* * *
Теперь, когда читатель терпеливо выслушал столь необходимый, но слишком короткий рассказ об истории открытий в Океании, давайте вернемся к нашим героям, оставленным нами на земле, названия которой они не знают и которая, согласно всем предположениям, находится близ берегов Новой Гвинеи.
Итак, Фрике и Пьер ле Галль, укрытые ночной темнотой, на несколько мгновений замерли, потрясенные страшной картиной, открывшейся их взору. Друзья многое повидали в своей непростой жизни, но никогда ранее не сталкивались со столь чудовищной и извращенной жестокостью. Через некоторое время первоначальный ужас, порожденный этой неслыханной гекатомбой, сменился непреодолимым отвращением – мало кто смог бы спокойно наблюдать за оргией дикарей, опьяненных кровью, валяющихся среди дымящихся человеческих внутренностей, от чего их тела покрылись отвратительной красной пленкой, поблескивающей в затухающих сполохах пламени.
Оправившись от шока, Фрике, повинуясь первому порыву и позабыв об осторожности, вознамерился устремиться с саблей в руке в самый центр этого воющего стада. Пьер удержал молодого человека.
– Спокойно, матрос, – тихо произнес бретонец. – Твой порыв бесполезен, нас вырежут, как и всех остальных.
– Оставь меня… Пьер… Я успею выпустить кишки дюжине этих мерзавцев.
– А что дальше?
– Будь что будет.
– Ну, предположим, мы кинемся туда вдвоем и выведем из строя около двадцати человек, останется пятьсот… Я еще раз повторяю, спокойно. Я никогда не видел тебя таким.
– Понимаешь ли, дело в том, что я даже представить не могу, что еще в мире могло бы пробудить во мне такую ярость, какую вызвали гнусные обычаи этих проклятых каннибалов. Когда я думаю о том, что на этом острове в изобилии водятся дичь и рыба, растут чудесные плоды, а эти чудовища утоляют аппетит человеческой плотью, я просто выхожу из себя.
– Эх! Гром и молния, если бы только у меня в руках оказалась митральеза со старой доброй канонерской лодки, я бы нафаршировал этих негодяев свинцом, чтобы им неповадно было отнимать жизни других людей.
– И это было бы справедливо. Только заметь, что лишь наиболее умные дикари предаются людоедству. И мы не можем простить их, утверждая, что они грешат по неведению. Я все спрашиваю себя: что такого плохого сделали им эти несчастные, потерпевшие кораблекрушение?
– Черт побери! – выругался мастер-канонир. – Они их всех уничтожили, никто из китайцев не шевелит ни ногой, ни рукой. Наше вмешательство было бы бесполезным.
– А следовало бы преподать им хороший урок. А!..
– Что случилось?
– Там есть еще один живой китаец. Взгляни, вон там, под гигантским папоротником… они намереваются зарезать его…
– Гром и молния!..
– Э! Но нет… Остановитесь, чертовы людоеды!
В пятидесяти метрах от французов бесновалась группа из четырех или пяти папуасов. Один из них держал за волосы очередного жителя Поднебесной, который испускал душераздирающие крики. В какой-то момент эмигрант упал, и каннибалы потащили беднягу по земле прямо к трупам его товарищей, развешанных на нижних ветвях деревьев.
Парижанин спрятался за пальмой, приложил ружье к плечу, прижал ствол оружия к дереву и на секунду застыл. Затем яркая вспышка света перечеркнула темноту, укрывавшую обоих друзей. Прогремел выстрел. Дикарь, тянувший свою жертву за волосы, тяжело рухнул на землю с расколотым черепом, из которого брызнули мозги.
Остальные островитяне в ужасе остановились. Китаец одним махом вскочил на ноги и кинулся улепетывать с ловкостью антилопы.
– Один готов! – негромко сказал Фрике и проворно перезарядил ружье.
Оправившись от изумления, каннибалы уже вознамерились кинуться в погоню за убегающим пленником, когда прозвучал второй выстрел.
– А вот и второй! – ухмыльнулся Пьер де Галль, видя, как падает еще один враг.
Китаец, спасшийся благодаря нежданной помощи, по ружейной вспышке определил направление, где скрываются его загадочные благодетели. Он кинулся в их сторону в тот самый момент, когда еще два других папуаса упали как подкошенные с пробитой грудью. Спасенный нырнул в густые зеленые заросли и, задыхающийся, обезумевший, дрожащий, наткнулся на Пьера.
– Если ты понимаешь хоть слово по-французски, – быстро выпалил моряк, усаживая беглеца на землю, – не двигайся, ничего не говори, позволь нам все сделать самим.
Житель Поднебесной остался недвижим.
Воцарилось мрачное молчание, полное ужаса, оно пришло на смену тому нещадному шуму, что еще недавно оглашал поляну. Каннибалы, без сомнения, ничего не знавшие о применении огнестрельного оружия, казалось, впали в оцепенение. Загадочная гибель соплеменников, неотвратимые удары невидимых врагов, этих неумолимых посланцев самой смерти, рождающейся из молнии и сопровождающейся оглушительным громом, повергли всех дикарей в суеверный ужас.
– Ну, еще раз, – сказал Фрике и приготовился произвести последний залп, чтобы утвердить свою победу. – Ты готов?
– Готов.
– Огонь!..
Один за другим прозвучали четыре залпа. Затем началась небывалая неразбериха, чернокожие дикари метались по поляне, сталкиваясь и падая. Ночь вновь взорвалась пронзительными криками, и племя душегубов разлетелось по темному лесу, как стая перепуганных грифов-урубу.
– Теперь, – выкрикнул Пьер, – отходим. Давайте-ка попытаемся вернуться на берег. Здесь нам больше нечего делать. Мы не можем вернуть жизнь этим несчастным зарезанным китайцам. С нашей стороны было очень здорово спасти последнего из них.
Житель Поднебесной, столь чудесным образом ускользнувший из лап людоедов и избежавший страшной смерти, при этих словах поднялся и робко встал между своими спасителями.
– Пасиба, господина… Пасиба, – пробормотал паренек голосом, все еще дрожащим после той безумной пробежки, что он недавно совершил.
– Что ты говоришь, мой мальчик?
– Моя говолит вам пасиба… вы спасать моя жизнь, моя говолить по-фланцузски.
– А! Я понял. Ты говоришь нам "спасибо".
– Да, господина.
– Честное слово, мы вмешались слишком поздно. Какая жалость, что мы не подоспели раньше. Мы смогли бы помешать избиению этих бедняг.
– Да, господина. Вы очень доблые. Все бедные китайсы погибли, – закончил спасенный, захлебываясь рыданиями. – Моя такая маленькая… такая молодая… Совсем одна… О!
– Нет, ты больше не один, ведь мы рядом. И черт меня побери, но мы увезем тебя отсюда! Ты разделишь нашу судьбу. Вместе с тобой мы сформируем экипаж. Ты станешь юнгой, а мы будем заботиться о тебе, как о собственном сыне.
– Моя была юнгой большом колабле, лазбился о белег.
– Ты был юнгой на судне!.. Гром и молния! Так это ты тогда кормил нас… и именно ты принес мне табак.
– Так-так… господина… и нож тоже.
– Так это был ты, славный малыш! Я должен тебя обнять… Тогда мы без раздумий записываем тебя в наш экипаж. И наши сердца заменят перо и бумагу офицера интендантской службы.
Во время сих трогательных признаний трое потерпевших кораблекрушение неустанно двигались к берегу, но, сами того не подозревая, отклонились к югу. Первым ошибку заметил Фрике. Перед друзьями простиралась бухта, как две капли воды похожая на ту, где они оставили плот, но вместо их тяжелого и неудобного суденышка, сооруженного из обломков судна, на волнах качалась большая лодка туземцев, освещенная сиянием звезд. К радости европейцев, она оказалась оснащена веслами, мачтой и парусом из волокон кокосовой пальмы, а на борту лодки находился большой запас всевозможных плодов и рыбы. Вне всякого сомнения, владелец оставил суденышко, заметив крушение "Лао-Цзы".
Пьер и Фрике, не испытывая ни малейших угрызений совести, завладели этим "кораблем". Они обосновались на лодке в ожидании рассвета, для того чтобы вернуться к плоту, где хранились их скудные пожитки потерпевших кораблекрушение.
Глава VI
История маленького китайца, который не может произносить букву "р". – Фрике становится "многодетным отцом". – Заслуженное возмездие. – Капитан Пьер ле Галль и его экипаж. – Путешествие вокруг неведомой земли. – Флора и фауна кораллового рифа. – Как крабу удалось вскрыть кокосовый орех. – Визит на борт потерпевшего кораблекрушение "Лао-Цзы". – Ценная находка. – Две неожиданности вместо одной. – То, что называется фейерверком Пьера ле Галля. – Потерпевшие кораблекрушение на острове Вудларк. – План кампании. – Обложили со всех сторон!
Трем мореплавателям показалось, что остаток ночи тянется невероятно медленно. Никто из них не смог сомкнуть глаз, и не случайно. Не то чтобы Пьер и Фрике, валящиеся с ног от усталости, закаленные во многих передрягах, не были способны уснуть из-за близкого соседства каннибалов, конечно, нет! Друзьям не давал покоя легион невидимых врагов, столь же шумных, сколь и навязчивых. Лодку окружило густое облако москитов, и эти маленькие чудовища, привыкшие к черной и жесткой коже папуасов, впивались тысячами хоботков в нежную кожу белых людей, не нанося практически никакого ущерба юному жителю Поднебесной.
Парижанин ругался от всего сердца и поносил микроскопических вампиров вместе с их хоботками с едким ядом и тонкими крыльями, производившими отвратительное гудение. Моряк раскурил свою трубку и расточительно сжигал драгоценный запас табака, надеясь отпугнуть душистым дымом бесчисленный рой маленьких тиранов. Все оказалось бесполезным: и ругательства, и окуривание.
Выбившись из сил, друзья принялись беседовать тихими голосами. Маленький китаец, который "говолил по-фланцузски" и не мог произносить букву "р", рассказал свою историю. Короткую и удручающую драму. Его отец, влиятельный мандарин из провинции Фуцзянь, проживающий в городе Фучжоу, естественно, участвовал в нелегальной торговле желтолицыми кули и при этом отличался тем отсутствием предубеждений, что характеризует жителей Поднебесной, относящихся к правящим классам. Для того чтобы заполучить будущих эмигрантов, он задействовал все возможные и столь привычные для Китая способы: вербовка с помощью эмиссаров, продажа за долги игроков из Макао, но главным образом, похищение жителей прибрежных районов. Мандарин отдавал предпочтение именно последнему способу, ведь таким образом он значительно сокращал свои расходы. Между делом, так как в его служебные обязанности входили и судебные функции, чиновник арестовывал первого встречного, осуждал на более или менее длительное заключение, которое неизменно заканчивалось в трюме конвоирующего судна.
Короче говоря, этот мандарин был очень ловким человеком, во всяком случае, именно так отзывался о нем капитан "Лао-Цзы", с которым чиновник не раз вел дела. Во время своего последнего путешествия в Азию янки, закончив все свои махинации, решил, что ему необходим юнга, который бы прислуживал лично капитану. Обычно из китайцев получаются отличные слуги, но требуется немало времени, чтобы обучить их. Затруднение торговца людьми заключалось в том, что никто из "добровольцев", запертых в трюме его корабля, не мог приступить к исполнению обязанностей немедленно. А ведь он всегда спешил, этот бравый капитан: "Times is money!"
У мандарина был сын, паренек приблизительно шестнадцати лет, которого чиновник воспитал с небывалой заботой. В груди торговца людьми билось сердце любящего отца. Ведь даже дикие звери испытывают нежность к своим детям. Короче, у миссионеров мальчик худо-бедно выучился английскому и французскому языкам, он умел писать, считать – эти знания, необходимые торговцам всех стран, должны были позволить юноше в скором времени стать достойным помощником его достопочтенному родителю.
Однако американец решил иначе. Следуя принципу "кто способен на большее, тот способен и на меньшее", он сказал себе, что из будущего торговца получится отличный слуга. Под каким-то вымышленным предлогом янки завлек юного китайца на борт, запер его в каюте, а на следующий день корабль поднял якорь – погрузка закончилась.
Бесполезно подробно останавливаться на том, какую боль причинило жестокосердному мандарину, по совместительству являющемуся нежным отцом – подобные аномалии встречается достаточно часто, – похищение его ребенка. Бедный парень, который ни в коей мере не был ответствен за преступления отца да к тому же обладал добрым сердцем – это было понятно с самого начала нашей истории, – тут же приступил к исполнению своих обязанностей. То есть на его долю выпала наиболее грязная работа, за которую в качестве платы малыш получал тумаки и затрещины капитана, налакавшегося виски. А поскольку янки обычно был пьян двадцать четыре часа в сутки, можно представить себе, насколько щедро он раздавал подобное "вознаграждение".
Как мы уже сказали, у мальчика было доброе сердце. Видя пытки, которым подвергаются европейцы, китаец проникся к ним сочувствием, а схожесть их судеб еще больше расположила юношу к пленникам. Этот обездоленный ребенок, у которого не было ничего своего, услышал, как матрос жалуется на отсутствие табака. И тогда он пренебрег даже самой ужасной карой, которая могла его ждать, похитил у своего мучителя немного табаку и вручил пакетик заключенному. И, как оказалось, этот же юнга улучил момент и бросил нож на койку Пьера ле Галля, чтобы тот смог в надлежащее время перерезать свои путы.
Маленький человечек рассказал эту немудреную историю о приключившихся с ним несчастьях на своем малопонятном наречии, но его акцент лишь растрогал новых друзей.
– Бедный парень, – сказал умиленный Фрике. – Не думай, что ты связался с неблагодарными людьми, поверь мне. Мы возьмем тебя в свою семью, и так будет до тех пор, пока ты не вернешься домой.
– В очень заботливую семью, – серьезно заметил Пьер ле Галль.
– Так уж получилось, – продолжил парижанин, – что, хотя мне всего двадцать один год, у меня уже появился сынок семнадцати лет. Он необыкновенно мил и преисполнен доброты, но он черный как деготь. Успокойся, он не ест своих ближних. Напротив, он джентльмен до мозга костей, этот месье Мажесте.
– Истинное дитя матроса, – вновь вступил в разговор Пьер.
– Вы будете как два брата, потому что сегодня я тебя усыновляю.
– …Мы тебя усыновляем!
– Все складывается весьма забавным образом. Можно сказать, что каждое мое путешествие предоставляет мне возможность позаботиться об одном пареньке, потерявшем семью… и это мне, который с трудом помнит своих родителей! – прошептал молодой человек с необъяснимой грустью.
Затем, обретя свою обычную веселость – подобная смена настроений была свойственна Фрике, – парижанин пошутил:
– А что, настоящий многодетный папаша. Кстати, как тебя зовут?
– Ча-Фуа-Ценг!
– Что ты сказал?…
– Ча-Фуа-Ценг!
– Но, бедный мой малыш, это не имя, это – чиханье. Так, послушай, я не хочу тебя обидеть, но сразу видно, что тебя никогда не записывали в книгу актов гражданского состояния в мэрии Батиньоля. Мы в жизни не сможем привыкнуть к этому причудливому имени. Когда я стану звать тебя, мне всегда будет казаться, что в мой многострадальный нос попала дюжина москитов. Быть может, ты согласишься на французское имя? Когда ты вернешься к настоящим родителям, ты сможешь вновь зваться по-старому.
– Да, – согласился китаец.
– Итак, потому что ты так хорошо сложен, мы назовем тебя Виктором. Это мое настоящее имя, как-то другим оно идет лучше, не правда ли?
– Да, именно так, Виктол!..
– А, черт! Я и забыл, что твой язык не может произносить звук "р", тебе придется коверкать собственное имя. Ха! В сущности, это лучше, чем быть съеденным папуасами. Кстати, кажется, мы малость подзабыли об этих отвратительных Орангутангах, как ты их называешь, матрос.
– Дело в том, что я не испытываю никакого желания думать о них.
– Я согласен с тобой, но, возможно, наш мальчик расскажет нам, при каких обстоятельствах были убиты все его товарищи.
Этот печальный рассказ был преисполнен бередящего душу лаконизма. Кули, разграбив судно, покинули борт немногим раньше, чем оба француза смогли, наконец, выбраться из своего узилища. Они наладили сообщение с берегом, протянув канаты и переправили на землю запасы провизии. К несчастью, на корабле оказалось множество бочек с виски. Жители Поднебесной перетащили большую их часть на сушу и напились, даже не подумав о том, что остров может быть обитаем. После того как все китайцы упали пьяными, папуасы, притаившиеся в зарослях, тихо подкрались к кули и без труда захватили всех эмигрантов. Некоторые, наименее отупевшие от алкоголя, пытались сопротивляться. Эта попытка дала лишь один результат – несчастных перебили на месте. Виктор, а с этого момента мы будем звать его именно так, съежившись, спрятался среди корней колоссального кедра и с ужасом наблюдал за последующей кровавой бойней. Он видел, как папуасы насыщаются кровью его соотечественников, сперва повесив их за волосы на ветвях деревьев. Обнаруженный в последние минуты оргии, он уже приготовился к тому, что будет убит, как и его товарищи, но тут вмешались Пьер и Фрике.
Когда житель Поднебесной заканчивал свой рассказ, горизонт побледнел. Через несколько минут из-за морских волн должно было появиться дневное светило. Следовало принять решение.
– И куда же мы направимся? – спросил Фрике.
– О дьявол! – продолжил молодой человек, взглянув на голые руки и плечи китайца, испещренные укусами москитов, – Да ты на три четверти голый, бедный малый.
– Телные солвали кофта, солвали панталона.
– Чернокожие дикари сорвали с тебя кофту и штаны… Негодяи! Радуйся тому, что они кожу с тебя не содрали. А! Вот что я придумал. На плоту, кажется, есть одна или две робы. Мы оденем тебя, как настоящего матроса, такой наряд тебе пойдет, что думаешь?
– Да.
– Тогда вперед! Держим курс на плот! Скажи-ка мне, Пьер, а тебе не кажется, что эта местная пирога – суденышко дикарей? Я не знаю, как называются лодки у жителей Океании, но слишком уж хорошо она сконструирована и оснащена.
– Я хотел поделиться с тобой теми же размышлениями. Прежде всего, это не одна, а две пироги. Одна, на борт которой мы поднялись и которая, собственно говоря, и является лодкой, и еще вторая, маленькая, присоединенная к первой, она служит противовесом и придает всей конструкции устойчивость, не дает ей опрокинуться. А эта небольшая бамбуковая мачта, тонкий парус, сотканный из кокосовых волокон, – все выглядит таким продуманным и мастерски сделанным. Отличная конструкция, будем надеяться, что в дальнейшем она нам еще послужит. А теперь: свистать всех наверх! Занять свои места согласно расписанию, готовиться к отплытию!
– Капитан, – с улыбкой сказал Фрике, – мне кажется, что маневр будет несложным.
– К счастью, это так, ведь наш экипаж немногочислен. Итак, в путь!
Пьер ле Галль, хоть и был капитаном, схватил весло, Фрике последовал его примеру, и пирога легко сдвинулась с места, что свидетельствовало и о ее мореходных качествах, и о ловкости обоих европейцев. Пьер решил не поднимать парус, опасаясь нескромных взглядов папуасов. Мореплаватели успешно скрылись за оконечностью кораллового рифа, беспрепятственно обогнули его и прибыли в бухту, где стоял плот, – к счастью, он выглядел естественным обломком кораблекрушения, и никто не обратил на него внимания.