* * *
Лейтенант Грошев и Кеша пошли на голос. Быстро прошли узким проулочком между двумя заборами и оказались у маленького круглого пруда. На пруду, недалеко от берега, плавали гуси. Они держались стайкой. Время от времени заводили разговор ржавыми голосами. На берегу тётя Нора и Ариадна ракетками кидали друг другу теннисный мячик. А кричала та самая тётка с парома, которая назвала Кешу самым ненавистным ему словом Развелитутсобак. У тёти Норы были каменное лицо, у Ариадны - испуганное. Теннисный мячик говорил: пок-пок-пок.
- Что случилось? - спросил лейтенант Грошев. - Вроде по радио хорошую погоду обещали, а тут гром гремит.
- Вот, товарищ милиционер, полюбуйтесь. Я тут птицу пасу, а они на выпасе который день мяч гоняют. Гусю от этого вред.
- Ну? Гуси спортом, стало быть, не увлекаются?
- Да какой тут спорт? - не поняла его тётка. - Штраф надо наложить, и всё тут. Я уже и заявленьице писала.
- Прочёл с интересом, - сказал лейтенант Грошев.
- Вы, значит, наш участковый будете?
- Да уж и есть с сегодняшнего дня.
- Вот и ладно. Значит, я там всё описала. Непорядок, чтоб гусей пугать.
- Это и есть перепуганные гуси? - кивнул лейтенант Грошев в сторону пруда.
- Мои, как же, мои это гуси.
- Да вроде у них настроение бодрое, а?
- Чегой-то? - не расслышала тётка.
Тётя Нора, кока лейтенант Грошев говорил, стояла неподвижно, как статуя в парке, и глядела куда-то вдаль, поверх гусиных голов.
Ариадна сначала испугалась, увидев милиционера, потом, почувствовав, что бояться нечего, подняла голову.
- Рекс, Рекс, тётя Нора, это же наш Рекс! - загудела басом Ариадна. Она кинулась к Кеше.
Кеша попятился, вспомнив о несговорчивой калитке, попытался спрятаться за ногу лейтенанта Грошева. Вид собаки вызвал у тётки новый прилив красноречия.
- Видите, видите, товарищ милиционер! Собак водют. Собака тоже может гуся угрызть. Штраховать, одно слово!
- Кого штрафовать, собак, что ли?
Тётка на мгновение оторопела, но, поняв, что лейтенант Грошев шутит, сама захихикала.
Потом, боясь, чтобы ее не перебили, стала быстро-быстро говорить:
- Я в город молоко вожу. Мне одна женщина, учёная очень, даже сказала: от собак деревьям извод, сохнут они, значит…
- Что же они, собаки, керосином, что ли, заряжены? - перебил её лейтенант. - Всё дело-то яйца выеденного не стоит, нашли о чём заявление писать. Ну люди, ну гуси, ну собаки… В мире надо жить, вот что!
- А штраховать? - спросила тётка.
- Да некого и не за что, - спокойно ответил ей лейтенант Грошев.
Он козырнул сначала тётке с парома, потом тёте Норе и быстро пошёл прочь. Кеша кинулся за ним.
- Ты чего это, ласковый? Рексом тебя зовут?
- Да нет. Я же рассказывал. Это там, где калитка.
- А-а, ну-ну, - сказал Грошев, думая о чём-то своём. А потом сказал, видимо что-то додумывая, вслух: - Грамотные. Пишут. Руки грамотные, а души тёмные. - И обращаясь к Кеше: - Ну вот и пришли!
Домик милиции был маленький, в четыре окна, обшит досками и покрашен синей краской.
Палисадника у домика не было, а прямо возле крыльца цвёл куст сирени и росла мальва - вытянулась уже, но еще не цвела, раскачивала на ветру длинные стебли с бутонами.
- Это наше отделение, - сказал лейтенант Грошев.
На вывеске было написано: "Пореченское отделение милиции".
- Погоди на крылечке, я сейчас, ласковый, и пойдём тогда.
- А они меня не прогонят?
- Кто "они"? Тут народ хороший. Никого не бойся. Кеша сел.
Лейтенант Грошев зашёл в синий домик и очень быстро вышел.
Кеша тут же поднялся ему навстречу.
- Вот дела-то какие. Ещё поработать надо. Какой-то пацан Харитонов пропал. Убежал из детского сада. Харитонов. А как звать - неизвестно. Дежурный не понял. Два раза, говорит, переспросил. Отвечают: "Хвостик". А какое же это имя для пацана "Хвостик"? Ну, ласковый, пойдём искать. Поможешь мне, ладно? А потом уж и твоего приятеля разыщем.
Глава седьмая
ПРЕСТУПНИКИ В БУЗИНЕ
- Ты погоди, цыплачок. - утешал дедушка Колдырь, - Ну не плачь, не плачь, я это так сказал. Сейчас уладим. Иди-ка сюда.
Дедушка повёл Ростика за дом. За домом были грядки. Над молодыми ещё огуречными плетями, покачиваясь, расцветали маки.
К стволу высокой и голой, одной-единственной на огороде, сосны был прибит рукомойник. Кусок серого хозяйственного мыла лежал на блюдечке, прямо на земле.
- Мой ноги-то, - сказал дедушка и большим пальцем правой руки нажал носик рукомойника.
Из рукомойника потекла тёплая, нагретая на солнце вода. Ростик сбросил сандалии.
- Ну вот, то и сё, вроде керосин отбили.
- А всё-таки как собака-то, дедушка, а? - спросил Иван.
- Собака-пёс? Искать будем. Только тебя-то вот, цыплачок. как бы маманя искать не стала.
- А мама в городе, на работе. Она на льнокомбинате работает.
- Ну, стало быть, не угадал. Бабаня, стало быть.
- Нет, бабушка далеко живёт, в Пензе.
- С кем же ты живёшь?
- С детским садом.
- С кем, с кем?
- Ну, на той стороне, - вмешался Иван. - За переправой. Сад. Льнокомбинатский.
- А-а-а, то-то я тебя на пароме видал. С собакой-псом. Погоди, дак тебя там хватились небось, в саду-то!
Ростик опустил глаза.
- Я не знаю, что делать, - честно признался он.
Ростику пришлось рассказать дедушке Колдырю всю историю с самого начала.
- Глеб, говоришь? - переспросил дедушка. - У кого же это внучонок Глеб?
- А есть ещё Кирилл и Мефодий, - некстати вылез со своей учёностью Иван. - Они азбуку сочинили, Чего смеяться-то? Буквы изобрели.
- Да это, никак, Митрия Глебыча, - продолжал размышлять дедушка. - У них всегда в роду Глебы. Да, Митрий Глебыч он как можжевеловый корень, характерный… Вот чего, чурачки. Людей так нельзя тревожить. Ты, Ванюш, давай на паром да мальца в его детский сад проводи. А то они там иэмытарются, чай, уже заискались.
- А как же Кеша? - приуныл Ростик.
- Да схожу к Митрию Глебычу, погляжу. Может, он, собака-пёс, туда сам придёт.
- Кеша умный, - сказал Ростик.
- Ясно, умный, - подтвердил дедушка. - Ну, в добрый час, цыплачки. Ванюшка, ты потом зайди, я тебе камеру-то залепил, сохнет.
Иван и Ростик пошли обратно к посёлку.
Некоторое время шли молча. Солнце зашло за облако! В роще было уже не так светло. И на душе у Ростика тоже было мрачно.
- Ростислав, слышь, па минутку домой зайдём, есть охота. Бабушка оладьев напекла.
Бот и лавочка. Вот и калитка. Иван нырнул во двор. Ростик остался ждать. Сколько собачьих следов на дороге! А вдруг Кешины? Нет, наверно, не Кешины. Мало ли собак ходит по дорогам!
Из калитки выглянул Иван. Выражение лица у него было хитрое. Он подмигнул Ростику и скрылся. А через секунду калитка не просто открылась, а как-то с грохотом отпрыгнула. Иван стремительно выкатил со двора мопед.
- Видал?! - кричал Иван в полном ликовании. - Видал?! Федька мопед запереть забыл. Айда, сейчас до парома доедем!
- А разве тебе разрешат?
- А кто спросится-то? Ведь он его не запер! Мопед слепил глаза никелем. Сзади за седлом был голубой багажник.
Иван скомандовал:
- Садясь на багажник. Ростислав! Сейчас до парома доедем.
Ростик влез на багажник, сел. Иван взгромоздился в седло, нажал па педали. Мотор не завёлся. Ивана это не смутило.
- Слезай! С горы поедем, он с горы заведётся. Иван почти бегом повёл мопед за красные резиновые ручки. Ростик поплёлся за ним, последний раз с тоской оглянувшись на собачьи следы. Кешины? Или не Кешины? Может, дурак, что не подождал на лавочке? Может, Кеша приходил?
Иван выкатил мопед на дорогу. Она спускалась внял крутым скатом и соединялась с большой дорогой, но которой Ростик и Кеша утром поднялись от берега к посёлку. Там торчал уже знакомые Ростику осокорь, и бузинные кусты тоже были па месте. Паромный причал был скрыт за поворотом, зато виднелся тот берег, поросший соснами, и стайка белых уток у того берега, и чья-то лодка возле травы.
"Как далеко отсюда видно", - подумал Ростик.
Солнце опять выглянуло из-за облака. Высоко в небе, неслышный с земли, казалось, медленно плыл-уплывал маленький блестящий самолёт. Запел жаворонок. Ростик поискал глазами, где он поёт, но не нашёл. Возле дороги росла серебристая полынь. Ростик сорвал листок, растёр пальцами, понюхал. Мама всегда так делает.
- Вроде бы дорога не очень крутая, - сказал Иван. - Чего смеяться-то! Я видел, как с неё раскатили "Москвича", а потом он завёлся. А это - мопед. - Он что-то покрутил возле руля, постучал по голубым щиткам, попробовал, крепкие ли спицы, надуты ли шины. Словом, явно подражал старшему брату Федору, владельцу нарядного мопеда. - Ну, садись. Ростислав!
Ростик опять залез на багажник. Иван, переваливаясь с боку на бок - ноги ещё толком не доставали, - стал жать на педали. Мопед двинулся, как самый простой велосипед. Мотор молчал. Но с горы машина поехала быстрее, и скорость её всё увеличивалась на спуске. И вот уже мопед несётся почти сам по себе, нисколько не желая слушаться Ивана. Иван вцепился в руль так, что у него пальцы стали лиловыми. У Ростика во рту противно дрыгает язык. Какие-то камешки подскакивают с дороги и больно бьют Ростика по ногам, и ударяются о спицы, и спицы неприятно взвизгивают.
Иван напряжённо смотрит на дорогу. А дорога сама как-то странно кидается под колёса. Мопед совсем перестаёт ему подчиняться, он едет вовсе не туда, куда ого старается направить Иван. Вот мопед неожиданно свернул с дороги, три раза подпрыгнул на кочках и свалился. Руль свернулся на сторону, и переднее колесо как-то жалко скособочилось. Ростик упал боком. Он ушибся, но не сильно: с багажника всё-таки не так высоко падать. Иван перелетел через руль и расшибся сильнее. На скуле у него краснела ссадина, и руки он ободрал, и колено зашиб. Вид разбитого мопеда здорово его испугал. Он попытался поднять машину, потом опять положил, стал выправлять переднее колесо, но оно не выправлялось. По дороге кто-то спускался к парому. Иван оглянулся. Батюшки мои, милиционер!
- Иди сюда, прячься! - крикнул Иван и ринулся к кустам бузины.
Он дёрнул Ростика за руку и втащил его под кусты. Там не было травы, земля была взрыта дождевыми червями, пахло сыростью, каким-то лекарством и погаными грибами. У Ростика на ноге саднила содранная кожа да ныл слегка локоть левой руки. Ему опять, как тогда на пристани, показалось, что он заболевает.
Глава восьмая
ЕЩЁ ТРЕВОЖНЕЕ
- Ну что, Мария Васильевна?
- Да говорят, какой-то лейтенант Грошев его ищет. Говорит, никаких несчастных случаев не было. Успокаивают.
- Ох, ужас, ужас! Мария Васильевна, давайте звонить на льнокомбинат.
- Придется.
- Звоните, Мария Васильевна.
- Елизавета Елизаровна, вы звоните, я к ребятам схожу. Они там с Дусей, надо её на кухню отпустить.
* * *
- Ну вот, молодец, Саша, хорошо вылепил мишку.
- Это не мишка, это собачка.
- Ах да, да, хорошая собачка.
- Мария Васильевна, и у меня собачка.
- Да, да, и у тебя. Павлик, а ты что так сидишь?
- Я не так сижу.
- Но ты же ничего не лепишь.
- Не леплю.
- Что ты сегодня капризничаешь, Павлик?
- Я не капризничаю. Я Ростика жду.
- Ох, наказание!
* * *
- Девушка, да послушайте же, девушка, я льнокомбинат просила! Как это не отвечает? Ну, цех не отвечает, в завком позвоните, я же вам два номера дала.
* * *
- Ну что?
- Ничего. Не соединят никак. Сейчас ещё покручу.
- Давайте я сама.
- Хорошо, Мария Васильевна.
* * *
- Поречье? Поречье, что там льнокомбинат? Жду. Алло! Алло! Товарищ Харитонова? Это Мария Васильевна. Из детского сада.
- Мария Васильевна? Что случилось, Мария Васильевна?
- Да нет, вы не тревожьтесь, вы только не тревожьтесь!
- Что случилось? Что с Ростиком?
- Он кашлял, был в изоляторе.
- Что случилось? Он заболел?
- Он ушёл…
- Как - ушёл? Куда? Я ничего не понимаю.
- Он недолго был один. Я пришла кормить его обедом…
- Его с обеда нет?
- С обеда нет.
- Боже мой, там ведь река!
- Да нет, река ничего. Мы в милицию звонили.
- Почему в милицию? Я сейчас приеду. Алло! Вы слышите? Я сейчас такси возьму и приеду. Где же он, боже мой! Я приеду!
- Она приедет.
- Мария Васильевна, я к реке пойду.
- Хорошо, Елизавета Елизаровна, только вы что-нибудь примите, на вас лица нет!
Глава девятая
"ХАРИТОНОВ - ЭТО Я"
Иной раз шаг шагнёшь - просто шагнёшь, а другой раз шагнёшь - и что-то важное случится. Уже сколько улиц прошли лейтенант Грошев и Кеша совсем понапрасну, а на этой улице Кеша вдруг что-то почувствовал, заволновался. Это же Глебова улица! Вот гора свежего песку у чьего-то забора, вот сгорбившаяся от старости, дуплистая, вечно о чём-то вздыхающая ива, а вот и Глебова калитка!
- Ты что это, ласковый? Что тебе померещилось?
- Здесь, здесь! - крикнул Кеша, - Здесь живет Глеб. Вот тут, тут!
Лейтенант Грошев подошёл к калитке. С той стороны сомкнутым строем стояли высокие кусты жёлтой акации. За забором разговаривали два голоса, а людей не было видно из-за густой зелени кустов.
- Всякий на свой манер воспитывает, - говорил сердитый голос. - Без зверья обойдёмся.
Другой голос возражал ему:
- Да не прав ты, Митрий Глебыч. Всякий зверь человека слабее, потому как разум и слова ему не дадены. И оттого ему забота нужна и защита. А забота-то, она душу мягчит. Кто в малолетстве жалость к живому имеет, тот вырастет - к людям душой обернётся, сердцем прилепится.
- Сказал уж… - опять вступил в разговор сердитый голос. - Псарню в саду разводить не позволю! У меня в саду клубника. И в доме у меня чистота.
Лейтенант толкнул калитку. Где-то к калитке был приделан звонок. Калитка открылась - звонок позвонил,
На узкой садовой дорожке стоял Дмитрий Глебович - Глебов дедушка.
- Ошибка, - сказал он лейтенанту Грошеву. - Сюда милицию не вызывали. Вам нужен дом семь, а наш - девять.
- Зачем мне дом семь? - удивился лейтенант Грошев. - Мне дом семь совершенно ни к чему. Мне Глеб нужен.
- Глеб? Когда же это он накуролесил? Он и за калитку-то вчера не выходил!
- А где он?
- Нету. Увезли. Заболел, и увезли.
- Куда?
- На аэродром, - сказал Дмитрий Глебович с раздражением. - Фокусы.
- Какие фокусы?
- Лечить.
- Как - лечить?
- Так вот. Новомодные фокусы. Парень коклюшем заболел, кашляет, так ему вместо тёплого молока с медом самолёт прописали. На самолёте, мол, если, мол, по воздуху полетать, кашель, мол, проходит. Фокусы и один пустой расход.
- А, по-здорову ли, милок!.. - Это лейтенанта Грошева приветствовал возникший из-за куста акации дедушка Колдырь. - Ну, дак, то и сё, бывай, Митрнй Глебыч.
Он обошёл Глебова дедушку, сойдя с узкой дорожки - на ней было не разойтись, - и вместе с козырнувшим Дмитрию Глебовичу лейтенантом Грошовым вышел за калитку. Калитка опять позвонила.
Кеша, не дозевав очередной нервный зевок, подбежал к ним.
- Вот ты где - собака-пёс! - поразился дедушка Колдырь. - А цыплачок то уж какой иск из-за него принял.
- Тут что-то все друг друга обыскались, - усмехнулся Грошев. - Я тоже насчёт всяких "цьшлачков" розыск веду… Фома Никитич, тороплюсь, хочу до пристани дойти.
Лейтенант Грошев и дедушка Колдырь, слегка прихрамывая, пошли рядом, а Кеша за ними сзади - шаг в шаг.
- Так что это за "цыплачок"?
- Да тут один из-за собаки-пса из детского сада вбежки убежал.
- А кто такой? Из какого сада? Как фамилия?
- А я не пытал фамилию. Из льнокомбинатского сада. А что, хватились?
- Одного какого-то хватились, запутаешься тут с ними! Их тут вроде бы целых два бегают.
- Ну, я этого-то назад наладил. Ванюшку с ним к парому послал.
- Так. Съезжу-ка я на ту сторону, узнаю.
Вышли на дорогу, ведущую к пристани. Показалась купа бузинных кустов. На дороге никого не было, но Кеша насторожился. Он остановился, его чёрный нос заходил из стороны и сторону.
Ветер, долетевшим от бузины, принёс знакомый запах. Кеша помчался к кустам:
- Ростик! Ростик!
В ту же минуту дедушка Колдырь взмахнул руками, удерживая равновесие. Он споткнулся о колесо искалеченного мопеда. Лейтенант Грошев сделал шаг к нему. В этот момент из бузинных кустов выполз на дорогу перепуганный Ростик, а в противоположную сторону, прочь от дороги, шастнул Иван.
- Ванюшка! Ах ты, ботало коровье, стой-ка! - Голос у дедушки Колдыря был необычный, сердитый.
- Так, - сказал лейтенант Грошев. - Это что, марсиане тут приземлились? - Он показал на разбитый мопед.
- На Марсе воздуха в восемь раз меньше, чем в земной атмосфере, - мрачно сказал Иван. - Там человеческие существа обитать не могут.
- Да? Поди ж ты! Так это, может, кто-то чужой мопед разбил, а?
- Ты чего ж это в сад-то не вернулся? - спросил Ростика дедушка Колдырь.
- А ты кто такой? - одновременно спросил его лейтенант Грошев.
- Ростик.
- А Харитонов кто? Он с тобой?
- Харитонов - это я, - прошептал Ростик.
- Ты?
Лейтенант Грошев захохотал.
- Хвостик! Дежурный-то не понял! Ростик, значит, а не хвостик, как это я не догадался! Ну, небеса проясняются. Значит, вместо двух пропаж - одна, и та нашлась.
Он опять засмеялся, а потом строго сказал Ивану:
- Ну, вот что. Ты давай транспортируй мопед домой, получай за это порцию благодарности, а завтра чтоб в отделение пришёл.
- Зачем? Я ничего не сделал… - заканючил Иван. - Это Федькин мопед, не чужой.
- Я уж понял, что Федькин.
- Так я что? Я его в детский сад вёз, я не виноват, это центр тяжести сместился…
- Разговор у меня с тобой завтра будет, профессор.
Хмурый Иван поднял машину. Ни на кого не глядя и ни с кем не простившись, стал толкать упирающийся мопед вверх по дороге. Маленькая аккуратная птичка трясогузка, которая в этот момент переходила дорогу, отлетела в сторону и опять зашагала, недовольно покачивая хвостиком.
- Ну что, милок? - обратился дедушка Колдырь к лейтенанту Грошеву. - Я, может, пойду? Завтра утром смолу курим, там разобраться надо бы.
- Идите, Фома Никитич. Я сейчас на катере его отвезу.
Кеша поглядел на Ростика, потом па лейтенанта Грошева.
"А что же будет со мной?" - спрашивали его глаза.