- Да там меня какими-то таблетками передознули. Желтенькими такими, - спокойно ответил Майкл. - Короче, пустой треп. А если откажешься, то революции не будет ни фига. Как показали события в Тунисе, один бесстрашный самоубийца может вдохновить миллионы. А ты же у нас безбашенная, наша любимая мисс Суицид! Значит, завтра в десять штурмуем полицейский участок. Сэлли, оголишь перед штурмом свою грудь. Будешь как Свобода, ведущая народ. А ты, Джонни, возьмешь гитару и будешь играть для штурмующих.
- Что играть? - спросил Джонни.
- Ну, уж точно не классику. Играй по обстоятельствам. Когда будем гнать копов, сыграй "Let It Be".
Майкл поднялся со стула.
- Ладно, мне пора! - сказал он. - И вы не засиживайтесь. Завтра чтоб были как огурчики.
- Можно ли заниматься сексом в ночь перед Революцией? - спросила Сэлли у Майкла.
- Нельзя, - ответил Майкл. - Самый секс завтра будет! Peace&Vodka!
На следующий день, рано утром, Джонни вызвонил Майкла:
- Майк, Сэлли ночью того… передознулась. Нет больше нашей Сэлли. Видать, она хотела стать такой же доброй и жизнелюбивой, как и ты, наглоталась желтеньких таблетосов, но передознулась капитально. А может она просто, наконец, добилась своего.
- Ёпта, вот и накрылась революция медным тазом, - огорчился Майкл. - Теперь и мне в пору в петлю. Ах, Сэлли!
- Да-а, не получилось нашего совместного выступления. А как бы было красиво: "Suicide Sally&Johnny Guitar". Но может, теперь ты поведешь толпу? - спросил Джонни у Майкла.
- Нет, тут нужна голая баба. В наше время толпа только за голой бабой и пойдет. А если баба еще и экзальтированная, как наша Сэлли…
- Ладно, пока!
Джонни-Гитара повесил трубку.
"А ведь я, - подумал Майкл, - в долги влез с этой революцией. Проклятый капитализм! Придется фьючерсы на революцию задвигать".
Хорошо известные удовольствия
На конце телефонной линии меня будут ждать хорошо известные удовольствия. В твоей приятной квартире мы останемся вдвоем. Мы будем пить чай, обсуждать книги и играть в шахматы. А город будет исчезать, таять под лунным светом. Я выйду на балкон и увижу лишь пустырь. Город уплывет вдаль. Огни многих лун будут мерцать где-то вдалеке. Ты выйдешь на балкон и удивишься.
- Мы здесь одни, - скажу я.
- Кругом огни, - скажешь ты. - Вдалеке они выглядят так прекрасно.
- Да, чужой город издалека чудесно мерцает, - скажу я. - Когда я был маленьким, я ехал на море и ночью увидел огромный яркий город у моря. Вдалеке он был так прекрасен, так волшебен. Но к концу поездки море мне надоело, вода была теплой, а город был холоден.
- Это удивительно, что город уплыл от нас, - восхищенно произнесешь ты.
- Огни будут гореть еще тысячу лет, а вот города здесь уже не будет, - скажу я.
- Да, город остался в прошлом, - скажешь ты. - В нашем новом мире будем только мы и огни большого города, которого нет.
Мы выйдем с балкона и начнем танцевать. Постучится сосед. Мы ему откроем.
- Спасибо, дорогие мои, что прогнали этот город, - поблагодарит он нас. - Я никогда не был так счастлив. Я воевал, я оборонял это проклятый город, затем я побирался в этом городе. Я вынес несколько лет власти либеральной семибоярщины. Я вынес диктатуру Лжедмитрия Второго и Трувладимира Первого. Хотя это было невыносимо.
- Эх! - воскликнешь ты. - Если бы еще разобрать - кто там первый, кто второй! Они же чередовались как в страшном сне.
- Мне кажется, - скажу я, - это была одна и та же сущность только в разных обличьях.
Сосед-пенсионер уйдет, и мы останемся вдвоем. Мы будем пить чай, обсуждать книги и играть в шахматы. Хорошо известные удовольствия.
А город со всеми своими домами, ресторанами, стадионами и улицами будет лететь в самую глубокую черную-пречерную дыру во Вселенной.
"Дамы и господа, мы плывем в космосе!" - объявит горожанам мэр.