- Нет? То есть он вернулся и снова ушел?
- Нет, мадам. Он не возвращался.
В ней вновь шевельнулся страх и теперь вцепился мертвой хваткой.
- С тех пор как ушел с джентльменом?
- С тех пор как ушел с джентльменом.
- Но кто был этот джентльмен? - в голосе Мэри слышались визгливые нотки. Так говорят люди, пытаясь перекричать шум.
- Не могу сказать, мадам. - Рядом с лампой Тримл вдруг стала казаться менее круглой и менее цветущей, словно и ее коснулась тень страха.
- Но ведь судомойка знает… разве не она впустила его в дом?
- Она тоже не знает, мадам. Он написал свое имя на сложенном листе бумаги.
Мэри вдруг осознала, что в разговоре они обе не пользуются общепринятыми формулировками, а называют таинственного посетителя неопределенным местоимением. В то же мгновение ее мысль ухватилась за сложенный лист бумаги.
- Но должно же у него быть имя! Где бумага?
Она подошла к столу и принялась просматривать документы, в беспорядке лежавшие на столе. Ее взгляд упал на незаконченное письмо, написанное рукой мужа. Поперек листа лежала ручка, словно он уронил ее при виде нежданного гостя.
"Мой дорогой Парвис"… кто такой Парвис?… "только что получил твое письмо с сообщением о смерти Элвелла, и, хотя мне кажется, что опасность миновала, все же безопаснее было бы…"
Она отложила письмо в сторону и продолжила поиски, но не обнаружила никакого сложенного листа среди писем и страниц рукописи, наспех собранных в стопку.
- Но судомойка видела его. Пришлите ее сюда, - приказала она, удивляясь, почему раньше ей в голову не пришло такое простое решение.
Тримл мигом испарилась, словно была рада покинуть комнату, и к моменту ее возвращения вместе с взволнованной служанкой Мэри уже взяла себя в руки и заготовила свои вопросы.
Джентльмен судомойке незнаком - да, это она поняла. Но что он сказал? И, самое главное, как он выглядел? С первым вопросом проблем не возникло, потому что говорил он очень мало, - только спросил мистера Бойна и, нацарапав что-то на клочке бумаги, потребовал, чтобы его немедленно передали мистеру Бойну.
- Значит, вы не знаете, что именно он написал? Вы не уверены, что там было его имя?
Судомойка не была уверена, но ей так казалось, поскольку он написал записку в ответ на ее вопрос, как его представить.
- И когда вы отнесли записку мистеру Бойну, что он сказал?
Кажется, мистер Бойн ничего не сказал, но она не уверена, потому что, как только она отдала ему бумагу и он развернул ее, в библиотеку вошел посетитель, и она сразу же удалилась, оставив джентльменов одних.
- Но раз вы оставили их в библиотеке, откуда вы знаете, что они вышли из дома?
В ответ на этот вопрос свидетельница пустилась в бессвязные разъяснения. Ей на выручку пришла Тримл, которая с помощью наводящих вопросов добилась от нее внятного ответа, - она едва успела пройти через холл, как услышала позади двух джентльменов и увидела, что они вместе вышли через парадную дверь.
- В таком случае, раз вы видели незнакомого джентльмена дважды, вы можете описать, как он выглядел.
Но ее способность выражать свои мысли оказалась не безграничной, и последнее испытание показало, что ее запас прочности имеет свои пределы. Необходимость подойти к парадной двери и проводить посетителя уже сама по себе явилась нарушением установленного порядка вещей, и она весь день пребывала в смятении и замешательстве. После такого потрясения ей удалось лишь выдавить из себя, приложив немало усилий:
- Его шляпа, мэм, была какая-то не такая, если можно так сказать…
- Не такая? А какая? - выстреливала вопросы Мэри, и в ту же секунду в ее памяти возник утренний образ, на который потом наслоились другие впечатления.
- Шляпа с широкими полями, и лицо было бледным… довольно молодое лицо? - настойчиво выспрашивала Мэри с побелевшими от напряжения губами. Но даже если бы судомойка и смогла вразумительно ответить на этот вопрос, ее ответ потонул бы в стремительном потоке мыслей хозяйки. Незнакомец… незнакомец в саду! Почему она раньше о нем не подумала. Теперь ей не нужны никакие доказательства того, что это именно он приходил к мужу и ушел вместе с ним. Но кто он такой и почему Бойн ему повиновался?
Неожиданно ей вспомнилось, что они часто говорили о том, какая Англия маленькая, - "в такой стране невероятно сложно потеряться". Словно ухмылка, материализовавшаяся из мрака.
"В такой стране невероятно сложно потеряться!" Это были слова ее мужа. А теперь, когда огромная машина официальных расследований прочесывает ее от побережья до побережья и по всем проливам, теперь, когда имя Бойна красуется на стенах каждого города и поселка, его портреты (Боже, какая мука!) висят по всей стране, как будто он - опасный преступник, теперь этот маленький, компактный, густонаселенный остров показал себя сфинксом, охраняющим страшные тайны и смотрящим в страдальческие глаза его жены со злорадной усмешкой - ведь ему известно то, о чем они никогда не узнают!
Прошло две недели после исчезновения Бойна. О нем никто ничего не знал, не обнаружилось никаких следов его передвижений. Даже обычные ошибочные сведения, пробуждающие надежду в измученных душах, и те появлялись крайне редко. Никто, кроме судомойки, не видел, как Бойн покинул дом, никто не видел джентльмена, который вышел вместе с ним. Расспросы соседей ни к чему не привели - никто из них не встречал в тот день незнакомца в окрестностях Линга. И никто не встречал Эдварда Бойна - ни одного, ни в компании - в прилегающих деревушках, на дороге через холмы или на какой-либо из местных железнодорожных станций. Солнечный английский полдень поглотил его без следа, словно он исчез во мраке киммерийской ночи.
Пока официальные органы расследования работали не покладая рук, Мэри перерывала бумаги мужа в поисках каких-либо неизвестных ей предшествующих сложностей, затруднений или обязательств, которые могли бы пролить свет на его исчезновение. Но если что-либо подобное и имело место в прошлой жизни Бойна, то испарилось без следа так же, как и клочок бумаги, на котором гость написал свое имя. У нее не осталось ни одной путеводной нити за исключением - если это можно назвать исключением - письма, которое Бойн писал явно в тот момент, когда к нему явился загадочный посетитель. Мэри читала и перечитывала это письмо, потом передала его полиции, однако оно тоже мало что прояснило.
"Только что узнал о смерти Элвела, и, хотя мне кажется, что опасность миновала, все же безопаснее было бы…" И все. Под "опасностью", очевидно, имелась в виду газетная статья, из которой Мэри узнала об обвинении, выдвинутом против ее мужа одним из его помощников по предприятию "Блу Стар". Она почерпнула из письма лишь один новый факт - в то время, когда Бойн писал его, он все еще опасался результатов тяжбы, несмотря на то, что, по его уверениям, дело закрыли и несмотря на то, что истец мертв, как явствует из самого же письма. Несколько дней ушло на то, чтобы установить личность "Парвиса", которому было адресовано письмо, но даже когда стало известно, что он является юристом в Ваукеше, никаких новых сведений о деле Элвелла это не принесло. Как оказалось, он не имел к нему прямого отношения и был осведомлен о фактах только лишь как знакомый и возможный посредник; кроме того, по его словам, она даже не могла предположить, о какой помощи намеревался просить его Бойн.
К этой отрицательной информации, которая оказалась единственным плодом двухнедельных поисков, не добавилось ни крохи в течение следующих томительных недель. Мэри знала, что расследование продолжается, но чувствовала, что с течением времени оно постепенно сходит на "нет". Первые объятые ужасом дни пролетали с бешеной скоростью, потом по мере отдаления от того кошмарного, покрытого тайной дня они замедлили свой бег и наконец вернулись в привычное русло. Люди тоже утратили интерес к этой темной истории. Они, конечно, все еще о ней вспоминали, но она волновала их все меньше и меньше, ее вытесняли новые проблемы, кипящие в котле человеческих переживаний.
Даже для Мэри Бойн она уже не имела прежней остроты. Ее разум все еще метался от одного предположения к другому; но боль притуплялась, превращаясь в привычку. Временами на нее наваливалась усталость, и она, словно жертва отравления, которая, находясь в здравом рассудке, не способна пошевелиться, чувствовала, что сроднилась с кошмаром и признала его существование как непременное условие жизни.
Постепенно такие моменты растягивались на часы и дни, и наконец она вступила в фазу молчаливого согласия. Она наблюдала за привычным течением жизни с равнодушием первобытного человека, которому не интересен бессмысленный процесс цивилизации. Она чувствовала себя частью рутины, спицей в колесе, которая вращается вместе с ним; она казалась себе мебелью, неодушевленным предметом, который протирают от пыли и переставляют вместе с остальными стульями и столами. Эта глубокая апатия не выпускала ее из Линга, несмотря на настойчивые просьбы друзей и рекомендации врачей сменить обстановку. Друзья считали, что она отказывается переехать, поскольку верит, что муж однажды вернется в то место, откуда исчез, и ее воображаемое ожидание обросло красивыми легендами. Но на самом деле она не верила в его возвращение: ее страдания дошли до того предела, когда не остается ни проблеска надежды. Она была уверена, что Бойн никогда не вернется, что он ушел из ее жизни, словно сама смерть поджидала его в тот день на пороге. Она отвергла все многочисленные версии его исчезновения, возникавшие у прессы, полиции и в ее собственном воспаленном воображении. Ее разум отказывался воспринимать эти кошмарные альтернативы и остановился на голом факте, что его больше нет.
Нет, она никогда не узнает, что с ним стало, - никто не узнает. Об этом знает только дом; библиотека, в которой она проводила долгие одинокие вечера, тоже знает. Именно здесь разыгралась последняя сцена, сюда явился незнакомец и произнес слова, которые заставили Бойна подняться и последовать за ним. Пол, по которому она ходит, чувствовал на себе его поступь; книги на полках видели его лицо; и иногда ей казалось, что старые темные стены готовы раскрыть свой секрет. Но так и не раскрыли, и она понимала, что никогда этого не дождется. Линг не относится к тем болтливым старым домам, которые выдают тайны, доверенные им людьми. Вся его история доказывает, что он всегда был немым соучастником, неподкупным стражем многих секретов. И каждый день натыкаясь на его молчание, Мэри Бойн понимала тщетность попыток разговорить его человеческими способами.
- Я не говорю, что это было нечестно, но и не говорю, что честно. Это просто бизнес.
Услышав эти слова, Мэри вздрогнула и пристально посмотрела на своего собеседника.
Когда полчаса назад ей принесли карточку с надписью "Мистер Парвис", она сразу же поняла, что это имя занимало все ее мысли с тех самых пор, как она прочитала его в незаконченном письме Бойна. В библиотеке ее ожидал невысокий человек с нездоровым цветом лица, лысой головой, в очках в золотой оправе. Ее охватила дрожь при мысли, что перед ней стоит тот самый человек, к которому обращался ее муж в последние минуты перед исчезновением.
Парвис учтиво, но без лишних предисловий - как человек, который ценит время, - изложил цель своего визита. Он заехал в Англию по делу и, оказавшись в Дорсетшире, решил выразить свое почтение миссис Бойн и, если представится возможность, выяснить у нее, что она намеревается предпринять в отношении семьи Боба Элвелла.
Его слова всколыхнули забытые страхи в душе Мэри. Может быть, ее гостю все-таки известно, что имел в виду Бойн в своей неоконченной фразе? Она попросила его пояснить вопрос и сразу заметила, что его удивила ее неосведомленность. Неужели она и в самом деле почти ничего не знает?
- Я ничего не знаю… расскажите мне, - пробормотала она.
И тогда он все ей рассказал. При всем своем замешательстве и недоумении она поняла одно - история с "Блу Стар Майн" имеет довольно неприятную окраску. Ее муж получил баснословную прибыль, проведя блестящую биржевую сделку за счет того, что оказался проворнее другого человека, который не успел использовать свой шанс; жертвой его ловкости стал молодой Роберт Элвелл, который помог ему организовать дело с "Блу Стар Майн".
Услышав испуганный вскрик Мэри, Парвис посмотрел на нее с равнодушным спокойствием.
- Боб Элвелл оказался слишком медлительным, только и всего; будь он немного попроворнее, на его месте сейчас был бы Бойн. В бизнесе такие вещи происходят сплошь и рядом. Как утверждают ученые, выживают сильнейшие, понимаете? - мистер Парвис весьма точно подобрал аналогию и явно этим гордился.
Мэри испытывала физическое отвращение к следующему вопросу, который пыталась сформулировать: словно слова, готовые сорваться с языка, имели тошнотворный привкус.
- То есть… вы обвиняете моего мужа в совершении грязного поступка?
Мистер Парвис бесстрастно обдумал вопрос.
- О нет. Я даже не говорю, что он поступил нечестно. - Он окинул взглядом длинные ряды книг, словно одна из них могла подсказать ему подходящее определение. - Я не говорю, что он поступил нечестно, но и не говорю, что честно. Это бизнес. - В конце концов, с его точки зрения, это - самое исчерпывающее определение, которое только можно найти.
Мэри в оцепенении смотрела на него. Он казался ей равнодушным посланцем сил зла.
- Но, очевидно, адвокаты мистера Элвелла не разделяют вашу точку зрения - насколько мне известно, они посоветовали ему забрать иск.
- О да, они знали, что формально у него нет шансов. Вот после того, как они посоветовали ему забрать иск, он и впал в отчаяние. Дело в том, что он занял большую часть денег, которые вложил и потерял в "Блу Стар", и в результате оказался в безвыходном положении. Вот почему он застрелился, когда ему сказали, что он никогда не выиграет дело.
Мэри захлестнуло удушающей волной страха.
- Он застрелился? Покончил с собой из-за этого?
- Ну, вообще-то он не покончил с собой. Протянул два месяца, прежде чем умер, - Парвис произнес эти слова без всяких эмоций, словно патефон, прокручивающий свою пластинку.
- Вы хотите сказать, что он пытался убить себя, и у него ничего не вышло? А потом он попытался еще раз?
- О, ему не пришлось пытаться второй раз, - мрачно заметил Парвис.
Они молча сидели напротив друг друга - он задумчиво вертел на пальце очки, она напряженно застыла, положив руки на колени.
- Но если вы все это знали, - наконец проговорила она, с трудом выдавливая из себя слова, - то почему, когда я написала вам сразу после исчезновения мужа, вы ответили, что не можете объяснить его письмо?
Парвис выслушал ее без тени смущения.
- Откровенно говоря, я действительно его не понял, Но даже если бы понял, в тот момент не стал бы об этом говорить. Дело Элвелла решилось, когда отозвали иск. Я не мог рассказать вам ничего нового, что помогло бы вам найти мужа.
- Тогда почему вы рассказываете сейчас? - спросила Мэри, пристально глядя на него.
- Ну, во-первых, - без колебаний ответил Парвис, - я думал, что вам известно гораздо больше, чем оказалось на самом деле, - я имею в виду обстоятельства смерти Элвелла. Сейчас о нем вновь заговорили; и я решил, что вам следует об этом знать.
Она молчала, и он продолжал:
- Видите ли, только недавно стало известно, в каком плачевном состоянии находились дела Элвелла. Его жена - гордая женщина и боролась до последнего. Она вышла на работу, а потом шила дома, когда ей пришлось уйти из-за болезни - что-то с сердцем. Но ей приходится заботиться о его матери и детях, в конце концов она не выдержала и попросила о помощи. Это привлекло внимание к делу, газеты снова о нем вспомнили и объявили о создании фонда помощи семье Элвелла. Боб Элвелл всем нравился, многие известные личности внесли деньги в фонд, и люди стали задумываться, почему…
Парвис прервался и сунул руку во внутренний карман пиджака.
- Вот, - сказал он, - тут подробно описана вся эта история - немного отдает мелодрамой, конечно. Но думаю, вам лучше взглянуть.
Он протянул Мэри газету, она медленно развернула ее, вспоминая тот вечер, когда заметка в "Сентинеле" впервые нанесла удар по ее уверенности.
Внутренне содрогнувшись при виде крупного заголовка "Вдова жертвы Бойна вынуждена просить о помощи", она пробежала глазами колонки текста, и ее взгляд уткнулся в два портрета. С одного на нее смотрел муж - его сделали с фотографии, которая стояла на письменном столе в ее спальне. Этот снимок нравился ей больше всего. Его сделали в тот год, когда они приехали в Англию. Когда ее глаза встретились с глазами на фотографии, она почувствовала, что не сможет прочитать всего, что о нем пишут, и закрыла глаза.
- Я подумал, может, вы захотите внести пожертвование… - донеслись до нее слова Парвиса.
Она с усилием открыла глаза, и вдруг ее взгляд остановился на второй фотографии. На ней был изображен молодой худощавый человек, с немного смазанными чертами лица, на которое падала тень от широкополой шляпы. Где она могла его видеть раньше? Она в замешательстве рассматривала снимок, ее сердце гулко стучало в ушах.
- Это он - тот человек, который приходил за моим мужем! - закричала она.
Парвис вскочил. Она словно в тумане почувствовала, что забилась в угол дивана, а он с тревогой склонился над ней. Она выпрямилась и подняла газету, которая выпала у нее из рук.
- Это он! Я узнаю его из тысячи! - срываясь на визг, настаивала она.
- Миссис Бойн, вам нехорошо. Позвать кого-нибудь? Принести вам воды? - голос Парвиса долетал до нее словно издалека.
- Нет, нет, нет! - она подскочила к нему, сжимая в кулаке газету. - Говорю вам, это он! Я его знаю! Он говорил со мной в саду!
Парвис взял у нее вырезку и посмотрел на фотографию.
- Этого не может быть, миссис Бойн. Это Роберт Элвелл.
- Роберт Элвелл? - ее безумный взгляд устремился в пространство. - Значит, за ним приходил Роберт Элвелл.
- Приходил за Бойном? В тот день, когда он исчез? - понизил голос Парвис. Наклонившись, он по-отечески похлопал ее по плечу и мягко усадил на диван. - Но тогда Элвелл был уже мертв! Разве вы не помните?
Мэри не могла оторвать глаз от фотографии и едва осознавала, о чем он говорит.
- Разве вы не помните недописанное письмо Бойна - то, которое вы нашли на его столе в тот день? Он писал его сразу после того, как узнал о смерти Элвелла, - бесстрастный голос Парвиса странно дрожал. - Ну, конечно, помните!
Да, она помнила: в этом и заключался весь ужас. Элвелл умер за день до исчезновения ее мужа; сейчас перед ней фотография Элвелла; кроме того, это фотография человека, который разговаривал с ней в саду. Она подняла голову и медленно обвела взглядом библиотеку. Библиотека могла бы подтвердить, что на фотографии изображен мужчина, который приходил в тот день и оторвал Бойна от начатого письма. В ее затуманенном мозгу гулко стучали полузабытые слова - слова, произнесенные Алидой Стэйр на лужайке в Пэнгборне в то время, когда Бойны еще даже не видели дом в Линге и не думали, что смогут когда-либо там поселиться.
- Это тот самый человек, с которым я разговаривала, - повторила она.