Тот пододвинул стул к столу и прежде всего положил на него свернутую бумагу. Затем он достал коробочку жевательного табаку и положил рядом с бумагой. После этого из футляра были вынуты очки и протерты голубым клетчатым носовым платком.
Закончив эти приготовления, он еще раз обвел всех по очереди взглядом. Сидевшие здесь были настолько мелкими людьми, что он вовсе не помнил, как их зовут.
- Мне надо поговорить с Яном Андерссоном из Скрулюкки, - сказал он.
- Вон он там лежит, - сказал сеточник и показал на кровать.
- Он болен? - спросил депутат.
- Да нет, - сказали сразу несколько человек.
- И он не пьян, - добавил Бёрье.
- И не спит, - сказал сеточник.
- Он очень далеко ходил сегодня и устал, - сказала Катрина. Она сочла, что лучше всего объяснить дело таким образом.
Тут же она склонилась над мужем и попробовала заставить его подняться.
Но Ян продолжал лежать не шевелясь.
- Он понимает, что я говорю? - спросил депутат риксдага.
- Да, конечно, понимает, - заверили все сидевшие.
- Он, должно быть, не ждет никаких хороших новостей, раз его пришел навестить депутат риксдага Карл Карлссон из Стурвика, - сказал сеточник.
Депутат повернул голову и посмотрел на сеточника своими маленькими, налитыми кровью глазами.
- Уль Бенгтса из Юстерсбюн не всегда ведь так боялся встречи с Карлом Карлссоном из Стурвика, - сказал он.
Затем он снова повернулся к столу и начал читать письмо.
А все остальные были просто вне себя от изумления. Голос его звучал дружелюбно, да и больше того - он чуть ли не улыбнулся!
- Дело в том, - сказал депутат риксдага, - что несколько дней тому назад я получил письмо от девушки, именующей себя Клара Фина Гуллеборг Янсдоттер из Скрулюкки. В этом письме она сообщает, что уехала из дома, чтобы заработать двести риксдалеров, которые ее родители должны заплатить Ларсу Гуннарссону из Фаллы первого октября за право владеть землей, на которой построена их изба.
Тут он сделал паузу, чтобы слушатели могли лучше следить за его словами.
- И вот она посылает мне деньги, - продолжал депутат, - и просит меня поехать в Аскедаларна и как следует оформить дело с новым хозяином Фаллы, чтобы он потом не смог больше причинить неприятностей. Это очень умная девушка, - сказал он и свернул письмо. - Она с самого начала обращается ко мне. Если бы все поступали, как она, дела в этом приходе шли бы куда лучше.
Прежде чем он договорил, Ян уже сидел на краю кровати.
- А девочка? Где же она?
- Теперь же я должен спросить, согласны ли родители с дочерью и поручают ли они мне завершить…
- А девочка, девочка? - прервал Ян. - Где же она?
- Где девочка? - проговорил депутат риксдага и посмотрел в письмо. - Она пишет, что у нее не было никакой возможности заработать все эти деньги за каких-то два месяца. Но она получила место у доброй госпожи, которая дала ей часть денег вперед, и теперь ей придется остаться у нее до тех пор, пока она не расплатится.
- Значит, она не вернется домой? - сказал Ян.
- В ближайшее время - нет, насколько я могу судить, - сказал депутат.
Ян лег на кровать и отвернулся к стене, как прежде.
Что ему было за дело до избы и всего остального? Какой смысл ему жить, если девочка не вернется?
МЕЧТАНИЯ НАЧИНАЮТСЯ
Первые недели после посещения депутата риксдага Ян из Скрулюкки не мог ничем заниматься. Он только лежал в постели и горевал.
Каждое утро он вставал, одевался и собирался идти в Фаллу на работу. Но не успевал он выйти за дверь, как чувствовал такую смертельную усталость и такой упадок сил, что ему ничего не оставалось делать, как только снова лечь.
Катрина старалась быть с ним терпеливой, потому что она ведь знала, что тоска - все равно что другие болезни: нужно время, чтобы она прошла. Но ее все же интересовало, сколько же должно пройти времени, прежде чем такая тоска, какую испытывал Ян по Кларе Гулле, отступит. Может, он пролежит так до самого Рождества, а может, и всю зиму?
Так бы оно наверняка и получилось, если бы однажды вечером старый сеточник не зашел в Скрулюкку узнать, как дела, и не был бы приглашен выпить кофе.
Сеточник всегда был молчаливым, как человек, мысли которого витают где-то далеко и который не особенно следит за тем, что происходит поблизости. Но когда кофе был уже налит в чашки и он вылил его на блюдечко, чтобы дать ему остыть, он, верно, посчитал, что следует что-нибудь сказать.
- Я думаю, что сегодня все-таки должно прийти письмо от Клары Гулли. Я чувствую это, - сказал он.
- Мы же получили от нее привет в письме к депутату две недели назад, - ответила Катрина.
Прежде чем сказать что-нибудь еще, сеточник пару раз подул на кофе. Затем он снова счел уместным нарушить несколькими словами затянувшееся молчание.
- Могло же ведь с ней случиться что-нибудь хорошее, о чем ей захотелось бы вам написать.
- Что же это может быть такое хорошее? - удивилась Катрина. - Когда человек трудится, один день похож на другой.
Сеточник откусил кусочек сахара и большими глотками выпил кофе. После того как он это проделал, в избе воцарилась такая тишина, что его просто охватил ужас.
- Могло же ведь случиться, что Клара Гулля встретила на улице человека, - выпалил он и понуро уставился прямо перед собой своими погасшими глазами. Трудно было поверить, что он сам понимает, что говорит.
Катрина не посчитала нужным что-нибудь на это ответить. Она наполнила его чашку, не сказав ни слова.
- Могло же ведь статься, что тем, кого она встретила, была какая-нибудь старая госпожа, которой трудно ходить и которая упала, как раз когда Клара Гулля шла мимо, - продолжал сеточник с таким же отсутствующим видом, как раньше.
- Разве тут есть о чем писать? - сказала Катрина, похоже порядком уставшая от его настойчивости.
- Ну, представьте, а если Клара Гулля остановилась и помогла ей подняться, - сказал сеточник, - и эта старая госпожа так обрадовалась помощи, что тут же вынула бумажник и дала девушке целых десять риксдалеров! Это все-таки, пожалуй, такое, о чем стоит рассказать.
- Стоило бы, конечно, - сказала Катрина, в голосе которой ощущалось нетерпение, - если бы это было правдой. А это всего лишь ваши выдумки.
- Это хорошо, пока человек может устраивать себе воображаемые праздники, - оправдываясь, сказал сеточник. - Они приятнее настоящих.
- Да, уж вам-то довелось испытать и те и другие, - сказала Катрина.
Сразу вслед за этим сеточник ушел, и Катрина даже думать забыла обо всей этой истории, как только он скрылся.
Что касается Яна, то и он тоже поначалу отнесся к этому как к пустой болтовне. Но, лежа в постели безо всякого дела, он начал раздумывать: а не могло ли за этими словами быть скрытого смысла?
Разве не странный тон был у сеточника, когда он говорил о письме? Неужели он мог сидеть и выстраивать такую длинную цепочку только для того, чтобы что-нибудь сказать? Может, он что-нибудь слышал? Может, он получил письмо от Клары Гулли?
Ведь может же быть, что ей выпало такое большое счастье, что она не осмеливается послать известие о нем прямо родителям. Может быть, она написала сеточнику и попросила, чтобы он их подготовил. Это он и пытался сделать сегодня вечером, хотя они так ничего и не поняли.
"Завтра он придет снова, - подумал Ян, - и тогда мы услышим всю правду".
Но как бы там ни было, сеточник не пришел снова ни в этот день, ни на следующий. На третий день нетерпение Яна было уже настолько сильно, что он встал и пошел к соседу, чтобы узнать, был ли какой-то смысл в его словах.
Старик сидел один и был занят старой сетью, которую ему доверили починить. Когда пришел Ян, он обрадовался. У него так разыгралась подагра, что в последние дни он не мог выходить из дому.
Ян не хотел прямо спрашивать его, получил ли он письмо от Клары Гулли. Он подумал, что легче доберется до цели, если пойдет по пути, проложенному сеточником.
- Я тут думал о том, что вы рассказали о Кларе Гулле, когда были у нас в последний раз, - сказал он.
Старик поднял глаза от работы. Прошло некоторое время, прежде чем он понял, на что намекает Ян.
- Это была просто моя маленькая выдумка, - сказал он.
Ян подошел к нему вплотную.
- Все равно приятно было послушать, - сказал он. - Вы, может быть, могли бы рассказать и больше, если бы Катрина не была такой недоверчивой.
- Ну конечно, - сказал сеточник, - это ведь из числа тех удовольствий, что мы можем позволить себе здесь, в Аскедаларна.
- Я подумал, - сказал Ян, совершенно осмелев от поддержки, - может быть, история не кончилась на том, что старая госпожа дала Кларе Гулле десять риксдалеров. Может быть, она еще и пригласила ее в гости?
- Да, может быть и так, - сказал сеточник.
- А может быть, она так богата, что владеет целым каменным домом? - предположил Ян.
- Не так уж глупо придумано, Ян, - похвалил старик.
- Может быть, эта богатая госпожа заплатит долг Клары Гулли? - начал было Ян, но тут же замолчал, потому что в избу вошла невестка старика, а ее он не хотел посвящать в эту тайну.
- О, вы сегодня вышли из дому, Ян? - сказала она. - Это хорошо, что вам стало лучше.
- За это я должен благодарить доброго моего Уль Бенгтсу, - сказал Ян заговорщицким тоном. - Это он меня вылечил.
Он попрощался и тут же ушел. Старик долго сидел и смотрел ему вслед.
- Слышь, Лиса, а я и не знаю, что он имеет в виду, говоря, будто я его вылечил, - сказал он. - Ведь не начал же он…
СЕМЕЙНЫЕ РЕЛИКВИИ
Однажды осенним вечером Ян шел домой из Фаллы, где целый день был занят молотьбой. После того разговора с сеточником у него вновь появилось желание работать. Он считал, что должен делать все возможное, чтобы продержаться. Тогда, когда маленькая девочка вернется, ей не придется стыдиться того, что ее родители опустились до нищеты.
Когда Ян уже отошел на такое расстояние, что его нельзя было увидеть из окон хозяйской усадьбы, навстречу ему на дорогу вышла женщина. Уже стемнело, но Ян сразу узнал, что это была сама хозяйка, не новая, та, что замужем за Ларсом Гуннарссоном, а старая, настоящая хозяйка Фаллы.
Она шла, завернувшись в большую шаль, доходившую до подола ее юбки. Ян никогда прежде не видел, чтобы она так куталась, и подумал, уж не заболела ли она. Она плохо выглядела в последнее время. Когда прошлой весной умер Эрик из Фаллы, у нее на голове не было ни единой белой пряди, а теперь, спустя полгода, Яну казалось, что у нее вряд ли сохранилась хоть одна черная.
Она остановилась, поздоровалась, и они разговорились. Она не сказала ничего такого, что указывало бы на то, что она вышла специально, чтобы дождаться Яна, но он чувствовал, что это так. У него мелькнула мысль, что она, может быть, хочет поговорить с ним о Кларе Гулле, и он был довольно неприятно удивлен, когда она начала совсем с другого.
- Скажите, Ян, - сказала она, - вы помните старого владельца Фаллы, моего отца, который был хозяином усадьбы до того, как там появился Эрик?
- Как же я могу его не помнить? - сказал Ян. - Мне было, пожалуй, по меньшей мере двенадцать лет, когда он умер.
- Ему достался хороший зять, - сказала старая хозяйка.
- Да, это уж точно, - подтвердил Ян.
Она немного помолчала и пару раз вздохнула, прежде чем снова заговорить.
- Мне нужно спросить вашего совета в одном деле, Ян. Вы ведь не такой, что будете болтать о том, что я скажу, направо и налево?
- Нет, я умею молчать.
- Да, мне кажется, что я заметила это в этом году.
У Яна снова появилась надежда. Было бы не так уж неразумно, если бы Клара Гулля обратилась к хозяйке Фаллы и попросила ее рассказать родителям о том великом событии, которое с ней произошло.
Старый сеточник слег с подагрой сразу же после того разговора, который прервала его невестка, и ему было настолько плохо, что Ян уже несколько недель не мог пойти поговорить с ним. Теперь же он встал на ноги, но был все еще очень слаб, и самым ужасным было то, что он, казалось, потерял после болезни память. Ян все ждал, что он сам скажет что-нибудь о письме Клары Гулли, но он ничего не говорил и никаких намеков не понимал, и тогда Ян спросил его прямо.
Старик стал утверждать, что не получал никакого письма. Он даже выдвинул ящик стола и откинул крышку сундука с одеждой, чтобы показать Яну, что там нет никакого письма.
Он, конечно, забыл, что он с ним сделал. Нечего удивляться, если девочка теперь обратилась к хозяйке Фаллы. Жаль, что она не сделала этого с самого начала.
Хозяйка Фаллы довольно долго стояла молча и сомневаясь, и Ян успел настолько утвердиться в своем мнении, что ему было очень трудно уследить за ходом ее мыслей, когда она вновь заговорила о своем отце.
- Когда отец лежал при смерти, он подозвал Эрика к кровати и поблагодарил его за то, что тот был добр к нему, хотя он много лет был немощен и не мог приносить никакой пользы. "Не думайте об этом, отец, - сказал Эрик. - Как бы долго вы ни пожелали остаться с нами, мы будем только рады". Да, так он сказал, и так он и думал.
- Да, он наверняка так и думал, - сказал Ян. - Эрик никогда не лукавил.
- Погодите, Ян! - сказала хозяйка Фаллы. - Мы пока будем говорить только о стариках. Вы помните длинную трость с серебряным набалдашником, с которой отец обычно ходил?
- Да, и ее, и высокую шапку, которую он надевал, когда шел в церковь.
- Ах, вы помните и картуз тоже? Знаете, что сделал отец, когда лежал при смерти? Так вот, он послал меня за тростью и картузом и отдал их Эрику. "Я мог бы подарить тебе что-нибудь более ценное, - сказал он, - но я дарю тебе эти вещи, потому что это большая честь для тебя - получить то, что всем знакомо и про что все знают, что я этим пользовался. Это будет лучшим свидетельством моего отношения к тебе".
- Да, уж конечно, это было хорошим свидетельством, и к тому же он это заслужил.
Как только Ян сказал это, он заметил, как хозяйка Фаллы запахнула шаль. У нее там определенно что-то было спрятано. Это ведь могла быть посылка от Клары Гулли. Да, она, наверное, дойдет до нее, когда настанет время. Разговор об отце и его подарке - это только повод, чтобы перейти к этому.
- Я много раз рассказывала об этом детям, и Ларсу Гуннарссону тоже, - сказала хозяйка Фаллы, - и прошлой весной, когда Эрик болел, я думаю, что и он, и Анна ждали, что Ларса позовут к постели, как когда-то позвали Эрика. Я достала эти вещи, чтобы они были под рукой, если он захочет подарить их Ларсу. Но у него и в мыслях этого не было.
Голос хозяйки Фаллы задрожал, и когда она вновь заговорила, в нем чувствовались страх и сомнение.
- Однажды, когда мы были одни, я спросила, как он хочет поступить, и тогда он сказал, что, если хочу, я могу подарить эти вещи Ларсу, когда он умрет. У него нет сил, чтобы держать речь, сказал он.
С этими словами хозяйка Фаллы распахнула свою большую шаль, и тут Ян увидел, что она держала под ней необыкновенно длинную трость с большим набалдашником из серебра и жесткий картуз с высокой тульей.
- Есть такие слова, которые языку слишком тяжело выговаривать, - сказала она с величайшей серьезностью. - Если хотите, ответьте мне только одним знаком, Ян: могу я подарить это Ларсу Гуннарссону?
Ян отступил на шаг. Вопрос касался того, от чего его мысли были уже так далеки. Ему казалось, что со смерти Эрика из Фаллы прошло так много времени, что он вряд ли и помнил то, как было дело.
- Вы понимаете, Ян, что я больше ничего не хочу знать, кроме того, может ли Ларс принять трость и шапку с тем же правом, что Эрик, а вы ведь это знаете, вы же были вместе с ним в лесу.
- Для меня, конечно, было бы хорошо, - добавила она, поскольку Ян продолжал молчать, - если бы я могла подарить их Ларсу. Я полагаю, что тогда отношения промеж моих молодых дома стали бы лучше.
Голос снова выдал ее, и Ян начал понимать, почему она так постарела. Сам он был настолько поглощен другим, что и не помышлял уже о мести новому хозяину.
- Лучше смириться и все простить, - сказал он. - Этим можно добиться большего.
Старуха глубоко вздохнула.
- Значит, вы говорите так? Тогда все именно так и есть, как я думала, - сказала она. Она выпрямилась, став просто ужасно высокой. - Я не спрашиваю вас, как было дело. Мне лучше ничего не знать. Но ясно одно: Ларе Гуннарссон никогда не получит трость моего отца.
Она уже повернулась было, чтобы уйти, как вдруг остановилась.
- Послушайте, Ян, - сказала она, - вы можете забрать трость вместе с шапкой. Я хочу, чтобы они были в хороших и верных руках. Я не смею нести их обратно домой. Меня могут заставить подарить их Ларсу. Возьмите их на память о старом хозяине, который всегда хорошо к вам относился!
Она пошла своей дорогой, высокая и гордая, а Ян остался стоять с тростью и шапкой в руках.
Он просто не понимал, как это произошло. Такой высокой чести он никогда и ждать-то не мог. Неужели теперь эти семейные реликвии станут его собственностью?
Но он сразу же нашел объяснение. Все дело было в Кларе Гулле. Хозяйка Фаллы знала, что он скоро так возвысится, что нет такой вещи, которая была бы слишком хороша для него. Да, если бы трость была из серебра, а шапка - из золота, тогда бы они, может быть, даже больше подошли для отца Клары Гулли.
ВСЯ В ШЕЛКАХ
Никакого письма от Клары Гулли ни отцу, ни матери не приходило. Но это было не так уж и важно теперь, когда стало понятно, что она молчит только для того, чтобы они еще больше удивились и обрадовались, когда настанет время и она объявит им великую новость.
Но все равно, Яну повезло, что ему удалось немного подсмотреть в ее карты, потому что иначе его легко смогли бы одурачить другие люди, полагавшие, что знают больше него о судьбе Клары Гулли.
Вот, например, взять хотя бы поход Катрины в церковь.
Катрина сходила в церковь в первое воскресенье адвента и вернулась напуганной и расстроенной.
Она увидела, что двое молодых парней, которые осенью работали на стройке в Стокгольме, стоят и разговаривают с другими парнями и девушками. Когда Катрина их увидела, она подумала, что, возможно, сумеет что-нибудь разузнать о Кларе Гулле, и подошла к ним, чтобы спросить.
Они явно рассказывали о каких-то веселых приключениях. Парни, по крайней мере, хохотали так громко, что Катрина сочла это совершенно неподобающим, раз уж они стоят около самой церкви. Верно, и до них самих это дошло, потому что, когда Катрина приблизилась к ним, они сразу стали толкать друг друга и замолчали.
Она услышала только несколько слов, произнесенных парнем, который стоял к ней спиной и не видел ее.
- И представляете, она была вся в шелках! - сказал он.
В этот момент молодая девушка с такой силой толкнула его, что он сразу замолчал. Он обернулся, и его лицо побагровело, когда он увидел, что Катрина стоит прямо позади него. Но он тут же вскинул голову и громко сказал:
- Чего тебе? Почему это я не могу сказать, что королева была вся в шелках?