* * *
- Вы слышите меня? Можете назвать своё имя? - Голос громкий, чёткий, настойчивый. Смуглый медбрат с короткой стрижкой, по виду - настоящий мексиканец. Затянутые в резиновые перчатки руки бережно придерживают мою голову. Синяя ветровка, нашивка "Скорая помощь округа Лос-Анджелес" и яркий, слепящий глаза свет. Может, разлепить веки и, взяв старые плечики, выцарапать своё имя на сетчатке глаз?
- Как вас зовут? - не унимается мексиканец.
- Джонни. - Язык будто смолой обмазали, и сложное движение ему явно не под силу. Остров Эллис так немало имён перепортил: разве могли тугоухие инспектора со звёздно-полосатыми штампами разобраться в тонкостях славянского произношения? Звук "дж" появляется на конечном этапе развития речи, то есть года в четыре, в моём случае - в семь. Наркосодержащие препараты вроде перкоцета прежде всего поражают как раз те области мозга, что отвечают за речь и память, так что мой ответ прозвучал неразборчиво: "Шонни".
- В водительских правах стоит "Мартин", - удивился другой голос. - Джон - его второе имя.
Вместо "да" из горла вырвалось мычание.
- Мартин, знаете, какой сегодня день недели? Вчера была зарплата, выходит, сегодня четверг. Из-за черепобойки я не смог забрать чек, значит, придётся сделать это завтра, если в больнице не застряну. Денег не осталось, последнюю пятёрку спустил на пиво в "Дрезден рум". За Джимми должок, поэтому лучше ему прийти, и поскорее. С другой стороны, если особо не напрягать его, он не будет напрягать меня.
- Джимми мне должен, - попытался сказать я.
- Мартин, постарайтесь открыть глаза. Ну же, давайте посмотрите на меня!
Из приёмного отделения - прямиком на психиатрическую экспертизу. Испытание не из лёгких, похоже на отхаркивание полупереваренной шпильки или взлом замка зубами. Пришлось, порывшись в памяти, припомнить всё, что я когда-то прочёл в кабинете доктора Гейнза, и заранее подготовить ответы: примерный список вопросов и заданий я уже знал.
Экспертизу проводила вымотанная девушка-интерн, вчерашняя выпускница. Тенниски на толстой подошве, мятая юбка до колен, совершенно неподходящий к ней свитер и черное облако вьющихся волос, торчащих в разные стороны вопреки законам гравитации. Руки до самых запястий покрыты россыпью мелких ссадин и паутиной царапин. Ни малейшего намёка на украшения.
Девушка наслаждалась самим процессом беседы, просмотром моего короткого досье, заглядывала в шпаргалку по проведению экспертизы, неумело её от меня скрывая. Короче говоря, олицетворяла всё то, что я презирал: куцее всевластие госслужащего. Судя по рукам, самое близкое ей существо - кошка, значит, нет ни мужа, ни друга, ни подруги. Ненавидит всех, кто живёт ярче и интереснее, чем она.
- Как вы себя чувствуете? - спрашивает недавняя студентка.
- Страшно устал и хочу домой.
- Мистер Келли, вам сейчас хорошо или плохо?
- Хорошо. - Да, легко не будет, я ведь с самого детства с экспертами не разговаривал. В то время я ещё говорил им правду и не понимал, какой вред может принести откровенность. Зато теперь понимаю.
Записав всего одну строчку, девушка спросила, как и почему произошла передозировка, и дважды поднимала руку - грубое нарушение протокола, - когда мои ответы казались ей приукрашенными. Тремя существительными в тесте на память были "кот", "плед" и "малыш". Вчерашняя выпускница путала термины "признак" и "симптом". Вряд ли она когда-нибудь получит лицензию.
- Мистер Келли, я оформляю вам условную выписку. Думаю, передозировка была случайной, но безосновательные жалобы на мигрень являются признаками соматоформного расстройства. Сделаю в вашем досье запись и через три недели жду на повторный приём. Нужно провести дополнительные тесты.
Резюме: на месте новоиспеченная специалистка диагноз поставить не в состоянии, хочет, чтобы я пришёл снова. А ведь от неё всего-то требовалось предоставить отчёт для врача "Скорой помощи".
Я пообещал вернуться и уже за воротами клиники дал ещё одно обещание, на этот раз себе: в следующий раз подготовлюсь как следует. На повторный приём, естественно, я не явился, а разыскать меня интернша не смогла.
* * *
Шарон перестала работать в клубе вместе со Вспышкой, и пришлось ей начать всё сначала. Шарон были нужны деньги, метадон, "чистые" анализы мочи и еженедельные визиты к наркологу. Если всё сложится хорошо, ей отдадут маленького Пола, родившегося весом два килограмма семьсот семьдесят граммов. Папочку как ветром сдуло, едва она призналась, что беременна. Вскоре после этого её арестовали за хранение наркотиков. Шарон нужно было работать, то есть носить подносы где-нибудь в "Шипз" или "У Бенни", совсем как моей маме. Работать - значит вкалывать в ночную смену, кормить новорожденного, и всё это под пристальным вниманием государства, контролирующего её и её мочу. Незавидная перспектива для женщины, привыкшей зарабатывать шестизначные суммы и спускать всё до последнего цента.
- Вот тысяча баксов, - сказал я. - Ты моя жена, а Пол - наш сын. Давай оформим ему карточку соцстраха. Когда всё закончится, получишь ещё тысячу.
- У него уже есть карточка.
- Знаю.
На свидетельство о крещении и больничную справку о рождении ушло пятьдесят пять минут, и вскоре из окружного архива прислали свидетельство о рождении на имя Пола Джона Макинтайра.
- Его второе имя Майкл, - вяло протестовала Шарон.
- Было Майкл - стало Джон.
Я подал заявление на паспорт и номер соцстраха и, естественно, получил письменные отказы. Свидетельство о крещении и справка о рождении - раунд второй. Четыре жалобы в окружной архив с копиями отказов из соцстраха и полицейского управления штата. Я настаивал: они спутали 1985-й год с 1958-м - серьёзная ошибка, надо исправлять!
На оформление ушло время, но я не спешил. В архиве работают медленно, значит, неэффективно, значит, по серийному номеру документа не определят, что я вру. Так и случилось: прислали и новое, заверенное печатями свидетельство, и сопровождающее письмо, всё что угодно, только бы отделаться от проблемы, то есть от меня.
Мартин Келли перестал существовать, когда Шарон взяла деньги и уехала с Полом к родителям в Виргинию, чтобы начать новую жизнь. Я получил новое свидетельство о рождении, а вместе с ним - чистые права, кредитную историю и психиатрическое досье. В общем, стал Полом Макинтайром.
Я не знал, что делать со Вспышкой, не знал, что к ней чувствую. О человеческих отношениях у неё свое представление, ярче всего проявляющееся во время секса: она привыкла воздействовать на самые низменные чувства мужчин, так что вряд ли будет по мне скучать. Аппетиты Джимми росли с каждым днём. Он всё говорил, что хочет познакомить меня с "важными людьми, которые очень ценят мою работу и строят большие планы".
В итоге я решил ничего не говорить Вспышке, не выяснять, какие планы строят относительно меня Джимми и его люди, ни с кем не прощаться.
Я просто исчез.
Глава 13
Натали написала мне целых пятнадцать любовных писем. Округлый девичий почерк, смайлики, сердечки. Двадцать четыре года, своя машина ("BMW" лоснящегося чёрного цвета), выплаченный кредит за квартиру в Марина-дель-Рей. Шикарная девушка, питающая слабость к замкнутым парням вроде меня. Но встречаться с ней означало прыгать выше головы. Мои лучшие вещи казались линялыми тряпками по сравнению с коллекционной одеждой её друзей: на ярлыках нью-йоркские сокращения, причудливые французские и итальянские имена - хоть глянцевые журналы не листай! Я тщетно пытался соответствовать.
На протяжении шоу в "Кокосовой пальме" мы переглядывались раз семь, с каждым разом всё многозначительнее.
Бармен принёс ей коктейль (по-моему, ром с колой), мне - бурбон, и я помахал ей двадцаткой: мол, плачу за обоих. Девушка проговорила что-то слишком длинное для "Спасибо", но грохочущая музыка помешала расслышать. "Что ты сказала?" - наклонился к ней я. "Спасибо за коктейль" или "Бурбон отравлен" - я так и не узнал. На мои слова она не отреагировала, хотя и не отстранилась. Её лицо совсем близко… Под этим неубедительным, в стиле "Бульвара Сансет", предлогом мы слились в поцелуе, длившемся три бесконечные минуты. Я не ошибся: ром с колой. Отстранившись, незнакомка взяла меня за руку и повела в патио.
В зал мы так и не вернулись, прообнимавшись до самого конца шоу. Девушка слишком много выпила, чтобы заметить на лапающих её руках одиннадцать пальцев.
- Как тебя зовут? - спросила она, когда стихла музыка.
Пришлось представиться Полом.
Я впился в её губы и, разомлев от удовольствия, дёрнул за волосы. Незнакомка застонала, я тут же отпустил каштановую прядь, но она снова застонала.
- Нет, дёргай сильнее!
На всё ухаживание ушла сорок одна минута.
Неделей позже я стоял в фойе её дома в Марина-дель-Рей и звонил от вахтёра, чтобы меня пропустили. Голос, искажённый помехами, дребезжащий, фразы округлые, неопределённо-личные: молодые девушки частенько к таким прибегают, особенно если живут одни: "Сейчас дома никого нет, вы можете оставить сообщение…" Но ведь на спичечном коробке её имя (с сердечками и завитушками), адрес, дата и время свидания! Двадцать тремя минутами и тремя сообщениями позже я ушёл. Двойной бурбон, и я перезвонил из бара, оставив очередное сообщение: "Сейчас дома никого нет, вы…", а потом: "Привет, это Пол, пожалуйста, свяжись со мной, когда придёшь". Всё, хватит, возвращаюсь!
Натали перезвонила через два с половиной часа, рассыпаясь в извинениях, но не в объяснениях.
- Совсем забыла… Прости… Обычно со мной такого не бывает… Давай завтра увидимся…
Она сама выбрала ресторан под названием "Магнолия" на бульваре Беверли. Вывеска - буквы, высеченные плазменным резаком из алюминиевого листа, подсвеченные бледным неоном. Внутренняя отделка - полированный бетон, галогенные лампы, мебель двадцать первого века - мелькала на страницах всех глянцевых журналов Лос-Анджелеса. Охраняемый подъезд в Марина-дель-Рей и "Магнолия" стали первыми признаками того, что я попал не в свой круг. Демонстрация социального статуса и невидимость несовместимы.
* * *
На свидание Натали пришла в сером деловом костюме: юбка слишком короткая для деловых встреч, а вырез блейзера оставляет достаточный для полёта фантазии простор. Разговор не клеился: она публицист, а я вожу грузовик и не слишком прислушиваюсь к её словам. Вот уже в третий раз девушка поглядывала на часики от Картье - тоненький кружок из никеля.
- Ты заметил, сколько мест в ресторане?
Я выплюнул ледяной кубик обратно в стакан.
- Что?
- По-твоему, мы могли просто прийти сюда и занять столик? Сегодня же пятница!
- Извини, я не понял. Что-то не так? - Порой я настоящий тормоз и скрытого смысла фраз не улавливаю.
- Не так то, что ты мог бы забронировать столик. Целых полчаса пришлось ждать! Чёрт побери…
- Двадцать восемь минут, - уточнил я, хотя часы не носил, а потом не выдержал: - Да иди ты! - И залпом допил бурбон. - Вчера сама меня продинамила, а сегодня устраиваешь сцену из-за того, что я нарушил правила хорошего тона!
Уже выехав из дома, я пожалел, что не сделал пару дорожек: напряжение бы как рукой сняло.
- Что ты сказал? - не веря своим ушам, спросила Натали.
- Мы ждали двадцать восемь минут.
- А после того?
- Ты прекрасно меня слышала.
Девушка залепила мне пощёчину. Удар у неё поставлен: сильный, хлёсткий, размашистый, звук получился что надо.
Когда происходит нечто подобное, битком набитые по пятничным вечерам рестораны накрывает гробовая тишина. На ходу додумывая пикантные подробности, любопытные с нетерпением ждут продолжения: ударю я мерзавку или нет. Бить не буду: не мой стиль. Я прокручивал в голове недавнюю сцену, выявляя упущенное и оценивая сказанное, когда Натали снова меня ударила по той же щеке. С пылающим лицом и покрасневшими от злости глазами я вцепился ей в руку (шестой палец делает хватку мёртвой) и потащил на бульвар Беверли, к машине. На стоянке у находящейся неподалёку церкви девушка скинула одежду, прильнула ко мне всем телом и простонала: "Дёрни за волосы!" Я беззвучно смеялся, глядя через ветровое стекло на собор Святого Франциска.
* * *
Мы с Натали не скрывали различий между нами, во время коктейль-приёмов (отмечаемых на работе дней рождения, повышений, подписаний выгодных контрактов) с интересом наблюдая, как молчаливые выводы и заключения за доли секунды созревают и застывают в чужих глазах. Знакомясь, я подавал левую руку, зажимал нового друга в шестипалые тиски и смотрел, как он тонет в море недоумения, вместо того чтобы опустить глаза и увидеть причину. Зачастую даже затягивал бессмысленный обмен любезностями ради того, чтобы увидеть, как сползает натужная улыбка, и услышать столь же фальшивую отговорку: "Дуглас пришёл, пойду поздороваюсь" или "Это наш новый клиент, прошу меня извинить".
Натали считала себя гораздо умнее меня, водителя грузовичка для доставки заказов, который не в состоянии найти работу получше. Она не знала, что работа меня устраивает из-за возможности носить униформу, в которой я неотличим от сотен других курьеров, и тратить на деловое общение не больше пяти минут в день. Она не знала, что меня устраивает зарплата чеками и медицинская страховка, позволяющие сохранять стабильность и анонимность.
На дне рождения одного из коллег Натали представила меня: "Пол, водитель грузовика". "А я думал, ты механик!" - ляпнул кто-то. Всё ясно: я у неё далеко не первый. "Нам нужен кладовщик, если хочешь - милости просим", - предложил именинник, и его дружки покатились от хохота. Лет пятнадцать назад я придумал бы кучу способов отомстить, да жизнь кое-чему научила. Взглянув на красавицу Натали в топике и короткой джинсовой юбке, выставляющих напоказ подтянутый живот и мускулистые ноги, я заставил себя промолчать.
Машинально отмечая обручальные кольца, шрамы и акценты, во время рукопожатий я нащупывал мозоли, на глаз оценивал стоимость обуви и часов, угадывал вес и возраст, составляя уравнения характеров, которые научился решать ещё ребёнком. К чему стремится человек? Чем довольствуется? Чем компенсирует неудачи?
Приходилось строить из себя вежливого, обаятельного и безобидного. Я слушал, кивал, улыбался, нерешительно опускал глаза, копировал позы и движения, повторял любимые обороты собеседника. Друзьям Натали нравилось всё напыщенно-высокомерное вроде "Вот именно" или "Понимаешь, о чём я?".
Понимал не всегда, зато своевременно произносил что-нибудь округлое, замысловатое, стимулирующее дальнейшее словоизвержение:
"Где же я про это читал?"
"Один парень уже рассказывал, вот только имя вылетело из головы…"
Поднимаю затравленные глаза к потолку, и очередной умник услужливо приходит на помощь:
"Точно, статья была в пятничном выпуске "Уоллстрит джорнэл"".
"Ты имеешь в виду Майка? Он один из наших фрилансеров".
И так далее, и тому подобное.
Пепел с чужих сигарет не стряхивал, комплиментов не делал, зато внимательно слушал, пил и ел то же, что они, жевал, когда они жевали, кивал, когда они кивали. Друзья Натали меня обожали, она сама потом призналась.
В тот вечер я отделал её прямо на балконе. Одежду снимать не стал: просто спустил до колен трусики, схватил левой рукой за волосы и начал ритмичные, в такт её стонам движения.
Со временем мы почти перестали ссориться. Ходили по клубам, посещали корпоративные вечеринки, занимались сексом, точнее, его садомазохистской разновидностью с пощёчинами, вырыванием волос и раздиранием псевдострогих с сексуальным подтекстом костюмов от Донны Каран. Лифчик я перерезал осколком зеркала, ластовицу колготок продирал тонким каблуком-шпилькой. Одно движение - и трусики слетают. Ничего сложного (вообще-то я правша, но левая рука намного сильнее): оттягиваешь шов на левом бедре, слегка перекручиваешь (вправо-влево не тянуть, лучше на себя) и делаешь сильный резкий рывок. Получается как удар в боксе, только наоборот, и правый шов трусиков лопается, словно протёртый шнурок.
Натали срывала мои фенечки, оставляя на шее красные пятна, раздирала рубашки и царапала грудь. Все сломанное и порванное возмещалось в тройном размере. Обсидианово-чёрные пиджаки от Армани на четырёх пуговицах, "Роллексы", похожие на глубиномер, стоящие больше, чем я зарабатывал за четыре с половиной месяца.
Мы на полу: я в грубых ботинках, джинсы спущены до колен, на Натали - ничего, кроме чулок и туфель на высоком каблуке. Черепаховый гребень утонул в водопаде растрепавшихся волос, бюстгальтер, разодранная юбка и трусики валяются где попало. "Подожди, у меня кое-что для тебя есть". Девушка исчезает в спальне, а я как раз успеваю сделать семисантиметровую дорожку. "Вот примерь! Нравится?" Потом мы идём ужинать. И так четыре раза в неделю с календарной точностью.
Секс без садомазохистского адреналина что антистрессовая таблетка по утрам, мы с Натали на такое не согласны. Нам подавай будоражащие кровь инъекции, снова и снова, и чтобы кайф не уменьшался. У нас всё на экстриме: шрам за шрам, царапина за царапину.