* * *
Предстояла очередная смена имени. Я был в Лас-Вегасе - навещал почтовые ящики и отделения местных банков и параллельно готовил несуществующие адреса и кредитные истории для людей Джимми. Бренчание автоматов стихло, и мой затуманенный взгляд упёрся в вестибюль отеля с казино, в баре которого я сидел. Из розового, явно, на заказ выкрашенного джипа высыпали пять девушек-студенток и игриво помахали портье. Зарегистрировались, порхнули к лифту, и я услышал, как одна из них сказала: "Бассейн". Там на полосатых шезлонгах я и нашёл их через двадцать восемь минут.
Всю вторую половину дня я наблюдал за девицами: они спустили около двухсот долларов на стоящих недалеко от бассейна столах с низкими ставками. Я - раза в два меньше у "каблука", где вшестером играли в двадцать одно. Самое главное - не привлекать к себе внимание, а если выиграешь, это неминуемо. Ещё страшнее, если сфотографируют и вышвырнут из казино.
Девушки заказывали дешёвые напитки, оставляли мизерные чаевые, умело отбиваясь от мужчин, ходивших вокруг них стаями: университетских крысят, деловых тараканов, смуглых Аладдинов, облитых парфюмом и увешанных золотом. А молодые красотки не теряются: и заигрывают, и на расстоянии держат!.. Ближе к вечеру я спустился за ними в бар и угостил коктейлем.
- Уезжаю работать в Нью-Йорк, - начал я, якобы с трудом решаясь на откровенность. - Там моя бывшая. Вот я и подумал… Девушки, у меня к вам просьба, на первый взгляд странная. Если поможете, дам сотню и заплачу за такси. Больше вы никогда меня не увидите, обещаю! - Пять двадцаток веером легли на стойку бара.
В сувенирной лавке на бульваре Лас-Вегас нашлась кабинка моментального фото. Синди устроилась у меня на коленях, и я велел ей улыбаться. Тридцатью секундами и четырьмя долларами позже автомат выплюнул две полоски чёрно-белых фотографий: мы с Синди тискаемся и смеёмся. Остальные девицы пожелали сняться друг с другом.
- Нет, сначала каждая со мной! - запротестовал я.
У Синди чёрные волосы и высокие скулы, но не острые, а, наоборот, закруглённые. Худенькая, с маленькой грудью, сильно загорелая. Но когда "скорая" привезла меня в "Королеву ангелов", её фотка лежала в невадском банковском сейфе Раймонда О’Доннелла. В бумажнике у меня снимок Джен: худенькая, с острым личиком, задорным ежиком светлых волос, серыми глазами и неоновой улыбкой. На обороте надпись: "Дэнни! У нас с тобой всегда Марди-Гра! Карен". В секонд-хендах что только не найдёшь, в том числе и старые тетради, а в них бесценные для меня образцы почерка. Я выбрал тот, что больше всего соответствовал фото - весёлые округлые буквы с замысловатыми петлями и завитушками, - и подвёл готовую надпись розовым фломастером. Из Лас-Вегаса я уехал с двадцатью четырьмя чёрно-белыми снимками романтического характера, а девчонки даже шестой палец не заметили!
Слишком частые перемены личности накладывают внешний отпечаток, легко заметный при внимательном осмотре. Новёхонький бумажник, пустой, за исключением блестящих, без единой царапинки прав, штрафного талона и сияющей карточки социального страхования. Вот и первая ошибка: кто же носит с собой карточку соцстраха?!
У меня совсем другое дело: бумажнике монограммой ДФ я смазал норковым маслом, оставил на месяц на окне, а потом провернул в стиральной машине. Внутри водительские права, карточка из видеопроката (беру документальные фильмы, которые не смотрю, и выписываю журналы, которые не читаю; что же, хобби тоже менять приходится), кредитка, корешок билета в кино ("Огненные всадники" в Варайети-центре), чеки (из банкоматов, винного, стрипклубов, заправки), служебный пропуск, фото Джен-Карен, неиспользованный рецепт на кодеин, визитки (из автомастерской, антикварного, студии звукозаписи). Копы просмотрели, не нашли ничего интересного и тут уже забыли.
В моём файле отчёт бригады "скорой помощи" и краткая история болезни. Водительские права наверняка "пробили": нужно же им знать, нет ли у меня криминального прошлого, которое могло бы помочь в постановке диагноза. Джон Уинсент дважды гостил за решёткой, информация о моих юношеских правонарушениях закрыта, но её наличие проверить можно. Зато Дэниел Флетчер - богобоязненный налогоплательщик, ну разве что пару раз за парковку не платил, и то сознательно: полное отсутствие криминального прошлого вызывает повышенный интерес. Дэниел Флетчер никогда не лежал в больницах, в том числе психиатрических.
Приношу в управление автомобильным транспортом свидетельство о рождении, и они тут же интересуются, почему первые права я получаю в возрасте "хорошо за двадцать". "Вырос в маленьком городке на востоке, за руль садиться не приходилось". Разбирающийся в акцентах сказал бы, что я из Ист-Рутерфорда, штат Нью-Джерси. Никогда там не был, однако подделать счёт за коммунальные услуги и телефон с бронкским адресом, студенческую карточку Колумбийского университета (сданными из свидетельства о рождении и фотографией) - работёнка непыльная. Нужно время, внимательность, терпение и способность выхватывать отличительные особенности шрифтов - всем этим я обладаю в полной мере. Немного старания - и сдал занудный теоретический экзамен, потом вождение и стал настоящим Дэниелом Флетчером без криминального и психиатрического прошлого. Слабая сторона - отсутствие кредитной истории, которую ещё предстоит создать (частая смена квартир требует большого количества наличных), а за этим стоит долгая возня с управлением социального страхования (без номера соцстраха счёт не откроешь).
Трудовой книжки тоже нет, значит, её нужно изготовить для нового работодателя. Хотя, если нанимаешься водителем или курьером, босса больше волнует страховка, чем наличие опыта, поэтому такие должности для меня самые привлекательные. В общем, процесс сложный, и все подробности разве что агентам ФБР известны.
У детишек из колледжей есть развлечение, за которое они и другие любители экстрима частенько попадают за решётку. Прежде всего находишь на кладбище свежую могилу человека на пару лет старше, чем ты. Не все графства обмениваются информацией о рождённых-умерших, так что обмануть управление автомобильным транспортом проще простого. Пишешь администрации штата заявление с просьбой выдать новое свидетельство о рождении, приносишь в дорожную полицию вместе с платёжкой за квартиру или удостоверением личности с фотографией и в положенный срок получаешь права, на которых тебе двадцать один год.
Такое может (подчёркиваю, может) сработать, если для вечеринки нужно купить выпивку в магазине, у которого ещё ни разу не отзывали лицензию на торговлю спиртным. Такое может сработать, если в один год человек двадцать не станут оформлять права на одно и то же имя или если управление автомобильным транспортом не заметит такое невероятное совпадение.
На секунду перед глазами встаёт только что вышедшая из душа Кеара. Боже, как я соскучился! Всё, пора отсюда выбираться.
* * *
- В том, что вы нервничаете, ничего странного нет, - говорит эксперт. - Конечно, всё происходящее для вас в новинку. Давайте без обиняков: мне нужно задать несколько вопросов, собрать побольше информации, на основе которой я оценю ваше психическое состояние. Содержание разговора отразится только в моём отчёте. Всё остальное, за исключением признаний в преступлениях и намёков на суицид, строго конфиденциально. Экспертиза - своеобразная страховка для клиники, гарантия, что они не выписывают потенциального самоубийцу. Надеюсь, я ясно выразился?
- Более чем.
Более чем ясно, что Карлайл намеренно избегает таких слов, как "практика" и "порядок". Для обычного человека оказаться в больнице - далеко не порядок, а ему нужно завоевать моё доверие. Отвечать на вопросы всё равно придётся, так что это не разговор, а допрос. Стоит на минуту забыться, и я останусь здесь навсегда.
- Итак, - продолжает эксперт, - я не собираюсь выпытывать ваши секреты или заставлять себя компрометировать. Если что-то заинтересует, запишу на приём в удобное для вас время, и мы поговорим. Понятно?
- Да уж.
- Хорошо, - щурясь за толстыми стёклами очков, улыбается эксперт. - Вы знаете, почему здесь оказались?
Это ещё один вариант "Чем я могу вам помочь?", "Что вас сюда привело?" или "Что я могу для вас сделать?".
Между строк читай: "Помните, как здесь оказались?", "Готовы взять ответственность за свои действия?". Отвечать лучше прямо, тогда эксперт сделает отметку: "Вернуться к этому позднее".
- Доктора думают, я пытался совершить самоубийство, - говорю правду. Теперь смотреть в глаза, смелее!
- Это так?
- Нет. - Снова правда, глаз не отводить, но и не смотреть слишком пристально. Даже самые честные не смотрят в глаза дольше, чем полразговора. Переступишь пятидесятипроцентную границу - и на доверие можно не рассчитывать.
- Что вы думаете о тех, кто пытается совершить самоубийство?
- Им нужна помощь специалистов, - без промедления отвечаю я.
- Почему вы так считаете?
- Не знаю… В жизни всякое случается, и человек просто идёт дальше. Так и надо, а самоубийцы… Наверное, у них с мозгами не в порядке. В смысле - какое-то заболевание. - "Самоубийцы", "они"… я намеренно так говорю, ничего собирательного, неопределённо-личного, нужно абстрагировать их от себя, как ножом отрезать. Именно это интересует эксперта.
- В отчёте сказано, что вы приняли большую дозу обезболивающих.
- Знаю. У меня голова болела, а таблетки не помогали. - Снова правда, нужно говорить без пауз, так выразительнее получится, а потом заглянуть в глаза.
- Вы знаете, сколько таблеток приняли?
- Не-а, понятия не имею.
- Хорошо, вернёмся к этому чуть позже. - Карлайл откидывается на спинку стула и скрещивает ноги.
Нужно убедить этого парня, что я не псих. Запрут меня до конца жизни или нет, зависит от человека, который сам бы подобную экспертизу ни за что не прошёл. Сейчас у него в активе по крайней мере одна необоснованная жалоба на головную боль и как минимум один передоз, так что соображать нужно быстрее.
К услугам эксперта предоставленные клиникой шпаргалки и интуиция, говорящая, когда можно поцеловать девушку, а когда лучше сдержаться. Выжившие при нападении акул на самом деле нападению не подвергались. Хищница по первому же укусу понимает - челюсти длинноплавникового мако способны оказывать давление две тонны на квадратный сантиметр, - получит ли от жертвы больше калорий, чем потратит на её переваривание. Многовековая эволюция подскажет, стоит вас есть или нет. А этот эксперт будет плавать вокруг безопасных тем, пока не решит, что я достаточно расслабился и мне можно пустить кишки. С его опытом он моментально "читает" человека, так что все мои намёки и сигналы падают на благодатную почву. Даже хорошо, что не студента прислали.
Во-первых, Карлайл оценит ясность моего сознания, то есть установит, вменяем я или нет. Разложит целую сеть коварных вопросов и комментариев, которая сможет утянуть меня на дно закрытого заведения до конца жизни или до заседания специальной комиссии. Если на этом этапе что-нибудь сорвётся, остальные вопросы не будут иметь никакого смысла. Кратко обрисует, как я одет, как держусь и вяжется ли это с тем, что рассказываю. Если, выпучив глаза, орать: "Всё в порядке, всё замечательно!" или с улыбочкой твердить: "Я скоро умру", неприятностей не оберёшься.
Во-вторых, он определит степень вменяемости: понимаю ли я, где нахожусь, и какое сегодня число. Как с памятью: оперативной, кратковременной, долговременной? Соблюдаю ли элементарные правила гигиены? Поддавшись депрессии (в моей ситуации именно такой диагноз представляется наиболее вероятным), многие предпочитают махнуть на себя рукой. Трёхдневная щетина, хлопья перхоти на одежде, незаправленная рубашка или волосатое пузо, пробивающееся через отсутствующие пуговицы, - и твои акции катастрофически падают. Поэтому, завернув в уборную, я намочил руки, пригладил волосы и сжевал сразу несколько пластинок жвачки, которую по пути сюда стащил со столика для анализов.
- Как вы сейчас себя чувствуете?
- Нормально. Голова немного кружится и горло болит.
- Да, оно слегка поцарапано. Пара дней и пара таблеток аспирина, и всё будет в порядке, - кивает Карлайл, а в жёлтом блокноте записывает: "Больной жалуется на боль в горле". - Мистер Флетчер… можно мне называть вас Дэниелом? - Переведи телефон в режим неформальной работы, разряди обстановку и затягивай сеть. Пусть глупый карась успокоится!
- Да, конечно.
- А вы зовите меня Ричардом, - милостиво позволяет Карлайл и продолжает: - Дэниел, вы должны пройти несколько тестов, которые помогут понять, как вы мыслите и способны ли ответить на биографические вопросы. Вы не против?
- Нет.
На самом деле моё согласие ему нужно как рыбе зонтик. Боже, пошли мне чашечку кофе!
- Дэниел, вы знаете, где находитесь?
- В больнице.
В Голливудской пресвитерианской клинике "Королева ангелов". Именно так написано на форме (сине-зелёной, цвета успокаивающего антифриза), но демонстрировать излишнюю наблюдательность ни к чему. Ещё решит, что я жутко умный, возьмёт блокнот потолще и закажет ленч, приготовившись к долгой пытке.
- А в какой именно?
Качаю головой и убираю с глаз волосы.
- Не знаю, где-то в Лос-Анджелесе.
Кивает, кратко конспектирует мой ответ, затем ставит заглавные РВ, три крестика и третий обводит.
- В какой части больницы мы сейчас сидим?
- Кажется, на третьем этаже. Здесь нет окон, поэтому точнее не скажу.
Вот тут я слукавил: расположение комнаты могу назвать точно. От отделения "Скорой помощи" мы с Уоллесом прошли метров сто, поднялись на четыре этаже на лифте, затем два поворота направо, три налево. Значит, я сижу лицом к югу; окажись здесь окно, оно выходило бы на Фонтан-авеню.
Откидываюсь на спинку стула, скрещиваю ноги, переплетаю на груди руки. Зеркальное отражение моего мучителя, поза называется "Доверься".
- Откуда знаете, что вы на третьем этаже?
В блокноте появляются ПЗ, три крестика, третий снова обведён.
- Мы же на лифте сюда приехали.
- Отлично!
Эксперт ёрзает, но открытую позу не меняет. Почему-то он сел не напротив, а на соседний стул. Ногу на ногу не закидывает, левый локоть опустил на подлокотник (на моём стуле подлокотников нет: Уоллес знал, кого куда сажать), левая рука разглаживает усы и потирает подбородок, грудь расправлена. "Мне нечего скрывать", - всем своим видом показывает психиатр. Очень важно помнить: то, что в журналах по популярной психологии пишут о языке тела, - сплошная ерунда. Перекрещенные руки или ноги могут выражать честность и уверенность в себе с таким же успехом, как скрытность, недоверие и коварство. Чем богаче язык, тем лучше, так что самое главное - вовремя сменить позу.
Мой файл далеко, не дотянуться, а Карлайл знай себе пишет в жёлтом блокноте. Сверху чуть не десять сантиметров оставляет, строчки кривенькие, вниз убегают, так что страница в мгновение ока заканчивается. Почти все слова сокращены, однако буквы не смыкаются, а стоят на расстоянии.
- Знаете, какой сегодня день?
- Четверг, число - восемнадцатое.
- Уверены?
- Да. - Говорить нужно кратко, по существу, но и молчать нельзя: тут же запишет "Замкнутый, неконтактный" или ещё хуже: "Страдает паранойей".
- Откуда вы знаете число?
- Голова заболела в пятницу. Обычно мигрень у меня длится четыре дня, а когда я вчера здесь проснулся, всё было в порядке. - Активно жестикулирую, на слове "вчера" развожу руками. Всё правильно: неподвижные, спрятанные под стол пальцы - первый признак лжеца.
Услышав, что головные боли случались и раньше, Карлайл пролистывает блокнот назад, делает пометку на абзацах, к которым рассчитывает вернуться, и открывает чистую страницу. Заглядывает в мой файл, царапает несколько убегающих вниз строчек, и ручка замирает, большой и указательный палец разглаживают усы: допрос продолжается.
- Так… Можете сказать, какой сейчас месяц и год?
Ёрзаю на стуле, поворачиваю голову налево: надо же изобразить напряжённый мыслительный процесс!
- Август 1987 года, - вздыхаю я, сжимаю левый кулак и бессильно разжимаю. Это раздражение. Дословный перевод: "Ну зачем меня так мучить?"
На первом этапе Карлайл должен определить, насколько хорошо я отвечаю на простейшие вопросы вроде: кто я, где я, какое сегодня число и кто сейчас президент. Примерно так же врач на поле боя оценивает психическое состояние раненого.
Следующий этап - выяснить, понимаю ли я, почему здесь нахожусь, на основании чего он придет к выводу об осознанности передозировки. Проще говоря, что я сделал? Знаю ли я, что это сделал? Надеюсь, он свяжет ответ на вопрос "почему?" с тем, как я оцениваю реальность.
На самом деле всё сводится к элементарному уравнению, логической цепи, которая, образуя круг, мёртвой хваткой кусает собственный хвост. Вопрос первый: "Вы знаете, где находитесь?" Скажешь: "В больнице", и на некоторое время для эксперта ты нормальный. Вопрос второй: "Знаете ли вы, как сюда попали?" Ответ "Вены вскрыл" докажет: ты трезво оцениваешь ситуацию и отвечаешь за свои поступки. Вопрос третий: "Почему вы вскрыли себе вены?" Скажешь: "Чтобы больше не видеть зелёных человечков и не слышать голоса" - от репутации здравомыслящего не останется следа, и тебя закроют в дурке. Но стоит замкнуть логическую цепь, и ты на полпути домой.
- Дэниел, теперь посчитайте от ста в обратном порядке, каждый раз вычитая по семь. Задание понятно?
Я кивнул.
- Не торопитесь. Главное - начните, и я вас остановлю.
Нужно притвориться, что задание нелёгкое, и я прикладываю все силы, чтобы его выполнить.
- Девяносто три… восемьдесят шесть… - закрываю глаза и мерно раскачиваю рукой, словно такт отсчитываю, - …семьдесят девять… семьдесят два… шестьдесят пять…
- Спасибо, достаточно. - Вот так всегда: обрывают на пятом или шестом вычислении.
Обратный отсчёт - своеобразный тест, а семь - оптимальное число, которым может оперировать кратковременная память. Слабая кратковременная память - первый признак депрессии, демонстрировать которую мне совершенно ни к чему.
С цифрами я всегда дружил, тасую их в голове, словно карты. Размеры предметов определяю на глаз: расстояния, углы, объёмы. Дело здесь даже не в практике, просто у меня с самого детства такая способность.
Следующие задания четырёхфазные: фиксируешь - запоминаешь - называешь - показываешь. Эксперт называет три предмета, которые мне следует запомнить: мяч, дуб, дом. Затем просит следовать указаниям и поднимает карточку с надписью: "Закройте глаза", жирно выведенной маркером. Закрываю. "Отлично, теперь откройте. Возьмите карточку в правую руку. Хорошо. Сложите её пополам. Положите на пол. Замечательно. - Поднимает со стола карандаш. - Назовите этот предмет". Называю. Задаёт тот же вопрос, показывая на свои часы. Называю часы. "Какие три слова я назвал в начале теста?"
Мяч, дуб, дом. Слова почти всегда односложные, изредка длиннее, чем в два слога.
Если доктор - белый мужчина из среднего класса, то и слова будут среднестатистические: зонт, стул, стол, кот, пёс, нос. Бездетные предпочитают детский лексикон: мяч, дуб, дом. У тех, кто победнее, одно- или двухсложная история жизни: дверь, огонь, еда, поезд. Обвешанные этнической бижутерией женщины в шарфиках расцветки пейсли любят что-нибудь поабстрактнее: зима, лето, мама, папа, дождь, луна. Таких обмануть труднее всего.