Впервые… Значит, она ДЕВСТВЕННИЦА! – обрадовался я и сразу предложил ей главные роли в фильме и пьесе на фестивале. Тут раздался звонок, и ангелица назвала кафе, где мы сможем продолжить беседу после занятий. Потом я подошел к Адама, напевая старую мелодию "Романтическая любовь" Джильолы Чин-кетти, и похлопал его по спине.
– Чего ты крутишь? Будто не знаешь, о чем нам придется говорить с Нарусима и Отаки?
– О чем?
– О том, о чем ты недавно говорил. Что единственным средством является террор.
– Террор? О чем ты говоришь? Мацуи оказалась девственницей! Она впервые послала розы мужчине.
– Не может быть! – Адама скорчил свою обычную изумленную рожу.
В обеденный перерыв я отправился в дискуссионный клуб, где меня дожидался Нарусима с приятелями и по пути туда снова встретился с ангелицей. Она сообщила мне плохую новость.
– Извините, но сегодня мы не сможем встретиться после занятий. У нас тренировка перед соревнованиями.
Общенациональные состязания! Могло ли быть что-либо омерзительней этих слов?
– А еще я слышала, что мальчики будут заниматься уборкой, подметать спортплощадки.
Никто не имел права отменить свидание с моей ангелицей из-за тренировки или уборки территории.
Я вошел в дискуссионный клуб, дрожа от ярости.
– После баррикадирования на нас обратили внимание во всех университетах, и Антиимпериалистический союз Нагасакского университета официально предложил нам включиться в кампанию по борьбе с церемонией по случаю окончания школы. Что ты об этом думаешь, Ядзаки-сан?
Я был всем этим сыт по горло. Сыт абсолютно всем этим. Неужели Нарусима, Отаки и ученики второго класса во главе с Масугаки действительно так считают? Мне совсем не хотелось видеть рожи Нарусима и Отаки. "Болваны!" – одним словом я выразил свое ощущение, и мне захотелось выйти из комнаты. Однако было бы ложью, если бы я заявил, что раскаиваюсь в том, что затеял баррикадирование и вовлек остальных. На самом деле я за баррикадирование получил от ангелицы букет роз, поэтому спокойно им сказал:
– Я ухожу. Постараюсь быть откровенным и прошу меня выслушать. С деревянными палками и шлемами вы ничего не добьетесь, даже если соединитесь со студентами университетов Нагасаки или Кюсю. Это не означает, что я сожалею о возведении баррикады, как я уже раньше говорил, это было здорово, верно? В захолустной школе вроде нашей нужно использовать тактику герилья, иначе нас раздавят. Тот же прием во второй раз не сработает. Прежде всего хочу сказать о намерении сорвать церемонию по случаю окончания школы. Поскольку все мы были под домашним арестом, то вообще неизвестно, допустят ли нас на эту церемонию.
После этого Нарусима произнес длинную речь в самых кондовых выражениях о том, что церемония прощания со школой является одним из авторитарных приемов империалистического государства. Он был на подъеме, когда в класс заглянули главный наставник и учитель физкультуры.
– Эй, что здесь происходит?
Нарусима с Отаки всполошились. На их лицах читалось: "Откуда они пронюхали?" Нужно быть полными идиотами, чтобы предположить, будто нас оставят без наблюдения.
– Подобные сборища запрещены, – ворвался в класс низкий, хриплый голос наставника.
– Нет, извините, это никакое не сборище. Поскольку мы все были под домашним арестом и только сейчас впервые встретились в школе, то решили собраться и обсудить, в чем наша вина и как нам постараться стать примерными учениками. Собрание по самокритике, правда, ребята?
Когда я произносил эти слова, на лице у меня сияла улыбка, как у ведущего телепрограммы "Дневник ученика средней школы", но все остальные тупо молчали. Только Адама поднес руку ко рту, чтобы скрыть улыбку.
Нам пришлось разойтись, а меня вызвали в учительскую. Меня заставили опустится перед главным наставником на колени, а человек десять учителей встали вокруг. Не стану лгать, что они подвешивали меня за ноги к потолку, опускали с головой в воду, лупили по лицу бамбуковым мечом, кололи спину раскаленными щипцами для углей или прижигали бедра паяльной лампой, но они долго кричали и пинали меня ногами, обутыми в тапки.
– Если ты сам ничтожество, то не вовлекай других учеников в свои затеи. Если тебе что-то не нравится в Северной школе, переводись в другую. Дней десять назад мы встречались с выпускниками школы примерно твоего возраста, и все они единодушно заявили, что готовы убить любого, кто будет пачкать грязью имя их школы.
Раздался звонок, и я попросил разрешения вернуться в свой класс, сказав, не опуская глаз, как наставлял меня отец:
– Я вношу деньги за учебу в этой школе и имею право посещать занятия.
Чья-то рука ударила меня по щеке. Это был физрук Кавасаки. Я чуть не расплакался, но не от боли, а от стыда и ярости, что меня смеет лупить такое ничтожество. Расплачься я – это был бы конец. Нельзя, чтобы тот, кто сильнее тебя, видел твои слезы. Иначе он решит, что ты просишь о сострадании, а я испытывал совсем иное чувство.
И ТОГДА ЭТО ПРОИЗОШЛО.
Раздался звонок, и зазвучала школьная радиостанция.
– Внимание! Всем учащимся третьего класса немедленно собраться на школьном дворе. Сегодня проводится собрание по случаю подготовки к соревнованию и уборке спортплощадок. Повторяю! Всем учащимся третьего класса собраться на школьном дворе. Немедленно…
Аихара и Кавасаки уже метнулись, чтобы прервать это объявление, но в дверях им преградили путь человек десять во главе с Адама и Ивасэ.
У Кавасаки на лбу вздулись вены, когда он заорал:
– Что это значит? Что вы собираетесь делать?
– Отпустите Ядзаки, он не сделал ничего плохого, – сказал Адама.
За спиной у него стоял Ивасэ с ребятами из оркестра, Сирокуси со своей компанией, разные члены Клубов регби, журналистики, легкоатлетического и баскетбольного, и еще семь-восемь учеников из моего класса. Я точно не знал, но, видимо, кто-то из последней команды и сделал по радио объявление, изменив голос.
Учащиеся потянулись во двор, разумеется, не все третьеклассники подошли к учительской. Конечно, трудно было бы ожидать этого от тех, кто стирал наши граффити. Адама был само хладнокровие: встав у двери, он блестяще рассчитал, чтобы среди пришедших не было Нарусима и Отаки. Они были самыми тупыми из учащихся: ни в спорте, ни в чем ином не отличились и особой популярностью не пользовались. Адама прекрасно понимал, что, привлеки их, он утратит поддержку остальных школьников. Напротив, Сирокуси, равно как и Нагасэ из Клуба регбистов, Табара по кличке "Энтони Перкинс" из баскетбольного клуба или Фуку-тян, бас-гитара из нашего ансамбля, были широко известны, их знали все. Более того, популярные парни привыкли вести красивую жизнь, и маловероятно, чтобы их прельщала перспектива заниматься уборкой спортплощадок.
Школьный двор превратился в улей. Отовсюду доносились гневные крики преподавателей, требовавших от учащихся вернуться в свои классы. Среди собравшихся – примерно трети учеников третьего класса, всего около сотни – я заметил фигуру Леди Джейн и сразу вскочил на ноги. Поскольку мне долго пришлось стоять на коленях, ноги у меня подогнулись, но я решительно метнулся в сторону Адама с приятелями. Главный наставник что-то произнес, но я даже не обернулся.
Адама поприветствовал меня рукопожатием.
– Пора идти, – завопили все и торопливо направились на школьный двор.
– Подожди, Кэн, – сказал Адама, взял меня за руку и прошептал: – Что нам после всего этого делать?
Видимо, он еще не успел до конца все обдумать. Адама мог быстро среагировать, но сила воображения у него была слабой.
– Ты хочешь сказать, что еще не решил, что делать дальше?
– Да, я считал, что мы вместе что-нибудь придумаем.
– А если я произнесу речь?..
– Ты будешь ГЕРОЕМ.
– Не будь идиотом. Меня выгонят. Меня вызовут в кабинет к директору. Я что-нибудь придумаю. Скажи всем, что я в кабинете у директора.
– И что потом?
– И еще скажи Хисаура, ты знаешь этого парня из студенческого совета, что мне нужно с ним поговорить.
Я один отправился в директорский кабинет.
– Господин директор, это Ядзаки. Можно войти? Я пришел один.
Большинство учащихся притащились на сборище из чистого любопытства. Если им придется ждать слишком долго, они заскучают и поступят так, как им рекомендовали учителя. Я должен был вернуться с какими-то результатами, пока они не успели заскучать. Лично мне хотелось поджечь всю школу, но вряд ли найдется еще хоть один такой же безумец. Мне вовсе не хотелось снова оказаться под домашним арестом или быть исключенным из школы. Об этом я и сказал директору.
– Мы хотим, чтобы вы прекратили подготовку к соревнованиям и уборку спортивных площадок. В таком случае мы сразу же самораспустимся. Я лично обещаю, что все вернутся в аудитории. Если этого не произойдет, я не ручаюсь за то, как себя поведут учащиеся. Поймите, это никак не связано со мной. У нас нет никакого лидера, все произошло само собой.
Директор велел мне возвращаться в класс, сказав, что обсудит это с другими учителями. Выйдя из директорской, я повстречал Хисаура, председателя совета учащихся.
– Послушай, директор только что сказал мне, что он отменит подготовку к соревнованиям и уборку спортплощадок. Оповести всех об этом. Ты же хочешь, чтобы они разошлись?
Только болваны, рассчитывающие привлечь к себе внимание, мечтают стать председателями
школьных советов. Хисаура был из их числа. Он был уродливым тупицей, выросшим во фруктовом саду у морского побережья, и вполне естественно, что ему льстило стать председателем совета учащихся. Разумеется, он проглотил мою наживку, даже глазом не моргнув.
Этот чурбан бросился к громкоговорителю и сообщил собравшимся во дворе то, что я сказал. Школьники возликовали и разошлись по классным комнатам.
Мое свидание с ангелицей так и не состоялось. Уборка спортплощадок была отменена, но все остальные мероприятия по подготовке к соревнованиям шли по графику.
Тем не менее это была наша победа. С этого момента учителя перестали меня доставать. Даже если я опаздывал в школу, пропускал занятия или уходил раньше времени, никто не говорил ни слова. То же касалось и Адама. Учителя закрывали глаза на все, что мы делаем, если это не касалось других учащихся. Очевидно, они решили как можно скорей дать нам закончить школу.
Только Мацунага вел себя иначе.
– Ты, Ядзаки – неисправимый тип. Даже представить не могу, как ты сможешь вести самостоятельную жизнь в обществе, – сказал он мне однажды, после чего добавил: – Но у меня такое чувство, что ты из тех, которые, даже будучи убитыми, не умирают.
Я придумал для нашей группы название "ИЯЯ", по первым звукам наших фамилий: Ивасэ, Ядзаки и Ямада. А фестивалю мы дали название "Morning Erection Festival" – "Фестиваль Утренней Эрекции".
Моя ангелиыа Леди Джейн и чаровница Энн-Маргрет охотно согласились принять в нем участие.
С этого момента начались мои золотые деньки.
ВЕС МОНТГОМЕРИ
При участии Леди Джейн и Энн-Маргрет мы сняли фильм и репетировали пьесу. На церемонии открытия должна была появиться Нагаяма Миэ по кличке Клаудиа Кардинале, в ночной сорочке. Я распространил билеты среди любительниц радиоламп в Яманотэ, в химической школе и среди учениц в Асахи с объявлением, что это будет первый рок-фестиваль в Сасэбо.
Учителя делали вид, что ничего не замечают. Было бы неправдой сказать, что, после того как известие о фестивале распространилось, я каждое утро находил у себя на парте гору из букетов цветов, мягких игрушек, коробок шоколадных конфет, девичьих исповедей с вложенными в конверт фотографиями и записками: "Я предлагаю вам тело и душу. Ничего, что я немного поранилась радиолампой…", бумажных банкнот, денежных чеков и сберкнижек. Разумеется, нет. Но все эти дни у меня с лица не сползала улыбка. От природы меланхоличный, Адама тщетно старался опустить меня, витающего в облаках, на твердую землю.
Я, Адама и Ивасэ пили кофе с молоком в кафе "Бульвар", поджидая ангелицу и ее подругу-чаровницу.
– Что это такое? Просто молоко с привкусом кофе! – воскликнул Адама, который не мог оценить кофе с молоком. На это я сказал ему, что РЕМБО всегда пил кофе с молоком, о чем и написал в своем "Сезоне в аду", где утверждает, что те, кто не способен оценить его вкус, не могут обсуждать вопросы искусства.
– Рембо? Чушь. Когда Рембо писал стихи, он хлестал абсент.
– Откуда тебе известно?
– Об этом написано в книге Кобаяси Хидэо. В последнее время Адама читал запоем. От природы склонный накапливать знания, он тщательно изучал все, что его действительно интересовало. Хотя еще недавно ему с легкостью можно было втирать что-либо подобное, теперь это стало намного труднее. Только накануне я был ошеломлен, что он только что прочел "Чуму" Камю, "Преступников" Батайя и "Наоборот" Гюйсманса. Я выразил удивление, что он так долго до них добирался, но в душе был потрясен. Разумеется, я уже прочел полное собрание сочинений Сартра, и "В поисках утраченного времени" Пруста, и "Улисса" Джойса, и "Собрание мировой литературы", и "Шедевры литературы Востока и Запада", не говоря уже о "Великих мировых мыслителях" или "Собрании мистических сочинений" в издании Кавадэ, "Камасутру", "Капитал", "Войну и мир", "Божественную комедию", "Смертельную болезнь", собрание сочинений Джона Кейнза, собрание сочинений Дьердя Аукача, собрание сочинений Танидзаки. Но я помнил только их названия. На самом же деле я больше всего любил и даже помечал красной тушью комиксы, такие как "Завтрашний Джо", "Путь дракона", "Ронин Муёносукэ", "ГЕНИАЛЬНЫЙ БАКАБОН". Однако мне не хотелось, чтобы Адама затмил меня своим интеллектом. Сегодня после обсуждения с ангелицей и Энн-Маргрет нашего фильма и пьесы мы собирались встретиться в кафе-баре с Нагаяма Миэ, чтобы обсудить ее появление во время церемонии открытия. В такой день никому не удалось бы стереть улыбки с наших лиц.
– Кэн, а где мы все это устроим?
Почему Адама ко всему подходит так реалистично? Может быть, он лишен мечтательности, воображения? Мне стало его жалко. Возможно, причиной всему то, что в детстве он рос в другой обстановке. Я бы солгал, если бы сказал, что вырос в тени залитых солнцем апельсиновых рощиц, плескался в горных потоках, в которых поблескивали серебристые рыбки, в окружении заведений, где американские солдаты с их семьями вальсировали ночи напролет. На самом деле я рос в отдельном доме, рядом с которым имелись четыре мандариновых дерева и маленький пруд с золотыми рыбками, слушая вопли шлюх, которые устраивали состязания с американскими солдатами. Но там не было угольных отвалов. Терриконы в послевоенной Японии стали символом стремительного экономического подъема, и в них не было ни капли романтики. Среди терриконов мечты не рождаются.
– Нам нужно какое-нибудь помещение.
– Ни малейшей идеи. Чего ты ухмыляешься? Не можем же мы устроить фестиваль, попивая кофе с молоком и хихикая? Нам нужно арендовать тренировочный зал в Северной школе.
– Мало шансов, что они согласятся.
– Разумеется, нет. Нас выпрут из школы.
– Похоже, у нас возникают сложности.
– Во всем. Чтобы получить разрешение воспользоваться Общественным центром или муниципальным залом, нужно подать бумаги с описанием предполагаемой программы, заверенные печатью продюсера. А у тебя, Кэн, есть личная печать?
– Правда? Это все осложняет.
– А как быть с билетами? Как их распространять?
– Раздавать. Распродавать.
– Идиот, где ты собираешься их напечатать? Если мы обратимся в городские типографии, они сообщат об этом в школу.
Он был прав. Хотя его реалистический подход взрос среди терриконов, но у меня с лица исчезла улыбка.
– В таком случае, почему бы не сделать билеты вручную?
– Тысячу штук вручную?
– Нет, так не пойдет. Тысяча билетов, написанных от руки…
Изготовить билеты вручную или напечатать их на мимеографе было недопустимым. Такое может сгодиться только для приглашений на день рождения или торжество с представлением для стариков.
– Что же нам делать? Отменять фестиваль? – спросил Адама и посмотрел на меня, не скрывая довольного выражения на лице. – Послушай. У меня есть брат в Хиросимском университете. Я могу попросить его сделать их в университетской типографии. Годится? Это не наборная печать и не офсет, они печатают с пленок. Поскольку типография принадлежит университету, это обойдется в полцены. Теперь насчет помещения. Мы можем использовать клуб рабочих у входа на военную базу. Там проводятся профсоюзные собрания, но нерегулярно. Нужно только, чтобы кто-то из руководителей рабочего комитета поставил печать на заявку. Арендовать его будет несложно, а стулья можно вообще убрать. Если все будут сидеть на полу, то, думаю, тысяча человек не уместится, но, по моим подсчетам, восемьсот войдет. В Сасэбо нет вообще ни одного зала, где поместилась бы тысяча человек. Даже в муниципальном зале, включая балкон, помещается всего шестьсот человек. Сцена в глубину пять метров, этого вполне достаточно, чтобы разместить на ней ударник и усилители. С обеих сторон будет шесть прожекторов, а еще там есть комната с проектором для восьмимиллиметровых пленок, но тогда в помещении должно быть темно, верно? Днем там светло, но на всех окнах висят черные шторы. За три минуты можно затемнить комнату. Ты же, Кэн, любишь темноту? Да, и еще насчет гаранта. Я знаю парня из баскетбольной команды, который окончил школу в прошлом году. Он надежный, и я уже
просил его помочь. Нам нужно только купить печать и воспользоваться его именем и адресом. Как насчет того, что мы с Кэном будем организаторами? – выдал Адама залпом, прочитав все это по записной книжке.
– ТЫ – ГЕНИЙ! Cafe au lait значит просто кофе с молоком, а терриконы – гордость Японии.
Я сложил руки и поклонился Адама. Он спокойно сказал мне, что не стоит волноваться по поводу такой чуши, и попросил к завтрашнему дню предоставить ему дизайн билетов.
– Послушайте, мы тут поговорили, и оказывается, что в пьесе всего два действующих лица, – сказала моя ангелица Леди Джейн, бесстрастно попивая чай с молоком, считающийся напитком аристократов.
Она сидела рядом со мной. Энн-Маргрет сидела возле Адама. Чтобы сесть поближе к Адама, она почти столкнула Ивасэ со скамьи, так что ему пришлось переместиться за соседний стол. Время от времени ангелица касалась меня бедром. Каждый раз, когда это происходило, скамейка превращалась в электрический стул. Ток пронизывал меня до макушки, у меня волосы вставали дыбом, перехватывало дыхание, щемило в паху, пересыхало в горле, потели ладони, и унылое лицо Ивасэ уплывало от меня.
– Правильно, старшая сестра и ее брат, – сказал Адама и понимающе улыбнулся, давая понять, что это единственный способ позволить нам остаться наедине во время репетиции.
– Я-то думала, что Юми-тян лучше подойдет для этой роли…
Я чуть не выронил стакан, который подносил к губам.
– Нет, я не смогу сыграть, как Мацуи-сан, – сказала ее подружка.
– Юми-тян, мы уже все обговорили по дороге сюда. Ядзаки-сан, вы помните прошлогодний театральный фестиваль? Она была только во втором классе, но получила первый приз за роль Порции.
Энн-Маргрет стыдливо прикрыла ладошкой рот и придвинулась поближе к Адама, покачивая под блузкой своими большими, мягкими грудями.