Сцена десятая
Саквиль, Луи, Клеманс.
Клеманс. Что за физиономии у этих выборщиков из Морле! Страшно даже смотреть!
Саквиль(возвратившемуся Луи). Если бы мне пришлось иметь дело с подобными Дебаранами, я предпочел бы никогда не быть депутатом.
Луи. Поверите ли, дядюшка, он безмерно богат!
Саквиль. Он производит идиотское впечатление.
Луи. Он владеет миллионным состоянием!
Клеманс. Если я поеду в Морле, дайте мне письмо к нему.
Луи. Он заставит вас есть солончаковую баранину и голландский сыр. (Входящему Феликсу.) О, опять! Меня нет.
Феликс. Сударь, письмо от госпожи маркизы де Монришар.
Луи(прочитав письмо). Ах, дядюшка, это о вас. "Я узнала, что на днях в Париж прибыл ваш дядюшка, полковник Саквиль. Если он не позабыл старой дружбы, позаботьтесь привезти его в Монришар. Вы доставите нам огромное удовольствие".
Клеманс. Ну-ка, посмотрим на почерк знатной дамы.
Саквиль(выхватывая письмо). Отдайте!
Луи(обращаясь к Клеманс). Как, вы еще здесь?
Клеманс. Ладно, ухожу. Господин полковник, постарайтесь не забыть обо мне. Мадемуазель Клеманс Менетрие, пение и декламация, меблированные комнаты или все вместе.
Выходит.
Луи. Что она вам тут наболтала?
Саквиль. Друг мой, порядочный человек, претендующий на руку мадемуазель Монришар, не может содержать хористку.
Луи. Вы правы; я как раз нынче утром об этом думал. Сегодня же скажу ей. Пойдемте прогуляемся по бульвару.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Сцена первая
Шатер перед террасой; в глубине канал, на нем лодка.
Справа маркиза де Монришар, сидящая перед садовым столиком. Слева Жюли с вышиванием. Возле маркизы мисс Джексон и г-н Севен. Все три женщины в трауре.
Г-н Севен(читает документ). "Статья 71. Любая воспитанница Приюта Кающейся Богоматери, дважды пропустившая утреннюю или вечернюю молитву, нарушающая распорядок мирским пением, осмелившаяся не подчиниться настоятельнице или дамам-наставницам, пишущая письма своему соблазнителю или получающая их…"
Маркиза. Дальше, господин Севен.
Г-н Севен. Бррр… "…или читающая роман в стенах дома, будет немедленно изгнана и навсегда объявлена недостойной помощи Ассоциации Кающейся Богоматери".
Маркиза. Хорошо; особенно последний пункт… вот этот, про романы. Жюли, что ты скажешь об этой статье?
Жюли. Извольте, маменька, - я была бы изгнана.
Маркиза. Фи, Жюли!
Г-н Севен. Что такое, мадемуазель? Что я слышу?
Мисс Джексон. О мисс Джулия!
Жюли. Мне бы очень хотелось узнать, какое зло таится в чтении романов? Никогда не понимала, почему…
Маркиза. Жюли, дочь моя, никогда не следует говорить о том, чего не знаешь.
Жюли. Согласна; но о романах я могу говорить, потому что я их читала… И еще прочту…
Мисс Джексон. О да, английские романы - это совсем другое дело.
Жюли. Английские, французские… Я, например, читала…
Маркиза. Жюли!.. Господин Севен, вы слишком хорошо ее знаете, чтобы верить хоть единому слову из того, что она может сказать.
Г-н Севен. Я совершенно уверен, что мадемуазель Жюли…
Жюли. Господин Севен, господин Севен, если вы произнесете еще хоть словечко, то вместо этой арабской чепухи, которую я копирую на свое рукоделие, я разборчиво вышью по-французски: "Я читала романы!" И подпишусь: "Жюли Монришар".
Маркиза. Господин Севен, прошу вас, поднимите мои ножницы. (Тихо.) Умоляю, не пререкайтесь с ней…
Г-н Севен. Это сделало бы вышивку несколько романтической… Последние статьи пропускаю. Это о форме, носильных вещах. Вы все это прекрасно подготовили. Серое платье, белая вуаль, передник из грубого полотна…
Жюли. О, из грубого полотна. Фи! Мне нравятся передники из черного левантина с карманами, украшенными голубыми лентами!
Маркиза. Нет, из грубого полотна очень хорошо. Скромно и подходит этим бедным созданиям.
Жюли. Они будут как Золушки. Тогда закажите им зеленые туфельки.
Г-н Севен. После того как статьи конституции - ибо, мадам, это подлинная конституция, каковую вы даруете Приюту Кающейся Богоматери, - будут зачитаны, введут пансионерок, которые продефилируют перед монсеньором и дамами-покровительницами…
Жюли. Под какую музыку? Я предлагаю марш из "Семирамиды". Тра-ля-ля. (Поет.)
Г-н Севен. Верно, мадемуазель Жюли предложила хорошую идею; немного музыки не повредит. Вы знаете, у нас уже есть несколько девочек, сносно поющих духовные гимны. Если они запоют ваше прекрасное: "Царица небесная, престол твой заоблачный…"
Маркиза. Вы помните!
Г-н Севен. Знаю наизусть.
Маркиза. Нет… Кроме того, видите ли, музыка господина Луккези недостаточно передает то чувство религиозной безмятежности, которую я пыталась выразить в этих стихах.
Г-н Севен. Какую лишенную поэзии душу надо иметь, чтобы думать о музыке Луккези, слушая ваши стихи?
Маркиза. Посмотрим.
Г-н Севен. Ладно, вот и все. Они продефилируют и построятся в два ряда для пения. Беда в том, что их пока лишь семнадцать. Для дефиле нам понадобится четное количество… Я подумаю… (Тихо.) Вы знаете, госпожа Лелоррен могла бы предоставить нам кого-нибудь для церемонии. Вот хоть свою горничную, которую она нам намедни расхваливала…
Маркиза. Да что вы?
Г-н Севен. Увы, да. Это уже третья, с которой случается подобное несчастье. Впрочем, зачем жить в такой близости от кавалерийских казарм?
Маркиза. Я решительно огорчена; но если уж несчастье должно было случиться, признаюсь, я не слишком расстроена, что оно произошло в этом доме.
Г-н Севен. Это потому, что они уже привыкли?
Маркиза. Не будьте злым, господин Севен. Просто госпожа Лелоррен обладает поразительной снисходительностью. Вы представить себе не можете, какие подстрекательские предложения делает она в наших комитетах. "О, дамы, она так несчастна!.." Это ее выражение.
Г-н Севен. Если бы урок пошел ей на пользу! (Громко.) Церемонию славословием закончит аббат Баллон.
Жюли. Как вы сказали, господин Севен? Чем закончит?
Г-н Севен. Славословием.
Жюли. Я думала, он способен только на многословие.
Г-н Севен. Очень мило!
Маркиза. Отвратительно! Жюли!..
Г-н Севен. Затем госпожа герцогиня де Розвиль соберет пожертвования, вот и все.
Маркиза. Нет-нет, никаких пожертвований в моем доме; это может испугать некоторых моих постоянных посетителей. Должен прийти князь де Ларджон. Вам известно, что его раздражает, если у него просят денег для обездоленных. Он предпочитает подавать милостыню инкогнито… по-своему. Впрочем, я кое о чем хочу его попросить…
Жюли. Как! Бесплатное развлечение? Честное слово, я считаю, что можно и хорошенько заплатить, чтобы взглянуть на семнадцать пансионерок в передниках из грубого полотна, не говоря уже о славословии. Как жаль, что мне не разрешают присутствовать на празднике!
Маркиза. На празднике? Жюли!
Жюли. Маменька, славословие на закуску - это очень грустно. Знаете, что бы подошло для финала? Неистовая полька. Господин Севен, хотела бы я взглянуть, как вы отплясываете польку.
Маркиза. Жюли, вы забываете, что вы в трауре по вашему отцу… И как могло случиться, что моя дочь употребляет столь простонародные выражения… Этому вас, верно, научила ваша горничная?
Жюли. Вовсе нет, я их знаю от герцогини де Розвиль.
Маркиза. Превосходный образец для подражания! Видимо, вы хотели бы походить на нее настолько, чтобы весь свет назвал вас безумной, как ее.
Жюли. Велика беда прослыть безумной! Только такой ценой можно получить свободу делать все, что пожелаешь.
Мисс Джексон. О мисс Джулия!
Маркиза. Жюли, вы очень меня огорчаете!
Г-н Севен. Нет, мадемуазель, что бы вы ни сделали, никогда никто не скажет "безумная мадемуазель Жюли"; всегда будут говорить "очаровательная, шаловливая мадемуазель Жюли".
Жюли. Быстро нотариуса и свидетелей! Господин Севен только что сделал мне комплимент!
Г-н Севен. Что же в этом такого необычного?
Жюли. То, что обычно у вас в запасе проповеди, славословия… для меня и комплименты для маменьки.
Г-н Севен. Вы несправедливы ко мне, мадемуазель. Здесь, куда ни глянь, все достойно восхищения.
Жюли. Перерыв! Господин Севен, ограничимся лучше нашим старым добрым обменом эпиграммами.
Маркиза. Сколь вы терпеливы, господин Севен. Кстати, обнадежил ли вас хоть немного монсеньор Кемперский относительно нашего друга господина де Саквиля?
Г-н Севен. Я со дня на день жду от него письма. Известно ли вам, что монсеньер совершает пастырский обход, следовательно, он очень занят. Но этот обход дает ему возможность набросать небольшой план для нашего друга. Не сомневаюсь, что он воспользуется этим со всей свойственной его характеру властью. Впрочем, он так любил госпожу де Понтье, кузину Саквиля!
Маркиза. Почему вы говорите любил?
Г-н Севен. Потому что госпожа де Понтье умерла чуть больше месяца назад.
Маркиза. Умерла! Да что вы? Как же это возможно? Почему господин Луи де Саквиль, единственный ее наследник, ничего мне не сказал? Он даже не надел траур.
Г-н Севен. Я узнал об этом сегодня от поверенного в делах из Неаполя. Вы знаете, что она увезла в Искию своего чахоточного сына. Там она и умерла. Это была очень странная особа. После смерти сына она не желала видеть ни одной живой души.
Маркиза. Я и о смерти ее сына ничего не знала… Странно! Что вы об этом думаете, господин Севен?
Жюли (декламирует). "Ни в чем не сомневайся, Брут…" Держу пари, бедняга Луи де Саквиль лишен наследства. (Обращаясь к мисс Джексон.) Вот и первый недостаток, который у него обнаружат в этом доме.
Маркиза. Решительно никакие причуды госпожи де Понтье не могут изменить моего мнения относительно господина де Саквиля. Впрочем… нет ли у него собственного состояния? И все же не могу не находить странным то, что он ни словом не обмолвился об этом. Знаете, господин Севен, она была из тех женщин, что способны завещать все свое добро какому-нибудь монастырю.
Г-н Севен. Эээ, очень возможно. Она была действительно набожна, несмотря на все свое преклонение перед таким странным субъектом, каким был ее сын. Иногда я переживал, что он унаследует все ее состояние.
Маркиза. И что же, он был так несносен?
Г-н Севен. Сущий гусар. Буян, скандалист, что еще? Жизнь в нем едва теплилась, а он будто искал случая расстаться с ней. Помните, какой скандал он устроил у госпожи де Сент-Люс по возвращении из Африки?
Маркиза. Скандал? Разве это можно так назвать?
Г-н Севен. Именно так и можно. Он прострелил из пистолета руку господину де Бретизелю, другому офицеру, за то, что тот в шутку назвал их полковника Дон Кихотом.
Маркиза. Дон Кихотом! Этот полковник был господин де Саквиль, дядюшка господина Луи. Есть ли связь между ним и Дон Кихотом?
Г-н Севен. Да, есть, потому что, когда полковник был тяжело ранен, солдаты обнаружили у него на груди, возле пулевого отверстия, медальон с прядью волос, а когда он пришел в себя, это было первое, о чем он спросил.
Жюли. О, расскажите, пожалуйста! Знаете, этот полковник мне бесконечно симпатичен! Мы увидимся с ним, не правда ли?
Маркиза. Это, безусловно, была прядь волос его матери.
Жюли. Уверена, что нет.
Маркиза. Жюли!
Мисс Джексон. О мисс Джулия!
Жюли. Что это за человек? Вы хорошо знаете его, маменька? Это он подарил вам вазу, которую я просила у вас для своего камина?
Маркиза. Ну… это… это очень хороший человек.
Г-н Севен. Говорят, он со странностями… Кроме истории с прядью волос…
Маркиза. Да, романтичный… немного чувствительный… вспыльчивый, ревнивый до…
Жюли. Ревнивый? Кого же он ревнует, маменька?
Маркиза. О, это все глупые светские сплетни… я всегда видела в нем только очень благовоспитанного человека.
Жюли. Маменька, отчего вы так побледнели?
Маркиза. От ваших нелепых выходок у меня сделалась мигрень… Господин Севен, вы ничего не говорите о господине Дюмануаре. Вы с ним виделись?
Г-н Севен. О Боже, как я забывчив! Это первое, о чем я должен был вам рассказать.
Маркиза. Ну же, он прочел мою книгу?
Г-н Севен. И перечел, госпожа маркиза, по меньшей мере три или четыре раза, и знает ее наизусть. Я думаю, он в восторге.
Маркиза. Нет, правда, что он об этом думает?
Г-н Севен. Клянусь честью, он восхищен.
Маркиза. Это доставляет мне огромное удовольствие, ибо он один из самых авторитетных судей, которых я знаю. Тогда, быть может, он поместит статью в журнал. Он говорил вам об этом?
Г-н Севен. Он настаивает на этом как на самом сладостном своем праве.
Маркиза. Мне бы хотелось, чтобы вы как-нибудь привели его сюда к ужину. Мы бы попросили его прочесть какие-нибудь отрывки из его перевода Клопштока. Но вы, по крайней мере, ручаетесь, что он не рассердится?
Г-н Севен. О, сударыня, неужели вы можете хоть на секунду вообразить, что Дюмануар хочет шутки ради рассориться со всем высшим светом?
Маркиза. Но все же он должен был вам высказать некоторые замечания… Я, например, люблю критику, если она просвещенная и доброжелательная.
Г-н Севен. Единственный пассаж, в котором он позволил себе усомниться, это глава о вдовах.
Маркиза. Вы меня удивляете, поскольку это решительно лучшая глава; вы сами мне это говорили.
Г-н Севен. Он находит, сударыня, что вы слишком жестоки, запрещая вдовам вторично вступать в брак. "Госпожа маркиза, - сказал он, - безусловно, стремится отринуть от себя все то множество знаков уважения, которые неотступно сопутствуют ее грации, духу и добродетели. Ей никогда это не удастся". Вот что он сказал.
Жюли. Слишком изысканно для фельетониста.
Маркиза. Надеюсь, он не станет говорить этого в своей статье и сделает мне серьезные замечания. Впрочем, я во всеоружии и при помощи Святого Писания и Отцов Церкви докажу ему, что мое мнение единственно христианское.
Жюли. А могут ли мужчины снова жениться?
Г-н Севен. Большинство докторов разрешают нам это.
Жюли. Вот это-то и несправедливо. Дураки эти доктора.
Маркиза. Дружок мой, заклинаю вас, не говорите о том, что вам недоступно.
Жюли. Ладно. Маменька, мне бы тоже хотелось изучать теологию. Господин Севен, поучите меня.
Маркиза. Вперед научись быть рассудительной, не болтать глупостей и не пререкаться.
Жюли. Если я и пререкаюсь, то потому, что не знаю теологии. Господин Севен, сколько вам понадобится уроков?.. Глядите, вон кабриолет господина де Саквиля. А кто же этот господин в трауре возле него?
Маркиза. Уже! Бог мой, это, конечно, его дядюшка. Он везет его к нам. Жюли, мисс Джексон… примите этих господ… Должен прийти почтальон, а мне еще нужно написать двадцать писем для нашего комитета.
Поспешно выходит.
Сцена вторая
Г-н Севен, Жюли, мисс Джексон.
Жюли. Ну что же, господин Севен, перейдем к следующему упражнению. Никаких школ, никаких приютов, никаких благодеяний, и тем более теологии. Будем спрягать глагол: я вышиваю, ты вышиваешь, он, она вышивает… а вот и синоним: я утомляюсь, ты утомляешься, все утомляются. Возвратный глагол, не так ли, мисс Джексон?
Мисс Джексон. О мисс Джулия!