Саня внутренне вздрогнул. Папа и мама про такое говорили. И в школе говорили. И по телевизору. Потому что бывают взрослые мерзавцы, которые заманивают детей и делают с ними всякие гадости и даже губят до смерти. Страх и сомнение подсказывали: извинись-ка, Санечка, и давай на попятную… Хотя лицо незнакомца - некрасивое, но симпатичное - вызывало доверие… Но мало ли что! Преступники иногда бывают очень обаятельные… Да, но разве всякие гады и мучители интересуются корабельной стариной?.. Саня нашелся:
- Но ведь это не вы меня куда-то заманиваете, а я сам попросился.
- Логично. - Незнакомец кивнул медной голо-вой. - Ну что ж… А дома не хватятся, где ты?
- У меня еще два часа до той поры, когда мама станет звонить и спрашивать, пришел ли я из школы…
Тут, как бы разбивая последние сомнения, подкатил автобус - полупустая "восьмерка".
- Ну поехали, искатель приключений…
Они сели на заднее сиденье. Саня - у окошка. Он стеснялся и поэтому смотрел на улицу, хотя были там серость и скука.
Попутчик сказал:
- Меня зовут Даниил Корнеевич. Вострецов. А тебя?
- А меня… Александр Александрович, - неловко, исключительно из-за смущения, пошутил Саня. - Денисов.
Даниил Корнеевич кивнул:
- Очень приятно. А скажи, Александр Александрович, почему ты не на уроках. Вроде бы самый разгар школьного расписания…
- Выгнали, - безбоязненно сказал Саня.
- Не похож ты на человека, которого выгоняют из школы…
- Это впервые в жизни.
- Да? А что послужило причиной столь карди-нальной педагогической меры? Если не секрет, конечно…
Уважительный тон вызвал у Сани ответное доверие.
- Ничуть не секрет. Я дал ему по зубам!.. Вернее, хотел по зубам, а попал по носу, и он разбился. Нос… Ну и что?! Они изводили меня три года подряд! Целой кучей на одного! Потешались как вздумается. Дразнили… знаете как? Маринованный Сверчок…
- Глупость какая, - печально отозвался Даниил Корнеевич. - Бессмыслица.
- Конечно! Ну и… есть же предел терпению!.. Я позвал его в закуток у раздевалки и там… Вы знаете, это ужасно, когда кровь капает с лица, и я бы ни за что его больше не ударил. Тем более, что он заплакал… И тут Юлия Геннадьевна…
- Понятно… Александр Александрович.
- Саня я… - виновато сказал он.
- Ага… А что, Саня, тебя толкнуло-то? Столько терпел и вдруг…
Саня потрогал сквозь штанину кнопку-родинку. Глядя себе в колени, признался:
- Книгу прочитал. "Одиссея капитана Блада"… Мне кажется, человек не имеет морального права читать такие книги, а потом трусить…
Даниил Корнеевич потер щеки с чуть заметной медной щетинкой.
- Однако ты, наверно, и раньше читал героические книжки…
- Разумеется. Но раньше я не ощущал такой взаимосвязи.
- М-да… А теперь, значит, осознал. И сразу неприятности. Слушай, но это же несправедливо! Ты защищал свое достоинство, и тебя же сделали виноватым! А с уроков выгонять вообще запрещено.
Саня шевельнул плечами: такова, мол, наша действительность.
- Знаешь что? Морской антиквариат подождет. Давай-ка поедем в твою школу и расставим нужные акценты. У меня есть полномочия…
- Не стоит! Папа сходит и сам… расставит.
- Не боишься папы?
- Ни в малейшей мере, - сказал Саня слегка надменно. - Папа всегда вникает в суть дела.
Папа вникал. И если даже Саня оказывался виноват, дело кончалось беседой, не более. Лишь единственный раз в жизни, когда Саня решил, что курево укрепляет мужской характер, и попался на первой попытке, папа позабыл о современной педагогике, стал сдергивать с себя чахлый клеенчатый поясок. Саня перепугался тогда не столько за себя, сколько за отца: до какого же состояния он, Санька, довел кошмарным поступком папу, если тот пошел на т а к о е д е л о! И во время суетливой и неумелой воспитательной процедуры он жалобно просил: "Папочка, ты только, пожалуйста, не волнуйся…"
Короче говоря, случай был совершенно нехарактерный для семейства Денисовых.
В 26-й квартире, в доме номер 3 на улице Кирова им открыла дверь нестарая, но рыхлая тетка в мох-натом длинном халате. Узнала, зачем пришли, слегка удивилась:
- Да-а? А я и не ждала… Это зять привез с Владивостока, говорит: напиши, может, найдутся любители… Сам-то он опять укатил, язви его…
Она явно настроена была подробно изложить свое мнение о непутевом зяте, однако Вострецов сухо сказал:
- Позвольте посмотреть вещи.
Тетушка вынесла в прихожую и поставила на два табурета фонарь и компас.
Фонарь был ростом Сане чуть не до пояса. Пузатый, с шаровидным стеклом. Его металлические части отливали тусклой медью, как волосы Вострецова. А компас формой и размерами походил на небольшую кастрюлю.
Саня придержал дыхание: настоящие, с корабля.
Но Даниил Корнеевич сказал пренебрежительно:
- Н-да… А написано, что старинные… Ну и сколько за этот… товар?
- Вообще-то я не знаю. Он говорил, что шестьсот…
- Че-во? - искренне изумился Даниил Корнеевич. - За этот ширпотреб?
- Зять говорил, вещи… эти, как его… эк-зо-тические.
- Ну-ну, - хмыкнул Даниил Корнеевич. - Фонарь сделан в Ленинграде в шестьдесят третьем году, вот клеймо, сами смотрите… А компас гэдээровский, фирмы "Тельтов", тоже шестидесятых годов. Дрянной, кстати, прибор, наши не в пример лучше, его и даром не надо. Фонарь, пожалуй, взял бы. За тридцатку…
- Да вы чё, молодые люди!
- Ну, извините за беспокойство. Пойдем, Саня…
Лифта не было, а квартира на четвертом этаже. Когда спустились до второго, хозяйка заголосила сверху:
- Эй, мужчина! Покупатель! Ну обождите, может, сговоримся! Ну чё уж тридцатка-то, это разве деньги? Кило говядины на рынке!..
Сговорились за полсотни.
Даниил Корнеевич, сдержанно довольный, вынес фонарь из подъезда. Саня шел рядом, поглядывая.
- Ни старины, ни экзотики особой, но красив, черт побери, - говорил Даниил Корнеевич. - Почистить, лампочку поставить вместо ржавой горелки, повесить в углу - создаст колорит…
- Значит, вы любитель, - заметил Саня, пряча зависть.
- Да и ты тоже. Разве не так?.. А хочешь посмотреть кое-что поинтереснее этого? Я недалеко живу, на Калужской.
Саня хотел. Но прежние сомнения опять зашевелились в нем. Однако их разбила новая встреча. На улице подбежали двое мальчишек. Один - лет двенадцати, другой - вроде Сани.
- Корнеич! У-у-у… Где раздобыл?
Вострецов сообщил, что где взяли фонарь - тайна, которую он так просто не откроет. И добавил, что неприлично уделять такое внимание неодушевленному фонарю и не замечать человека, который идет с ним, с Корнеичем, рядом.
Старший мальчик - высокий, кудлатый, без шапки - сказал:
- Нет, мы сразу обратили внимание. Человек - откуда и зачем?
- Это Саня, - сообщил Даниил Корнеевич.
- Привет, Саня. А я Дим. - И высокий протянул узкую прочную ладонь. Спокойно так, по-деловому.
- А я Виталик… - Это маленький, круглолицый, с полными радости глазами тоже качнулся к Сане.
- По прозвищу Не Бойся Грома, - уточнил Даниил Корнеевич.
- Ага! - весело сказал Виталик.
Даниил Корнеевич объяснил ребятам:
- Мы добывали фонарь вместе с Саней. Он тоже интересуется морскими делами. А еще он ищет политическое убежище, ибо изгнан из школы за то, что, отстаивая права личности, слегка деформировал противнику форштевень…
- Ну так пошли, - сказал Дим. - Давай фо-нарь…
Виталик Не Бойся Грома, прыгая впереди, сообщил:
- Там еще Костик, Андрюшка и Маринка пришла. Но Таня послала Маринку на молочную кухню, потому что Ромка орет с голоду, как маячная сирена.
Даниил Корнеевич жил в такой же блочной пятиэтажке, как та, где купили фонарь. На верхнем этаже.
Саня попал в комнату, где, кроме обычной обшарпанной мебели, была масса удивительных вещей. В одном углу, у широкого окна, стояла тумбочка с корабельным компасом ("Нактоуз!" - вспомнил название Саня). В другом щетинился большущий рогатый штурвал со сверкающей латунной ступицей. Две стены - в сигнальных разноцветных флагах, морских картах и фотографиях с парусниками. Еще одна - с некрашеными самодельными полками. На полках, перед книгами, - заморские раковины, кораблики, обломки кораллов и обкатанные прибоем камни.
На подоконнике, занимая почти половину окна, стояла модель с двумя отогнутыми назад мачтами, с тре-угольными парусами и высокой узорчатой кормой…
Саня ощутил, что он как бы растворяется среди всех этих волнующих душу признаков морской жизни. Или наоборот, впитывает эту комнату с ее чудесами в себя. И с ее людьми!
Кроме пришедших, в комнате оказались еще двое мальчишек. Один - смуглый и молчаливо-деловитый - устроился с ногами на тахте и заплетал конец толстого лохматого троса. Другой - коротко стриженный, с носом-клювиком, совсем еще небольшой (наверно, первоклассник) - сидел на корточках перед высоким барабаном и задумчиво что-то выстукивал на нем. Барабан был лаково-черный, с голубым якорем на бо-ку, с блестящими обручами и витыми желтыми шнурами. О него терся боком и горбил спину худой серый котенок.
Саню встретили без лишнего любопытства. Узнали, как зовут, протянули руки, назвали себя (Андрюша и Костик) и дальше относились как к своему. И не было тут никакого притворства.
- Чаю с сушками хочешь? - спросил Костик-барабанщик. - Только они твердые, зубы не поломай…
- Нет, спасибо, - прошептал Саня, оглядываясь.
Никто не обратил внимания, как он ходит вдоль полок и стен, разглядывая диковины. Только Даниил Корнеевич иногда тихим голосом давал объяснения. Например, что круглые корабельные часы отданы ему знакомым штурманом с ледокола "Гектор", а розовая раковина - подарок одного друга, он привез ее с Кубы…
Котенок Беня (полное имя - Бенедетто) тоже признал Саню за своего. Когда тот наклонился, чтобы погладить, Беня по рукаву ловко забрался на Санино плечо. Так, с мурлыкающим Беней у щеки, Саня и ходил дальше по комнате, которая именовалась таверной "Сундук Билли Бонса"…
Потом пришла девочка Марина - с большой сумкой, где звякала молочная посуда. Поглядела на Саню, принесла ему из прихожей шлепанцы:
- Возьми, а то от окошка дует на полу… Я на кухню пойду, к Тане, она там замаялась…
В соседней комнате иногда коротко и громко вопил младенец (как потом выяснилось, шестимесячный сын Корнеича). Виталик Не Бойся Грома, Костик и Андрюшка стали обсуждать, куда повесить фонарь. При этом шикали на чересчур громкого Виталика: "Тише ты, опять Ромка проснется". Ромка проснулся и снова радостно взревел за стеной. Появилась Маринка, брякнула в небольшой надраенный колокол, висевший на дверном косяке.
- Таня говорит: если голодные, чистите картошку сами, нам некогда. Дим, давай наряд на кухню…
- Ага… - Дим прошелся по всем глазами. - Я, Кос-тик и Саня…
Это было полным признанием! Как бы зачислением в экипаж для кругосветного плавания или посвящением в рыцари! И Саня преисполнился тихого восторга и благодарности, позабыв про время… Зато помнил Даниил Корнеевич.
- Сане, братцы, домой пора. А то будет великий шум и поиск… Ты ведь еще придешь, верно?
- Да… - выдохнул Саня. И с сожалением снял с плеча Беню, отдал Костику.
- Приходи, - сказал Костик.
На автобусной остановке случилась новая неожиданность. Там стоял профессор Денисов. И что было делать? Не прятаться же было!
- Папа…
- Ба! Ты откуда здесь?
- Я… Мы то есть… - Саня оглянулся на Даниила Корнеевича, который провожал его.
- Давай-ка, дружище, выкладывай папе все как есть, - посоветовал тот.
- Да, конечно… Во-первых, меня выставили с уроков…
И Саня изложил события.
- А потом мы познакомились, читая объявления на столбе, - перебил его Даниил Корнеевич. - У нас нашлись общие интересы в области маринистики, и я пригласил Саню в гости.
- Весьма вам благодарен, - произнес профессор Денисов довольно сдержанно. И обратился к сыну: - Не исключено, что ты прав в оценке своего боевого поведения. Кстати, очень для меня неожиданного… Однако перспектива объяснения с Юлией Геннадьевной меня все-таки не радует.
- Но это твой отцовский долг, - бодро заявил Саня. Он почуял, что в глубине души папа доволен его отвагой.
- Не спорю. Но не забывай и о своем долге. В частности, он состоит в следующем: когда тебя снова попрут из школы, не болтайся нигде, а сразу иди домой. И не стремись к уличным знакомствам. Не всегда тебе повезет встретить такого человека, как… - Он посмотрел на Даниила Корнеевича вопросительно и выжидательно.
Тот светски наклонил клочкастую голову:
- Вострецов. Работник краеведческого музея и корреспондент "Молодежной смены"…
- Весьма рад. Профессор Денисов, завкафедрой зарубежной истории…
- Ого! - резво обрадовался Даниил Корнеевич. - Так это ваша статья о раскопках неизвестного города на Южном Урале? В "Голосе науки"!
- Читали? - слегка оттаял папа. - Чрезвычайно приятно…
- Да! И еще очерк в "Музейной хронике". О библиотеке потомков генерал-адмирала Апраксина. Крайне интересный материал.
Папа начал потихоньку расцветать.
- Кстати! - вспомнил Даниил Корнеевич. - У нас, по-моему, есть общий знакомый. Сергей Каховский. Он был аспирантом при вашей кафедре.
- Как же, как же! Отлично помню! Куратором его был не я, но по византийской теме наши интересы соприкасались, и мы… Да! А где он сейчас? В Москве?
- Он перевелся в Севастополь, поближе к любимому Херсонесу…
Эта встреча Вострецова с отцом во многом упростила дальнейшие события. Мама не стала охать, почему ребенок повадился каждый день ездить неизвестно куда и к кому. После папиного рассказа согласилась:
- Если у него не сложились отношения в школе, может быть, найдет друзей хотя бы на стороне…
А в школе отношения действительно "не сложились". Теперь и с Юлией Геннадьевной. Перед майскими праздниками она сказала:
- Конечно, пионерская организация уже не такая, как раньше, но мы, я думаю, все равно должны создать в классе отряд. Кто хочет стать пионером?
Хотели не все. Примерно половина. Это Юлию Геннадьевну раздосадовало. И, глядя на Денисова, она произнесла:
- Но уж драчунов-то, которые даже не догадались попросить прощения, думаю, принимать в любом случае не следует.
А Саня вовсе и не поднимал руку! Вернее, поднял, но только чтобы поправить волосы.
- Вы ошиблись, я не напрашиваюсь.
А красный галстук он все равно получил. В строю, на пирсе водной станции клуба "Металлист". Был праздник, и под барабанную дробь Костика на мачту подняли оранжевый, с белым солнцем и синим корабликом флаг, и Саня Денисов пообещал быть верным морскому отряду. Название отряда было вышито на галстуке золотыми буквами по краю алого синтетического шелка.
Увидев Денисова в пионерском галстуке, Юлия Геннадьевна подняла крик. И хотела даже собственными руками галстук "этого самозванца" снять. Саня выскочил из класса. Недалеко от школы был телефон-автомат.
- Корнеич! Добрый день…
Вострецов примчался через десять минут. Больше Саню не трогали. Ни из-за галстука, ни вообще. Хотя, казалось бы, причин даже прибавилось. Саня ходил теперь на уроки в отрядной форме - в синих шортах с флотским ремнем и оранжевой рубашке с нашивками и с якорями на погончиках. Одно удовольствие поцепляться за шевроны и погончики Маринованного Сверчка. Однако не цеплялись… Впрочем, был уже самый конец учебного года.
Дни тогда наступили уже совсем летние, и отряд наконец спустил на воду свою легонькую фанерную шхуну.
Старое было суденышко, но все еще быстрое. И Саня задохнулся от восторга, когда шхуна, лихо накренившись, набрала ход и тихонько зазвенела от скорости.
- Шверт поет, - заметил сидевший у руля Корнеич.
Саня уже знал, что шверт - это стальной тонкий плавник, его выдвигают из днища судна. Вот этот звонкий металлический лист и вибрировал, рассекая воду.
- С точки зрения гидродинамики это, наверно, не очень здорово, - сказал Корнеич. - Но зато какая музыка для души, а! - И глянул на Саню. - Вот потому и название такое. У шхуны и у отряда.
…С той поры прошло уже ой-ей-ей сколько времени. Ревучий Ромка стал спокойным двухлетним карапузом и начал ходить в ясли. Тощий котенок Беня вымахал в упитанного тигра Бенедетто - грозу окрестных котов. Саня познал радости парусных плаваний и премудрости корабельной оснастки. И среди людей из таверны "Сундук Билли Бонса" было ему хорошо как нигде. Первые две недели он звал Вострецова по имени-отчеству, а потом стал называть, как и все, Корнеичем…
Чего, казалось бы, еще желать в жизни? Есть любимое дело, защита от недругов, есть надежные товарищи… Но среди них - действительно надежных, действительно замечательных - пока не было такого, кто стал бы самым-самым. А мечтой по такому другу томится, наверно, всякий человек. Или, по крайней мере, многие… И все-таки странная это штука - человеческое сердце. Разве поймешь, по каким законам рождаются в нем привязанности. Почему больше, чем к кому-то в отряде, потянуло Саню Денисова к хмурому и колючему Дане Рафалову? Сперва год назад, на теплоходе, а потом здесь, после переезда и новой встречи. Разве объяснишь?..
Да и не объяснять надо было теперь, а для полного спокойствия души соединить их вместе: Кинтеля и маленький отряд с трепещущим, как флаг на ветру, именем "Тремолино".
ДЖОЗЕФ КОНРАД И МУЗЫКА
Кинтель и дед увязывали книги в пачки.
- Эту не надо, - сказал Кинтель, - она не наша, мне Корнеич дал почитать.
- О! Джозеф Конрад!.. Ну и как? Читал?
- Естественно, - отозвался Кинтель тоном Салазкина.
- Многие считают, что Конрад устарел…
- Только не "Зеркало морей"! Она вообще… как целая морская энциклопедия. И вот еще, смотри… - Кинтель открыл начало последней главы, ее название. "Тремолино".
- Выходит, ваша компания называется так в честь Джозефа Конрада?
- Ну, не в честь, а… по созвучию. Он тут пишет про двухмачтовую баланселлу с латинскими парусами, очень быструю. Она даже дрожала от скорости. А у Корнеича и у ребят была двухмачтовая яхта. Типа бермудской шхуны. Тоже очень легкая на ходу. Сперва ее хотели окрестить "Мушкетером", а когда испытали, дали название как у Конрада…
- Я, по правде говоря, забыл, что оно означает.
- Это по-итальянски. От слова "тремоло". Значит "дрожащий", "трепещущий". А "тремолино" - это уменьшительное. Вроде как "трепещущий малыш". Трепещущий не от страха, а от скорости. И от радости, что такая скорость…
- Весьма поэтично, - откликнулся дед, но уже с ноткой озабоченности. - Давай-ка, однако, поторапливаться. А то явится Варвара Дмитриевна, и оба мы будем дрожать и трепетать, когда она увидит такой кавардак.
- Мне-то что, - хмыкнул Кинтель. - Это ты трепещи. На то ты и есть молодой муж… - Он со смехом увернулся от подзатыльника, но запнулся за книжную стопку и растянулся на полу. Встал, кряхтя и потирая бока.