Доктор Эмри, сестра, миссис Дэвис и другие соседи - все были участливы, внимательны к Дженни. Миссис Дэвис телеграфировала Лестеру о смерти Весты, но он был далеко, и ответа не последовало. Кто-то готовил обед и старательно поддерживал порядок в комнатах - сама Дженни ничем не интересовалась. Она только перебирала и разглядывала любимые вещи Весты, вещи, когда-то подаренные Лестером или ею самой, и вздыхала при мысли, что девочке они больше не понадобятся. Дженни распорядилась, чтобы тело Весты перевезли в Чикаго и похоронили на кладбище Спасителя, - когда умер Герхардт, Лестер приобрел там участок земли. По ее просьбе священник лютеранской церкви, в которую всегда ходил Герхардт, должен был сказать несколько слов над могилой. Дома, в Сэндвуде, были соблюдены все обряды. Священник местной методистской церкви прочел начало первого послания апостола Павла к фессалоникийцам, хор одноклассниц Весты пропел "К тебе, господь, к тебе". Были цветы, и белый гроб, и несчетные соболезнования, а потом Весту увезли. Гроб спрятали в ящик, погрузили в поезд и доставили на лютеранское кладбище в Чикаго.
Дженни прожила эти дни как во сне. Оглушенная своим горем, она почти ничего не чувствовала и не воспринимала. Миссис Дэвис и по ее настоянию еще четыре соседки поехали в Чикаго на похороны. Когда гроб опускали в могилу, Дженни стояла, смотрела и казалась безучастной, словно окаменела. После похорон она вернулась в Сэндвуд, но ненадолго. Ей хотелось быть в Чикаго, поближе к Весте и к отцу.
Оставшись одна, Дженни попыталась обдумать свою дальнейшую жизнь. Она чувствовала, что ей необходимо работать, хоть это и не вызывалось материальной нуждой. Можно стать сестрой милосердия, тогда надо сейчас же начать учиться. Вспоминала Дженни и про своего брата Уильяма. Уильям не женат. Может быть, он захочет жить вместе с ней. Вот только адрес его ей неизвестен, и Басс как будто тоже не знает, где его можно найти, Дженни решила поискать работы в каком-нибудь магазине. Надо что-то делать. Не может она жить здесь одна, предоставив соседям заботиться о ее судьбе. Как ей ни тяжело, все же легче будет, если она переедет в Чикаго и, остановившись в гостинице, поищет себе работу или снимет домик неподалеку от кладбища Спасителя. А еще можно взять на воспитание ребенка. В городе сколько угодно сиротских приютов.
Лестер возвратился с женой в Чикаго недели через три после смерти Весты и тут только нашел первое письмо Дженни, телеграмму и еще коротенькое письмо с извещением о смерти девочки. Он искренне печалился, потому что был по-настоящему привязан к ней. Охваченный жалостью к Дженни он тут же сказал жене, что поедет навестить ее. Его тревожило будущее Дженни. Нельзя, чтобы она жила одна. Может быть, он сумеет дать ей какой-нибудь полезный совет. Он поехал в Сэндвуд, но узнал там, что Дженни перебралась в отель "Тремонт" в Чикаго. В отеле он ее тоже не застал - она ушла на могилу дочери. Он заехал еще раз в тот же день, и ему сказали, что она дома. Когда ей подали карточку Лестера, Дженни страшно взволновалась, сильнее, чем волновалась, встречая его в прежние дни, потому что сейчас он был ей нужнее.
Лестер все еще много думал о своем поступке - этому не помешали ни его сверхблагополучный брак, ни вновь обретенное богатство и почет. Его сомнения и недовольство собой не улеглись до сих пор. Мысль, что он обеспечил Дженни, не утешала его - он всегда знал, как мало значат для нее деньги. Любовь - вот смысл ее жизни. Без любви она была как утлая лодка в открытом море, - это он хорошо знал. Ей нужен был только он сам, и Лестер испытывал глубокий стыд при мысли, что сострадание к ней оказалось бессильным перед чувством самосохранения и жаждой богатства. В тот день, когда он поднимался на лифте отеля "Тремонт", совесть жестоко мучила его, хоть он и понимал, что теперь не в его власти что-либо исправить. Он кругом виноват - и в том, что увлек Дженни, и в том, что не остался с нею до конца наперекор всему свету. Но теперь уже ничего не поделаешь. Нужно только обойтись с Дженни как можно мягче, поговорить с нею, по мере сил помочь ей сочувствием и советом.
- Здравствуй, Дженни, - сказал он приветливо, когда она отворила ему дверь.
Как изменили ее перенесенные страдания! Она похудела, бледные щеки ввалились, глаза казались огромными.
- Какое страшное несчастье, - заговорил он смущенно. - Кто бы мог подумать, что это случится.
То были первые слова утешения, которые дошли до сердца Дженни с тех пор, как Веста умерла, с тех пор, как сам Лестер ее покинул. Его приход глубоко тронул ее; от волнения она не могла говорить. Слезы задрожали у нее на ресницах и потекли по щекам.
- Не плачь, Дженни, - сказал он, обняв ее и ласково прижимая к плечу ее голову. - Мне так жаль. Я о многом жалею, да поздно об этом говорить. Мне бесконечно жаль Весту. Где ты ее похоронила?
- Рядом с папой, - ответила Дженни и разрыдалась.
- Бедняжка, - сказал он тихо и замолчал.
Немного успокоившись, она отошла от него и, вытерев глаза, пригласила его сесть.
- Так обидно, что меня не было здесь, когда это случилось, - продолжал Лестер. - А то я все время был бы с тобой. Ты теперь, вероятно, не захочешь больше жить в Сэндвуде?
- Я не могу, Лестер, - сказал она. - Просто сил нет.
- Куда же ты думаешь переехать?
- Еще не знаю. Там мне просто не хотелось обременять соседей. Я думала снять где-нибудь маленький домик и, может быть, взять на воспитание ребенка или поступить на работу… Мне так не хочется жить одной.
- А это неплохая мысль - взять на воспитание ребенка, - сказал он. - Тебе будет не так тоскливо. Ты уже справлялась о том, что для этого нужно?
- Я думаю, нужно просто обратиться в какой-нибудь приют.
- Возможно, что это несколько сложнее, - сказал он в раздумье. - Полагается соблюсти какие-то формальности, я точно не знаю, какие. В приютах требуют, чтобы ребенок оставался в их поле зрения или что-то в этом роде. Ты посоветуйся с Уотсоном, он тебе все разъяснит. Выбери себе младенца, а остальное предоставь ему. Я с ним поговорю, предупрежу его.
Лестер понимал, как страшно для Дженни одиночество.
- Где твой брат Джордж? - спросил он.
- Джордж в Рочестере, но он ко мне не приедет. Басс писал, что он женился.
- А больше никого нет из родных, кто согласился бы жить с тобой?
- Может быть, Уильям; только я не знаю, где он сейчас.
- Если ты думаешь жить в Чикаго, посмотри новый квартал к западу от Джексон-Парка, - посоветовал он. - Там, помнится, есть очень миленькие коттеджи. Не обязательно сразу покупать. Сначала сними на какой-нибудь срок, а там увидишь, подходит это тебе или нет.
Дженни решила, что это прекрасный совет, - ведь она получила его от Лестера! Какой он добрый, он интересуется всеми ее делами, значит, они все-таки не совсем чужие. Она ему не безразлична. Она стала расспрашивать его о здоровье жены, о том, доволен ли он своим путешествием, долго ли пробудет в Чикаго. А он, отвечая ей, все время думал о том, как жестоко поступил с нею. Он подошел к окну и стал смотреть вниз, на людную улицу. Экипажи, фургоны, встречные потоки пешеходов - все сливалось в причудливую головоломку. Так движутся тени в сновидении. Уже темнело, тут и там зажигались огни.
- Я хочу тебе кое-что сказать, Дженни, - проговорил Лестер, стряхнув с себя задумчивость. - После всего, что случилось, это может показаться тебе странным, но ты и сейчас мне дорога. Я не Переставал о тебе думать. Мне казалось, что, расставшись с тобой, я поступил благоразумно, - так уж тогда все складывалось. Мне казалось, что, раз Летти мне нравится, я могу жениться на ней. С известной точки зрения я и сейчас готов признать, что так лучше, но большого счастья это мне не дало. Счастливее, чем я был с тобой, я никогда не буду. По-видимому, дело здесь не во мне; отдельный человек вообще мало значит. Не знаю, поймешь ли ты меня, но, по-моему, все мы более или менее пешки. Нами распоряжаются силы, над которыми мы не властны.
- Я понимаю, Лестер, - сказала она. Я ни на что не жалуюсь. Так лучше.
- В конце концов жизнь очень похожа на фарс, - продолжал он горько. - Глупая комедия, и больше ничего. Единственное, что можно сделать, это сохранить свое "я". А честности, насколько я могу судить, от нас никто не требует.
Дженни не вполне уловила смысл его слов, но она поняла, что он недоволен собой, и ей стало жаль его. Она попыталась его утешить:
- Ты не тревожься за меня, Лестер. Я ничего, я проживу. Сперва, когда я только привыкала жить одна, было очень трудно. А теперь ничего. Как-нибудь проживу.
- Но ты помни, что мое отношение к тебе не изменилось, - горячо сказал он. - Мне важно все, что тебя касается. Когда ты устроишься на новом месте, я приду посмотреть, все ли у тебя есть. Я и сюда еще зайду к тебе через несколько дней. Ты понимаешь, что у меня на душе?
- Да, - сказал она, - понимаю.
Он взял ее руку и погладил.
- Не горюй, - сказал он. - Не надо. Я сделаю все, что могу. Как хочешь, а ты для меня прежняя Дженни. Я скверный человек, но кое-что хорошее во мне все же есть.
- Ничего, ничего, Лестер. Я ведь сама настояла, что бы ты так поступил. Все к лучшему. И ты, наверно, счастлив теперь, когда…
- Не надо, Дженни, - перебил он ее. Потом ласково привлек ее к себе и улыбнулся. - Ты меня не поцелуешь по старой памяти?
Она положила руки ему на плечи, долго смотрела в глаза, потом поцеловала. Когда их губы встретились, она почувствовала, что дрожит. Лестер тоже с трудом овладел собой. Заметив его волнение, Дженни заставила себя заговорить.
- Теперь иди, - сказал она твердо. - На улице уже совсем темно.
Он ушел, сознавая, что ему хочется одного - остаться; Дженни до сих пор была для него единственной женщиной на свете. А Дженни стало легче, хотя им по-прежнему предстояло жить в разлуке. Она не пробовала разобраться в этической или нравственной стороне этой загадки. В отличие от многих Дженни не стремилась охватить необъятное или связать изменчивый мир одной веревочкой, называемой законом. Лестер все еще любит ее немножко. Летти он тоже любит. Ну и хорошо. Когда-то она надеялась, что никто, кроме нее, не будет ему нужен. Это оказалось ошибкой, но разве немножко любви - ничто? Нет, конечно. И сам Лестер был того же мнения.
Глава LX
В последующие пять лет пути Лестера и Дженни разошлись еще дальше. Они прочно обосновались каждый в своем мире, так и не возобновив прежних отношений, к которым, казалось, могли привести их несколько встреч в отеле "Тремонт". Лестер едва поспевал справляться со своими деловыми и светскими обязанностями; он вращался в сферах, о которых скромная Дженни и не помышляла. А сама Дженни вела жизнь тихую и однообразную. В простеньком домике, на прекрасной, но отнюдь не фешенебельной улице, близ Джексон-Парка, на Южной стороне, она жила вдвоем со своей приемной дочкой Розой, темноволосой девочкой, которую она взяла из Западного приюта для подкидышей. Новые соседи знали ее под именем Дж. Г. Стовер - она сочла за благо расстаться с фамилией Кейн. А мистер и миссис Кейн, когда жили в Чикаго, занимали огромный особняк на набережной, где приемы, балы и обеды сменялись с поразительной, прямо-таки каледойскопической быстротой.
Впрочем, сам Лестер в последнее время проявлял склонность к более спокойной, содержательной жизни. Из списка своих знакомых он вычеркнул многих людей, которые в смутные годы, уже отошедшие в область воспоминаний, показали себя не в меру щепетильными или фамильярными, или равнодушными, или болтливыми. Лестер был теперь членом, а в некоторых случаях даже председателем правления девяти крупнейших финансовых и торговых компаний Среднего Запада: "Объединенной Тракторной" с центром в Цинциннати, "Западной Сталеплавильной", "Объединенной Каретной", Второго национального банка в Чикаго, Второго Национального банка в Цинциннати и нескольких других, не менее значительных. В делах "Каретного треста" он не принимал непосредственного участия, предпочитая действовать через своего поверенного мистера Уотсона, однако не переставал интересоваться ими. Роберта он не видел уже семь лет, Имоджин - года три, хотя она жила в Чикаго. Луиза, Эми, их мужья и знакомые стали для него чужими людьми. Юридическую контору "Найт, Китли и О'Брайн" он и близко не подпускал к своим делам.
С годами Лестер немного отяжелел, а его взгляды на жизнь приобрели явно скептическую окраску. Все меньше и меньше смысла находил он в окружающем мире. Когда-то, в отдаленные времена, произошло непонятное явление: стала эволюционировать крошечная органическая клетка, она размножалась делением, научилась соединяться с другими клетками, образуя всевозможные организмы - рыб, зверей, птиц, наконец, человека. И вот человек - скопление клеток - в свою очередь пробивает себе путь к более обеспеченному и разнообразному существованию, объединясь с другими людьми. Почему? Одному богу известно. Взять хотя бы его, Лестера Кейна. Он наделен недюжинным умом и кое-какими талантами, он получил в наследство свою меру богатства, которого он, если вдуматься, ничем не заслужил, - просто ему повезло. Но поскольку он использует это богатство так же разумно, практично и созидательно, как это сделал бы на его месте всякий другой человек, нельзя сказать, что для других оно было бы более заслуженным. Он мог бы родиться в бедности, и тогда был бы доволен жизнью не больше и не меньше, чем любой другой бедняк. К чему жаловаться, тревожиться, строить догадки? Чтобы он ни делал, жизнь будет неуклонно идти вперед, повинуясь своим собственным законам. В этом он убежден. Так к чему волноваться? Решительно не к чему. Порою Лестеру казалось, что с тем же успехом он мог бы и вовсе не появляться на свет. Дети - "нам свыше посланная радость", как сказал поэт, - отнюдь не были в его глазах чем-то обязательным или желанным. И этот его взгляд полностью разделяла миссис Кейн.
У Дженни, которая по-прежнему жила на Южной стороне со своей приемной дочкой, тоже не сложилось никакого четкого представления о смысле жизни. В отличии от Лестера и миссис Кейн она не умела мыслить аналитически. Она всего насмотрелась в жизни, много выстрадала, кое-что прочла, без выбора и без системы. В специальных отраслях знания она не разбиралась вовсе. История, физика, химия, ботаника, биология и социология - все это было для нее темный лес, не то что для Летти и Лестера. Вместо знаний у нее было смутное ощущение, что мир устроен неладно и не прочно. Вероятно, никто ничего не понимает до конца. Люди рождаются и умирают. Одни считают, что мир был сотворен шесть тысяч лет назад; другие - что он существует уже много миллионов лет. И что кроется за всем этим - слепой случай или какой-то направляющий разум, какой-то бог? Что-нибудь, наверно, должно быть, думалось Дженни, какая-то высшая сила создала всю окружающую нас красоту - цветы, траву, деревья, звезды. Природа так прекрасна! Жизнь порою кажется жестокой, но красота природы непреходяща. Эта мысль поддерживала Дженни, которая часто и подолгу утешалась ею в своем одиночестве.
Дженни с детства была трудолюбива. Она никогда не сидела сложа руки, но работа не мешала ей думать. За последние годы она пополнела, хоть и не сверх меры; вид у нее был представительный и благообразный, на лице ни морщинки, несмотря на пережитые заботы и горе. В ее прекрасных каштановых волосах уже появилась седина. Взгляд голубых глаз проникал в самую душу Соседи отзывались о ней как о женщине ласковой, доброй и гостеприимной. О прошлом ее ничего не было известно, кроме того, что она приехала из Сэндвуда, а раньше жила в Кливленде. Она очень скупо говорила о себе.
Дженни умела хорошо и с любовью ухаживать за больными, одно время она думала, что поучившись, будет работать сиделкой или сестрой милосердия. Но от этой мысли ей пришлось отказаться: она узнала, что на такую работу берут только молодых женщин. Подумала она и о том, чтобы вступить в какое-нибудь благотворительное общество. Однако ей была непонятна входившая тогда в моду новая теория, согласно которой следует только учить людей собственными силами выходить из трудного положения. Дженни казалось, что если бедняк просит помощи, ему нужно помочь, не вдаваясь в рассуждения о том, насколько он этого заслуживает; вот почему во всех учреждениях, где она робко наводила справки, Дженни встречала холодное равнодушие, если не прямой отказ. Наконец, она решила усыновить еще одного ребенка, чтобы Роза росла не одна. Ее вторым приемышем был четырехлетний мальчик Генри, получивший фамилию Стовер. Как и прежде, банк регулярно выплачивал Дженни ее доход, так что она была вполне обеспечена. Ни к торговле, ни к спекуляции у нее не было ни малейшей склонности, ей куда больше нравилось растить детей, ухаживать за цветами и вести хозяйство.
Одним из косвенных последствий разрыва между Дженни и Лестером было свидание братьев впервые после чтения отцовского завещания. Роберт часто вспоминал о Лестере и с интересом следил за его успехами. Известие о женитьбе Лестера доставило ему истинное удовольствие; он всегда считал, что миссис Джералд - идеальная жена для его брата. По целому ряду признаков Роберт понял, что посмертное распоряжение отца, а также его собственные попытки захватить в свои руки "Компанию Кейн" отнюдь не способствовали хорошему отношению к нему Лестера. Однако ему казалось, что их взгляды, особенно в деловой области, не так уж сильно расходятся. Сейчас Лестер процветает. Он может позволить себе великодушный жест, может пойти на мировую. Ведь Роберт не жалея сил старался в свое время образумить брата, и руководили им самые благие побуждения. Будь они друзьями, работай за одно - перед ними открылись бы еще более широкие возможности обогащения, Роберт все чаще подумывал о том, не прельстит ли Лестера такая перспектива.
Однажды, когда Роберт гостил в Чикаго, он нарочно попросил знакомых, с которыми ехал в коляске, свернуть на набережную. Ему хотелось своими глазами увидеть роскошный особняк Кейна, о котором он столько слышал.
И вдруг на него пахнуло атмосферой отцовского дома: Лестер, купив этот особняк, пристроил к нему сбоку зимний сад, какой был у них в Цинциннати. В тот вечер Роберт послал Лестеру приглашение пообедать с ним в "Юнион-Клубе". Он писал, что пробудет в городе не больше двух-трех дней и хотел бы повидаться с братом. Он, разумеется, помнит, что между ними когда-то произошла размолвка, но ему хотелось бы вместе обсудить одно дело. Не приедет ли Лестер, хотя бы в четверг?
Получив это письмо, Лестер сдвинул брови и сразу помрачнел. В душе он все еще страдал от удара, который нанес ему отец; его до сих пор передергивало, когда он вспоминал как бесцеремонно отмахнулся от него Роберт. Правда, Роберту было из-за чего хлопотать - сейчас-то это понятно. Но как-никак Лестер ему брат, и будь он сам в то время на месте Роберта, он, надо надеяться, не поступил бы так подло. А теперь Роберту зачем-то понадобилось видеть его.
Сначала Лестер решил совсем не отвечать. Потом решил написать Роберту, что не может с ним встретиться. Но им овладело любопытство, захотелось узнать, изменился ли Роберт, что ему нужно, какую комбинацию он затеял. И Лестер еще раз передумал. Да, они встретятся; вреда от этого не будет. Правда, и хорошего ничего не получится. Они, возможно, пообещают друг другу забыть старое, но слова останутся словами. Прошлого не воротишь. Нельзя разбитую чашку сделать целой. Можно только склеить ее к назвать целой, но целой она от этого не станет. Он написал брату, что приедет.