- В таком случае, ты сможешь давать пояснения ему, - сказала мисс Бордеро, и в ее неиссякаемой способности на все находить ответ мне почудилось что-то беспощадное. Прожженный старый циник, которого ничем не тронешь и ничем не смутишь, - вот кем она показалась мне в эту минуту.
- Мы с тобой понаслышаны о том, сколько нового появилось кругом за последнее время. Все это любопытно бы посмотреть, и в твои годы - не то чтобы столь уже юные - нужно ловить случай, когда он представляется. Ты достаточно взрослая, мой друг, и можешь не бояться этого джентльмена. Полюбуйтесь вместе прославленными венецианскими закатами, - бывают еще такие закаты в Венеции? Для меня солнце закатилось уже давно. Но для меня - это еще не значит для всех. А я прекрасно обойдусь без тебя. Это только твое воображение, будто ты так нужна мне. Свозите ее на Пьяццу; красивое было когда-то место, - продолжала мисс Бордеро, обращаясь уже ко мне. - Как там забавный старый собор, надеюсь, не обрушился? Прогуляйтесь с ней мимо магазинов, пусть возьмет с собой денег, зайдет и купит, если что понравится.
Бедная мисс Тина тоже поднялась и теперь стояла перед теткой, жалкая и растерявшаяся; всякому, кто взглянул бы на эту сцену со стороны, было бы ясно, что почтенная старая дама потешается над нами обоими в полное свое удовольствие. Мисс Тина забормотала было какие-то невнятные возражения, но я поторопился сказать, что, пожелай она оказать мне честь проехаться со мной в гондоле, я приложу все старания, чтобы она не соскучилась. А если ее не прельщает мое общество, гондола с гондольером все равно к ее услугам; малый отлично знает свое дело, и на него вполне можно положиться. Мисс Тина не говорила ни да, ни нет, только, отвернувшись, смотрела в окно, словно вот-вот расплачется. Но я не отступался: мол, с одобрения мисс Бордеро, уговориться будет нетрудно. В один из ближайших дней выберем удобный для нее час и отправимся. Прежде чем откланяться, я спросил у Джулианы, смею ли я рассчитывать, что мне будет позволено как-нибудь еще навестить ее.
Она немного помедлила с ответом:
- А это такое большое удовольствие для вас?
- Большее, чем я бы мог выразить словами.
- Отдаю должное вашей учтивости. Но знаете ли вы, что это едва ли не смертельно для меня?
- Трудно поверить, видя вас сегодня куда более оживленной, куда более блестящей собеседницей, нежели при первом нашем знакомстве.
- В самом деле, тетушка, - сказала мисс Тина. - Мне кажется, вам это на пользу.
- До чего же трогательно каждый из нас печется о благе прочих, усмехнулась мисс Бордеро. - Так, по-вашему, я сегодня блестящая собеседница? Да вы просто сами не понимаете, что говорите; должно быть, вам никогда не приходилось бывать в приятном женском общество. Что вообще вы, нынешние, знаете о хорошем обществе? - воскликнула она и, не дав мне возразить, продолжала:- Не усердствуйте в комплиментах, я ими сыта по горло. А если захотите прийти - что ж, моя дверь на запоре, но можно и постучаться иногда.
Она кивнула мне в знак прощания, и я вышел из комнаты. Позади щелкнул дверной замок, но мисс Тина, вопреки моим ожиданиям, осталась с тетушкой. Я медленно прошел вдоль зала и у самой лестницы помешкал еще. На этот раз надежда моя оправдалась, минуту спустя я увидел знакомую фигуру.
- Превосходная мысль - о прогулке на Пьяццу, - сказал я. - Когда вам угодно будет поехать - сегодня, завтра?
Как упомянуто выше, она была смущена, но я уже замечал - и теперь снова мог в этом убедиться, - что мисс Тина, в отличие от большинства женщин, никогда не пыталась скрывать свое замешательство, убегать, прятаться; напротив, она подходила ближе, словно бы в поисках сочувствия и защиты. О чем бы она ни говорила, всегда казалось, будто она просит в чем-то помочь ей, что-то объяснить, а между тем трудно было представить себе женщину более далекую от актерства. К человеку, который был с ней добр, она тотчас же проникалась неограниченным доверием, не робела больше, и ей казалось естественной близость с таким человеком, в том невинном смысле, как она это понимала. "Сама не знаю, - сказала она мне, - что это вдруг нашло на тетушку, отчего она в одночасье так переменилась, видно, что-то задумала". Я посоветовал ей доискаться, что именно тетушка задумала, и сообщить мне; мы с ней будем есть мороженое у Флориана, и там под звуки оркестра она мне и отрапортует.
- О, не надейтесь получить такой "рапорт" в скором времени, - сказала она сокрушенно и прибавила, что ни сегодня, ни завтра этого, во всяком случае, ждать нечего. Но я уже успокоился, решив, что теперь нужно только запастись терпением; и в самом деле, недели не прошло, как в один прекрасный вечер мисс Тина уселась в мою гондолу, для какового торжественного случая я принанял еще одного гребца.
Спустя несколько минут мы выехали на Canale Grande, и мисс Тина ахнула с таким неподдельным восхищением, словно была путешественницей, только что прибывшей в Венецию. Она успела забыть, как великолепен этот водный путь и какое чувство вольности и покоя нисходит на душу, когда скользишь между мраморными дворцами и отражениями огней в воде. Скользили мы долго, и хотя моя спутница молчала, я угадывал всю полноту испытываемого ею блаженства. Она не просто радовалась, она ликовала, с нее словно спали оковы. Гондола подвигалась вперед неторопливо, и она могла вволю насладиться этим движением, вслушиваясь в мерный плеск весел; но вот звук стал более громким и как будто напевно-текучим - мы свернули в один узкий боковой канал, потом в другой; Венеция словно раскрывала нам свои тайны. На мой вопрос, давно ли она отвыкла от подобных прогулок, мисс Тина отвечала: "Ах, не знаю, очень давно, с тех пор как тетушка стала недомогать". И я - не первый уже раз почувствовал, что прожитые годы как бы сливаются для нее в тумане и стерлась черта, отделявшая их от расцвета юности мисс Бордеро. Нам следовало вернуться не слишком поздно, однако мы сделали еще порядочный giro прежде чем высадиться на Пьяцце. Я ни о чем не расспрашивал, намеренно не затевал разговора о ее жизни дома, о том, что мне больше всего хотелось узнать. Вместо этого я то подробнейшим образом рассказывал ей обо всем, попадавшемся нам на пути, то пускался в описания Рима и Флоренции или в общие рассуждения о пользе и прелести путешествий. Она слушала со вниманием, откинувшись на мягкие кожаные подушки, покорно следовала взглядом туда, куда я указывал, и лишь позднее я узнал, что о Флоренции она больше могла бы порассказать мне, чем я ей, так как несколько лет жила там вместе с теткой. Наконец она спросила - по-детски нетерпеливо и в то же время застенчиво: "А когда же Пьяцца? Мне так хочется посмотреть Пьяццу!" Я тотчас отдал распоряжение больше никуда не сворачивать, и мы замолчали, ожидая, когда гондола прибудет к цели. Спустя короткое время, однако, мисс Тина сама прервала молчание:
- Я уже знаю, что с тетушкой; она боится, как бы вы не уехали.
У меня захватило дух.
- С чего это ей вздумалось?
- Ей кажется, вы скучаете. Оттого-то она и переменилась к вам.
- Что же, она решила меня развлекать?
- Она не хочет, чтобы вы уезжали. Она хочет, чтобы вы оставались у нас.
- Другими словами, чтобы я продолжал платить за квартиру, - откровенно предположил я.
Мисс Тину трудно было удивить откровенностью.
- Да, вы правы; чтобы мне больше осталось.
- Сколько же именно она хочет вам оставить? - спросил я, развеселившись. - Пусть бы она назвала сумму, и я соответственно рассчитал бы сроки своего пребывания.
- О, как можно! - воскликнула мисс Тина. - Вовсе я не хочу, чтобы вы себя подобным образом связывали.
- А если мне по собственным надобностям желательно задержаться здесь подольше?
- Тогда лучше поищите себе другую квартиру.
- А что на это скажет ваша тетушка?
- Ей это не понравится. По-моему, самое правильное будет, если вы откажетесь от этих своих надобностей и совсем уедете из Венеции.
- Дорогая мисс Тина, - сказал я. - Не так-то просто мне от них отказаться!
На это она ничего не ответила, но минуту спустя снова завела разговор:
- Я, кажется, знаю, какие такие ваши надобности.
- Ничего мудреного; ведь тогда в саду я почти напрямик сказал вам, что хотел бы заручиться вашей помощью.
- Помочь вам значило бы совершить вероломство по отношению к тетушке.
- Отчего же вероломство?
- Оттого, что она никогда не согласится на то, что вам нужно. Ее уже просили, ей уже писали об этом. Она и слышать не хочет.
- Значит, у нее есть что-то ценное! - так и подскочил я.
- Все у нее есть! - устало вздохнула мисс Тина, внезапно опечалившись.
От этих слов каждая жилка во мне взыграла - ведь они были бесценным свидетельством. Я был слишком взволнован, чтобы говорить, да и гондола уже приближалась к Пьяццетте. Сойдя на берег, я спросил у своей спутницы, что она предпочитает - пройтись вокруг площади или посидеть за столиком перед знаменитым кафе; она предоставила выбор мне, напомнив только, что у нас не так много времени. Я, однако, заверил ее, что времени с лихвой хватит и на то и на другое, и мы тронулись в длинный кружной путь под аркадами. От зрелища ярких магазинных витрин мисс Тина повеселела снова; она то и дело замедляла шаг или вовсе останавливалась, хвалила одни выставленные товары, неодобрительно отзывалась о других, спрашивала моего мнения, рассуждала о ценах. Я слушал ее рассеянно, давешние слова "Все у нее есть!" не шли у меня из головы. Но вот наконец мы подошли к кафе Флориана и, с трудом отыскав место за одним из столиков, расставленных прямо на площади, уселись. Вечер был дивный, весь город, казалось, высыпал наружу; сами стихии благоприятствовали возвращению мисс Тины в жизнь. Я видел, как глубоко она затронута, хоть и не говорит об этом, как нелегко ей справиться с обилием впечатлений. Она успела уже позабыть живую прелесть мира, и только сейчас ей открылось, как безжалостно обескровлены были ее лучшие годы. Это не вызвало в ней гнева, но легкая краска недоумения, смешанного с обидой, разлилась по ее лицу, с которого еще не сошла восхищенная улыбка. Она молчала, - должно быть, раздумывала о тех радостях жизни, что так легко ей могли достаться в удел, а теперь были бесповоротно утрачены; воспользовавшись паузой, я сказал:
- Верно ли я понял, что ваша тетушка, желая удержать меня в доме, решила время от времени допускать меня к себе?
- Она думает, изредка навещать ее будет для вас развлечением. Она готова пойти на эту уступку, лишь бы вы не уехали.
- А почему, собственно, она уверена, что ее общество представляет такой соблазн для меня?
- Не знаю, наверно, вам интересно, - простодушно отвечала мисс Тина. Вы сами так говорили.
- Точно, говорил; но вряд ли многие так считают.
- Я тоже думаю, иначе многие бы этого добивались.
- Но если ее хватило на такое соображение, - продолжал я, - то могло бы хватить и на другое: что сколь она ни интересна для меня сама по себе, должны быть какие-то особые причины, препятствующие мне поступить, как поступают другие - попросту махнуть на нее рукой. - Растерянный вид мисс Тины показывал, что она не уловила смысл этой довольно сложной фразы, поэтому я добавил:-Если вы не пересказывали ей того, о чем я вам говорил в саду, может быть, она сама догадалась?
- Не знаю - она вообще очень подозрительна.
- Не людское ли нескромное любопытство тому виной, не пытался ли кто-нибудь преследовать ее расспросами?
- Нет, нет, не в том дело, - сказала мисс Тина, с тревогой посмотрев на меня. - Сама не знаю, как объяснить; было одно происшествие в ее жизни, давным-давно - еще до того, как я родилась на свет.
- Происшествие? Что же это за происшествие такое? - спросил я так, будто мне и в голову не могло прийти, о чем речь.
- Тетушка мне никогда о нем не рассказывала. - И я не сомневался, что она говорит правду.
Ее крайняя искренность обезоруживала меня; я бы предпочел, в данных обстоятельствах, иметь дело с человеком менее чистосердечным.
- Не думаете ли вы, что тут есть какая-то связь с имеющимися у нее письмами Асперна?
- А ведь в самом деле! - воскликнула моя собеседница, словно даже обрадованная такой догадкой. - Правда, я ни одного из них не читала.
- Ни одного? Откуда же вы знаете, что в них содержится?
- Я и не знаю, - безмятежно отвечала мисс Тина. - Я ни разу но держала их в руках. Но видела, когда она их доставала из шкатулки.
- А часто она это делает?
- Теперь - нет. А раньше часто. Она очень любила перебирать их.
- Хоть там, возможно, есть кое-что компрометирующее?
- Компрометирующее? - Мисс Тина повторила это слово так, точно но очень ясно представляла его значение. Я почувствовал себя чуть ли не растлителем чистой души.
- Я хочу сказать - пробуждающее неприятные воспоминания.
- О, я уверена, что ничего неприятного там нет. - Ничего, что порочило бы ее репутацию?
Совсем повое, особенное выражение появилось в лице племянницы мисс Бордеро - она словно бы признавала, что не в силах противостоять мне, и взывала к моей порядочности и моему великодушию. Я привез ее на Пьяццу, заворожил множеством красот, выказал ей внимание, за которое она от души благодарна, - а теперь, оказывается, это все было просто попыткой подкупить ее, заставить в чем-то пойти против тетки. Она по натуре податлива и готова все сделать для человека, который был так добр к ней, но я лучше всего докажу свою доброту, если не потребую слишком многого взамен. Впоследствии я часто думал о том, что почему-то она нимало не рассердилась на меня за не слишком уважительное отношение к репутации мисс Бордеро - хоть сам я счел бы, что это не по-джентльменски, не будь на карту поставлено кое-что столь бесценное - для меня, по крайней мере. Должно быть, она просто не поняла.
- Вы предполагаете, она сделала что-то дурное? - спросила она немного погодя.
- Упаси меня бог от таких предположений, да и не мое это дело. К тому же, - поспешил я любезно добавить, - если и было что-либо подобное, то ведь случилось оно в другую эпоху, в другом мире. Вот только почему она не уничтожила эти письма?
- Что вы, она так дорожит ими.
- Даже сейчас, зная, что ее жизнь идет к концу?
- Может быть, когда она почувствует, что конец уже близок, она уничтожит их.
- Послушайте, мисс Тина, - сказал я, - вот я бы и хотел, чтобы вы этому помешали.
- Как же я могу помешать?
- Не могли бы вы взять у нее эти письма?
- И отдать вам?
Эти обнажающие суть дела слова нетрудно было принять за издевку, но я уверен, что у мисс Тины и в мыслях не было ничего подобного.
- Хотя бы для того, чтобы я мог просмотреть их. Поймите, не мне лично они нужны и я вовсе но хочу заполучить их ценою ущерба для кого-либо другого. Просто это было бы таким подарком читателям, таким неоценимым дополнением к биографии Джеффри Асперна.
Она, как всегда, слушала с таким видом, будто все мои разглагольствования касались предметов, совершенно ей прежде незнакомых; и я почувствовал себя ничем не лучше газетного репортера, норовящего пролезть в дом, где кто-то умер. Чувство это еще усилилось, когда она сказала:
- Один господин недавно писал к ней почти теми же словами. Он тоже хотел получить письма.
- И она ответила? - спросил я, слегка пристыженный мыслью, что Камнор действовал куда более честно.
- Только после второго или третьего его обращения. Она очень рассердилась.
- Что же она ему написала?
- Она его назвала чертом, - не задумываясь, ответила мисс Тина.
- Прямо так и выразилась на бумаге?
- Не на бумаге, а в разговоре со мною. А ответ писала я по ее приказанию.
- И что же вы написали?
- Написала, что никаких писем у нее нет.
- Ах он бедняга! - сочувственно вздохнул я.
- Я знаю, что есть, но написала так, как она велела.
- Разумеется, вы и не могли поступить иначе. Но я надеюсь, что меня не назовут чертом.
- Смотря по тому, что вам от меня понадобится, - улыбнулась моя собеседница.
- Ох, если я от вас рискую заслужить такое название, значит, дела мои плохи! Но я ведь не прошу вас красть ради меня, не прошу даже лгать - все равно этого вы не умеете, разве только на бумаге. Мне важно одно - чтобы вы не дали ей уничтожить письма.
- Но что я тут могу сделать, - возразила мисс Тина. - Ведь я ей повинуюсь, а не она мне.
- Зато собственные руки и ноги ей не повинуются. Единственный доступный ей способ уничтожить письма - это их сжечь. Но, чтобы сжечь, нужен огонь, а как ей добыть огня, если вы не принесете?
- Я не смею ослушаться ее приказаний, - сетовала бедняжка. - И потом есть ведь еще Олимпия.
Я хотел было заметить, что Олимпию нетрудно подкупить, но счел за благо не произносить это слово и выразился более осторожно: дескать, с девчонкой можно справиться.
- Тетушка с кем угодно справится, - сказала мисс Тина. И вдруг заторопилась домой, уверяя, что отпущенный срок миновал. Но я удержал ее, накрыв своей рукой ее руку, лежавшую на столе.
- Обещайте хотя бы, что вы постараетесь мне помочь.
- Да как же я могу, как я могу это сделать? - твердила она, сбитая с толку и расстроенная. Ее и удивило и испугало, что ей отводят такую значительную роль в чьих-то замыслах, что от нее требуют действия.
- Вот главное: вы должны зорко следить за тетушкой и предупредить меня, прежде чем кощунственное преступление будет совершено.
- А как мне следить в те часы, когда я отлучаюсь из дому по ее же настоянию?
- Да, в самом деле.
- Кстати, и по вашему настоянию тоже.
- Силы небесные! Уж не затеяла ли она что-то именно сегодня?
- Не знаю. Она очень хитрая.
- Вы нарочно пугаете меня? - спросил я.
Вместо ответа моя собеседница промолвила тихо, и словно бы даже с завистью:
- Она так дорожит ими, так дорожит!
Эта мысль, столь выразительно высказанная вслух, несколько успокоила меня, и, желая еще глотнуть целительного бальзама, я сказал:
- Если у нее нет намерения уничтожить перед смертью бумаги, о которых мы говорим, она, вероятно, распорядилась ими в своем завещании.
- Завещании?
- Разве она не сделала завещания в вашу пользу?
- Ей почти нечего завещать. Оттого-то она и гонится так за деньгами, - сказала мисс Тина.