Получив деньги рыжий зашел в отель, но почти тут же выскочил обратно.
– Нет комнат, – говорит, – Попробуем в "Савое". (Это было прямо напротив). – Подожди здесь.
Я простоял больше часа, пока до меня не дошло, в чем была закавыка с первым отелем – там не было боковой или задней двери, чтобы в легкую смыться. Вернувшись к себе, взял пистолет. Подождав немного у "Савоя", стал искать его во Французском квартале. К середине дня, проголодавшись, перекусил устрицами с пивом и почувствовал вдруг такую усталость, что выполз из ресторана на полусогнутых, как будто кто то здорово вломил мне по коленным чашечкам. Доехав до дома на такси, сразу рухнул на кровать, даже не снимая ботинок. Проснувшись около шести вечера немедленно отправился к "Фрэнку". Пропустив в темпе три пива, почувствовал некоторое облегчение.
У музыкального автомата стоял человек. Несколько раз я ловил на себе его взгляды. Он смотрел по особенному, навроде как один голубой узнает другого. Чем то этот парень напоминал мне терракотовый вазон, в котором выращивают траву. Лицо деревенское, выражавшее одновременно сельскую проницательность, тупость, злобу и практичность.
Автомат не работал. Я подошел к чуваку и спросил, в чем дело. Тот сказал, что не в курсе. Тогда я попросил его взять что нибудь выпить, и он заказал колу. Назвался Пэтом. Я поведал ему, что недавно вернулся с мексиканской границы.
– Я бы, кстати, занялся на этом поприще, – вставил мой собеседник. – Перекинул бы сюда товар из Мехико.
– На границе довольно стремно, – протянул я.
– Слушай, не обидишься, если скажу, – начал он, – ты, похоже, не дурак ширнуться.
– Да, я практикую.
– Затариться хочешь? У меня стрела забита с продавцом, несколько минут осталось. А всё ищу, где бабок надыбать. Если купишь мне пакетик, то я и для тебя возьму.
– Заметано.
Мы дошли до угла, сразу после здания "Эн Эм Ю".
– Погоди здесь чуток, – бросил он, исчезая в баре. Я уже наполовину смирился с тем, что меня кинули на четыре доллара, но тут он вернулся.
– Всё в ажуре, я взял.
Уговорил его вмазаться у меня. Поднявшись в комнату, я, наконец, выложил свою амуницию, дремавшую без дела пять месяцев.
– Если не хочешь подсесть, будь осторожней с этой штукой, – предупредил он. – Она довольно сильная.
Я отмерил две трети.
– Хватит и половины, – прокомментировал Пэт – говорю тебе, она сильная.
– В самый раз, – настоял я.
Но как только вытащил иглу из вены, понял, что не в самый. Почувствовал мягкий толчок в сердце. Лицо Пэта стало темнеть по краям, чернота разливалась по нему, и оно таяло во мраке. Было такое ощущение, что мои глаза закатываются обратно в глазницы.
Я вернулся через несколько часов – лежал на кровати с расстегнутым воротником. Пэт ушел. Поднявшись, я тут же упал на колени. Голова шла кругом и дико болела. Из часового кармана пропало десять долларов. Кажется, он решил, что они мне больше не понадобятся.
Спустя несколько дней я встретил Пэта в том же баре.
– Господи Иисусе! – воскликнул он. – А я то думал, ты отдал концы. Я расстегнул тебе верхние пуговицы и положил на шею лед. Ты аж посинел весь. Тогда я сказал себе: "Боже, да этот человек умирает. Мне лучше смотаться отсюда".
Я подсел через неделю. Спросив Пэта насчёт возможности торговать в Новом Орлеане, получил удручающий ответ. "В городе полно стукачей. Вот это уже действительно стремно".
Глава 23
Затариваясь через Пэта я вскоре поехал снежным комом с горы. Перестал пить, перестал шляться по ночам и возобновил старый график: пакетик джанка – три раза в день, плюс, в промежутках, всё остальное время, заполненное чёрти чем. Обычно я рисовал или занимался домашней мотней. Когда работаешь физически, время идет быстрее. Ну, естественно, и за товаром приходилось побегать.
В мое первое посещение Нового Орлеана главным пушером -"человеком", как здесь таких называют, был персонаж по кличке "Жёлтый". Прозвали его так из за цвета лица: печень была не в порядке по всей видимости. Маленький худой человек, немного хромой. Его точка была в баре рядом с "Эн Эм Ю" и, время от времени, ему в натуре приходилось давиться пивом, чтобы не вызывать подозрений из за многочасового сидения там. На какое то время он был выпущен под залог, но потом дело передали в суд, и врезала ему косая сбоку на два года.
Вслед за этими событиями наступила полоса неразберихи, когда купить стало настоящей проблемой. Иногда мы с Пэтом часами гоняли по городу на машине в поисках людей, у которых могло быть. В конце концов, Пэт связался с оптовиком, который скидывал продукт по полтора бакса, но брать нужно было не меньше двадцати упаковок за раз. Барыгу звали Джо Брэндон, один из немногих, когда либо встреченных мною пушеров, который сам не кололся.
Вдвоем мы стали потихоньку приторговывать так, чтобы только сводить концы с концами. Связь держали с теми, насчёт которых Пэт был абсолютно уверен. Лучшим нашим клиентом стал Дюпре. Он сдавал карты в одном кабаке и всегда был при деньгах. Однако, потребляя гигантские дозы, он начал частенько запускать руки в кассу. В итоге, его выгнали.
Дон, старый приятель Пэта, работал в городе, вроде что то инспектируя, но ровно половину своего времени выпадал в полный осадок. У него никогда не было денег больше, чем на один пакетик, да и эти башли ему давала сестра. Пэт сообщил мне, что у Дона рак. "Думаю, он долго не протянет", – спрогнозировал я. Так и вышло. Через некоторое время он слег, неделю поисходил блевотиной и помер.
"Сельтерский Вилли" торговал прохладительными напитками, занимаясь также их доставкой. Данное занятие приносило ему два пакетика в день, но особой предприимчивостью он не страдал… Худющий, затюканный, рыжий человечек, как говорится, мухи не обидит. "Робок он, – характеризовал его Пэт. – "Робок и глуп".
Были и другие, ширявшиеся от случая к случаю. Одного звали "Белым" – я так и не понял почему, так как он, напротив, был смугл – толстая безмозглая образина, официант в одном крупном отеле. Он пребывал в полной уверенности, что если заплатит за один пакетик, то второй автоматически получит в кредит. Однажды Пэт не выдержал и послал его ко всем чертям. Белый просто взбесился, кинулся к двери, потрясая пятицентовиком. "Слушай сюда", – орал он. – "Ты ещё пожалеешь, что мне отказал. Придётся вам кое с кем познакомиться". Я сказал Пэту, что Белого лучше не обслуживать.
– Правильно, – отозвался он. – Но этот козёл знает, где я живу. Придётся нам переместиться.
Ещё одним случайным покупателем был Лонни – сутенер, выросший в публичном доме своей мамаши и, ухитрявшийся ширяться без подсадки. Он вечно скулил, что по уши в долгах, что ему приходится выкладывать кругленькую сумму за номера в отелях, что легавые вечно прижимают его. "Ты понимаешь, о чем я? – вопрошал он. – Выгоды совершенно никакой!". Это был настоящий сутенер, нервный и прижимистый. Когда у него начинался словесный понос, он потрясал своими костлявыми ручонками, длинными чёрными, сальными волосами. Глядя на него сразу можно было понять, что член Лонни велик и могущественен. Как и все сутенеры Лонни со вкусом одевался, у него был "Бьюик" с открытым верхом.
Чувак особо не заморачивался брать у нас в долг пакетики по два доллара. Вмазавшись, он начинал, немного прочухавшись, попрошайничать, одновременно спуская рукава своей рубашки в полоску и пристегивая запонку: "Ребята, я тут малость поиздержался. Вы ведь не будете против, если я заплачу в следующий раз. Вы же знаете, за мной не пропадет!".
Пэт смотрел на него налившимися кровью глазами – угрюмый деревенский взгляд: "Лонни, ебать колотить твою мамашу в корень, мы платим за это! Интересно, а чтобы ты сказал, если б к тебе приходили, спали с твоими девками, и всё это в долг?" Пэт с укоризной качал головой: "Все вы одинаковы, лишь бы в вену воткнуть какую нибудь хуйню. Вас ничего больше не волнует. Нашли тут себе тепленькое местечко. Можно прийти и вмазаться за здорово живешь. А мне то какой интерес? Что мне с этого? Думаете, только как бы уколоться на халяву".
– Ладно, Пэт, не кипятись, не хочу тебя подставлять. Держи доллар, а остальное я принесу днём. По рукам?
Пэт брал доллар и молча совал в карман, недовольно поджав губы.
"Сельтерский Вилли" забегал к нам около десяти – он разъезжал по своим маршрутам, сочетая приятное с необходимым. Вмазывался и покупал дозняк на ночь. Дюпре заходил после двенадцати, когда удавалось отделаться от работы. Он вкалывал в ночную смену. Остальные приходили, когда им вздумается.
Боба Брэндона, нашего поставщика, освободили под залог. Суд штата предъявил ему обвинение в хранении джанка – уголовном преступлении по законам Луизианы. Прямых улик не нашли – ему удалось всё выбросить до того, как фараоны его накрыли. Не успел он только вымыть банки, в которых хранился джанк. Федералы не расследуют такие дела, "по следам" – их рассматривает суд штата. Обычная механика судопроизводства в Луизиане. Любое ненадёжное дело, с сомнительной гарантией успеха для Федерального суда переправляется в судебные инстанции штата, расследующего всё подряд. Брэндон рассчитывал замять дело. У него были хорошие связи среди политиков, да и дело, помимо всего прочего, было слабовато. Однако "ОП" – окружной прокурор – навесил туда послужной список Брэндона, где невзначай фигурировало осуждение за убийство и из возможных двух лет нарисовалось пять.
Пэт сразу же откопал другого поставщика. Торговля продолжалась. На углу Канала и Биржи обосновался барыга по имени Джонкерс. Из за него Пэт потерял нескольких клиентов. На самом то деле, товар Джонкерса был лучше, иногда я сам покупал у него или у его компаньона – одноглазого старика по имени Рихтер. Пэт всегда умудрялся это пронюхать – интуиция, что у заботливой матери, дулся потом на меня несколько дней.
Джонкерс с Рихтером продержались недолго. Биржа и Канал едва ли не самое заколпаченное место во всем Новом Орлеане. В один прекрасный день они взяли и смылись. Пэт, мрачно уставившись на меня, сказал:
– Сейчас увидишь, как все эти потянутся назад. Я же говорил Лонни: "Хочешь брать у Джонкерса – скатертью дорога, но только впредь не возвращайся и не надейся, что я буду тебя обслуживать". Посмотришь, что я скажу ему, если он вдруг заявится. И Белый туда же. Он покупал у Джонкерса.
Однажды хозяйка отеля, где жил Пэт, застопила меня в коридоре.
– Хочу вас предупредить, чтобы вы были поосторожнее. Тут вчера вечером были фараоны, у Пэта перевернули всё верх дном. И парня одного арестовали, того, что на грузовичке с сельтерской. Он сейчас в кутузке сидит.
Я поблагодарил её. Позже явился сам Пэт. Он рассказал мне, что легавые повязали "Сельтерского Вилли", когда тот выходил из отеля. Джанк при нём не нашли и отвели в третий участок, "произвести дознание". Вилли просидел семьдесят два часа – максимальный срок, на который могут задержать человека без предъявления обвинений. Легавые произвели у Пэта обыск, но поскольку тот заныкал джанк в холле, ничего не нашли.
– Они мне и говорят: "У нас есть информация, что ты держишь здесь постоянную торчаловку. Лучше бы ты прикрыл свою лавочку, потому что в следующий раз мы возьмем тебя с потрохами".
– Ладно, – сказал я, – коли так, давай сворачиваться, оставим только Дюпре. С ним то без проблем.
– Дюпре вытурили с работы. Он и так должен мне двадцать долларов.
Мы вернулись к каждодневным поискам товара. Абсолютно не удивились, когда узнали, что "человеком" стал Лонни. Вот так всё и происходит в старом добром Новом Орлеане. Никогда не догадаешься, кто будет следующим кандидатом в "человеки".
Как раз к тому времени город захлестнула анти наркоманская компания. Начальник полиции заявил: "Она (эта блядская компания) будет продолжаться до тех пор, пока последний человек, поправший закон, не покинет город". Кстати о законе. Его сварганили законодатели штата, расценив наркоманию как уголовно наказуемое преступление. Они, правда, не уточнили "Что", "Когда" и "При Каких Обстоятельствах" понимать под словом "Наркоман".
Легавые стопили засвеченных торчков прямо на улицах и проверяли руки в поисках следов от уколов. Если их находили, они заставляли наркомана подписать признание, подтвердающее искомый статус, чтобы пришить ему обвинение по "Закону о наркомании". Наркоманам обещали условные срока, лишь бы те признали себя виновными и не застопорили действие нового закона. Те, в ответ, штудировали свои тела в поисках неизведанных вен для карающей законодавительной лапы. Куда угодно, только не в руку. Если дырок не находили, человека, как правило, отпускали. В противном случае, объекта держали трое суток, пытаясь любыми способами принудить подписать признание.
Оптовые поставки Лонни накрылись медным тазом. На Олимп "человеков" взошла фигура Старого Сэма, осветившего город своим появлением после двадцатилетней отсидки в "Анголе". Он функционировал на территории прямо над Площадью Ли, которая считалась второй по гнилости точкой не только для джанка, но и для всего остального.
Глава 24
Наступил день, когда я остался без гроша и решил съездить в город, чтобы заложить там свой пистолет. Зайдя к Пэту, я увидел, что у него сидят ещё двое. Одного из них, высохшего изуродованного джанки, звали Рэд Маккини, другим был Коул – матрос с торгового судна. В это время он не так крепко сидел и в данном конкретном случае просто хотел достать травы. Курил он постоянно. Сказал мне, что без травы не может получать удовольствие от жизни. Я знавал таких людей – для них план, как для обычных людей выпивка. Физически они к нему не привыкают, но и по настоящему клёво себя без него не чувствуют.
Так получилось, что у меня дома завалялось несколько унций дури и Коул согласился купить четыре пакетика в обмен на стакан. Перебазировались ко мне. Попробовав, Коул нашел продукт достойным. Затем отправились покупать.
Рэд заявил, что знает продавца на Джулии стрит. "Думаю, сейчас мы его застанем". Пэт сидел за баранкой совершенно убитый. Из "Алжира", где я жил, мы переправлялись на пароме в Новый Орлеан. Налитые кровью глаза Пэта неожиданно широко раскрылись и уставились на нас.
– Слишком стремный район, – чуть ли не проорал он.
– А где ещё взять? – спросил Маккини. – У Старого Сэма? Он тоже рядом. Одно другого стоит…
– Говорю вам, это слишком стремный район, – повторил Пэт, злобно оглядываясь кругом как будто всё, появлявшееся перед его взором, было чуждо и отвратительно.
Ехать действительно было больше некуда. Пэт, не проронив ни слова, повел машину в сторону Площади Ли. Когда мы добрались до Джулии стрит, Маккини обратился к Коулу:
– Давай мне деньги. В любом случае наткнемся на него все вместе. Он шляется туда сюда по кварталу, "ходячий" торговец".
Коул сунул ему пятнашку. Трижды медленно объехали район, но Маккини так и не узрел "человека".
– Ладно, тогда придётся навестить Старого Сэма, – сказал он.
Стали искать Сэма неподалеку от Цирка. В старом каркасном доме, где он обитал, его не оказалось. Мы медленно поехали дальше. В любой момент Пэт мог увидеть кого нибудь из знакомых и остановиться. Никто Старого Сэма не видел. Некоторые из тех, кого окликал Пэт лишь досадливо пожимали плечами на ходу.
– Эти парни ничего не скажут, – проговорил Пэт. – Скорее лопнут, чем окажут кому нибудь услугу.
Снова тормознули у халупы Сэма. Маккини вылез и пошёл на угол покупать сигареты. Возвращался чересчур быстро, волоча искалеченную ногу.
– Фараоны, – объявил он, влезая. – Сматываемся отсюда.
Как только мы отъехали от тротуара, нас обогнала патрульная машина. Я заметил, как легавый за рулем обернулся и удивленно возрился на Пэта.
– Они засекли нас, Пэт, – быстро сказал я. – Мотаем!
Дважды повторять не пришлось. Пэт выжал полный газ и завернул за угол, направляясь к Корондолету. Я повернулся к Коулу, сидевшему сзади:
– Выкидывай дурь, – мой голос звучал как приказ.
– Подожди немного, – замямлил он. – Может ещё оторвемся.
– С ума сошел? Бросай её на фиг!- заорали все в один голос.
Мы уже подъезжали к Корондолету – деловому центру города. Коул выбросил траву, удачно приземлившуюся под припаркованную машину. Пэт выбрал первый поворот и выехал на улицу с односторонним движением. Копы поехали по той же улице, но с другого конца, вопреки всем правилам дорожного движения – излюбленный полицейский прием. Мы попались в ловушку. Я услышал как взвизгнул Коул:
– А, чёрт, у меня тут ещё один косяк!
Фараоны выскочили из патрулки, руки на стволах в кобуре. Бросились к моей машине. Водитель, который узнал Пэта, расплылся в улыбке:
– Эй, Пэт, где ты раздобыл эту тачку?
Другой коп распахнул заднюю дверь и скомандовал:
– Всем выйти.
Сзади сидели Маккини и Коул. Они вылезли и тут же были обысканы. Фараон, узнавший Пэта, сразу нашел косяк в кармане рубашки Коула.
– Этого уже достаточно, чтобы забрать всю компанию, – бросил он.
У него была холеная красная рожа, продолжавшая ухмыляться сама по себе. Вытащил из бардачка мой пистолет.
– Иностранной марки?! Вы его зарегистрировали в Департаменте государственных сборов?
– Но я полагал, что это касается только настоящего автоматического оружия, которое с нажатием спускового крючка выдаёт больше чем один выстрел.
– Нет, – коп опять улыбнулся. – Это распостраняется на все иномарки.
Я знал наверняка, что он врет, однако спорить в такой ситуации было бесполезно. А он, вдобавок, уставился на мои руки:
– Э, да ты себе всё тут исколол, поди заразился уже чем нибудь.
Подъехал полицейский фургон, нас запихнули внутрь и доставили во второй участок. Копы мусолили мои водительские права. Никак не могли поверить, что это моя машина. Мои данные проверили за короткий срок, по крайней мере, человек шесть. В итоге нас заперли в камере размером шесть на восемь шагов. Пэт усмехнулся и злорадно потер руки: "Ну вот и замели ублюдочных ёбаных торчков… С чем вас и поздравляю".
Вскоре пришёл дежурный вертухай и вызвал мою персону. Меня отвели в маленькую комнату, типа приемной участка, где за столом восседали два детектива. Один здоровый, толстый, в лице что то лягушачье, посконно южное. Другой – коренастый ирландец средних лет. Передних зубов у него явно не хватало, что придало лицу колорит недоделанной заячьей губы. Такой типичный легавый, как этот, мог с неменьшим успехом сойти и за ветхозаветного ковбоя головореза с мексиканской границы. Чиновником тут и не пахло.
Допрашивать было поручено лягушке. Он велел мне сесть напротив, придвинул сигареты и спички: "Берите сигарету". Ирландец сидел на краешке стола слева от меня. Достаточно близко, чтобы достать не вставая. Лягушка в сотый раз изучал мои документы на машину. Всё, что они вытащили у меня из карманов: маленькое зеркальце, документы, бритва, ключи, письмо от нью йоркского приятеля – валялось тут же на столе. Не хватало только перочиного ножа, который прикарманил краснорожий с патрулки.