- Чтобы защитить меня от мистера Литлмора? Я знаю его с детства… я знаю худшее, на что он способен, - она послала свою прелестную улыбку вслед уходящему гостю и неожиданно добавила: - Я хочу поговорить с ним о прошлом.
- Это как раз то, о чем я хотел бы услышать, - сказал сэр Артур, останавливаясь на пороге.
- Мы будем болтать по-американски, вы нас не поймете… Он говорит на английский манер, - объяснила она, как всегда, исчерпывающе и кратко, когда баронет, заявив, что вечером он в любом случае придет, закрыл за собой дверь.
- Ему не известно ваше прошлое? - спросил Литлмор, стараясь, чтобы его вопрос не прозвучал слишком дерзко.
- Ах, я все ему рассказала, но он не понимает. Эти англичане такие странные; боюсь, они не очень умны. Он никогда не слышал, чтобы женщины… - миссис Хедуэй не договорила, и Литлмор заполнил паузу смехом.
- Ну, что тут смешного? А впрочем, неважно, - продолжала она. - На свете есть много такого, о чем они не слышали. Все равно англичане мне нравятся - во всяком случае, он. Он настоящий джентльмен - вы понимаете, что я хочу сказать? Только он слишком засиживается у меня, и с ним немного скучно. Я очень рада для разнообразия видеть вас.
- Вы хотите сказать, что я не джентльмен? - спросил Литлмор.
- Ну что вы! Вы были джентльменом в Нью-Мексико. Я думаю, вы были там единственным джентльменом; надеюсь, вы им и остались. Поэтому я поздоровалась с вами в театре. Я ведь могла сделать вид, что знать вас не знаю.
- Как вам угодно. Еще и сейчас не поздно.
- Но я вовсе этого не хочу. Я хочу, чтобы вы мне помогли.
- Помог?
- Как вы думаете, он все еще здесь?
- Кто? Ваш бедный баронет?
- Нет, Макс, мой фактотум, - не без важности произнесла миссис Хедуэй.
- Понятия не имею. Хотите, посмотрю?
- Нет, тогда мне придется дать ему поручение, а я, хоть убей, не знаю, что бы такое придумать. Он часами сидит в передней; привычки мои просты, и ему нечего делать. Прямо беда, нет у меня никакого воображения.
- Бремя роскошной жизни, - сказал Литлмор.
- О да, я живу роскошно. И в общем-то, мне это по вкусу. Боюсь только, как бы он меня не услышал. Я так громко говорю - еще одна привычка, от которой я стараюсь избавиться.
- Почему вы хотите стать другой?
- Потому что все стало другим, - с легким вздохом ответила миссис Хедуэй. - Вы слышали, что я потеряла мужа? - спросила она внезапно.
- Вы имеете в виду мистера… э-э… мистера?.. - Литлмор приостановился, но она, по-видимому, не поняла почему.
- Я имею в виду мистера Хедуэя, - с достоинством сказала она. - Мне немало выпало на долю, с тех пор как мы с вами виделись в последний раз: замужество, смерть мужа, неприятности - всего не перечесть.
- Ну, мужей на вашу долю выпало немало и до того, - осмелился заметить Литлмор.
Она остановила на нем кроткий, ясный взгляд; лицо ее не залилось бледностью, не зарделось румянцем.
- Не так много… не так много…
- Не так много, как могло бы показаться?
- Не так много, как болтали досужие языки. Не помню - была я тогда замужем?
- Болтали, что да, - сказал Литлмор, - но я никогда не встречался с мистером Беком.
- Вы ничего не потеряли, он был форменный негодяй! Я совершала в жизни поступки, которые сама не могу понять. Что же удивляться, если другие не могут понять их. Но со всем этим покончено… Вы уверены, что Макс не слышит? - быстро спросила она.
- Нет, не уверен. Но если вы подозреваете, что он подслушивает у замочной скважины, прогоните его.
- Нет, этого я не думаю… я тысячу раз распахивала дверь.
- Ну, значит, он ничего не слышит. Я не знал, что у вас столько секретов. Когда мы с вами расстались, мистер Хедуэй был еще в будущем.
- Теперь он в прошлом. Он был милый… Этот свой поступок я вполне могу понять. Но он прожил всего год, у него было больное сердце, он очень хорошо меня обеспечил, - все эти разнообразные сведения были сообщены единым духом, словно это были вещи одного порядка.
- Рад за вас. У вас всегда были разорительные вкусы.
- У меня куча денег, - продолжала миссис Хедуэй. - У мистера Хедуэя была земельная собственность в Денвере. Она очень поднялась в цене. После его смерти я пробовала жить в Нью-Йорке. Мне не понравился Нью-Йорк.
Тон, каким хозяйка дома произнесла эту фразу, являлся как бы resume [итогом (фр.)] светского эпизода.
- Я собираюсь жить в Европе… мне нравится Европа, - продолжала она. Если в ее предыдущих словах слышался отголосок истории, последнее заявление прозвучало пророчески.
Миссис Хедуэй немало удивила, более того - позабавила Литлмора.
- Вы путешествуете вместе с молодым баронетом? - спросил он с невозмутимостью человека, желающего продлить забаву, насколько это возможно.
Миссис Хедуэй скрестила руки на груди и откинулась на спинку кресла.
- Послушайте-ка, мистер Литлмор, - проговорила она. - Нрав у меня все такой же незлобивый, но знаю я теперь куда больше. Уж надо думать, я путешествую не вместе с баронетом; он всего-навсего друг.
- А не любовник? - безжалостно спросил Литлмор.
- Ну, кто же путешествует со своим любовником? Не нужно смеяться надо мной. Нужно мне помочь. - И она посмотрела на него с нежной укоризной, которая должна была бы растрогать его: у нее был такой кроткий и рассудительный вид. - Говорю вам, мне пришлась по вкусу Европа, я бы навек осталась здесь. Я бы только хотела побольше узнать об их жизни. Думаю, она по мне… лишь бы мне помогли, для начала. Мистер Литлмор, - добавила она, помолчав, - с вами я могу говорить без утайки, тут нет ничего зазорного. Я хочу попасть в светское общество. Вот куда я мечу.
Литлмор уселся поплотнее в кресле: так человек, которому предстоит поднять тяжкий груз, старается найти точку опоры. Однако голос его звучал шутливо, чуть ли не поощрительно, когда он повторил вслед за ней:
- В светское общество? Мне кажется, вы уже там, раз у ваших ног баронет.
- Это я и хотела бы узнать! - нетерпеливо воскликнула она. - Баронет это много?
- Принято считать, что да. Но я тут не судья.
- Разве вы не бываете в обществе?
- Я? Разумеется, нет. С чего вы это взяли? Великосветское общество интересует меня не больше, чем вчерашний номер "Фигаро".
На лице миссис Хедуэй отразилось крайнее разочарование, и Литлмор догадался: прослышав о его серебряных копях и ранчо и о постоянном пребывании в Европе, она надеялась, что он вращается в высшем свете… Но она тут же овладела собой:
- Не верю ни одному вашему слову. Вы сами знаете, что вы джентльмен. Тут уж ничего не попишешь.
- Возможно, я и джентльмен, но привычки у меня не джентльменские. Литлмор запнулся на миг и добавил: - Я слишком долго прожил на славном Юго-Западе.
Щеки ее вспыхнули; она сразу все поняла… поняла даже больше того, что он хотел вложить в эти слова. Но Литлмор был ей нужен, и миссис Хедуэй выгоднее было проявить терпимость - тем более что это входило в число ее счастливых свойств, - нежели наказывать его за злой намек. Все же она не отказала себе в легкой насмешке:
- Что с того? Джентльмен - всегда джентльмен.
- Не всегда, - со смехом возразил Литлмор.
- При такой сестре и не иметь знакомств в европейском обществе? Быть того не может!
При упоминании о миссис Долфин, сделанном с нарочитой небрежностью, однако ж не ускользнувшей от него, Литлмор невольно вздрогнул. "При чем тут моя сестра?" - хотелось ему сказать. Намек на эту даму неприятно поразил его, она была связана для него с совсем иным кругом представлений; не могло быть и речи о том, чтобы миссис Хедуэй познакомилась с ней, если, как выразилась бы сама миссис Хедуэй, она на это "метила". Но он предпочел отвести разговор в сторону.
- Европейское общество? Что вы под этим разумеете? Это очень неопределенное понятие. Надо представлять, о чем идет речь.
- Речь идет об английском обществе… о том обществе, куда вхожа ваша сестра… вот о чем, - сказала миссис Хедуэй, не любившая обиняков. - О людях, которых я видела в Лондоне, когда была там в прошлом году… видела в опере и в парках… о людях, которые бывают на приемах у королевы. Остановилась я в гостинице на углу Пиккадилли… в той, что выходит на Сент-Джеймс-стрит. Я часами сидела у окна, глядела на людей в каретах. У меня тоже была карета, и когда я не сидела у окна, я каталась в парке. Я была совсем одна. Видеть людей я видела, но никого не знала, мне и поговорить не с кем было. Я тогда еще не была знакома с сэром Артуром… я встретила его месяц назад в Хомбурге. Он поехал за мной в Париж… Вот почему он теперь навещает меня, - последние слова были произнесены спокойно, буднично, без малейшей рисовки, словно иначе и быть не могло и миссис Хедуэй привыкла к тому, что за ней едут следом, а джентльмены, которых встречаешь в Хомбурге, непременно едут за тобой. Тем же тоном она добавила: - Я вызвала в Лондоне немалый интерес… это нетрудно было заметить.
- Вы всюду будете его вызывать, где бы вы ни появились, - сказал Литлмор и сам почувствовал, как банально прозвучали его слова.
- Я не хочу вызывать такой большой интерес, я считаю это вульгарным, возразила миссис Хедуэй с какой-то особой приятностью в своем благозвучном голосе, говорящей, казалось, о том, что она находится во власти нового понятия. Судя по всему, ее ум был широко открыт новым понятиям.
- Позавчера в театре все на вас смотрели, - продолжал Литлмор. - Вам нечего и надеяться избежать внимания.
- Я вовсе не хочу избегать внимания… на меня всегда смотрели и, верно, всегда будут смотреть. Но смотреть можно по-разному. Я знаю, как мне надо, чтобы на меня смотрели. И я этого добьюсь! - воскликнула миссис Хедуэй. Да, она говорила без обиняков.
Литлмор сидел с ней лицом к лицу и молчал. В нем боролись разнообразные чувства; воспоминания о других местах, других часах постепенно овладевали им. В прежние годы почти ничто не стояло между ними, - он знал ее так, как можно знать человека только на просторах юго-западных штатов. Тогда она нравилась ему чрезвычайно; правда, в городишке, где они жили, проявлять слишком большую взыскательность было бы просто смешно. И все же Литлмора не оставляло некое внутреннее ощущение, что его симпатия к Нэнси Бек неотрывна от Юго-Запада, что самой подходящей декорацией для этого лирического эпизода была задняя веранда в Сан-Диего. Здесь, в Париже, она представала перед ним в новом обличье… по-видимому, хотела быть причисленной к совсем иной категории. К чему ему брать на себя этот труд, подумал Литлмор; он привык смотреть на нее именно так… не может же он теперь, после стольких лет знакомства, начать смотреть на нее иначе. И не станет ли она скучной? Миссис Хедуэй трудно было заподозрить в этом грехе, но если она задалась целью сделаться другой, вдруг она станет утомительной? Он даже испугался, когда она принялась толковать об европейском обществе, о его сестре, о том, как то-то и то-то вульгарно. Литлмор был неплохой человек и любил справедливость, во всяком случае не меньше, чем любой его ближний, но в его душевный склад входили и лень, и скептицизм, возможно, даже жестокость, заставлявшие его желать, чтобы сохранилась былая простота их отношений. У него не было особого желания видеть, как "поднимается" женщина, он не возлагал особых упований на этот мистический процесс; он уповал, что женщинам не обязательно "падать" обойтись без этого и вполне возможно, и весьма желательно, - но думал, что обществу только пойдет на пользу, если они не станут "meler les genres" [смешивать жанры (фр.)], как говорят французы. Вообще-то он не брался судить о том, что именно хорошо для общества, на его взгляд, общество было в довольно плохом состоянии, но в правильности этого суждения он был твердо убежден. Смотреть, как Нэнси Бек берет старт на большой приз, - что ж, это зрелище может развлечь, если смотреть со стороны, но стоит из зрителя превратиться в участника спектакля, тут же попадешь в неловкое и затруднительное положение. Литлмор не хотел быть грубым, но миссис Хедуэй не мешало понять, что обвести его вокруг пальца не так-то легко.
- Конечно, если вы захотите чего-нибудь, вы этого добьетесь, - сказал он в ответ на ее последнее замечание. - Вы всегда добивались того, чего хотели.
- Но я еще никогда не хотела того, чего я хочу сейчас… Ваша сестра постоянно живет в Лондоне?
- Сударыня, ну что вам моя сестра? - спросил Литлмор. - Такие женщины, как она, не в вашем вкусе.
Наступило короткое молчание.
- Вы не уважаете меня! - вдруг воскликнула миссис Хедуэй громким, почти веселым голосом. Если Литлмор хотел, как я сказал, сохранить былую простоту их отношений, она, по всей очевидности, была готова пойти ему навстречу.
- Ах, дорогая миссис Бек!.. - вскричал он протестующе, хотя и не очень уверенно, случайно употребив ее прежнее имя. В Сан-Диего он никогда не задумывался над тем, уважает он ее или нет, вопрос об этом просто не возникал.
- Вот вам и доказательство - назвать меня этим противным именем!.. Вы разве не верите, что мистер Хедуэй был мой муж? Мне не слишком везло на имена, - добавила она с грустной задумчивостью.
- Я чувствую себя крайне неловко, когда вы так говорите. Это дико. Моя сестра почти круглый год живет за городом, она недалекая, скучноватая и, пожалуй, грешит кое-какими предрассудками. А у вас живой ум, широкий взгляд на вещи. Вот почему я думаю, что она вам не понравится.
- Как вам не стыдно так плохо отзываться о своей сестре! - воскликнула миссис Хедуэй. - Вы как-то говорили мне в Сан-Диего, что она очень милая женщина. Как видите, я не забыла этого. Вы сказали еще, что мы с ней одних лет. И вам не совестно будет не познакомить меня с ней? Посмотрим, как вы из этого выпутаетесь. - И хозяйка дома рассмеялась без всякой жалости к Литлмору. - Меня ничуть не пугает, что она скучна. Быть скучной - так изысканно. Во мне уж слишком много живости.
- И слава богу! Но нет ничего легче, чем познакомиться с моей сестрой, - сказал Литлмор, прекрасно зная, что говорит неправду. И, желая отвлечь миссис Хедуэй от этой щекотливой темы, неожиданно спросил: - Вы собираетесь замуж за сэра Артура?
- Вам не кажется, что с меня хватит мужей?
- Возможно, но это откроет перед вами новое поприще, все будет по-иному. Англичан у вас еще не было.
- Если я и выйду замуж, так только за европейца, - невозмутимо произнесла миссис Хедуэй.
- У вас есть на это все шансы: сейчас многие женятся на американках.
- Но уж теперь - шалишь! Иначе как за джентльмена я замуж не пойду. У меня и так много упущено. Вот это я и хочу узнать насчет сэра Артура, а вы за весь вечер так ничего мне и не рассказали.
- Право же, мне нечего сказать… я даже не слышал о нем. Разве он сам ничего вам о себе не рассказывал?
- Ни слова, он очень скромный. Он не хвастает, никого из себя не корчит. Тем он мне и нравится. Это такой хороший тон. Мне нравится хороший тон! - воскликнула миссис Хедуэй. - Но вы так и не сказали, - добавила она, - что поможете мне.
- Как я могу вам помочь? Я - никто, я не имею никакого веса.
- Вы поможете мне, если не станете мешать. Обещайте не мешать мне. Она снова устремила на него пристальный блестящий взгляд; казалось, он проникает в самую глубину его глаз.
- Боже милостивый, как бы я мог вам помешать?
- Не думаю, чтобы вы это смогли, но вдруг вы попытаетесь.
- Я слишком ленив, слишком глуп, - шутливо сказал Литлмор.
- Да-а, - раздумчиво протянула миссис Хедуэй, все еще глядя на него. Наверное, вы для этого слишком глупы. Но вы для этого и слишком добры, добавила она более любезно. Когда она говорила подобные вещи, перед ней невозможно было устоять.
Они болтали так еще с четверть часа, наконец - словно раньше она не решалась упомянуть об этом - миссис Хедуэй заговорила с ним о его женитьбе и смерти жены, проявив больше такта (как отметил про себя Литлмор), чем при упоминании о других предметах…
- Вы должны быть счастливы, что у вас есть дочь; я всегда мечтала о дочери. Господи, я бы сделала из нее настоящую леди! Не такую, как я… в другом стиле!
Когда Литлмор поднялся, намереваясь уйти, она сказала, что он должен почаще ее навещать; она пробудет в Париже еще несколько недель; и пусть он приведет с собой мистера Уотервила.
- Вашему англичанину это придется не по вкусу - наши частые визиты, сказал Литлмор, стоя в дверях.
- Не понимаю, при чем тут он, - отвечала миссис Хедуэй, изумленно взглянув на него.
- Ни при чем. А только, вероятно, он в вас влюблен.
- Это не дает ему никаких прав. Еще не хватало, чтобы я стала поступать в угоду всем мужчинам, которые были в меня влюблены!
- Да, конечно, ваша жизнь превратилась бы просто в ад. Даже делая лишь то, что вам угодно, вы не обошлись без треволнений. Но чувства нашего молодого друга, по-видимому, дают ему право сидеть здесь, когда к вам приходят гости, с надутым и хмурым видом. Это может надоесть.
- Как только он мне надоедает, я прогоняю его. Можете не сомневаться.
- Впрочем, - продолжал, спохватившись, Литлмор, - это не так уж важно. - Он вовремя подумал, что если он получит миссис Хедуэй в свое безраздельное владение, это сильно обременит его досуг.
Миссис Хедуэй вышла в переднюю его проводить. Мистер Макс, фактотум, к счастью, отсутствовал. Миссис Хедуэй замешкалась - видимо, она еще что-то хотела ему сказать.
- Но вы ошибаетесь, сэр Артур рад, что вы пришли, - проговорила она. Он хочет поближе познакомиться с моими друзьями.
- Поближе познакомиться? Зачем?
- Он хочет разузнать обо мне и надеется, что они что-нибудь ему расскажут: Как-нибудь он спросит вас напрямик: "Что она за женщина, в конце концов?"
- Неужели он сам этого еще не выяснил?
- Он не понимает меня, - сказала миссис Хедуэй, разглядывая подол платья. - Таких, как я, он никогда не видел.
- Еще бы!
- Оттого он и спросит вас.
- Я отвечу, что вы самая очаровательная женщина в Европе.
- Это не ответ на его вопрос. Да он и сам это знает. Его интересует, добропорядочна ли я.
- Он чересчур любопытен! - вскричал Литлмор со смехом.
Миссис Хедуэй слегка побледнела; казалось, она пытается прочесть его мысли по губам.
- Так вы уж и скажите ему, - продолжала она с улыбкой, не вернувшей, однако, румянца ее щекам.
- Что вы добропорядочная? Я скажу ему, что вы - обворожительная.
Несколько мгновений миссис Хедуэй не двигалась с места.
- Ах, от вас никакого проку! - вполголоса произнесла она и, внезапно повернувшись, пошла обратно в гостиную, волоча за собой длинный шлейф.