- Мой отец в Скенектеди. У него там большое дело. Он богатый-пребогатый.
- Ну, знаешь! - воскликнула мисс Миллер и, опустив зонтик, стала разглядывать расшитую кромку на нем.
Уинтерборн отпустил мальчугана, и тот побежал по дорожке, волоча за собой альпеншток.
- Ему в Европе не нравится, - сказала девушка. - Он хочет вернуться.
- В Скенектеди?
- Да, домой. Сверстников у него здесь нет. Правда, есть один мальчик, но он без учителя и шагу не ступит, играть ему не позволяют.
- А ваш брат не учится? - спросил Уинтерборн.
- Мама хотела взять ему учителя - в поездку. Одна леди порекомендовала нам такого; она американка, может быть, вы ее знаете? Миссис Сэндерс. Кажется, из Бостона. Она порекомендовала маме учителя, и мы хотели взять его с собой. Но Рэндолф заявил, что он не желает разъезжать с учителем и не будет заниматься в вагоне. А мы на самом деле почти все время проводим в вагонах. У нас была одна попутчица, англичанка, кажется, мисс Фезерстоун, может быть, вы ее знаете? Она спросила, почему я сама не занимаюсь с Рэндолфом, не "наставляю" брата, как она выразилась. А по-моему, скорее он может меня наставлять, чем я его. Он такой смышленый мальчик.
- Да, - сказал Уинтерборн. - Он, кажется, очень смышленый.
- Мама решила взять ему учителя, как только мы приедем в Италию. Ведь в Италии можно достать хороших учителей?
- Безусловно, можно, и очень хороших, - ответил Уинтерборн.
- А может быть, она отдаст его в школу. Рэндолфу надо учиться. Ведь ему только девять лет. Он пойдет потом в колледж. - И продолжая в том же духе, мисс Миллер рассказывала о семейных делах и о многом другом. Она сидела, сложив на коленях свои поразительно красивые руки, унизанные кольцами с драгоценными камнями, и ее ясные глаза то смотрели прямо в глаза Уинтерборна, то обегали сад, то останавливались на гуляющей публике или на прекрасном виде, который открывался вдали. Она говорила с Уинтерборном так, как будто давно знала его. Он был очень рад этому. Ему уже несколько лет не приходилось встречать таких разговорчивых девушек. Эту молоденькую незнакомку, которая подошла к нему и села рядом на скамью, можно было бы назвать болтушкой. Она держалась очень спокойно, она сидела в очаровательной, непринужденной позе, но ее глаза и губы находились в непрестанном движении, голос у нее был мягкий, певучий, тон общительный. Она представила Уинтерборну полный отчет о своем путешествии по Европе в обществе матери и брата, об их дальнейших планах и особенно подробно перечислила все гостиницы, в которых они останавливались. - Эта англичанка, мисс Фезерстоун, наша попутчица, - говорила она, - спросила, правда ли, что в Америке все живут в гостиницах. А я сказала ей, что в стольких гостиницах мне за всю мою жизнь не приходилось бывать. Я нигде не видела такого множества гостиниц, как в Европе, одни гостиницы - и больше ничего! - Но в этих словах не слышалось раздражения: мисс Миллер, видимо, ко всему относилась с легким сердцем. Она добавила, что гостиницы эти очень хорошие, надо только привыкнуть к их порядкам и что вообще в Европе чудесно. Она нисколько в ней не разочаровалась, ни чуточки, может быть, потому, что слышала много рассказов о европейских странах и до поездки. Ведь столько друзей бывало здесь, и не раз. Кроме того, у нее всегда было очень много парижских туалетов и других вещей. А ведь стоит только надеть парижское платье, и чувствуешь, как будто ты в Европе.
- Вроде волшебной шапочки? - сказал Уинтерборн.
- Да, - ответила мисс Миллер, не вникая в это сравнение. - Мне всегда хотелось в Европу. Конечно, не для того, чтобы накупать себе платьев. По-моему, все самое красивое и так отсылается в Америку; то, что видишь здесь, на редкость безобразно. Единственно, чем я недовольна в Европе, - продолжала она, - это обществом. Общества здесь совершенно нет, а если и есть, я не знаю, куда его запрятали. Может, вы знаете? Должно же оно где-то быть, но где? Я очень люблю бывать в обществе, дома мне никогда не приходилось скучать. Не только в Скенектеди, но и в Нью-Йорке. Зиму я обычно провожу в Нью-Йорке. Там мы очень часто выезжаем. Прошлой зимой в мою честь было дано семнадцать обедов, и три из них давали мужчины, - сказала Дэзи Миллер. - В Нью-Йорке у меня даже больше знакомых, чем в Скенектеди… Знакомых мужчин больше, да и подруг тоже, - добавила она после паузы. Потом снова помолчала; на Уинтерборна смотрели очаровательные живые глаза его собеседницы, ее губы улыбались ему легкой, несколько однообразной улыбкой. - Я очень часто бывала в мужском обществе, - сказала мисс Миллер.
Бедного Уинтерборна это и развеселило и озадачило, а больше всего очаровало. Ему еще не приходилось слышать, чтобы молодые девушки говорили о себе подобные вещи; а если и приходилось, то такие речи служили только явным доказательством фривольности тех особ, которые произносили их. Но вправе ли он обвинять мисс Миллер в inconduite (может быть, и бессознательном?), как выражаются женевцы. Уинтерборн почувствовал вдруг, что за долгие годы, прожитые в Женеве, он многое утерял: он отвык от принятой в Америке манеры поведения. Да, с тех пор как Уинтерборн, повзрослев, мог давать ту или иную оценку людям, ему не встречались молоденькие американки столь ярко выраженного типа. Слов нет, девушка очаровательна, но эта дьявольская общительность! Впрочем, может быть, в штате Нью-Йорк таких девушек много; может быть, они все на один лад - хорошенькие, часто бывают в мужском обществе? Или это расчетливая, беззастенчивая, многоопытная молодая особа? Уинтерборн утратил чутье, необходимое для разрешения таких вопросов, а разум здесь помочь не мог. Вид у мисс Миллер был совершенно невинный. Кое-кто уверял его, что как там ни суди, а американские девушки - существа в высшей степени невинные, другие же говорили, что как там ни суди, а это неверно. Уинтерборн был готов признать в мисс Миллер хорошенькую ветреную американку. До сих пор ему не встречались девушки этой категории. Он знал в Европе двух-трех завзятых кокеток - особ, которые были старше мисс Дэзи Миллер, и приличия ради держали при себе мужей; они считались ужасными, опаснейшими женщинами, и отношения с ними могли принять весьма серьезный оборот. Но эту молоденькую девушку нельзя было назвать завзятой кокеткой, она казалась такой простодушной; она была всего лишь хорошенькая ветреная американка. Уинтерборн чуть ли не возрадовался, найдя формулу, применимую к мисс Дэзи Миллер. Он откинулся на спинку скамьи; он отметил мысленно, что такого точеного носика, как у этой девушки, ему еще не приходилось видеть; он призадумался, как же вести себя с хорошенькими ветреными американками, где границы в отношениях с ними? И, как не замедлило выясниться, ему предстояло кое-что узнать по этому поводу.
- Вы были в том старинном здании? - спросила девушка, показывая зонтиком на отсвечивающие вдали на солнце стены Шильонского замка.
- Да, бывал, и не раз, - ответил Уинтерборн. - Вы, вероятно, тоже его осматривали?
- Нет, мы туда еще не ездили. А мне ужасно хочется побывать там. И я побываю. Не уезжать же отсюда, не осмотрев его!
- Это очень интересная экскурсия, - сказал Уинтерборн, - и совсем не утомительная. Туда можно съездить в коляске или пароходиком.
- Можно и в дилижансе, - сказала мисс Миллер.
- Да, можно и в дилижансе, - подтвердил Уинтерборн.
- Наш агент говорит, что дилижанс останавливается у самого замка, - продолжала девушка. - Мы собрались туда на прошлой неделе, но мама вдруг раздумала. У нее хроническое расстройство пищеварения. Она отказалась ехать с нами. Рэндолф тоже не пожелал; его, видите ли, старинные замки не интересуют. Но я все-таки думаю, что мы соберемся как-нибудь на днях, если уговорим Рэндолфа.
- Вашему брату нет дела до памятников старины? - с улыбкой спросил Уинтерборн.
- Да, Рэндолф не любитель старинных замков. Ведь ему всего девять лет. Он говорит, что лучше сидеть в гостинице. Мама боится оставлять его одного, а наш агент не желает следить за ним. Поэтому мы мало куда ездим. Будет очень жаль, если нам не удастся побывать там. - И мисс Миллер снова показала на Шильонский замок.
- Я думаю, это можно устроить, - сказал Уинтерборн. - Неужели нельзя найти кого-нибудь, кто бы остался на несколько часов с Рэндолфом?
Мисс Миллер взглянула на него и преспокойно сказала:
- Вот вы и останьтесь.
Уинтерборн не сразу решился ответить ей.
- Я с бо́льшим удовольствием поехал бы с вами.
- Со мной? - так же невозмутимо переспросила мисс Миллер.
Она не вспыхнула, не поднялась со скамьи, как это сделала бы женевская барышня, и все же Уинтерборну показалось, что его излишняя смелость покоробила ее.
- И с вашей матушкой, - почтительно добавил он.
Но ни его дерзость, ни его почтительность, по-видимому, не произвели ни малейшего впечатления на мисс Дэзи Миллер.
- Маму, пожалуй, не уговоришь, - сказала она, - мама не любит выезжать днем. А вы правду говорите, вам серьезно хочется поехать туда?
- Самым серьезным образом, - подтвердил Уинтерборн.
- Тогда мы это устроим. Если мама согласится побыть с Рэндолфом, Юджинио тоже останется.
- Юджинио? - переспросил молодой человек.
- Да, Юджинио, наш агент. Юджинио не любит оставаться с Рэндолфом. Он у нас ужасный привередник, но агент замечательный. Я думаю, он побудет с Рэндолфом, если мама тоже останется, а мы поедем тогда в Шильонский замок.
Уинтерборн рассудил с предельной трезвостью: "мы" могло относиться только к мисс Миллер и к нему самому. В такую заманчивую перспективу трудно было поверить! Ему показалось, что надо поцеловать девушке руку. Может быть, он и отважился бы на такой поступок, - и тем самым испортил бы все дело, но в эту минуту в саду появилось новое лицо, по-видимому, Юджинио. Высокий благообразный мужчина с великолепными бакенбардами, в бархатной куртке, с поблескивающей цепочкой для часов, подошел к мисс Миллер, бросив пристальный взгляд на ее собеседника.
- А, Юджинио! - приветливо встретила его девушка. Юджинио оглядел Уинтерборна с головы до ног, потом степенно склонился перед мисс Миллер.
- Имею честь доложить мадемуазель, что завтрак подан.
Мисс Миллер не торопясь встала со скамейки.
- Юджинио, знаете что? - сказала она. - Я все-таки поеду посмотреть этот старинный замок.
- Шильонский замок, мадемуазель? - спросил агент. - Мадемуазель уже условилась о поездке? - добавил он тоном, в котором Уинтерборну послышалась наглость.
Этот тон заставил даже мисс Миллер признать некоторую сомнительность ее поведения. Она повернулась к Уинтерборну, зардевшись легким, совсем легким, румянцем.
- Вы не раздумаете?
- Я не успокоюсь до тех пор, пока мы не съездим! - воскликнул Уинтерборн.
- Вы остановились в нашей гостинице? - продолжала мисс Миллер. - Вы на самом деле американец?
Агент стоял, все еще бросая оскорбительные взгляды на Уинтерборна. Молодому человеку они казались оскорбительными, по крайней мере для мисс Миллер, так как агент явно осуждал ее за то, что она заводит "случайные знакомства".
- Я буду иметь честь познакомить вас с одной дамой, которая сообщит обо мне все, что вы пожелаете узнать, - с улыбкой сказал Уинтерборн, имея в виду свою тетку.
- Так мы поедем в один из ближайших дней, - сказала мисс Миллер. Она одарила его улыбкой, повернулась. Потом подняла зонтик над головой и пошла к гостинице рядом с Юджинио. Уинтерборн долго смотрел ей вслед, и, глядя, как она шагает, волоча по дорожке пышные воланы своего платья, он признал мысленно, что у этой девушки поистине царственная осанка.
Однако Уинтерборн взял на себя слишком много, пообещав познакомить свою тетушку миссис Костелло с мисс Дэзи Миллер. Лишь только эта леди оправилась от мигрени, он зашел к ней, с должной заботливостью осведомился о ее здоровье, а потом спросил, не заметила ли она здесь, в гостинице, одно американское семейство - мать, дочь и маленького мальчика.
- И еще их агента? - сказала миссис Костелло. - Как же, конечно заметила - видела, слышала их и старалась держаться от них подальше.
Миссис Костелло, богатая вдова и особа весьма почтенная, не раз высказывала мысль, что, если б не ее подверженность головным болям, она, возможно, сыграла бы более видную роль в современной ей эпохе. У миссис Костелло было длинное бледное лицо, нос с горбинкой и пышные, на удивление белые волосы, которые она укладывала вокруг головы валиком и крупными буклями. Двое женатых сыновей жили в Нью-Йорке, третий сын был в Европе. В данное время этот молодой человек развлекался в Хомбурге, и хотя он часто переезжал с места на место, его редко можно было увидеть в том же городе, на котором останавливала свой выбор его родительница. Следовательно, племянник, приехавший в Веве только для того, чтобы повидаться с тетушкой, проявил к ней, как она говорила, гораздо больше внимания, чем ее родные дети. Живя в Женеве, Уинтерборн проникся твердой уверенностью, что к тетушкам надо относиться со вниманием. Миссис Костелло, не видавшаяся с племянником уже много лет, осталась очень довольна им и, выказывая ему свое расположение, посвятила его в тайные причины того могущественного влияния, которое, как следовало понимать, исходило из ее апартаментов в Нью-Йорке. Она призналась Уинтерборну, что круг ее знакомых подобран с большой осмотрительностью, и подчеркнула, что, зная Нью-Йорк несколько лучше, он вряд ли счел бы такую разборчивость излишней. И картина строжайшей иерархии, на которой зиждилось светское общество этого города, картина, всесторонне освещенная миссис Костелло, показалась Уинтерборну чуть ли не удручающей.
Он сразу же понял по тону тетушки, что место, занимаемое мисс Миллер, находится на самом низу общественной лестницы.
- Увы! Я вижу, вы их не одобряете, - сказал Уинтерборн.
- Это семейство на редкость вульгарно, - заявила миссис Костелло. - Они принадлежат к той категории американцев, с которыми даже… даже знаться не следует.
- Даже знаться не следует? - повторил молодой человек.
- Дорогой мой Фредерик. Мне приходится так поступать. Что поделаешь?
- А эта девушка такая хорошенькая, - сказал Уинтерборн после минутной паузы.
- Да, очень хорошенькая. Но она на редкость вульгарна.
- Я вас понимаю, - сказал Уинтерборн, снова помолчав.
- Она прелестно выглядит, как и все подобные девицы, - продолжала его тетушка. - Откуда у них это берется, не понимаю. Одевается она великолепно, впрочем тебе этого не оценить. Откуда у них такой вкус, я тоже отказываюсь понимать!
- Но, тетушка, ведь в конце концов это не дикари племени команчей!
- Эта молодая девушка, - сказала миссис Костелло, - держится на короткой ноге с разъездным агентом своей мамаши!
- На короткой ноге с агентом? - воскликнул молодой человек.
- А маменька ничуть не лучше дочки! Они относятся к своему агенту как к близкому другу, как к джентльмену. Я нисколько не удивлюсь, если мне скажут, что он обедает с ними за одним столом. Вероятно, им не приходилось видеть человека с лучшими манерами, более изысканно одетого и столь похожего на джентльмена. Эта молодая девушка, видимо, такими рисует себе титулованных аристократов. По вечерам он сидит с ними в саду. И, кажется, даже курит в их присутствии.
Уинтерборн с интересом выслушал эти обличительные речи; они помогли ему составить окончательное представление о мисс Дэзи. По-видимому, она была действительно сумасбродка.
- Я хоть и не агент, - сказал он, - но тем не менее она была очень мила со мной.
- Тебе следовало бы признаться с самого начала, - с достоинством проговорила миссис Костелло, - что ты имел честь познакомиться с ней.
- Мы просто встретились в парке и немного побеседовали.
- Tout bonnement! Разрешите полюбопытствовать, о чем?
- Я сказал ей, что возьму на себя смелость представить ее моей милой тетушке.
- Чрезвычайно тебе признательна!
- Надо же было как-то доказать свою добропорядочность, - сказал Уинтерборн.
- А разрешите спросить, кто мне докажет ее добропорядочность?
- Не будьте так жестоки! - воскликнул молодой человек. - Она вполне благонравная девушка.
- В твоих словах не чувствуется уверенности, - возразила миссис Костелло.