– Позабудь об этом Соня, будем по-прежнему друзьями, – взяла ее за руку малышка.
Соня и Маргарита крепко, от всего сердца поцеловались.
– Не отчаивайся, Соня, – сказала Камила, – сразу нельзя избавиться от всех недостатков. Ты теперь гораздо добрее, чем была, как только приехала к нам, и каждый месяц становишься все лучше.
– Спасибо, что ободряешь меня, – кивнула Соня, – но всякий раз, как сравню себя с тобой или с Мадлен, я вижу, настолько вы лучше меня…
– Полно, Соня, ты слишком скромна, – улыбнулась Мадлен. – Не правда ли, Маргарита?
– Нет, по-моему, Соня сказала правду, – не согласилась с ней младшая подруга. – Нам с ней далеко до вас.
– Ах, какая скромность! Отлично, Маргариточка! – похвалила ее Камила.
Но Маргарита была серьезна, как никогда:
– Скажи, Камила, сделала бы ты такую глупость, как мы, когда пошли в лес одни?
– Да… Я не знаю…
– Нет! Ты никогда бы этого не сделала. Стала бы ты ссориться, как я, помнишь, из-за вишен?
– Но… Ведь это было год тому назад… А теперь…
– Ну и что, что год назад! Все равно ты бы этого не сделала. А сейчас разве ты опрокинула бы мою корзину, как Соня? Или надулась бы, как я?.. Молчишь? Ты должна сознаться, что ты и Мадлен лучше нас.
– Мы гораздо старше вас, а потому рассудительнее, вот и все, – развела руками Камила.
– Боже! – простонала Соня. – Исправлюсь ли я когда-нибудь?
– Когда будешь моих лет, Соня, ты будешь еще лучше меня, – утешила подругу Камила. – Ты и теперь с каждым днем становишься лучше!
– Это от того, что живу с вами.
– Постойте-ка… Коляска едет! – объявила Мадлен. – Это маменька и госпожа де Розбур вернулись с прогулки. Пойдемте спросим, не повстречали ли они Гюреля.
Девочки подбежали как раз вовремя, дамы вылезали из коляски.
– Маменька, вы не встретили Гюреля? – спросила Маргарита. – Когда он приедет? Мы нарвали целую корзинку орехов в подарок Викторине.
– Нет, милая, не встречали, – ответила ей мать, – но он, верно, скоро приедет.
Дамы вошли в комнаты, чтобы снять шляпки, а дети все ждали мясника на крыльце.
– Нет, это слишком! – сказала Соня, топнув ногой. – Два часа ждем, а его нет. И не думает ехать! Не следует ему давать орехов!
– О, Соня! Бедный Гюрель! Правда, очень скучно ждать его, но, может быть, он не виноват, – вступилась за своего спасителя Маргарита.
– Не виноват! Зачем же он сказал, что приедет в полдень и привезет нам раков? Уже два часа! Не важной птице, как он, не следует заставлять ждать себя таких барышень, как мы.
– Таким барышням, как мы, пришлось бы очень плохо в лесу без этой не важной птицы! – разозлилась малышка. – Ты не очень-то благодарна.
– Маргарита, Маргарита! Вот ты опять горячишься! – попыталась утихомирить ее Мадлен. – Разве ты не можешь сказать что-нибудь Соне, не наговорив всяких неприятностей?
– А зачем она нападает на бедного Гюреля?
– Я вовсе на него не нападала, – вступила задетая за живое Соня. – Мне только скучно ждать его. Пойду лучше заниматься уроками, чем терять время, ожидая какого-то Гюреля.
– Слышишь, Мадлен, как она отзывается о Гюреле? – спросила Маргарита. – Будь я на его месте, не дала бы ей ни одного рака! Но вот и он, его тележка.
В самом деле лошадка Гюреля остановилась у крыльца, она была вся мокрая и казалась усталой.
– А где же Гюрель? – удивилась Камила. – Отчего лошадь прибежала одна?
– Гюрель, наверное, встал отворить ворота, а лошадь в это время дернула и побежала одна, – предположила Мадлен.
– Но посмотри, как она тяжело дышит! – забеспокоилась Маргарита.
– Так ведь и путь неблизкий, – хотела ее успокоить Камила.
– А мокрая она почему? – подала голос Соня.
– Потому что переезжали реку вброд…
Дети подождали еще немного и, не видя Гюреля, позвали Лизу.
– Лиза, – сказала Камила, – пойдем навстречу Гюрелю! Вот лошадь прибежала, а самого его так и нет!
Лиза сошла с крыльца и осмотрела лошадь.
– Странно, что лошадь прибежала без хозяина. И поглядите, она вся мокрая, усталая! Пойдемте, дети, навстречу Гюрелю…
"Уж не случилось ли с ним какой беды", – подумала она про себя и быстро повела детей по дороге, по которой прибежала лошадь. Они боялись, не случилось ли чего, не упал ли Гюрель. Подходя к большой дороге, на берегу реки они увидели довольно большую толпу. Лиза, предполагая, что случилась беда, остановила детей.
– Постойте тут, детки, я пойду узнаю, отчего народ столпился. Через минуту я вернусь.
Дети остались на дороге, а няня подошла к гудевшей от разговоров толпе.
– Что тут такое случилось? – спросила она.
– Большая беда, сударыня! Вытащили из реки тело славного человека, его звали Гюрелем.
– Гюрель! Бедный Гюрель! – всплеснула руками Лиза. – А мы ждали его! Он обещал приехать в замок. Но точно ли он умер? Нет ли еще надежды?
– То-то и оно, что нет. Доктор два часа возился над ним, а он даже не дрогнул. Что теперь делать? Как жену известить? Она не переживет такого горя!
– Господи! Какое несчастье! Я не знаю, что и присоветовать! Но мне пора к детям, они там стоят на большой дороге, вышли встречать Гюреля.
Лиза бегом возвратилась к детям, которые терпеливо ждали няню там, где она их оставила. Бледность и печальное лицо Лизы ясно показывали, что случилась беда. Девочки тут же принялись расспрашивать ее:
– Отчего там народ толпится, Лиза? Что там случилось?
– Нам незачем теперь идти разузнавать о Гюреле… Бедный! С ним случилась беда, большая беда!
– Что? Какая беда? Он ранен? – воскликнула Маргарита.
– Хуже, Маргариточка, бедняга упал в воду и… и…
– Говори же, Лиза! Утонул? – спросила Камила.
– Да. Тело вытащили два часа назад…
– Значит, он был уже мертвый, когда я сердилась, что он не едет… – проговорила Соня.
– Теперь ты видишь, Соня, что он был не виноват? Бедный Гюрель! Какое несчастье! – всхлипнула Маргарита.
Вслед за ней заплакали остальные дети. Лиза передала им, что разузнала, и посоветовала вернуться домой:
– Пойдемте, расскажем вашим маменькам о несчастье. Может быть, они придумают, как утешить вдову Гюрель. А мы с вами, увы, ничего не можем сделать ни для покойника, ни для его семьи.
– Как это ничего? – удивилась Камила. – Мы можем молиться, чтобы Господь даровал Гюрелю Царствие Небесное, а его жене и детям – сил перенести несчастье.
– Ты всегда умно и хорошо рассудишь, Камила. Мы все станем молиться за них, – горячо поддержала старшую подругу Маргарита.
– И попросим маменьку, чтобы она заказала заупокойную обедню по Гюрелю, – добавила Мадлен.
Разговаривая таким образом, они подошли к замку, заливаясь слезами. Матери стали расспрашивать детей. Немного успокоившись, Мадлен рассказала, что они видели и слышали. Дамы тоже погоревали и пошли узнать, точно ли нельзя Гюреля привести в чувство.
Вернулись они довольно быстро. Дети окружили их.
– Ну что, маменька, есть ли надежда? – спросила Камила.
– Ни малейшей, дети. Когда мы подошли, холодный и безжизненный труп Гюреля уже уложили на телегу, чтобы отвезти в дом. Два его зятя и сестра мадам Гюрель поехали вперед предупредить вдову. Похороны завтра, а послезавтра мы с госпожой Розбур поедем к вдове и посмотрим, нельзя ли помочь ей.
– Разве она не будет держать мясную лавку, как ее муж? – спросила Соня.
– Не думаю, – покачала головой госпожа де Флервиль, – чтобы быть мясником, надо ездить по окрестностям, закупать телят, баранов, быков. Да и может ли женщина бить скот! У нее ни силы, ни смелости не хватит.
– А ее сын, Феофил, разве он не может заменить отца? – вставила Камила.
– Нет, он пока только учится у мясника в Париже. Да и мал он еще, чтобы содержать лавку.
Весь день только и говорили, что о бедном Гюреле и его семействе. Всем было грустно.
Через два дня дамы поехали к несчастной вдове, дети ждали их с нетерпением. Только послышался стук кареты, все высыпали на крыльцо.
– Ну что, маменька, как они? Что Викторина? – кинулась к матери Маргарита.
– Ах, дети, бедная вдова в таком отчаянии, я никак не могла утешить ее, – ответила та. – Она плачет день и ночь и все зовет мужа. Викторина тоже в отчаянии. Феофилу послали письмо, но он еще не приехал.
– Есть ли у них деньги? – спросила Мадлен.
– Должники покойника не торопятся платить, – вздохнула госпожа де Розбур, – а те, кому он был должен, требуют уплаты сейчас, и грозят, что продадут и дом, и землю.
– Мне кажется, мы можем помочь им из своих карманных денег, – сказала Соня. – Каждая из нас получает по два франка в неделю. Если мы будем отдавать им по франку, это выйдет четыре франка в неделю, шестнадцать франков в месяц. Им, по крайней мере, хватит на хлеб.
– Вот видишь, Соня! В прошлом году тебе бы такое даже в голову не пришло, – обрадовалась Камила.
– Соня придумала отлично! – поддержала сестру Мадлен. – Ведь вы позволите, маменька?
– Конечно, милые мои дочки. Вы все добры и милосердны. Соня, тебе скоро ни в чем не придется завидовать подругам.
В восторге от позволения, девочки побежали к Лизе за своими кошельками, и каждая дала по франку госпоже де Флервиль, которая отослала их вдове Гюрель, прибавив еще сто франков от себя.
Девочки неуклонно исполняли свое решение. Кроме денег, они посылали порой юбку или кофту своей работы, или же пирожков и фруктов. Госпожи де Розбур и де Флервиль прибавляли от себя суммы позначительнее. Благодаря этой помощи ни вдова, ни дочь Гюреля не нуждались ни в чем необходимом.
Немного спустя, Викторина вышла замуж за бравого парня, трактирщика, в двух милях от Оба. Вдова же не перенесла своей потери и недолго прожила после мужа.
Глава XXVI
Оспа
Как-то Камила пожаловалась на то, что у нее болит голова и ее тошнит. Лицо девочки побледнело. Маменька обеспокоилась и уложила дочку в постель. Лихорадка и головная боль продолжались, девочке было дурно, началась рвота.
Послали за доктором. Он приехал только вечером. Камила уже немного успокоилась, Лиза поставила ей на ноги припарки с камфарой, что очень помогло, давала пить воду с сахаром. Доктор похвалил обеих: Лизу – за лекарство и за уход за больной, а Камилу – за то, что она не сердится на болезнь и кротко ее переносит. Он сказал госпоже де Флервиль, что беспокоиться нечего, и велел продолжать то же лечение.
На следующий день Лиза заметила на лице у Камилы красные пятна, точно такие же появились на руках и на ногах девочки. К вечеру каждое пятнышко превратилось в пупырышек, и в то же время прошла головная боль и перестало тошнить. Доктор объявил, что это оспа, и приказал тотчас же отделить остальных детей. Лиза и госпожа де Флервиль вдвоем остались с Камилой. Госпожа хотела отослать няню, боясь, что та заразится оспой, но Лиза отказалась наотрез:
– Никогда, сударыня, я не оставлю больного ребенка, тем более Камилу!
– Милая Лиза, – проговорила девочка, – я знаю, как ты меня любишь, я тоже тебя люблю и буду в отчаянии, если ты заболеешь из-за меня.
– Та-та-та! Лежите смирно, не беспокойтесь ни о чем и не говорите много, не то опять будет головка болеть.
Камила улыбнулась и взглядом поблагодарила няню. Все лицо девочки было в оспинах. Через несколько дней они подсохли, и больная могла встать с постели, она чувствовала только слабость.
Во время ее болезни Мадлен, Маргарита и Соня беспрестанно спрашивали о состоянии здоровья подруги. Им было запрещено подходить к комнате Камилы, но они могли видеть Лизу и говорить с ней. По двадцать раз в день, едва заслышав голос Лизы в кухне или в прихожей, они стремглав бежали узнать о Камиле, посылали ей цветы, рисунки, корзиночки – все, что могло, по их мнению, повеселить больную.
Камила велела их благодарить за заботу, но взамен ничего не могла прислать – ей было запрещено работать, читать, рисовать, чтобы не утомлять глаза.
Прошла неделя, как она встала, оспины начали отпадать. Как-то поутру она заметила, что Лиза очень бледна.
– Вы, Лиза, больны! Бледны, как полотно… Какая горячая рука! У вас лихорадка!
– У меня со вчерашнего дня страшно болит голова, – отмахнулась няня. – Я не спала всю ночь, оттого и бледна. Но это ничего, пройдет.
– Вам лучше прилечь, Лиза, пожалуйста! Вы едва стоите на ногах!
Лиза упала в кресло, Камила позвала маменьку. Госпожа де Флервиль тотчас велела уложить Лизу в постель, несмотря на ее сопротивление. Опять послали за доктором. Он нашел, что у больной лихорадка, бред, и сказал, что, вероятно, начинается оспа. Доктор прописал разные средства, но облегчения больной они не принесли. На другой день он приказал поставить пиявки к ногам, чтобы облегчить головную боль и ускорить появление оспин.
Камила не отходила от Лизиной постели, она давала ей пить, грела припарки, смачивала лоб прохладной водой. Девочка охотно просидела бы у постели больной всю ночь, но маменька строго-настрого запретила.
– Няня заболела, ухаживая за мной, – со слезами говорила Камила, – теперь я должна ходить за ней.
Лиза не видела этого нежного ухаживания. Со вчерашнего дня она была в беспамятстве, не говорила, даже глаз не открывала. Ей поставили к ногам двадцать пиявок, и она, кажется, даже не почувствовала этого. Наутро все тело Лизы покрылось красными пятнами, оспа начала высыпать. Однако больной явно стало легче, она смогла открыть глаза. Камила с беспокойством взяла горячую руку няни и поцеловала.
– Не разговаривай, Лиза, – сказала она, – мы с маменькой возле тебя.
Лиза не могла еще отвечать, но постепенно оправляясь, она почувствовала всю заботливость Камилы и госпожи де Флервиль и всячески благодарила их.
Еще несколько дней Лиза была в опасности. Наконец доктор объявил, что она выздоровеет, оспины начали присыхать, их было много, все лицо и голова были буквально усеяны ими.
Когда Лизе стало лучше и она начала есть, Камила, которая была уже совсем здорова, спросила у матери, нельзя ли ей пойти к другим детям.
– Можешь пойти побегать, милая, – кивнула госпожа де Флервиль, – поговорить с Мадлен и подругами. Только, чур, не целоваться с ними и вообще до них не дотрагиваться!
Камила выбежала из комнаты, потом из дома и, услышав голоса детей в маленьком садике, побежала туда.
– Мадлен, Маргарита, Соня! – закричала она. – Мне можно видеть вас, говорить с вами, бегите скорее, только не дотрагивайтесь до меня.
Все трое весело закричали в ответ и наперегонки кинулись к ней.
– Постойте, – останавливаясь, закричала Камила, – маменька запретила дотрагиваться до вас. Я еще могу заразить вас оспой.
– Как мне хочется поцеловать тебя, Камила, милая моя! – воскликнула Мадлен.
– И мне! – вторила ей Маргарита. – Я возьму и поцелую!
И с этими словами, она бросилась к Камиле, которая быстро отскочила назад.
– Безумная! – сказала она. – Если бы ты знала, что такое оспа, ты не стала бы так рисковать.
– Скажи нам, скучно тебе было? – отступила назад и Соня. – Очень ты была больна?
– О, да, очень! У меня очень болела голова и сильно тошнило. Тут скучать было некогда! А бедная Лиза болеет гораздо тяжелее меня и намного дольше.
– А каково ей сегодня? Когда мы увидим ее? – поинтересовалась Мадлен.
– Ей гораздо лучше, за завтраком она съела курицы, встала и завтра ей можно будет подойти к окну.
– Какое счастье! А когда можно будет поцеловать ее и маменьку?
– У маменьки нет оспы, вы прямо сейчас можете поцеловать ее. Она только переоденется, а то платье пропитано зараженным воздухом.
Дети продолжали болтать и расспрашивать о том, что было в разлуке. Скоро подошли их матери, дети бросились к госпоже де Флервиль и расцеловали ее. Она целых три недели не видела детей, разве только в окно или издали.
В тот же день доктор объявил, что нет опасности заразиться оспой ни от нее, ни от Камилы, но Лизе нельзя выходить, пока оспины совсем не отпадут.
На следующее утро дети сильно волновались: после завтрака Лиза обещала показаться в окне. За час до назначенного времени девочки уже шумели и суетились, ходили взад и вперед, посматривали на часы, на окно. Они поставили перед окном четыре стула, сели и ожидали появления Лизы, как ждут в театре поднятия занавеса. Наконец окно отворилось, и показалась Лиза.
– Лиза, Лиза, милая Лиза! – закричали Камила и Мадлен, и слезы градом полились у них из глаз.
– Здравствуйте, дорогая няня! – не отставала от них Маргарита.
– Добрый день, бедная Лиза, – помахала рукой Соня.
Няня была очень тронута такой теплой встречей:
– Здравствуйте, здравствуйте дорогие мои детки! Поглядите, какой я красавицей стала, точно маска на лице.
– Вы навсегда останетесь доброй и милой Лизой, – возразила Камила. – Я никогда не забуду, что вы заболели, ухаживая за мной.
– Но ведь и ты провела много времени у моей постели, славная девочка! Я до смерти не забуду, и как ты нежно ухаживала за мной во время болезни, и доброту твоей матери.
И Лиза отерла заплаканные глаза, ее слезы подействовали на нежные детские сердца, и девочки тоже плакали. Матери подошли как раз во время общего рыдания.
– Что случилось? – спросили они не без испуга.
– Ничего… Лиза смотрит в окошко.
Дамы подняли глаза и, увидев, что няня плачет, поняли, что это слезы радости.
– Полно плакать, дети, – сказала госпожа де Розбур, – пусть Лиза отдохнет и хорошенько поправится, а мы покуда займемся устройством празднества в честь ее выздоровления.
– Праздник! Праздник! – закричали дети. – Как чудесно! Праздник в честь Лизы!
Лиза отошла от окна, а дети отправились за госпожой де Розбур и стали придумывать, как устроить праздник.
Глава XXVII
Праздник
Несколько дней в замке царила суматоха: в теплице, примыкавшей к гостиной, вбивали гвозди, выносили и вывозили на тачках цветы, в кухне пекли пирожки, простые и сладкие, готовили конфеты. Дети таинственно поглядывали на Лизу, они не пускали ее к теплице и старались не оставлять ее одну. Няня предчувствовала, что ей готовится сюрприз, но делала вид, будто ничего не знает, чтобы не уменьшить удовольствия, которого дети ждали для себя.
Наконец в следующий четверг, в три часа, в доме началось необыкновенное движение. Лиза хотела переодеться, когда к ней вошли дети, неся огромную закрытую корзинку, в которой обычно хранились их праздничные платья.
– Мы пришли одевать вас, Лиза, – торжественно объявила Камила, – и принесли все, что нужно для вашего туалета.
– У меня и без того есть во что одеться, – смутилась няня.
– Да вы же еще не видели, что мы принесли! – и с этими словами Мадлен сняла кисею с корзинки.
Внутри оказалось коричневое шелковое платье, кружевные воротничок и рукавчики, кружевной чепчик, отделанный лентами, и черная шелковая мантилья с такими же оборками.
– Это для меня чересчур нарядно, – испугалась Лиза. – Я не надену такого пышного платья, в нем я буду точно госпожа Фичини.
– Нет-нет, вы вовсе не похожи на эту толстуху Фичини! – весело возразила Маргарита.
– Надо говорить не госпожа Фичини, а графиня Благовская, – поправила ее Камила.