Содержание:
ПРЕДИСЛОВИЕ 1
КРЫСА 1
КОМАРОВСТВО 2
САВЛ, САВЛ... 7
ХЕРЦБРУДЕР 8
РААВ БЛУДНИЦА 9
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ДОЧКИ 9
ВЕЛИКОПОСТНЫЕ САЛОЧКИ 13
СОРОКОВОЙ ДЕНЬ 16
ПРОТИВНЫЙ СЛУЧАЙ 21
УБЛЮДОК 24
ГРУЗИЯ 26
Примечания 30
Херцбрудер
В сборник Ольги Комаровой (1963 - 1995) вошли рассказы "Крыса", "Комаровство", "Савл, Савл..", "Херцбрудер", "Великопостные салочки", "Сороковой день", "Противный случай", "Ублюдок", "Грузия".
Ольга Комарова
ПРЕДИСЛОВИЕ
Издание этого сборника нарушает последнюю волю автора, Ольги Комаровой (1963-1995). Ольга не хотела, чтобы ее рассказы, впервые увидевшие свет на страницах тогда еще машинописного "Митиного журнала", когда-либо переиздавались. Она отказалась от всего написанного, настоятельно просила уничтожить рукописи.
Ольга Комарова была первым, в буквальном смысле первым автором "Митиного Журнала". Когда в 1984 году мы собирали пробный номер, надеясь на то, что журнал не будет похож ни на одно из существовавших в ту пору многочисленных машинописных изданий, художник Кирилл Миллер принес небольшую рукопись - рассказ своей приятельницы из Москвы. Это была "Крыса" - первый опыт в прозе двадцатилетней Ольги Комаровой. Рассказ, открывший вышедший в январе 85-го первый номер "Митиного Журнала", стал своего рода эстетическим манифестом издания. Можно сказать, что именно благодаря Ольге журнал состоялся.
В ту пору у Ольги был бурный и довольно безрадостный роман с одним из заметных ленинградских персонажей, она часто приезжала из Москвы повидать своего приятеля. Мы подружились. Всякий раз Ольга привозила новые рассказы и вскоре стала постоянным автором журнала. Она была очень ранимым и, кажется, глубоко несчастным человеком.
Ольга страдала редким психическим расстройством. Одержимая манией чистоплотности, она вынуждена была раз, а то и два в день стирать всю свою одежду, вплоть до верхней. Из-за этого даже в лютые морозы она ходила в тонкой ветровке. Сейчас, перечитывая ее рассказы, я замечаю, как часто Ольга использовала хорошо знакомый психоаналитикам образ нечистой кожи - шелушащейся, сохнущей, покрытой сыпью. Навязчивое ощущение собственной нечистоты стало для нее поводом для мучительного самоистязания.
Похоже, что родом душевной болезни была и фанатичная религиозность, охватившая ее в последние годы жизни. Поначалу казалось, что ее увлечение православием - нечто напускное, не более, чем дань моде. Вероятно, на первых порах, когда она писала о крещении в унитазе или сравнивала церковную службу с балетом, так и было. Но постепенно религия сделалась единственным ее интересом. Это был пугающий, болезненный фанатизм. Кажется, она даже вступила в какую-то секту. Именно тогда Ольга перестала писать и твердо решила, что ее литературные опыты были "бесовским наваждением".
Наши встречи становились все более редкими, разговоры пустыми. Всякий раз она требовала, чтобы ее рукописи были возвращены ей или уничтожены. Под разными предлогами я уклонялся.
Последний раз я видел ее зимой 92-го года. Не помню уж по какой надобности я оказался на семинаре, посвященном тоталитарным сектам. Болтливые правозащитники, попы в унылых рясах, родители подростков, сбежавших в "Белое братство"... Я не сразу узнал Ольгу. В одном из последних рядов в заполненом едва ли на треть огромном зале одиноко сидела, как мне сперва показалось, старушка в черном. Черным был и по-крестьянски повязанный платок, почти скрывавший бледное безжизненное лицо. Я кивнул ей. Она не ответила, не знаю - намеренно или просто не заметив. Больше мы не виделись ни разу. Года два спустя я узнал, что она погибла в автокатастрофе.
Нарушение авторской воли кажется делом малопочтенным, хотя известное решение Макса Брода и свидетельствует об обратном. Как поступить, если достоинства текстов, предназначенных автором к уничтожению, неоспоримы? Мы, друзья Ольги Комаровой, решили все же собрать под одной обложкой рассказы, которые нам удалось сохранить.
Дмитрий Волчек
КРЫСА
Никто и не заметил, как выросла эта сиротка. Да она вовсе и не была сироткой - это ее выдумка так себя называть. Ее родители были очень бедны, но это не означает, что их не было совсем. Она выросла и объявила:
- Я хочу быть женой царя.
- Как же ты можешь быть женой царя? - спросила мать. - Ты, нищая дурнушка, которая до сих пор ходит в рваном детском платьишке, едва прикрывающем зад, хоть я и купила тебе новое - не бог весть какое, зато без дыр и жирных пятен - на последние, между прочим, гроши. Циркачка. Не смеши людей и не позорь родителей.
- У меня вместо души зеркальный шар - как же мне не стать царицей? Царю нужна нищая жена. Новое платье мне ни к чему - не буду же я носить наряд от дешевого портного! Люди еще ни разу не лопнули от смеха, а родителей у меня нет вовсе.
В этот момент отец с матерью сошли с ума и отправились за помощью к художнику, а сиротка принялась грызть яблоко. Откусит кусочек - и смотрит, как из яблока капнет сок - сладкий сок - прямо на траву.
Тем временем пришли мальчишки и поколотили сиротку. Потом они усадили ее на землю, прислонив спиной к дереву. Она разжала кулак - яблоко было не доедено - и она снова откусила кусочек.
- Не дури, - сказал один из окружавших ее врагов, - царь женится не на тебе, а на моей сестре.
- А кто твоя сестра?
- Княжеская дочь. Вот.
- Видишь ли, - задумчиво сказала сиротка, потирая грязным пальцем фонарь под глазом, - у нее и так целое княжество - зачем она царю? Государство минус княжество - вот и все, что ей может дать царь. У царя может быть только нищая женщина, иначе какой же он царь?
- Значит он женится на соседке - принцессе.
- Тогда они останутся ни с чем. Государство минус государство - вот и приехали.
- У твоих родителей есть дом.
- А у меня нет ничего, кроме этого платья, да оно мне и не понадобится, когда я стану царицей. А родителей у меня нет вовсе. Я сиротка. Подумайте получше.
Мальчишки подумали и побежали жаловаться учителю.
- Странно, - сказал тот, - ты что, чокнутая?
- Сирот никогда не видал?
- Во всяком случае, я не видел тебя в школе.
- У тебя школа для царских невест? Будь я чокнутая, я бы давно была замужем за врачом. Что же будет с нашим государем, ежели он меня лишится? Разве ты желаешь, чтобы он утопился?
Тут прибежал наконец художник. Он бежал так быстро, а остановился так резко, что рассыпал все свои краски. Мальчишки бросились собирать их, разгребая огрызки и вишневые косточки.
- Сумасшедшая! Очаровательное дитя! Можно я напишу твой портрет?
- Стану я растрачивать себя попусту! Что же останется царю? Разве может царское величество отразиться в раскрашенном зеркале? - сиротка вынула еще яблоко.
- Слушай, - учитель подмигнул художнику, который от волнения опустился на траву рядом с левым сапогом стоявшего на посту полицейского, - а царский сын тебя не устраивает?
- Не сбивай меня с толку. Какой де это царь, если не им все кончается. У царя нет сына. Подумайте.
Все подумали.
- А ведь у царя действительно нет сына.
- Шла бы ты в другое государство, - вмешался полицейский, - сколько от тебя несчастий! Ищи себе другого царя и морочь ему голову.
- Хам. Я здесь живу. Мне нужен лишь наш государь. А других стран нет на свете. Подумайте.
Все подумали.
- А ведь действительно нет.
- А переселяйся ко мне, - предложил художник, так и сидевший у ног блюстителей порядка, - мы венчаться не будем, и при первой же возможности ты выйдешь замуж за царя.
- Ты глуп во всем, что не касается твоего гения. Художник не заменит царя даже на время. А потом что? У меня будет художник, значит, от царя мне достанется царство без художника. Не обижай меня, нищую девушку.
А в двух шагах, под кустом, заседали демократы.
- Вы только послушайте, что говорит эта гнусная монархистка! Эй, разве царь хозяин земли?
- Конечно, уважаемый председатель.
- Не совестно тебе лизать подножие трона этого мрачного деспота?
- Не совестно. Я невеста его.
Демократы обиделись и ушли заседать под другой куст, подальше.
- Ну разве так можно, - пожурил сиротку учитель.
- Если победят эти болваны, я кончу в публичном доме.
- Почему? - оживился художник.
- Царство общее, значит, и я общая?
- Очень ты нам нужна, - послышалось из-за куста.
Сиротка зевнула и пристроилась спать у стены дворца.
Тут появились заговорщики с листовками, бросили их в толпу и, громко топая, разбежались. Все, включая полицейского, углубились в чтение. Оказалось, что под тем вторым кустом сидели сумасшедшие родители, и они вместе с демократами придумали вот какую пакость.
Наутро сиротка проснулась и, задрав голову, посмотрела на окно, которое в этот момент распахнулось, и оттуда высунулся человек в короне.
- Ты сиротка? - спросил тоскующий царь.
- Разумеется.
- Заходи.
И царская невеста поплыла к украшенной резьбой двери.
- Теперь меня будут окружать красивые вещи, - подумала она, - и не будет болеть моя зеркальная душа.
Споткнувшись обо что-то, она вдруг заметила, что это учитель у нее под ногами.
- Тебе чего?
- Деточка! Зачем же ты ешь лук по вечерам? Вредная мужицкая привычка. Как же царь тебя целовать будет?
- Врешь, не ела я лука. Я только яблоки ем.
- Ну значит, это твой природный запах. Что свидетельствует о принадлежности к низшей касте.
- Врешь?
- Вру. А если нет?
Врет? - думала сиротка. - А если нет?
И она пошла к художнику. А тот, завидев ее, убежал. А мать сказала: что-то нынче возле дворца луком запахло... Тогда несчастная невеста отправилась на базар. Мальчишки побежали впереди, чтобы предупредить народ, и когда сиротка шла мимо торговых рядов, люди шарахались от нее, зажав носы. "Врут? - думала она, - конечно, врут. А если нет?"
Неподалеку от рыночной площади в деревянном домике жил музыкант, который, играя всю жизнь на саксофоне, давно утратил способность различать запахи. Сиротка вошла и села на пол.
- Тебе со стороны виднее. Врут или нет?
Музыкант протянул сиротке чашечку кофе.
- Я думаю врут.
- А вдруг нет?
- А хочешь, я научу тебя играть на саксофоне?
- Нет, маэстро. Не отнимай у меня музыку. На что мне царство без музыки?
- Из тебя выйдет прекрасная музыкантша. Я возьму тебя в свой ансамбль - такой будет джаз - весь мир сойдет с ума. Я чую в тебе талант. А?
- Нет у меня таланта. Ничего нет. Я сиротка.
Тут в окно влетел большой камень и убил музыканта. Сиротка поставила чашку на стол, взяла под мышку саксофон и вышла на крыльцо.
Толпа свистела и размахивала флагами с надписью:
"Долой луковую царицу!" В переулке демонстранты давились от смеха, а отец с матерью стояли на коленях.
Сиротка задумчиво дунула в саксофон и отправилась странствовать. Она пришла в чужую землю и, разыскав в лесу охотника, спросила, правда ли, что от нее пахнет луком. Но охотник говорил на чужом языке, а она на родном. Чужой охотник не понял родного языка, и неумытая сиротка побрела дальше. Колдунья тоже ничего не смогла ей ответить. Тогда ей пришлось вернуться на родину.
Из жалости ее взяли на работу в ночное заведение "Конфуз", что напротив домика умершего музыканта. По-прежнему у нее было только детское платьице и чужой саксофон, из которого она по вечерам извлекала весьма странные звуки - ее там и держали за дурочку. Играть она так и не выучилась, да и не хотела - душу берегла. А сколько ни пыталась хозяйка убедить ее, что раз уж она тут - могла бы и с гостями подзаработать, - все не слушала. "Царская невеста блюдет девственность", - отшучивалась хозяйка.
Свет, желтый и липкий, заливал столики, которые со временем тоже стали желтыми и липкими. Сиротка сидела на полу, пряча свои пустые глаза. С саксофоном она не расставалась. Пьяный поэт бренчал на лире, полицейский плясал с самой молоденькой из девиц, художник давно уронил голову на стол. Тут пришел один князь и сказал, что царь не знает, куда себя девать от тоски.
Сиротка встала и пошла к выходу, продолжая дуть в саксофон. Никто ее не остановил.
- Ты постарела, - сказал царь.
Она кивнула.
- И до сих пор сиротка? Долго же ты шла. А знаешь, что я тебе не царь? Знаешь, что мало моего царства для зеркального мира? "Блаженны нищие духом..." - помнишь, что дальше?
- И не поцелуешь меня? Разве от меня пахнет луком?
- Дура. Шла бы от греха.
Ночь, день сидит сиротка у дворцовой лестницы, смотрит пустыми глазами на свои грязные ладони. На вторую ночь из дворца выходит царь.
- Ты куда ползешь, царь?
- Топиться иду.
- А...
Царь удалился, сиротка превратилась в крысу - это первое, что пришло в голову. Крыса вырыла норку и хотела втащить туда саксофон, но он уместился лишь наполовину. Шла мимо монахиня, наклонилась и постучала по саксофону. Крыса высунула острую мордочку.
- Надо было богу молиться, - сказала монахиня.
- Нужна ты богу!.. - сказала крыса.
КОМАРОВСТВО
Комаров был убийца. Мне бабушка про него песню пела - и... черт его знает, почему этот Комаров меня так волнует? Будто бы дело в том, что я тоже Комарова... Но я вовсе не от него происхожу, хоть я и Комарова и мама моя Комарова, а бабушка моя, когда выходила замуж за моего дедушку Комарова, даже отказалась взять его фамилию, чтобы не оказаться однофамилицей знаменитого разбойника Комарова. Боже мой, как славно - вы думаете, должно быть, что разбойник это нечто такое лохматое в окровавленной рубахе - ну, русский мужик гуляет. Ничего подобного - это совсем другого рода разбойник - московский, мещанский, православный, черт возьми - в гетрах и штиблетах, брючки такие коротенькие и хлыстик в руке - так бабушка его описывала, хоть никогда его и не видела. Простите, но я в него даже несколько влюблена. Вот бы родилась пораньше, так я б за него, ей-богу, замуж пошла. Как вы думаете, женился бы он на мне или не женился? Представляете, перед алтарем с этаким злодеем - есть в этом что-то такое... православное. А так... В общем, была у него жена - они на пару работали. Жаль только, бабушка песню плохо помнит... Чего-то такое:
В Москве, у Калужской заставы,
Всем известный там жил Комаров,
Торговал он на конном конями,
Народ грабил почище воров.
Только конный базар открывался,
Появлялся тут с хлыстиком он,
Меж приезжих крестьян он толкался,
Набивался с дешевым конем,
а дальше своими словами, что, дескать, конь у него был - ух какой - и стоял себе на конюшне спокойненько, а Комаров этих приезжих крестьян к себе зазывал коня смотреть, а там хвать "в переносье молотком", денежки себе забирал, кровь куда-то там спускал, в корыто какое-то, чтоб на дорогу не капала (тогда уж, наверно, топором, а не молотком - откуда уж тут кровь, если молотком-то - ну и вообще топором куда красивее, если принять в расчет гетры и штиблеты), потом запрягал в пролетку коня этого самого - статный был конь - и увозил покойничка за город, стало быть, в Подмосковье.
Вот вышла бы я за него замуж и жили б мы сами по себе в лучших традициях Домостроя. Честное слово, я бы его слушалась, и приезжих крестьян он бы отвозил не с какой-то там абстрактной женой, а со мной, такой же Комаровой, как и он сам - барынька такая московская едет себе в пролеточке! Недаром меня в школе Комарихой дразнили и били всем классом при случае - чувствовали, наверно, что что-то тут не то. Кстати, детей бы я ему нарожала и учила бы их сама. Господи! Какие б они у меня умненькие были и красивые - разбойничье гнездо посреди Москвы - мафия такая комаровская. И в церковь бы ходили каджое воскресенье, чтоб молиться. А то - Гедда Габлер!.. Нет, знаете ли, у нас тут Москва. И библиотека бы у меня была, и изучала бы я, знаете что? - мою любимую скандинавскую мифологию. И написала бы весьма восторженное исследование, поскольку уж все были мистикой озабочены, не в Москве, правда, а все больше в Петербурге, а я бы свою мистику устроила и мистерии бы разыгрывала и Третий завет бы написала на основе Старшей и Младшей Эдды. Вот, скажем, был такой бог Бальдр - сын Одина и Фрейи, что ли? - такой был весь белый - кожа белая, волосы белые, ресницы белые - воплощенная русская зима, снег, снег, чистый-чистый, что может быть чище мороза - а вы умеете получать наркоманское удовольствие от холода? Представляете, поцеловать его, а он как лед холодный? То-то. А то: "русская душою, сама не зная почему..." Да, ну так вот - несчастная Фрейя взяла клятву со всех предметов, что они не будут убивать ее снежного холодного сына, а эти вечно пьяные боги устрроили себе забаву - стали в него камни, копья, снежки, может быть, кидать, а он стоит себе, так бы до сих пор и стоял, если бы не этот вредный бог огня, которого они потом к скале приковали, как греки Прометея. Ну в общем он там одному слепому подсунул веточку, которая ничего Фрейе не обещала; бросил слепой бог эту веточку и убил Бальдра. С тех пор я люблю есть снег. Да, но Бальдр воскреснет - потом уже вместе со всеми, после конца света. Что, скажите, что может быть православнее этого зимнего Бальдра, хоть это все и не в России было? Да посмотрите же вы на себя в зеркало - помесь татар с викингами, не считая семитских очков на носу, так что не отмахивайтесь от моего снега. Чистота на дворе почти райская - как хорошо - и на тебе: вышла в рождественскую ночь из церкви - автобусов нет, я пешком иду и твержу себе под нос Иисусову молитву, а за мной мерзкий такой типчик по пятам идет и твердит, что ему нужна женщина. Господи! Снега, снега, больше снега, обожраться снегом, лопнуть от снега! Пришлось поймать машину и удрать от приставалы. А был бы жив Комаров - он бы его хлыстиком по лицу, чтоб шрам остался. Интересно, когда Бальдра убивали, кровь текла, или талая вода? Бог с вами, какая сейчас политика, скоро наступит царство Бальдра - вот вам страдающий бог - только не бог плодородия, а совсем наоборот. Мы же только зимой можем очиститься от летнего пота - вот какая бы я была замечательная женщина, если бы я была женой Комарова.
- Дрын!
- Алло!
- Машка!
- Ну?
- Ну. Посиди послезавтра с дитем, а? Очень надо. И вообще тут у меня Ефим сидит - приходи. Он нынче в общительном настроении - такое говорит, что мне одной слишком много.