за свою жизнь повалил немало деревьев и считал, что должен разбираться в этом деле лучше Яна, поэтому он остался стоять на том же самом месте. В следующее мгновение он уже был опрокинут на землю и оказался под елью.
Падая, он не издал ни звука, а веток на него навалилось так много, что они полностью скрыли его. Ян стоял, озираясь, и не мог понять, куда подевался хозяин.
Тут он услышал старческий голос, которому повиновался всю свою жизнь, только такой слабый, что с трудом мог разобрать слова.
- Ступай за лошадью и людьми, Ян, чтобы отвезти меня домой!
- Не помочь ли мне сперва вам выбраться? - спросил Ян. - Вам не тяжело там?
- Делай, что я говорю, Ян! - сказал Эрик из Фаллы. А Ян знал, каков его хозяин. Прежде всего он хотел, чтобы ему повиновались, поэтому Ян больше не стал возражать.
Он со всех ног бросился домой в Фаллу. Но путь был не близкий, и ему потребовалось порядочно времени, чтобы добраться туда.
Первым из обитателей усадьбы, кого он встретил, был Ларс Гуннарссон, муж старшей дочери Эрика из Фаллы, который должен был принять усадьбу после смерти хозяина.
Как только Ларс Гуннарссон все узнал, он велел Яну идти в дом к хозяйке и рассказать ей, как обстояло дело. Затем Яну надо было пойти и позвать парня-батрака. Сам Ларс должен был бежать в конюшню и запрячь одну из лошадей.
- Не так уж обязательно сразу говорить о несчастье женщинам, - сказал Ян. - Дело может затянуться, если они начнут причитать и волноваться. Голос Эрика слышался так слабо оттуда, где он лежит, что нам бы лучше поторопиться.
Но Ларс Гуннарссон с того самого дня, как появился в усадьбе, очень заботился о том, чтобы его уважали. Он так же неохотно отменял свои приказания, как и его тесть.
- Немедленно ступай к матушке! - сказал он. - Ты что, не понимаешь, что им надо приготовить постель, чтобы нам было куда его положить, когда мы его привезем?
Яну пришлось идти к хозяйке Фаллы, и как он ни спешил, все же какое-то время ушло на то, чтобы рассказать ей, что случилось и как это произошло.
Когда Ян снова вышел во двор, он услышал, как Ларс шумит и ругается в конюшне. Ларс не умел обращаться с животными. Лошади начинали лягаться, лишь только он к ним приближался. Теперь же оказалось, что он не смог вывести ни одну из них из стойла за все время, пока Ян разговаривал с хозяйкой Фаллы.
Если бы Ян попытался помочь ему, это не было бы воспринято хорошо. Ян это знал, так что вместо этого отправился выполнять второе поручение и привел батрака. Довольно странно было, что Ларс не попросил его кликнуть Бёрье, который совсем неподалеку молотил на току, а послал его за парнем, что прореживал молодняк в березовой роще, порядком удаленной от усадьбы.
Слабый голос из-под еловых веток все время звучал у Яна в ушах, пока он выполнял эти ненужные поручения. Голос уже не был больше таким повелительным, а умолял и просил его поспешить. "Я иду, я иду", - шептал Ян в ответ, но у него было такое же ощущение, как в кошмарном сне, когда пытаешься сделать все возможное, чтобы поторопиться, но не трогаешься с места.
Наконец Ларсу удалось запрячь лошадь, но тут появились женщины, которые велели ему взять с собой солому и одеяла. Это было, конечно, правильно и хорошо, но, естественно, вызвало новую задержку, пока все было собрано.
В конце концов они - Ларс, Ян и парень-батрак - выехали со двора, но не проехали и опушки леса, как Ларс остановил лошадь.
- Прямо голову теряешь, когда узнаешь такие новости, - сказал он. - Только сейчас мне пришло в голову, что у нас Бёрье работает на току.
- Да, - сказал Ян, - было бы хорошо взять его с собой. Он вдвое сильнее любого из нас.
Тут парень-батрак получил от Ларса распоряжение сбегать в усадьбу и привести Бёрье, а им снова пришлось ждать.
Пока Ян сидел на санях, не имея возможности ничего предпринять, ему казалось, что у него внутри разверзлась огромная пустота, леденящая бездна, в которой было темно и в которую страшно было заглянуть. Но в то же время это была никакая не бездна, а только сознание того, что они доберутся слишком поздно.
Наконец, запыхавшись, прибежали Бёрье и батрак, и они смогли отправиться в лес.
Но двигались они не быстро. Ларс запряг в сани старую, разбитую на ноги кобылу Брунинген. Должно быть, и вправду, как он сказал, потерял голову.
Скоро вновь подтвердилось, что голова у него не в порядке. Ему вдруг захотелось свернуть не на ту дорогу.
- Нет, если поедете в эту сторону, мы поднимемся на гору Стурснипа, - сказал Ян, - а нам надо в лес над деревней Лубюн.
- Да, я знаю, - сказал Ларс, - но там, повыше, есть окольная дорога, по которой лучше ехать.
- Что это еще за окольная дорога? - спросил Ян. - Что-то я ее никогда не видел.
- Обожди, увидишь!
Он и впрямь хотел двигаться дальше в гору. Но Яна поддержал Бёрье, и Ларсу пришлось уступить. Но все равно на споры с ним ушло некоторое время, и Ян чувствовал, как черная пустота распространяется по всему его телу. Ему казалось, что руки у него стали такими безжизненными и настолько одеревенели, что он не мог ими пошевелить. "Все едино, - думал он. - Мы доберемся слишком поздно. Эрику из Фаллы уже не нужна будет наша помощь, когда мы приедем".
Старая лошадь рвалась вперед по лесной дороге что было мочи, но у нее не хватало сил для такой поездки. Она была плохо подкована и раз за разом спотыкалась, а когда дорога шла в гору, мужчинам приходилось слезать и идти пешком. Когда же им пришлось двигаться по целине в лесной чаще, от Брунинген было больше хлопот, чем пользы.
Когда они наконец добрались до места, Эрик из Фаллы был еще не так уж плох. Его не раздавило, и ничего не было сломано. Одно бедро было значительно повреждено от сильного удара веткой. Но ничего такого, от чего ему было бы не оправиться.
На следующее утро, когда Ян пришел на работу, он услыхал, что Эрик лежит с высокой температурой и очень мучается.
Он простудился, пока лежал на земле в долгом ожидании. У него сделалось воспаление легких, и через две недели после несчастья он был уже мертв.
КРАСНОЕ ПЛАТЬЕ
Когда девушке из Скрулюкки исполнилось семнадцать лет, однажды воскресным летним днем она шла в церковь в сопровождении родителей.
Пока она шла по дороге, на ней была шаль, но, поднявшись на церковный холм, она сняла ее, и тут все увидели, что на ней надето платье, подобного которому в приходе никто никогда не видел.
Один из тех торговцев, что бродят с большими мешками за спиной, добрался аж до Аскедаларна. Когда он увидал Клару Гуллю во всем великолепии юности, он вынул из мешка ткань и хотел было уговорить родителей купить ее. Ткань была красного цвета и переливалась почти как шелк.
Ткань была столь же дорогой, сколь красивой, и у Яна с Катриной не было никакой возможности купить девочке такую на платье, хотя понятно, что, по крайней мере Яну, ничего другого бы так не хотелось.
И подумать только, торговец долго настаивал и упрашивал, но все впустую! Тут он просто вышел из себя, поскольку не мог настоять на своем. По его словам, у него засело в голове, что эта ткань должна быть у их дочери. Во всей округе он не видел никого, кому бы она так шла.
А затем он взял и отмерил столько ткани, сколько требовалось на платье, и отдал Кларе Гулле. Оплата его не волновала. Он попросил только дать ему возможность увидеть Клару Гуллю в красном платье, когда в следующий раз придет в Скрулюкку.
Потом платье было сшито у лучшей портнихи прихода, у той, что обычно шьет мамзелям из Лёвдала. И когда Клара Гулля надела его, то они так красиво смотрелись вместе, она и платье, что можно было подумать, они выросли на одном из прекрасных кустов шиповника на лесной горе.
В то воскресенье, когда Клара Гулля должна была появиться возле церкви в своем новом платье, ни Ян, ни Катрина не смогли усидеть дома. Уж очень любопытно им было послушать, что станут говорить люди.
И случилось так, что все обращали внимание на платье, а глянув на него один раз, оборачивались и смотрели снова. Но во второй раз они уже смотрели не только на платье, а и на молодую девушку, на которой оно было надето.
Одни слыхали о платье и раньше, а других занимало, как это вышло, что стоявшая на холме перед церковью девушка из бедняцкого дома оказалась так хороша. Яну и Катрине приходилось вновь и вновь рассказывать историю с торговцем. И когда люди узнавали, как все это получилось, они уже больше не удивлялись. Все были рады, что удаче вздумалось заглянуть в этот бедный домик в далеком Аскедаларна.
Господские сыновья прямо говорили, мол, если бы эта девушка принадлежала к такому роду, что они могли бы жениться на ней, то она бы оказалась помолвлена, даже не успев выйти из церкви.
А дочери помещиков, даже из тех, кто и в самом деле "кое-что" имел, признавались себе в том, что, не сомневаясь, отдали бы целое поле в придачу в обмен на такое ослепительно румяное и так сияющее молодостью и здоровьем лицо.
Случилось так, что в это воскресенье читать проповедь в Свартшё должен был пробст из Бру, а не их пастор. А пробст был строгим и старомодным человеком, и его очень сердили излишества, как в одежде, так и во всем остальном.
Когда он увидел эту молодую девушку в красном платье, он, конечно, испугался, что оно шелковое, и велел звонарю позвать девушку вместе с родителями, чтобы поговорить с ними.
Даже он, верно, видел, что платье девушке очень идет, но для него это не меняло дела.
- Послушай, дочь моя, что я тебе скажу, - сказал он Кларе Гулле, положив руку ей на плечо. - Ничто не помешало бы мне одеться в епископские одежды и повесить золотой крест на шею, если бы мне этого захотелось. Но я не делаю этого, потому что не хочу казаться лучше, чем я есть. Так же и тебе не следует одеваться роскошно, как мамзели из господского дома, коль скоро ты всего лишь дочь бедняка.
Это были суровые слова, и Клара Гулля была так смущена, что не смогла ничего ответить. Но Катрина поспешила рассказать, что девушка получила эту ткань в подарок.
- Ну что ж, возможно, - сказал пробст. - Но разве не понимаете вы, родители, что если вы позволите вашей дочери так разодеться раз-другой, то потом уже не заставите ее надевать ту жалкую одежду, которую вы в состоянии покупать ей?
Он повернул прочь от них, так как уже ясно высказал им свое мнение. Но прежде чем он отошел настолько, чтобы не услышать ответ, Ян сказал:
- Если бы эта маленькая девочка была одета, как ей подобает, - сказал он, - то она была бы прекрасна, как само солнце, потому что стала солнцем и радостью для нас с тех самых пор, как родилась.
Пробст повернул обратно и стал задумчиво разглядывать всех троих. И Ян, и Катрина выглядели старыми и изнуренными, но глаза сияли на их морщинистых лицах, когда они обращали их к искрящейся молодостью дочери, стоявшей между ними.
Тут пробст наверняка сказал себе, что жаль портить старикам их радость.
- Если это верно, что ты была светом и радостью для твоих бедных родителей, то можешь с честью носить свое платье, - сказал он ласково. - Ибо дитя, которое умеет приносить радость отцу с матерью, это лучшее, что может предстать нашему взору.
НОВЫЙ ХОЗЯИН
Жители Скрулюкки вернулись домой в то самое воскресенье, когда пробст сказал такие красивые слова Кларе Гулле, и увидели двух человек, сидевших на изгороди возле калитки.
Один из них был Ларс Гуннарссон, вступивший теперь в права хозяина после смерти Эрика из Фаллы, а другой - приказчик из лавки в Брубю, где Катрина обычно покупала сахар и кофе.
Они сидели с таким безразличным и отчужденным видом, что Ян и не подумал, что у них есть к нему дело. Он просто приподнял шапку и прошел мимо них в избу, ничего не сказав.
Они продолжали сидеть на том же месте, а Яну хотелось, чтобы они поскорее куда-нибудь убрались и набавили его от необходимости их видеть. Он чувствовал, что Ларс Гуннарссон замышляет что-то недоброе по отношению к нему с того самого дня, когда произошло несчастье в лесу. Много раз он слышал, как тот намекал, что Ян-де стареет и навряд ли долго сможет отрабатывать свои поденные.
Катрина поставила ужин на стол, и с едой было быстро покончено. Ларс Гуннарссон с приказчиком все продолжали сидеть на изгороди, весело болтая. Яну казалось, что они сидят там, как два ястреба. Они выжидают удобного момента и посмеиваются над маленькими пташками, которые думают, что смогут ускользнуть от них.
Тут они все-таки слезли с изгороди, отворили калитку и направились к избе. Значит, дело у них было именно к нему.
У него возникло сильнейшее предчувствие, что они хотят ему зла, и он огляделся, словно стремясь найти угол, где бы спрятаться. Но тут взгляд его упал на Клару Гуллю, которая тоже сидела и смотрела в окно, и мужество вернулось к нему.
Чего ему бояться, когда у него такая дочь? Она умная и находчивая и ничего не боится. И удача сопутствует ей во всем, за что она ни возьмется. Ларсу Гуннарссону будет нелегко справиться с ней.