- Дела не так плохи, - продолжает Морелл. - Они собрали гору вещественных доказательств, но вся эта куча легко рассыпается. Будем отщипывать от нее понемногу. - Новости действительно хорошие. Мне светит пожизненное за изготовление наркотиков, а назначенный судом адвокат излучает оптимизм. Только вот я никакого облегчения не ощущаю. - Расслабьтесь, Эрик. Помните, это еще не суд, а предварительное слушание. Смотрите на жизнь веселей и не впадайте в уныние.
К тому времени как я добираюсь до театра, рубашка уже промокла от пота, а голова воет от боли. Суд прервал заседание в четыре пополудни, и я впервые вижу так много солнца. Смутно помню, что видел его не меньше и до пожара, но на память полагаться нельзя. Стеклянная Стриптизерша скорее всего уже ушла, но мысль о возвращении в отель вызывает острое отвращение. Кайф давно прошел, и воспоминания меня больше не прельщают - уж больно они неприятны.
Захожу в кабинку номер четыре с пригоршней жетонов. На этот раз я не спрашивал Дезире, и Контролер, ничего не предлагая, молча отсыпал мне полагающуюся без налога порцию. Задвигаю засов без былой брезгливости, нащупывая в темноте монетоприемник и опускаю несколько медяков. Стеклянное лезвие гильотины поднимается, и я узнаю задницу стриптизерши. Она смотрит в сторону, развлекая кого-то, кто сидит у противоположного окошечка розовой комнаты. Стучу по стеклу раз, потом другой, уже настойчивее. Она не слышит. Заслонка начинает опускаться, и я бью по ней кулаком. Она быстро оборачивается и хмуро смотрит на мое окошко, как будто забыла приветливость в шкафчике или оставила в морозильнике.
- Извините. - Мне нужно, чтобы она услышала, но и кричать не хочется. Вытаскиваю три двадцатки, сую в прорезь. - Не беспокойтесь, я себя контролирую. И я не хотел вас напугать.
- Вы меня и не напугали. - Берет деньги и засовывает в трусики. - Станцевать?
- Не надо.
- Хорошо. - Отходит.
Я снова стучу.
- Подождите, можно вас на минутку.
- У меня клиенты. Хотите поговорить, найдите номер в газете и позвоните.
- Я же только что дал вам шестьдесят долларов.
Она закатывает глаза, поворачивается и приседает, чтобы разговаривать со мной через окошко.
- Начинайте.
- Вы узнаете меня?
- Вы тот парень, которому не терпится. Мозоль еще не натерли?
- Да. То есть нет. Не совсем. Вы, наверно, спутали меня с кем-то.
- Шучу. - Она еще не разделась, но вся ее одежда может легко поместиться на ладони. Достает сигарету, закуривает. Получается ловко - и сигарета, и зажигалка словно возникают из воздуха.
- Дезире, пожалуйста, посмотри на меня. Мы ведь встречались раньше, правда? Не здесь.
- Я не Дезире. - Выдыхает дым в окошечко.
- Знаю. Ты не Дезире. Это псевдоним. Я не буду спрашивать твое настоящее имя.
- Ошибаешься. В списке я значусь как Шарлин. Можешь называть меня так. Никакого другого имени ты от меня не узнаешь.
- Но я спрашивал, где найти Дезире. И они послали меня к тебе. - Тычу пальцем за спину, туда, где сидит Контролер.
- Конечно. Он всех посылает ко мне. И да, конечно, я тебя узнала.
- Значит, ты знаешь, что меня можно не опасаться. - Я успокоился и говорю шепотом: - И тебя зовут Дезире, верно?
Где-то как будто щелкает хлыст, в кабинке вспыхивает голубой свет, и нос начинает покалывать от электрических разрядов. Я смотрел ей в глаза или, может, на ее груди - не знаю, - так или иначе, я сидел у самого окошечка, и вдруг она, та, у которой много чужих имен, выхватывает изо рта сигарету, просовывает в окошко руку и тычет мне в живот электрошокер. Хромированные зубы щелкают, и меня отбрасывает к дымящейся груше, которая то ли была в моей жизни когда-то давно, то ли никогда и не существовала.
- Не шевелись, - говорит она. - Кто тебя послал?
Я и не шевелюсь. В любом случае электрические зубья схватят меня раньше. Подчиняясь коллективному культурному рефлексу, вскидываю руки, и жетоны сыплются на пол кабинки.
- Парни в отеле. Это они подсказали, где тебя найти.
- Меня? То есть Дезире.
- Да. Дезире. - Лучше ошибиться, чем пребывать в неопределенности.
- Ты сказал в отеле. Что за отель?
- "Огненная птица". - Странно, что я до сих пор никому этого не сказал. - Примерно в полумиле отсюда.
- Я знаю, где это.
- Они там живут. Их двое. Джек и его друг. Долговязый. Все время молчит.
- Я их знаю.
- Так ты знаешь, как зовут друга Джека?
- Нет. - Она переходит на шепот. - В прошлый раз ты у меня все выгреб.
- Кто твой поставщик?
- Не важно. - Она поднимается.
- Пожалуйста, подожди. Кто такая Дезире? - Я должен это знать. Должен знать наверняка.
- Никто. Это код. Неужели не понятно?
- Код для чего?
Ее глаза холодеют. Она кладет сигарету на пол и растирает окурок острым каблуком.
- Я чист. Я тебя не подставлю. - Развязываю галстук и начинаю расстегивать рубашку, но она качает головой и машет руками - не стоит.
- Тебе надо уходить.
Застегиваю пуговицы и только потом спрашиваю:
- Умеешь читать по ладони?
Она не отвечает, но молча, одними губами, произносит - уходи.
- Понимаю, вопрос странный. Но скажи, ты умеешь читать по ладони? Можешь предсказывать будущее по картам? Да или нет?
Еще одна вспышка. Она держит электрошокер на уровне талии, за стеклом, так что мне ничего не грозит, но вспышки и сопровождающего микромолнию сухого щелчка вполне достаточно, чтобы бросить сердце к ребрам.
- Нет. А теперь уходи.
- Скажи еще раз, что твое имя не Дезире. Назови свое настоящее имя. Мне все равно, как тебя зовут, пусть даже не Дезире, ты только скажи.
Если она и говорит что-то, я уже не слышу. В кабинке гаснет свет, и стеклянная панель закрывает окошко. В дверь колотят, и я узнаю голос Контролера. Поворачиваю защелку, и его мясистые пальцы хватают меня за руку. Он тащит меня по коридору - причем весь путь я прохожу на цыпочках - и выталкивает на тротуар.
Глава 25
Нужно снова все забыть. В комнате у меня мешочек скина, которого вполне хватит для путешествий во времени на несколько ближайших недель, но я не хочу держать его под рукой. Есть немалая вероятность того, что все посекундно восстановленное прошлое неверно, что реконструкция прошла неправильно. Нельзя исключать, что с самого начала я был в лаборатории один, что скин мое изобретение и что я не мог никого сдать полиции, потому что ни с кем не вступал в контакт. Может быть, я случайно оказался рядом с лабораторией, когда она взорвалась, но не имел к ней никакого отношения. Может быть, Энслингер и Уайт знают друг друга, и детектив, наткнувшись на меня, решил, что я - кем бы ни был в действительности - и есть Эрик Эшуорт. Может быть, я попал в аварию, возвращаясь из церкви, или мне на голову случайно упал кирпич на стройке. Может быть, вся моя вина заключается в том, что мне отшибло память, что у меня не оказалось страховки и родственников, а детектив Энслингер всего лишь воспользовался ситуацией, чтобы свалить на кого-то ответственность и закрыть безнадежное дело. Возможно все, и все невозможно. Это одно и то же.
Лу на своем месте. Стоит за баром и протирает стакан, похоже, тот же самый. Как и Стеклянная Стриптизерша, никогда не покидавшая розовую комнату, как Джек и Дылда, не высовывавшие носа из "Огненной птицы", так и я ни разу не видел настоящего дня или настоящей ночи с тех пор, как вышел из больницы. Вселенная застопорилась, и я в ней сломанный зубец.
Лу спрашивает, буду ли я как обычно, и я говорю "да", но беру только колу.
- Налей-ка скотча с содовой. - Манхэттен Уайт садится на соседний стул и раскрывает бумажник.
- И скотч с содовой. - Я отмахиваюсь от его денег. - Не надо. - Если сегодня и есть что-то хорошее, так это то, что присутствие Уайта не вызывает ни ужаса, ни ненависти.
- Не против, если я составлю компанию? - спрашивает он.
- Пожалуйста.
- Неужели узнал? - Он улыбается и легонько толкает меня в плечо, как это делают тренеры в бейсболе.
Киваю. Еще как узнал.
- Пришел носом поводить. - Лу ставит перед нами стаканы, и я делаю глоток виски. - Шанс есть. Давай води - сопротивляться не буду.
- Ну-ну, не будем забегать вперед, - усмехается Уайт, однако к виски не притрагивается. - Всему свой черед. Как дела? Мозги включились или придется начинать все сначала? - День выдался не самый хороший, и от его шуточек лучше не становится. - Я угощал тебя мороженым несколько дней назад, помнишь?
- Помню. А еще раньше я встречался с вами в одном доме возле Литл-Рока, на шоссе 138. Потом я обращался к вам за помощью, когда с одним парнем случилась неприятность, и этот парень пропал.
- Хорошая новость.
- Нет. - Я знаю, что он думает.
- Похоже, память к тебе действительно вернулась. Ты получил по голове, но сейчас уже в порядке.
- Я не получал по голове. Принял лишнее. Передоз. Мозг отключился на восемь долгих секунд.
- А по-моему, он у тебя неплохо варит.
- Приятно слышать. Если, конечно, я правильно помню, потому что все остальное - чистый лист. Я думал, что память вернулась, но, кажется, ошибался.
- Твое все остальное меня не заботит. А заботит наша компенсация. И еще ты должен передать нам некую интеллектуальную собственность. Помнишь, о чем мы говорили на прошлой неделе?
- Ничем не могу помочь. - Допиваю виски и делаю Лу знак - повторить.
- Неверный ответ. Ты должен нам деньги и урок химии. Или отправишься на свидание с моим сыном.
- Урок химии, о котором вы говорите, пропал в те самые восемь секунд. - Перед глазами у меня модель молекулы, которая может быть и витамином, и деревом, и чем-то еще. - Если вам нужен образец, я могу его предоставить.
- Образцы у нас есть. Это не проблема.
- Тогда никакой проблемы вообще нет. Надо только найти кого-то, кто выделит и проанализирует активный алкалоид, а потом проведет обратный синтез. Нужно время и оборудование. Я бы и сам был счастлив помочь, но от моей лаборатории осталось пепелище. К тому же после реанимации я забыл все, что узнал в университете.
- Кто-то. Может, предложишь объявление в газете поместить?
- Почему бы и нет? Профессиональные требования - экстенсивная подготовка в области органической химии и практический опыт лабораторной работы. Без серьезных повреждений мозга и закоренелых врагов. Судимых просим не беспокоиться.
Уайт смеется.
- Ты незаменим, Эрик. Жаль, забыл, насколько ты сам уникален. Ты мог бы излечить рак, но, к счастью, мы нашли тебя первыми. Мне будет тебя недоставать. Вот уж не думал, что скажу такое.
- Кончайте.
- Притормози. Ты и впрямь параноик.
- Вы даже не представляете.
- Как насчет денег? - спрашивает Уайт.
- А что такое?
- Я говорю о деньгах для покрытия причиненного ущерба. Они помогут нам найти твоего мистического "кого-то".
- Денег нет.
Уайт молчит и бесстрастно смотрит на меня, ожидая продолжения.
- Это не шутка. Дома у меня есть немного наличных и кое-какое оборудование. Можете забрать, если сочтете нужным.
- Не вынуждай меня, Эрик. Шутки кончились.
- Я и не шутил. Денег нет. Все пропало.
Уайт хватает салфетку из стопки рядом с чашкой для спичек, достает из кармана ручку и подталкивает мне и то, и другое.
- Напиши номер счета. Прямо здесь. Я открою тебе кредит в баре и оплачу отель до конца месяца и больше ты меня не увидишь.
- Деньги были в доме, - говорю я. - Теперь вы поняли? Их больше нет.
- Сгорели, - говорит Уайт.
- Они были в сейфе, в подвале.
- Их забрали федералы.
- Их забрал Отто.
- Еще разок. - Он пытается скрыть свое состояние за улыбкой.
- Отто, - повторяю я. - Помните, это он нас познакомил? Чудак, повернутый на азартных играх. Хитрил с самого начала. Пропал за пару недель до пожара. Забрался первым в Оз и обобрал меня начисто. Все унес. С тех пор я его и не видел. Найдете, напустите на него сынишку и не забудьте передать мои наилучшие пожелания.
- У меня дела, так что времени лишнего нет. - Уайт убирает ручку в карман и поднимается. - Встретимся еще раз через три дня. Здесь. В это же время. И имей в виду, ты уже повеселился. Понимаю, потребуется какое-то время, но все-таки в следующий раз надеюсь увидеть тебя с большой сумкой.
Выбираю между двумя вариантами ответа - "вы меня, похоже, не слушали" и "вас, должно быть, стукнуло еще сильнее, чем меня", - но Уайт поднимает руку.
- Не надо. Не хочу шутить на эту тему. Чувство юмора пропало. До свидания, Эрик.
Допиваю виски и набираю номер Энслингера. Время уже позднее, так что попадаю на его голосовую почту.
- Хотите верьте, хотите нет, но меня прокатили, - говорю я. - У меня был напарник, Отто. Фамилии не знаю. Он меня с ними и свел. Крутился рядом, а потом подмел все и слинял. Сомневаюсь, что вам это поможет, да и дело уже вас не касается, но если когда-нибудь возьмете Отто, я подпишу или скажу все, что вам понадобится, чтобы его закопать.
Глава 26
Так бывает, когда просыпаешься после долгого запоя: видишь собственную блевотину в туалете, одежду, про которую уже забыл, что она у тебя есть, Бог знает откуда взявшуюся кровь на рубашке и полный разгром, тобою же и учиненный по неведомой причине. Вхожу в номер. В нос бьет смесь запахов, в которой моя вонь перекрывает гнилостную вонь, оставшуюся от прежних обитателей, а в воздухе висит такой едкий аромат борной кислоты, словно здесь взорвался огнетушитель. Тогда все это имело смысл. Теперь я вижу стены с коллажем из дохлых насекомых, диаграммами и конспирологическими теориями, окна с забитыми салфетками щелями, стальную вату за плинтусами и кровать с потным отпечатком моего тела на покрывале, как будто оно послужило погребальной плащаницей. К обоям прилеплены испещренные рисунками и соединенные шнурками обрывки картона. На них наброски схем расположения следящих устройств, чипов и скрытых микрофонов.
Отсюда надо убираться. Они это знают. В реабилитационной группе, что собирается в подвале, появились двое новеньких. Оба качки и носят рабочие ботинки. Объяснили, что дошли до ручки, вот судья и направил их сюда. Каждый из них в отдельности здоровее целого этажа привычных жильцов "Огненной птицы". Еще один малый проверяет водопровод и канализацию. То и дело бегает зачем-то к своему фургончику, но при этом руки у него чистые, а штаны сухие. Ходит, постукивает по трубам ключом, однако ничего не чинит. На ключе должны были бы остаться следы окалины, а у этого мастера он чистый - понятно, для реквизита.
- Эй, послушайте, - встречает меня смотритель. Ведет он себя донельзя дружелюбно, что может означать только одно: его прижали. - Тут вам кое-что оставили. - Протягивает мне конверт.
Странное дело, если бы я ничего не заметил, то преспокойно отправился бы навестить Стеклянную Стриптизершу, но я не могу не знать то, что знаю. Стоит только выйти, переступить порог, и мне конец - схватят, наденут браслеты. Голос шепчет: "Прыгай". Нет, уже не шепчет, а кричит. Достаю карты, раскладываю на столе. И тут же, словно только того и ждали, стук в дверь. Я спокоен. Стук мне знаком.
- Как мило, что заглянули. Проходите, джентльмены.
Джек и Дылда проходят и останавливаются, как будто ждут, что кто-то возьмет у них шляпы и пальто и предложит бренди.
- Добрый день, сэр, - говорит Джек, как всегда, с пугающей сердечностью. - Вижу, вы нашли себе занятие. Судя по костюму, суд уже начался. - Суд действительно начался и даже приближается к концу, как самолет к горе. - Дела, как я понимаю, обстоят не очень хорошо.
- Джек, я сегодня не в настроении. Что вам нужно? Или просто зашли сказать, что предупреждали?
- Я бы сказал, что сыпать соль на раны у вас и без меня получается.
- Вроде того.
Дылда изучает мои диаграммы, рассматривает препарированных тараканов и делает пометки в черной записной книжечке, которую носит на шее. В ушах у него неизменные наушники.
- Долго еще?
- Не знаю. Может, решение объявят завтра, а может, протянут еще неделю. Слишком много улик. Вердикт, думаю, вопросов не вызывает.
- Вас это, кажется, не очень беспокоит. - Джек качает головой и смотрит на меня как человек, успокаивающий обиженного ребенка.
- Не очень.
- Вы виновны?
Сначала я думаю, что Джек пытается выманить из меня что-то, тогда как Дылда ищет улики. Но, поразмыслив, я понимаю, что ошибался, потому что мое признание никому не нужно. Джек просто читает мои мысли.
- Я чист, если вас это интересует, - говорит он.
- Дело не в этом. Виновен или нет, не важно, - отвечаю я и тут же неожиданно для себя добавляю: - Да, виновен. - Облегчения не наступает. Я не чувствую, чтобы кто-то снял с моих плеч какой-то груз. Словно признался в убийстве Белоснежки. - Мне казалось, я вспомнил, в чем виноват, но нет, не вспомнил.
- На Дезире не всегда можно положиться.
- Пожалуйста… - Реальность догонит сама по себе, так что я хочу только одного: еще немного посмаковать иллюзию, в которой есть ты. - Знаете, в детстве я проводил много времени с отцом. Благодаря ему я узнал, как работает вселенная. Но они с мамой верили в Бога, а эти вещи не… - замолкаю, не зная, что сказать. Я уже не уверен, что мама и отец, те, которых я помню, реальные люди. Замечаю, что все еще держу конверт. Вскрываю. - То, что я узнал о Боге, не совпадало с тем, чему учила наука. И я пришел к выводу, что единственное место, где эти две идеи соприкасаются - химия. Бог и наука встречаются в мозгу.
- Что ж, теперь понятно, за что вас судят.
- Да, наверно. Только теперь я даже не помню, как пришел к такому заключению и занимался ли вообще чем-то с отцом. Он вроде бы умер, когда я был еще ребенком, но это не точно. Еще мне кажется, что меня ударила молния, и это тоже не точно. - Я толкую с живым мертвецом, покрытым язвами и струпьями и разговаривающим как компьютер-убийца из какого-то фильма о космосе, и его полупрозрачным, немым, худым как палка и повернутым на джазе приятелем. - Зачем я все это вам рассказываю?
- Я уже говорил. Мы двое, - он поворачивает и жестом музейного гида - вытянутая рука повернута ладонью вверх - указывает на Дылду, - ваши единственные друзья.
В конверте записка. "Найдено возле места пожара. Может быть, поможет. Остальное сожрали койоты. - Н. Энслингер". К записке приложена фотокопия с надписью "вещественное доказательство" и номером дела. На фотографии потертый собачий ошейник с отчетливо проступающими буквами - "Отто".
- Да, тогда мои дела совсем плохи, - говорю я.
- Извините, но мы ничем не заслужили таких оскорблений.
- Простите, пожалуйста. - Я начинаю ему верить. - Я даже не пытался оспаривать обвинения. Не пытался увильнуть от ответственности. Просто старался вспомнить, чем навлек на себя такие обвинения, что такого сделал. И в какой-то момент мне показалось - может быть, всего лишь показалось, - что я знаю, почему так получилось. Я не плохой человек. Я не гнался за деньгами.
- Однако продолжаете считать себя виноватым?